Кенель, Франсуа

Франсуа Кенель
фр. François Quesnel
Портрет Франсуа Кенеля, гравированный Michel Lasne
Имя при рождении:	Франсуа Кенель
Дата рождения:	1543 или 1544
Место рождения:	Эдинбург, Шотландия или Париж, Франция
Дата смерти:	1616 или 1619
Место смерти:	Париж, Франция
Гражданство:	Франция Франция
Жанр:	портрет
Учёба:	Пьер Кенель
Стиль:	Северное Возрождение, маньеризм, барокко
Покровители:	Мария де Гиз, Яков V, король Шотландии, Генрих III, Генрих IV

Франсуа Кенель (фр. François Quesnel, 1543 или 1544, Эдинбург, Шотландия (или Париж, Франция) — 1616 или 1619, Париж) — французский живописец и рисовальщик. Представитель школы Фонтенбло.

Биография

Хотя сами Кенели утверждали, что происходят от шотландской аристократии, вероятно, их происхождение было более скромным и французским. Франсуа был старшим сыном и, скорее всего, учеником Пьера Кенеля (умер после 1574 года). Это был придворный художник Марии де Гиз и её мужа, Якова V, короля Шотландии, вместе с которым он переехал в Холирудский дворец. Там он женился на Мадлен Дигби, и их первый ребенок, Франсуа, родился в Эдинбурге в 1543 году или 1544 году. Пьер Кенель вернулся во Францию ​​после рождения своего второго сына, Николя. В отличие от семьи художников Дюмустье, Кенели оставались связаны с гильдией живописцев в Париже, членами которой они являлись. В документах имя Франсуа Кенеля появляется впервые в 1571 году в связи с заказом ему восьми портретов. Впоследствии работал по заказам герцогини Лотарингской и короля Генриха III. В 1609 году выполнил первую карту Парижа, посвящённую королю и гравированную Пьером Валле. Современники отмечали его скромность и бескорыстие.

В 1585 году Франсуа предоставил набросок для гобелена «Христос проповедует на ступенях храма» для церкви Святой Мадлен в Париже. В августе 1586 года он заключил контракт на выполнение рисунков для гобеленов из жизни Богородицы для Рене де Гиз Лотарингской, настоятельницы монастыря Сен-Пьер-ле-Дам в Реймсе и сестры Марии де Гиз. Восемь гобеленов и эскизы для них были в 1,5 локтей в высоту и 10,25 локтей в длину. Каждый должен был включать герб Лотарингской династии в центре.

Кенель женился на Шарлотте Ришандо, которая родила ему четырех детей. Овдовев, он снова женился в 1584 году на Маргарет Массон, от которой у него было десять детей, в том числе: Николя и Августин, художники, и Жак Кенель, книготорговец (а его сын Паскье Кенель был знаменитым янсенистским богословом).

Декоратор, живописец алтарей и создатель рисунков для гобеленов, Кенель был прежде всего портретистом. Подписанных художником живописных работ сохранилось только две (в обоих случаях художник воспользовался монограммой «FQ»): «Портрет мальчика» (находится в частном собрании) и «Портрет Mary Anne Waltham, придворной дамы Марии Стюарт» (1572, Althorp House, Northants). Искусствовед Dimier приписывает ему на основе близости творческой манеры к этим двум портретам не менее 190 рисунков, большинство из которых хранятся в Национальной библиотеке Франции и библиотеке Boldéienne. Многие работы художника были гравированы (среди гравёров, сотрудничавших с ним, Thomas de Leu и Michel Lasne). Как и Косм Дюмустье, Франсуа Кенель был другом Сезара Нострадамуса (сына Мишеля Нострадамуса), который высоко оценил его в двух письмах от 1617 и 1629 годов.

Особенности творчества

Испытал значительное влияние Пьера Дюмустье и Жоржа Боба. В некоторых работах прослеживается и влияние Франсуа Клуэ. В портретах показывал заурядность придворных; иногда искусствоведы сопоставляют их с анекдотами той поры, демонстрирующими ту же развязность и показную экстравагантность, однако эти портреты далеки от реализма. Они полностью лишены героизма предшествующей эпохи. В творчестве Кенеля наблюдается постепенный переход от карандашного к живописному портрету. Он переносит акцент с конструктивизма на чувственность. Художник воспринимается как родоначальник салонного и парадного портрета. Для портретов характерна грация и внешний блеск, но они свидетельствуют о слабом знании художником анатомии.

Интересные факты

• Художник был дедом карикатуриста Nicolas Lagneau.

Галерея

• Circle of François Quesnel Portrait of a Lady.jpg

  Круг Кенеля. Портрет дамы

• François Quesnel (?) - Portrait of a Bearded Man Wearing a Ruff - Google Art Project.jpg

  Кенель. Портрет бородатого мужчины

• François Quesnel - Sacre de Louis XIII à Reims le 17 octobre 1610.jpg

  Кенель. Коронация Людовика XIII в Реймсе, подготовительный рисунок для гравюры Pierre Firens

• Quesnel Portrait einer Dame.jpg

  Портрет Catherine-Charlotte de la Trémoille, около 1589, атрибутирован Кенелю

• Henri3France.jpg

  Портрет короля Генриха III, между 1582 и 1586, атрибутирован Кенелю (Лувр)

• Plan de Paris en 1609.jpg

  Кенель. План Парижа 1609 года, гравированный Пьером Валле

• Jeu de paume de Béquet (Bel-Air) - Map - Nuitter 1886 after p130.jpg

  Кенель. План Парижа 1609 года, гравированный Пьером Валле

• Petit-Bourbon on 1609 map of Paris by Quesnel.jpg

  Кенель. План Парижа 1609 года, гравированный Пьером Валле

Литература

• Histoire de l' Art au XVIe siècle: Documents du Minutier Central des Notaires de Paris. Grodecki, Catherine, ed. Vol. 1. Archives Nationales. 1985. P. 290-291, 314 nos. 410. 411, 412, 470.

Ссылки

• [commons.wikimedia.org/wiki/Category:Portraits_by_Fran%C3%A7ois_Quesnel Портреты Франсуа Кенеля.]

Культура   Франция   Искусство   Живопись

Отрывок, характеризующий Кенель, Франсуа

– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.