Кенесары Касымов

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Кенесары Касымов<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
хан Среднего жуза
1841 — 1847
Предшественник: Губайдулла-хан
Преемник: нет
хан Казахского ханства
1841 — 1847
Предшественник: Абылай-хан
Преемник: нет
 
Рождение: 1802(1802)
Акмолинская область
Смерть: 1847(1847)
Местность Майтобе (Кекилик сенгир)
Отец: Касым-султан
Дети: Жапар, Тайшик, Ахмет, Омар, Осман, Абубакир, Сыздык (Садык), Сыгай (Жегей)
 
Автограф:

Кенесары́ Касы́мович (каз. Кенесары Қасымұлы; 1802 год, вблизи горы Бурабай, Акмолинская область — 1847 год, холм Кеклик-Сенгир у реки Карасу, Кыргызстан[1]) — казахский султан, чингизид, внук хана Абылай-хана. С 1841 года — последний хан всех трёх казахских жузов.

В советской историографии Кенесары назывался разбойником и самопровозглашенным лидером реакционного феодально-монархического движения[2]. В современном Казахстане почитается на государственном уровне как лидер национально-освободительного движения казахов в 18371847 годах за независимость от Российской империи.





Биография

Отец Кенесары, Касым-султан, или Касым-торе, родился от дочери джунгарского хунтайджи Галдан-Цэрэна. Касым, будучи знатным и богатым чингизидом (торе), имел несколько жён и многочисленное потомство. Его старшая жена Айкумис была матерью 6 детей Касыма — Саржан, Есенгелди, Кошек, Агатай, Бопай и Кенесары. Бопай, младшая сестра Кенесары, была активной участницей восстания Кенесары. Батыр Наурызбай, младший брат Кенесары, родившийся от 2-й жены Касыма, также принимал активное участие в восстании[1].

Кенесары, как и другие представители казахской аристократии, получил настоящее степное воспитание и с детства постигал азы управления и военного искусства. Уже в юные годы Кенесары прославился лидерскими и организаторскими качествами, выделялся среди своих многочисленных братьев и сверстников, снискав себе уважение окружающих[1].

Восстание последнего казахского хана

Самое продолжительное и крупное в XIX веке национально-освободительное восстание в Казахстане под руководством хана Кенесары Касымова охватывало всю территорию Среднего жуза и части Младшего и Старшего. Например, в Младшем Жузе соратником Кенесары выступил знаменитый батыр Жанкожа Нурмухамедов. Также как и восстание под руководством Исатая Тайманова и Махамбета Утемисова 18361838 годов, в основе своей имело непримиримое отношение к колонизации земель Россией, упрочению и расширению военных пограничных линий.

Политические взгляды Кенесары формировались в трудные годы 1-й четверти XIX века, когда Российская империя все более проникала в глубь казахских степей. Колонизация вызывала массовые протесты казахов. Во главе народных антиколониальных выступлений встали активные представители казахской чингизидской знати. Именно в этот период в ходе национально-освободительной борьбы казахов (20—30-е годы XIX века) Кенесары выдвинулся в политические лидеры своего народа. В эти годы он принимал активное участие в движении, возглавляемом его братом Саржаном[1].

В борьбе против России Кенесары выступал сначала как продолжатель политической линии своего отца Касыма и брата Саржана, вероломно убитых кокандским ханом, затем как руководитель новой антиколониальной войны. После убийства Саржана (1836) и Касыма (1840) союз с кокандцами для Кенесары стал невозможным. Он искал других союзников: в лице бухарского хана, киргизов и др. В основе действий Кенесары против Российской империи было стремление остановить её продвижение в глубь степи, разрушить построенные на казахской земле русские крепости и остановить возведение новых, но главное было восстановить казахскую государственность времён своего деда — хана Абылая. Прежде, продолжая дело своего отца, Кенесары пытался решить проблемы, возникшие между Казахским ханством и Россией, дипломатическим путём. Сохранилось несколько писем Кенесары российским властям — царю Николаю I, Оренбургским генерал-губернаторам В. А. Перовскому и В. А. Обручевскому, Сибирскому генерал-губернатору П. Д. Горчакову. Понимая военное и численное превосходство русских войск, Кенесары тщательно готовился к военным действиям. Его военные отряды постоянно проходили боевую подготовку, были привлечены беглые русские и иностранные мастера оружейного дела[1].

Исчерпав мирные средства решения казахско-русских противоречий, Кенесары начал военные действия, которые охватили большую часть казахских земель. В восстании, кроме родов Среднего жуза, приняли участие роды Младшего жуза — шекти, тама, табын, алшын, шомекей, жаппас и др., роды Старшего жуза — уйсуны, дулаты и др. В военных битвах казахов против регулярных российских войск вместе с Кенесары самоотверженно сражались такие известные батыры, как Агыбай, Иман, Басыгара, Ангал, Жанайдар, Жеке, Сураншы, Байсеит, Жоламан Тиленшиулы, Бухарбай и др.[1]

В 1838 году войска Кенесары осадили и сожгли Акмолинскую крепость, на месте которого сейчас расположена столица Казахстана — город Астана[3]. Данный факт оспаривался отдельными русскоязычными журналистами, которые утверждают что восставшие не смогли взять укрепление, и сожгли лишь несколько домов стоящей в отдалении слободки[4].

1845 году Кенесары захватил ряд кокандских крепостей: Жанакорганская, Жулекская и Созакская. А 1846 году хан захватил крепость Мерке. Кенесары вёл непримиримую и упорную борьбу с царскими отрядами, Кокандским эмиратом, и с внутренними врагами за политическую независимость казахов[1].

Кенесары между тем укреплял свои позиции в Степи, проводя жесткую политику по отношению к родам и аулам лояльным к имперским властям. Обещаниями и угрозами хан склонял к откочевке людей из пограничных округов подконтрольных имперским властям. На что в большинстве случаев родоправителей и баев соглашались. Омская администрация в свою очередь стремилась не допустить откочевок, действуя через преданных ей султанов и посылая по следам ушедших волостей воинские отряды для силового возвращения их на прежнее место. Немногочисленным волостям, лояльным к русским властям, П.Д. Горчаков рассылал воззвания, обращаясь к султанам, старшинам. Так, знати Карача- Джаулубаевской волости от имени генерал-губернатора была объявлена благодарность за то, что эта волость в отличие от других не предприняла откочевку в ответ на призывы Кенесары, и предлагалось задерживать в своей волости «подозрительных» людей[5].

Всеказахский хан

В сентябре 1841 г. на курултае в районе реки Торгай представители трех жузов избрали Кенесары общим ханом казахов. Согласно всем правилам ритуала, Кенесары был посажен и поднят на белой кошме.

Признание

  • В 1842—1843 бухар­ский эмир Насрулла-хан признал Кенесары ханом казахов.
  • Российский император Николай I не признал Кенесары Ханом всех жузов.

Смерть

В 1846 превосходящие силы русских войск потеснили Кенесары, вынудив отступить его на территорию Семиречья (Жетысу) в долины рек Шу и Или́. Здесь Кенесары, как чингизид, пытался распространить свою власть на тяньшанских киргизов, но они отказались подчиняться ему, и он в 1847 вторгся в их земли. Во время битвы султаны Рустем и Сыпатай предали Кенесары и увели за собой значительную часть войска. В итоге произошедшем в местечке Майтобе — Кеклик-Сенгир сражении с киргизскими манапами во главе с Ормон-ханом, отряд Кенесары был разбит, сам он схвачен и на третий день казнён[1]. С ним был схвачен его брат Наурызбай. Казнь была совершена в ауле Жамбы, а исполнителем, по одной версии, стал Калигул Алибеков, по другой — Тайсара, брат погибших в бою с ханскими отрядами Ормонбека и Султанбека, по третьей — Кожобек Таштамбеков. По другим источникам, им стал бий Чижим[6].

Судьба останков Кенесары

После гибели Кенесары его голова была отрублена и доставлена в Омск в качестве трофея.

По словам очевидца тех событий, киргиза Калигула Алибекова, вождь одного из казахских родов Сыпатай и султан Рустем посоветовали киргизскому манапу Жантаю Карабекову, в распоряжении которого оказалась голова Кенесары, подарить голову мятежного хана русским. Затем голова Кенесары была отправлена в Капал вместе с Калигулом Алибековым от киргизов и Сыпатаем и Рустем-султаном от казахов, где обладателем царской серебряной медали стал Калигул[3].

В 1992 году по инициативе Института истории и этнологии им. Ч. Валиханова в районе Майтобе — Кеклик-Сенгир были проведены археологические раскопки в поисках останков Кенесары Касымова, которые закончились безрезультатно[6].

Среди казахстанцев бытует мнение, будто голова Кенесары хранится и по сей день в Кунсткамере или Эрмитаже. После официального запроса генерального консульства Казахстана в Кунсткамеру 4 ноября 2004 года, директор МАЭ РАН Юрий Чистов и заведующий отделом антропологии МАЭ РАН Валерий Хартанович написали ответ, в котором говорится, что «предмета „голова Кенесары Касымова“ (как и других предметов, относящихся к этому историческому деятелю) в фондах Музея антропологии и этнографии имени Петра Первого (Кунсткамера) не обнаружено. Не имеется также никаких документов, свидетельствующих о нахождении ранее в нашем Музее каких-либо предметов, относящихся к Кенесары Касымову»[3].

В интервью радио «Азаттык» заместитель директора Кунсткамеры Ефим Резван сказал:

В Эрмитаже бессмысленно искать подобные экспонаты. Такие вещи посылали только в Кунсткамеру. И если головы Кенесары нет в Кунсткамере, значит нет нигде.

Семья и потомки

Кенесары имел две жены: Кунимжан и Жаныл-ханым, от которых у него было 8 сыновей — Жапар, Тайшик, Ахмет, Омар, Осман, Абубакир, Сыздык (Садык), Сыгай (Жегей)[1].

Внук Кенесары, Азимхан Ахметулы Кенесарин (1878—1937) был деятелем Алаш-Орды, секретарём революционного комитета, заведующим земельным отделом уездного исполнительного комитета. В 1930 году был арестован по обвинению в «национализме». Повторно арестован в 1937 году и расстрелян. В 1956 году посмертно реабилитирован[1].

Правнук Кенесары Касымова, Натай Азимханулы Кенесарин (1908—1975) — учёный, доктор геолого-минералогических наук, член-корреспондент АН Узбекистана, заслуженный геолог Узбекистана[1].

Личность

  • Британский исследователь Т.В.Аткинсон писал: «Кенесары готовил из казахов прекрасных бойцов. Многие говорили мне, что именно необычайная ловкость в обращении с копьем и боевым топором позволяла джигитам Кенесары столь успешно воевать с превосходящими силами противника. Имея хороших офицеров, казахи могли бы составить лучшую кавалерию в мире»
  • Л.Мейер: «К характеристике Кенесары надо прибавить еще то, что он обращался с русскими пленными очень снисходительно. Факт этот подтвержден многими примерами. Вообще он имел великий дар привязывать к себе людей, у него сражались несколько русских беглых».
  • В записках российского исследователя А. Добросмыслова о Кенесары говорится, что «этот султан был человек энергичный, решительный, обладающий, к тому же, недюжинным умом»[7].
  • В. Потто писал, что «во главе мятежа стояла буйная, но даровитая и в высшей степени энергичная личность»[7].
  • М. Венюков подмечал, что «в своих подчинённых он (Кенесары) умел вселить обожание и готовность следовать за ним куда угодно»[7].
  • Поражаясь кипучей энергии и организаторскому таланту Кенесары, В. Потто сравнивал его с Шамилем, а Семёнов-Тян-Шанский — с понтийским царём Митридатом VI Евпатором, который вступил в войну с Римом[7].
  • Выдающийся русский учёный Н. Я. Коншин писал: «Только в лице Кенесары Касымова мы встречаем в истинном смысле народного казахского героя, мечтавшего о политическом единстве всех казахских различных племён и даже орд»[7].

Память

Кенесары в искусстве

Напишите отзыв о статье "Кенесары Касымов"

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 Казахстан. Национальная энциклопедия, 2004.
  2. Кенесары Касымов // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
  3. 1 2 3 Султан-Хан Аккулы [rus.azattyq.org/content/Head_of_Kenesary_Kasymov/1868201.html Следы останков последнего казахского хана Кенесары ведут… в Омск]. — Радио «Азаттык», 28 ноября 2014.
  4. Владислав Шпаков [www.express-k.kz/show_article.php?art_id=36885 История жжет напалмом] // «Экспресс К» : газета. — 26.02.2010. — № № 34 (16906).
  5. ГАОО Л.27-27 об.
  6. 1 2 Жанузак Касымбаев [kp.kazpravda.kz/print/1000091900 Гибель хана Кене] // «Казахстанская правда» : газета. — 19.09.2002.
  7. 1 2 3 4 5 Жанар Канафина [www.caravan.kz/article/10426 Корни семейного древа] // «Караван» : газета. — 19 сентября 2008.
  8. [inform.kz/rus/article/2191154 Кенесары Касымов]. — kazinform, 13 Августа 2009.
  9. Галия Шимырбаева [www.centrasia.ru/newsA.php?st=1103258640 В российской серии «ЖЗЛ» вышла биография последнего казахского хана-бунтаря Кенесары]. — ЦентрАзия, 17.12.2004.
  10. </ol>

Литература

При написании этой статьи использовался материал из издания «Казахстан. Национальная энциклопедия» (1998—2007), предоставленного редакцией «Қазақ энциклопедиясы» по лицензии Creative Commons [creativecommons.org/licenses/by-sa/3.0/deed.ru BY-SA 3.0 Unported].

Отрывок, характеризующий Кенесары Касымов

Обогнав всё шедшие впереди батальоны, он остановил 3 ю дивизию и убедился, что, действительно, впереди наших колонн не было стрелковой цепи. Полковой командир бывшего впереди полка был очень удивлен переданным ему от главнокомандующего приказанием рассыпать стрелков. Полковой командир стоял тут в полной уверенности, что впереди его есть еще войска, и что неприятель не может быть ближе 10 ти верст. Действительно, впереди ничего не было видно, кроме пустынной местности, склоняющейся вперед и застланной густым туманом. Приказав от имени главнокомандующего исполнить упущенное, князь Андрей поскакал назад. Кутузов стоял всё на том же месте и, старчески опустившись на седле своим тучным телом, тяжело зевал, закрывши глаза. Войска уже не двигались, а стояли ружья к ноге.
– Хорошо, хорошо, – сказал он князю Андрею и обратился к генералу, который с часами в руках говорил, что пора бы двигаться, так как все колонны с левого фланга уже спустились.
– Еще успеем, ваше превосходительство, – сквозь зевоту проговорил Кутузов. – Успеем! – повторил он.
В это время позади Кутузова послышались вдали звуки здоровающихся полков, и голоса эти стали быстро приближаться по всему протяжению растянувшейся линии наступавших русских колонн. Видно было, что тот, с кем здоровались, ехал скоро. Когда закричали солдаты того полка, перед которым стоял Кутузов, он отъехал несколько в сторону и сморщившись оглянулся. По дороге из Працена скакал как бы эскадрон разноцветных всадников. Два из них крупным галопом скакали рядом впереди остальных. Один был в черном мундире с белым султаном на рыжей энглизированной лошади, другой в белом мундире на вороной лошади. Это были два императора со свитой. Кутузов, с аффектацией служаки, находящегося во фронте, скомандовал «смирно» стоявшим войскам и, салютуя, подъехал к императору. Вся его фигура и манера вдруг изменились. Он принял вид подначальственного, нерассуждающего человека. Он с аффектацией почтительности, которая, очевидно, неприятно поразила императора Александра, подъехал и салютовал ему.
Неприятное впечатление, только как остатки тумана на ясном небе, пробежало по молодому и счастливому лицу императора и исчезло. Он был, после нездоровья, несколько худее в этот день, чем на ольмюцком поле, где его в первый раз за границей видел Болконский; но то же обворожительное соединение величавости и кротости было в его прекрасных, серых глазах, и на тонких губах та же возможность разнообразных выражений и преобладающее выражение благодушной, невинной молодости.
На ольмюцком смотру он был величавее, здесь он был веселее и энергичнее. Он несколько разрумянился, прогалопировав эти три версты, и, остановив лошадь, отдохновенно вздохнул и оглянулся на такие же молодые, такие же оживленные, как и его, лица своей свиты. Чарторижский и Новосильцев, и князь Болконский, и Строганов, и другие, все богато одетые, веселые, молодые люди, на прекрасных, выхоленных, свежих, только что слегка вспотевших лошадях, переговариваясь и улыбаясь, остановились позади государя. Император Франц, румяный длиннолицый молодой человек, чрезвычайно прямо сидел на красивом вороном жеребце и озабоченно и неторопливо оглядывался вокруг себя. Он подозвал одного из своих белых адъютантов и спросил что то. «Верно, в котором часу они выехали», подумал князь Андрей, наблюдая своего старого знакомого, с улыбкой, которую он не мог удержать, вспоминая свою аудиенцию. В свите императоров были отобранные молодцы ординарцы, русские и австрийские, гвардейских и армейских полков. Между ними велись берейторами в расшитых попонах красивые запасные царские лошади.
Как будто через растворенное окно вдруг пахнуло свежим полевым воздухом в душную комнату, так пахнуло на невеселый Кутузовский штаб молодостью, энергией и уверенностью в успехе от этой прискакавшей блестящей молодежи.
– Что ж вы не начинаете, Михаил Ларионович? – поспешно обратился император Александр к Кутузову, в то же время учтиво взглянув на императора Франца.
– Я поджидаю, ваше величество, – отвечал Кутузов, почтительно наклоняясь вперед.
Император пригнул ухо, слегка нахмурясь и показывая, что он не расслышал.
– Поджидаю, ваше величество, – повторил Кутузов (князь Андрей заметил, что у Кутузова неестественно дрогнула верхняя губа, в то время как он говорил это поджидаю ). – Не все колонны еще собрались, ваше величество.
Государь расслышал, но ответ этот, видимо, не понравился ему; он пожал сутуловатыми плечами, взглянул на Новосильцева, стоявшего подле, как будто взглядом этим жалуясь на Кутузова.
– Ведь мы не на Царицыном лугу, Михаил Ларионович, где не начинают парада, пока не придут все полки, – сказал государь, снова взглянув в глаза императору Францу, как бы приглашая его, если не принять участие, то прислушаться к тому, что он говорит; но император Франц, продолжая оглядываться, не слушал.
– Потому и не начинаю, государь, – сказал звучным голосом Кутузов, как бы предупреждая возможность не быть расслышанным, и в лице его еще раз что то дрогнуло. – Потому и не начинаю, государь, что мы не на параде и не на Царицыном лугу, – выговорил он ясно и отчетливо.
В свите государя на всех лицах, мгновенно переглянувшихся друг с другом, выразился ропот и упрек. «Как он ни стар, он не должен бы, никак не должен бы говорить этак», выразили эти лица.
Государь пристально и внимательно посмотрел в глаза Кутузову, ожидая, не скажет ли он еще чего. Но Кутузов, с своей стороны, почтительно нагнув голову, тоже, казалось, ожидал. Молчание продолжалось около минуты.
– Впрочем, если прикажете, ваше величество, – сказал Кутузов, поднимая голову и снова изменяя тон на прежний тон тупого, нерассуждающего, но повинующегося генерала.
Он тронул лошадь и, подозвав к себе начальника колонны Милорадовича, передал ему приказание к наступлению.
Войско опять зашевелилось, и два батальона Новгородского полка и батальон Апшеронского полка тронулись вперед мимо государя.
В то время как проходил этот Апшеронский батальон, румяный Милорадович, без шинели, в мундире и орденах и со шляпой с огромным султаном, надетой набекрень и с поля, марш марш выскакал вперед и, молодецки салютуя, осадил лошадь перед государем.
– С Богом, генерал, – сказал ему государь.
– Ma foi, sire, nous ferons ce que qui sera dans notre possibilite, sire, [Право, ваше величество, мы сделаем, что будет нам возможно сделать, ваше величество,] – отвечал он весело, тем не менее вызывая насмешливую улыбку у господ свиты государя своим дурным французским выговором.
Милорадович круто повернул свою лошадь и стал несколько позади государя. Апшеронцы, возбуждаемые присутствием государя, молодецким, бойким шагом отбивая ногу, проходили мимо императоров и их свиты.
– Ребята! – крикнул громким, самоуверенным и веселым голосом Милорадович, видимо, до такой степени возбужденный звуками стрельбы, ожиданием сражения и видом молодцов апшеронцев, еще своих суворовских товарищей, бойко проходивших мимо императоров, что забыл о присутствии государя. – Ребята, вам не первую деревню брать! – крикнул он.
– Рады стараться! – прокричали солдаты.
Лошадь государя шарахнулась от неожиданного крика. Лошадь эта, носившая государя еще на смотрах в России, здесь, на Аустерлицком поле, несла своего седока, выдерживая его рассеянные удары левой ногой, настораживала уши от звуков выстрелов, точно так же, как она делала это на Марсовом поле, не понимая значения ни этих слышавшихся выстрелов, ни соседства вороного жеребца императора Франца, ни всего того, что говорил, думал, чувствовал в этот день тот, кто ехал на ней.
Государь с улыбкой обратился к одному из своих приближенных, указывая на молодцов апшеронцев, и что то сказал ему.


Кутузов, сопутствуемый своими адъютантами, поехал шагом за карабинерами.
Проехав с полверсты в хвосте колонны, он остановился у одинокого заброшенного дома (вероятно, бывшего трактира) подле разветвления двух дорог. Обе дороги спускались под гору, и по обеим шли войска.
Туман начинал расходиться, и неопределенно, верстах в двух расстояния, виднелись уже неприятельские войска на противоположных возвышенностях. Налево внизу стрельба становилась слышнее. Кутузов остановился, разговаривая с австрийским генералом. Князь Андрей, стоя несколько позади, вглядывался в них и, желая попросить зрительную трубу у адъютанта, обратился к нему.
– Посмотрите, посмотрите, – говорил этот адъютант, глядя не на дальнее войско, а вниз по горе перед собой. – Это французы!
Два генерала и адъютанты стали хвататься за трубу, вырывая ее один у другого. Все лица вдруг изменились, и на всех выразился ужас. Французов предполагали за две версты от нас, а они явились вдруг, неожиданно перед нами.
– Это неприятель?… Нет!… Да, смотрите, он… наверное… Что ж это? – послышались голоса.
Князь Андрей простым глазом увидал внизу направо поднимавшуюся навстречу апшеронцам густую колонну французов, не дальше пятисот шагов от того места, где стоял Кутузов.
«Вот она, наступила решительная минута! Дошло до меня дело», подумал князь Андрей, и ударив лошадь, подъехал к Кутузову. «Надо остановить апшеронцев, – закричал он, – ваше высокопревосходительство!» Но в тот же миг всё застлалось дымом, раздалась близкая стрельба, и наивно испуганный голос в двух шагах от князя Андрея закричал: «ну, братцы, шабаш!» И как будто голос этот был команда. По этому голосу всё бросилось бежать.
Смешанные, всё увеличивающиеся толпы бежали назад к тому месту, где пять минут тому назад войска проходили мимо императоров. Не только трудно было остановить эту толпу, но невозможно было самим не податься назад вместе с толпой.
Болконский только старался не отставать от нее и оглядывался, недоумевая и не в силах понять того, что делалось перед ним. Несвицкий с озлобленным видом, красный и на себя не похожий, кричал Кутузову, что ежели он не уедет сейчас, он будет взят в плен наверное. Кутузов стоял на том же месте и, не отвечая, доставал платок. Из щеки его текла кровь. Князь Андрей протеснился до него.
– Вы ранены? – спросил он, едва удерживая дрожание нижней челюсти.
– Раны не здесь, а вот где! – сказал Кутузов, прижимая платок к раненой щеке и указывая на бегущих. – Остановите их! – крикнул он и в то же время, вероятно убедясь, что невозможно было их остановить, ударил лошадь и поехал вправо.
Вновь нахлынувшая толпа бегущих захватила его с собой и повлекла назад.
Войска бежали такой густой толпой, что, раз попавши в середину толпы, трудно было из нее выбраться. Кто кричал: «Пошел! что замешкался?» Кто тут же, оборачиваясь, стрелял в воздух; кто бил лошадь, на которой ехал сам Кутузов. С величайшим усилием выбравшись из потока толпы влево, Кутузов со свитой, уменьшенной более чем вдвое, поехал на звуки близких орудийных выстрелов. Выбравшись из толпы бегущих, князь Андрей, стараясь не отставать от Кутузова, увидал на спуске горы, в дыму, еще стрелявшую русскую батарею и подбегающих к ней французов. Повыше стояла русская пехота, не двигаясь ни вперед на помощь батарее, ни назад по одному направлению с бегущими. Генерал верхом отделился от этой пехоты и подъехал к Кутузову. Из свиты Кутузова осталось только четыре человека. Все были бледны и молча переглядывались.
– Остановите этих мерзавцев! – задыхаясь, проговорил Кутузов полковому командиру, указывая на бегущих; но в то же мгновение, как будто в наказание за эти слова, как рой птичек, со свистом пролетели пули по полку и свите Кутузова.
Французы атаковали батарею и, увидав Кутузова, выстрелили по нем. С этим залпом полковой командир схватился за ногу; упало несколько солдат, и подпрапорщик, стоявший с знаменем, выпустил его из рук; знамя зашаталось и упало, задержавшись на ружьях соседних солдат.
Солдаты без команды стали стрелять.
– Ооох! – с выражением отчаяния промычал Кутузов и оглянулся. – Болконский, – прошептал он дрожащим от сознания своего старческого бессилия голосом. – Болконский, – прошептал он, указывая на расстроенный батальон и на неприятеля, – что ж это?
Но прежде чем он договорил эти слова, князь Андрей, чувствуя слезы стыда и злобы, подступавшие ему к горлу, уже соскакивал с лошади и бежал к знамени.
– Ребята, вперед! – крикнул он детски пронзительно.
«Вот оно!» думал князь Андрей, схватив древко знамени и с наслаждением слыша свист пуль, очевидно, направленных именно против него. Несколько солдат упало.
– Ура! – закричал князь Андрей, едва удерживая в руках тяжелое знамя, и побежал вперед с несомненной уверенностью, что весь батальон побежит за ним.
Действительно, он пробежал один только несколько шагов. Тронулся один, другой солдат, и весь батальон с криком «ура!» побежал вперед и обогнал его. Унтер офицер батальона, подбежав, взял колебавшееся от тяжести в руках князя Андрея знамя, но тотчас же был убит. Князь Андрей опять схватил знамя и, волоча его за древко, бежал с батальоном. Впереди себя он видел наших артиллеристов, из которых одни дрались, другие бросали пушки и бежали к нему навстречу; он видел и французских пехотных солдат, которые хватали артиллерийских лошадей и поворачивали пушки. Князь Андрей с батальоном уже был в 20 ти шагах от орудий. Он слышал над собою неперестававший свист пуль, и беспрестанно справа и слева от него охали и падали солдаты. Но он не смотрел на них; он вглядывался только в то, что происходило впереди его – на батарее. Он ясно видел уже одну фигуру рыжего артиллериста с сбитым на бок кивером, тянущего с одной стороны банник, тогда как французский солдат тянул банник к себе за другую сторону. Князь Андрей видел уже ясно растерянное и вместе озлобленное выражение лиц этих двух людей, видимо, не понимавших того, что они делали.
«Что они делают? – думал князь Андрей, глядя на них: – зачем не бежит рыжий артиллерист, когда у него нет оружия? Зачем не колет его француз? Не успеет добежать, как француз вспомнит о ружье и заколет его».
Действительно, другой француз, с ружьем на перевес подбежал к борющимся, и участь рыжего артиллериста, всё еще не понимавшего того, что ожидает его, и с торжеством выдернувшего банник, должна была решиться. Но князь Андрей не видал, чем это кончилось. Как бы со всего размаха крепкой палкой кто то из ближайших солдат, как ему показалось, ударил его в голову. Немного это больно было, а главное, неприятно, потому что боль эта развлекала его и мешала ему видеть то, на что он смотрел.
«Что это? я падаю? у меня ноги подкашиваются», подумал он и упал на спину. Он раскрыл глаза, надеясь увидать, чем кончилась борьба французов с артиллеристами, и желая знать, убит или нет рыжий артиллерист, взяты или спасены пушки. Но он ничего не видал. Над ним не было ничего уже, кроме неба – высокого неба, не ясного, но всё таки неизмеримо высокого, с тихо ползущими по нем серыми облаками. «Как тихо, спокойно и торжественно, совсем не так, как я бежал, – подумал князь Андрей, – не так, как мы бежали, кричали и дрались; совсем не так, как с озлобленными и испуганными лицами тащили друг у друга банник француз и артиллерист, – совсем не так ползут облака по этому высокому бесконечному небу. Как же я не видал прежде этого высокого неба? И как я счастлив, я, что узнал его наконец. Да! всё пустое, всё обман, кроме этого бесконечного неба. Ничего, ничего нет, кроме его. Но и того даже нет, ничего нет, кроме тишины, успокоения. И слава Богу!…»