Грант, Кеннет

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Кеннет Грант»)
Перейти к: навигация, поиск
Кеннет Грант

Ке́ннет Грант (англ. Kenneth Grant; 23 мая 1924 — 15 января 2011) — британский писатель и маг. Ученик Алистера Кроули и Остина Османа Спейра. Основатель Ложи Новой Изиды и Тифонианского Ордена Восточных Тамплиеров, — магических обществ, работающих с темной стороной кабалистического Древа Жизни. Автор девяти книг, объединенных в циклы «Тифонийских трилогий».

После второй мировой войны Грант работал секретарем Кроули и считался одним из его учеников. После смерти Кроули его наследник Карл Гермер выдал хартию О. Т. О. на создание лагеря английской группе под руководством Кеннета Гранта (члена ордена III степени);впоследствии он закрыл эту группу и исключил Гранта из членов О. Т. О.

Учение Кроули Грант соединил с миром Лавкрафта… Итак, о чём пишет Кеннет Грант? Читая его, прежде всего надо учитывать, что маг пишет свои художественные произведения не ради гонорара, не для развлечения досужливого читателя — а только для того, чтобы в форме понятных примеров донести до вас простую истину: «Древние здесь». Ктулху спит, а не мертв, и пробуждение его так же неизбежно, как восход солнца, солдатский дембель и кризис мирового капитализма.

Книги Кеннета Гранта, среди которых «Темная сторона Рая», «Культы Теней», «Вне Кругов Времени» и «Фонтан Гекаты» предлагают магический взгляд на темы клипот.

Напишите отзыв о статье "Грант, Кеннет"



Примечания

Ссылки

  • [oto.ru/cgi-bin/article.pl?articles/biography-mag/Grant.txt Кеннет Грант (биография)] (рус.)

Отрывок, характеризующий Грант, Кеннет

Полицейский старательный чиновник, найдя неприличным присутствие трупа на дворе его сиятельства, приказал драгунам вытащить тело на улицу. Два драгуна взялись за изуродованные ноги и поволокли тело. Окровавленная, измазанная в пыли, мертвая бритая голова на длинной шее, подворачиваясь, волочилась по земле. Народ жался прочь от трупа.
В то время как Верещагин упал и толпа с диким ревом стеснилась и заколыхалась над ним, Растопчин вдруг побледнел, и вместо того чтобы идти к заднему крыльцу, у которого ждали его лошади, он, сам не зная куда и зачем, опустив голову, быстрыми шагами пошел по коридору, ведущему в комнаты нижнего этажа. Лицо графа было бледно, и он не мог остановить трясущуюся, как в лихорадке, нижнюю челюсть.
– Ваше сиятельство, сюда… куда изволите?.. сюда пожалуйте, – проговорил сзади его дрожащий, испуганный голос. Граф Растопчин не в силах был ничего отвечать и, послушно повернувшись, пошел туда, куда ему указывали. У заднего крыльца стояла коляска. Далекий гул ревущей толпы слышался и здесь. Граф Растопчин торопливо сел в коляску и велел ехать в свой загородный дом в Сокольниках. Выехав на Мясницкую и не слыша больше криков толпы, граф стал раскаиваться. Он с неудовольствием вспомнил теперь волнение и испуг, которые он выказал перед своими подчиненными. «La populace est terrible, elle est hideuse, – думал он по французски. – Ils sont сошше les loups qu'on ne peut apaiser qu'avec de la chair. [Народная толпа страшна, она отвратительна. Они как волки: их ничем не удовлетворишь, кроме мяса.] „Граф! один бог над нами!“ – вдруг вспомнились ему слова Верещагина, и неприятное чувство холода пробежало по спине графа Растопчина. Но чувство это было мгновенно, и граф Растопчин презрительно улыбнулся сам над собою. „J'avais d'autres devoirs, – подумал он. – Il fallait apaiser le peuple. Bien d'autres victimes ont peri et perissent pour le bien publique“, [У меня были другие обязанности. Следовало удовлетворить народ. Много других жертв погибло и гибнет для общественного блага.] – и он стал думать о тех общих обязанностях, которые он имел в отношении своего семейства, своей (порученной ему) столице и о самом себе, – не как о Федоре Васильевиче Растопчине (он полагал, что Федор Васильевич Растопчин жертвует собою для bien publique [общественного блага]), но о себе как о главнокомандующем, о представителе власти и уполномоченном царя. „Ежели бы я был только Федор Васильевич, ma ligne de conduite aurait ete tout autrement tracee, [путь мой был бы совсем иначе начертан,] но я должен был сохранить и жизнь и достоинство главнокомандующего“.