Кенай (Аляска)

Город Кенай (англ. Kenai Страна СШАСША Штат АляскаАляска Боро Кенай (боро) Координаты 60°33′31″ с. ш. 151°13′47″ з. д.60.55861° с. ш. 151.22972° з. д. / 60.55861; -151.22972    Население 7464 человека (2005)

Кенай (англ. Kenai) — город в США в штате Аляска. По данным Бюро переписи населения на 2014 год численность населения города составляла 7710 человек.

Город расположен на западной стороне полуострова Кенай на берегу залива Кука.

Название

Город получил название от русского названия залива Кука — Кенайский залив. Кенайским русские колонисты называли залив из-за проживавшего там племени кенайцев (так русские называли племя танаина от «кэнаиют» — название танаина на языке алутиик).

История

Археологические раскопки показали что первые люди в районе расположения города появились примерно в 1000 лет до нашей эры.

До прихода русских колонистов на месте города располагалось индейская деревня, первые прибывшие русские торговцы в 1741 году насчитали в ней около 1000 жителей. В 1791 году русские колонисты основали в центре деревни форт святого Николая в целях торговли рыбой и мехами. Таким образом Кенай стал вторым постоянным русским поселением на Аляске.

В 1797 году произошёл вооружённый конфликт между поселенцами и коренным населением который привёл к гибели около сотни человек с обеих сторон. В 1838 году оспа унесла жизни около половины жителей деревни.

В 1888 году на полуострове Кенай старатель Александр Кинг нашёл залежи золота, но его количество было меньше, чем в позже открытых Клондайке, Номе и Фэрбенкс, и не привело к лихорадке.

В 1894 году в Кенай была построена русская деревянная Свято-Успенская церковь, известная также как церковь Вознесения Девы Марии, храм функционирует до сих пор.

Создание судоходных компаний в 1900-х годах привело к расширению маленького городка до портового города. До 1920-х годов в городе наблюдался резкий рост коммерческого лова рыбы. В 1937 году началось строительство аэропорта Кенай.

Ссылки

• [www.ci.kenai.ak.us Сайт администрации города]

Отрывок, характеризующий Кенай (Аляска)

Кутузов никогда не говорил о сорока веках, которые смотрят с пирамид, о жертвах, которые он приносит отечеству, о том, что он намерен совершить или совершил: он вообще ничего не говорил о себе, не играл никакой роли, казался всегда самым простым и обыкновенным человеком и говорил самые простые и обыкновенные вещи. Он писал письма своим дочерям и m me Stael, читал романы, любил общество красивых женщин, шутил с генералами, офицерами и солдатами и никогда не противоречил тем людям, которые хотели ему что нибудь доказывать. Когда граф Растопчин на Яузском мосту подскакал к Кутузову с личными упреками о том, кто виноват в погибели Москвы, и сказал: «Как же вы обещали не оставлять Москвы, не дав сраженья?» – Кутузов отвечал: «Я и не оставлю Москвы без сражения», несмотря на то, что Москва была уже оставлена. Когда приехавший к нему от государя Аракчеев сказал, что надо бы Ермолова назначить начальником артиллерии, Кутузов отвечал: «Да, я и сам только что говорил это», – хотя он за минуту говорил совсем другое. Какое дело было ему, одному понимавшему тогда весь громадный смысл события, среди бестолковой толпы, окружавшей его, какое ему дело было до того, к себе или к нему отнесет граф Растопчин бедствие столицы? Еще менее могло занимать его то, кого назначат начальником артиллерии.
Не только в этих случаях, но беспрестанно этот старый человек дошедший опытом жизни до убеждения в том, что мысли и слова, служащие им выражением, не суть двигатели людей, говорил слова совершенно бессмысленные – первые, которые ему приходили в голову.
Но этот самый человек, так пренебрегавший своими словами, ни разу во всю свою деятельность не сказал ни одного слова, которое было бы не согласно с той единственной целью, к достижению которой он шел во время всей войны. Очевидно, невольно, с тяжелой уверенностью, что не поймут его, он неоднократно в самых разнообразных обстоятельствах высказывал свою мысль. Начиная от Бородинского сражения, с которого начался его разлад с окружающими, он один говорил, что Бородинское сражение есть победа, и повторял это и изустно, и в рапортах, и донесениях до самой своей смерти. Он один сказал, что потеря Москвы не есть потеря России. Он в ответ Лористону на предложение о мире отвечал, что мира не может быть, потому что такова воля народа; он один во время отступления французов говорил, что все наши маневры не нужны, что все сделается само собой лучше, чем мы того желаем, что неприятелю надо дать золотой мост, что ни Тарутинское, ни Вяземское, ни Красненское сражения не нужны, что с чем нибудь надо прийти на границу, что за десять французов он не отдаст одного русского.
И он один, этот придворный человек, как нам изображают его, человек, который лжет Аракчееву с целью угодить государю, – он один, этот придворный человек, в Вильне, тем заслуживая немилость государя, говорит, что дальнейшая война за границей вредна и бесполезна.
Но одни слова не доказали бы, что он тогда понимал значение события. Действия его – все без малейшего отступления, все были направлены к одной и той же цели, выражающейся в трех действиях: 1) напрячь все свои силы для столкновения с французами, 2) победить их и 3) изгнать из России, облегчая, насколько возможно, бедствия народа и войска.