Кент, Имон
| Имон Кент | |
| ирл. Éamonn Ceannt | |
 | |
| Дата рождения | |
|---|---|
| Место рождения | |
| Дата смерти | |
| Место смерти | |
| Принадлежность | |
| Годы службы |
1913—1916 |
| Звание |
майор |
| Командовал |
4-й батальон |
| Сражения/войны | |
Имон Кент (ирл. Éamonn Ceannt, имя при рождении — Эдвард Томас Кент (англ. Edward Thomas Kent); 21 сентября 1881, Баллимо, Голуэй — 8 мая 1916, Дублин) — ирландский республиканец, революционер, участник Пасхального восстания.
Содержание
Детство
Кент родился в деревне Баллимо, в графстве Голуэй, в семье Джеймса Кента и Джоанны Гэлуэй. Имон был шестым из семи детей семейства Кентов, у него была старшая сестра и пятеро братьев. Джеймс Кент, отец Имона, служил в Ирландской королевской полиции. Сперва семья несколько лет жила в казармах города Баллимо, потом его отца повысили и перевели в Арди, графство Лаут. Там Имон начал ходить в школу и стал служкой в местной католической церкви[1]. Глубокую религиозность Кент сохранял до самого конца своей жизни. В 1892 году Джеймс Кент вышел в отставку и вместе с семьёй перебрался в Дублин. Имон учился в школе О’Коннела (известной в частности тем, что в ней какое-то время проучился и Джеймс Джойс), а потом поступил в Дублинский университетский колледж, также ориентировавшийся на католических студентов[1].
Участие в гэльском возрождении
В 1899 году Кент вступил в Гэльскую лигу. К тому времени Кент работал клерком в дублинском казначействе, но основной его работой стала именно деятельность в Гэльской лиге. Деятельность лиги была направлена на пропаганду ирландской самобытности, ирландского языка, культурных особенностей ирландской нации, лига занималась продвижением и поддержкой ирландской музыки, танцев, поэзии, литературы, изучением ирландской истории. Кент начал преподавать ирландский язык по поручению лиги и очень скоро снискал себе славу отличного учителя и прирождённого оратора. Во время работы в лиге Кент знакомится с Патриком Пирсом и Эоном МакНейлом, которые позднее сыграют важную роль в Пасхальном восстании. Тогда же Кент решает сменить своё имя на более соответствующее гэльскому произношению. В 1900 году вместе с Эдвардом Мартином Кент основал Дублинский клуб любителей игры на волынке, а вскоре начал издавать журнал «An Piobaire» (с ирл. — «волынка»). В 1905 году Кент даже выиграл золотую медаль на ежегодном фестивале ирландской культуры Oireachtas na Gaeilge, а в 1908 году был включён в состав ирландской делегации, которая принимала участие в праздновании юбилея папы римского, и играл на волынке перед папой Пием X[1]. В 1905 году Кент женился на Френсис Мэри О’Бреннан, с которой он познакомился во время работы в лиге. В 1906 году у них родился сын Ронан[2].
Пасхальное восстание
В 1907 году Кент вступил в «Шинн Фейн», организацию Артура Гриффита, которая выступала против гомруля, требуя полной независимости. В 1912 году Кент вступает в ряды Ирландского республиканского братства по рекомендации Шона МакДермотта и вскоре становится членом верховного совета братства. В 1913 году Кент записывается в ещё одну организацию — Ирландские добровольцы — и принимается активное участие в её создании. Его политические взгляды заметно радикализируются, он становится сторонником революционной борьбы за независимость Ирландии. В 1915 году Планкетт, Пирс и Кларк организовали в структуре ИРБ специальный Военный комитет, который занимался подготовкой восстания. Кент также был включён в состав этого комитета, более того, многие собрания проходили у него на квартире[1].
Имон Кент был одним из главных действующих лиц начавшегося 24 апреля 1916 года Пасхального восстания. Кент был одним из семи человек, подписавших Прокламацию о создании Ирландской республики. Он был назначен ответственным за связь и, возглавив 4-й батальон «Добровольцев», занял позиции в здании госпиталя приюта для бедных и в примыкавшем к нему перегонном заводе на Марроубон-лейн. Всего в его батальоне было около ста человек, включая заместителя Кента, Катала Бру и Уильяма Косгрейва, но Кент показал себя одним из самых воинственных командиров. Когда 3-й Королевский ирландский полк пытался пробиться к Дублинскому замку, люди Кента открыли огонь, убив несколько солдат. Британцы были вынуждены отступить, а люди Кента укрепились на своих позициях. Во вторник, 28 апреля, к британским войскам прибыло подкрепление, однако, даже имея в двадцать раз меньше солдат, Кенту удалось удержать свои позиции. На протяжении всей недели люди Кента активно сражались и сдались лишь получив прямой приказ от Патрика Пирса[3].
Суд и казнь
После безоговорочной капитуляции Имон Кент содержался в казармах Ричмонд со своими людьми, оставшимися в живых. 1 мая он был опознан как один из лидеров восстания и отобран для суда. Суд приговорил его и остальных лидеров к смертной казни, воспользовавшись письмом Патрика Пирса своей матери, где Пирс упомянул о попытках получить помощь от Германии. Поскольку Германия с Великобританией находились в состоянии войны, это письмо стало доказательством государственной измены Пирса, Кента и остальных лидеров восстания. 2 мая Кент был доставлен в тюрьму Килмэнхем, где состоялся военный трибунал, и выслушал свой приговор. 8 мая 1916 года Имон Кент был расстрелян во дворе тюрьмы Килменхем. Ему было 34 года[4].
Я оставляю ирландским революционерам, которые готовы пройти той же тропой, что прошёл я, следующее напутствие: никогда не вступайте в переговоры с врагом, никогда не сдавайтесь в надежде на его милость, но бейтесь до конца. Ирландия показала, что она является единой нацией. Наше поколение достойно зваться её доблестными сынами ничуть не меньше, чем любое из предыдущих. И в будущем Ирландия почтит тех, кто отдал за неё всё в 1916 году[4].
Память
Как и в честь других участников восстания, в честь Кента названа автобусная и железнодорожная станция в его родном графстве Голуэй, в Дублине в его честь назван парк[2]. Кент написал на музыку Гайдна патриотическую маршевую песню «Ирландия превыше всего»[1].
Напишите отзыв о статье "Кент, Имон"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 [www.nli.ie/1916/pdf/4.5.pdf Éamonn Ceannt]. The 1916 Rising: Personalities and Perspectives. National Library of Ireland (2006). Проверено 27 февраля 2014.
- ↑ 1 2 [www.easter1916.ie/index.php/people/signatories/eamonn-ceannt/ Éamonn Ceannt]. National Library of Ireland. Проверено 7 декабря 2009.
- ↑ McNally, M, «Easter Rising 1916», (Osprey 2007), p.40, 48, 53, 80.
- ↑ 1 2 Gallagher M. Eamonn Ceannt: 16 Lives. — Dublin.: O'Brien Press, 2013. — P. 356–371.
Библиография
- William Henry, Supreme Sacrifice: The Story of Eamonn Ceannt, Mercier Press, 2005.
- Henry, William, unpublished biography, Supreme Sacrifice: The Story of Eamonn Ceannt 1881—1916 William Henry Collection, Galway.
- Kent, Richard, Account of his brother Eamonn Ceannt’s last hours Copy in Kilmainham Gaol Collection.
- Kent, Richard, Biographical Notes on Eamonn Ceannt (16 April 1917), Copy in Kilmainham Gaol Collection.
- McNally, Michael, Easter Rising: Birth of the Irish Republic, Campaign series, Osprey publishing, 2007.
- Townshend, Charles, Easter 1916: The Irish Rebellion, Allen Lane, London 2005.
Отрывок, характеризующий Кент, Имон
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
– Списки у Макара Алексеича, – сказал фельдшер. – А пожалуйте в офицерские палаты, там сами увидите, – прибавил он, обращаясь к Ростову.
– Эх, лучше не ходить, батюшка, – сказал доктор: – а то как бы сами тут не остались. – Но Ростов откланялся доктору и попросил фельдшера проводить его.
– Не пенять же чур на меня, – прокричал доктор из под лестницы.
Ростов с фельдшером вошли в коридор. Больничный запах был так силен в этом темном коридоре, что Ростов схватился зa нос и должен был остановиться, чтобы собраться с силами и итти дальше. Направо отворилась дверь, и оттуда высунулся на костылях худой, желтый человек, босой и в одном белье.
Он, опершись о притолку, блестящими, завистливыми глазами поглядел на проходящих. Заглянув в дверь, Ростов увидал, что больные и раненые лежали там на полу, на соломе и шинелях.
– А можно войти посмотреть? – спросил Ростов.
– Что же смотреть? – сказал фельдшер. Но именно потому что фельдшер очевидно не желал впустить туда, Ростов вошел в солдатские палаты. Запах, к которому он уже успел придышаться в коридоре, здесь был еще сильнее. Запах этот здесь несколько изменился; он был резче, и чувствительно было, что отсюда то именно он и происходил.
В длинной комнате, ярко освещенной солнцем в большие окна, в два ряда, головами к стенам и оставляя проход по середине, лежали больные и раненые. Большая часть из них были в забытьи и не обратили вниманья на вошедших. Те, которые были в памяти, все приподнялись или подняли свои худые, желтые лица, и все с одним и тем же выражением надежды на помощь, упрека и зависти к чужому здоровью, не спуская глаз, смотрели на Ростова. Ростов вышел на середину комнаты, заглянул в соседние двери комнат с растворенными дверями, и с обеих сторон увидал то же самое. Он остановился, молча оглядываясь вокруг себя. Он никак не ожидал видеть это. Перед самым им лежал почти поперек середняго прохода, на голом полу, больной, вероятно казак, потому что волосы его были обстрижены в скобку. Казак этот лежал навзничь, раскинув огромные руки и ноги. Лицо его было багрово красно, глаза совершенно закачены, так что видны были одни белки, и на босых ногах его и на руках, еще красных, жилы напружились как веревки. Он стукнулся затылком о пол и что то хрипло проговорил и стал повторять это слово. Ростов прислушался к тому, что он говорил, и разобрал повторяемое им слово. Слово это было: испить – пить – испить! Ростов оглянулся, отыскивая того, кто бы мог уложить на место этого больного и дать ему воды.
– Кто тут ходит за больными? – спросил он фельдшера. В это время из соседней комнаты вышел фурштадский солдат, больничный служитель, и отбивая шаг вытянулся перед Ростовым.
– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – прокричал этот солдат, выкатывая глаза на Ростова и, очевидно, принимая его за больничное начальство.
– Убери же его, дай ему воды, – сказал Ростов, указывая на казака.
– Слушаю, ваше высокоблагородие, – с удовольствием проговорил солдат, еще старательнее выкатывая глаза и вытягиваясь, но не трогаясь с места.
– Нет, тут ничего не сделаешь, – подумал Ростов, опустив глаза, и хотел уже выходить, но с правой стороны он чувствовал устремленный на себя значительный взгляд и оглянулся на него. Почти в самом углу на шинели сидел с желтым, как скелет, худым, строгим лицом и небритой седой бородой, старый солдат и упорно смотрел на Ростова. С одной стороны, сосед старого солдата что то шептал ему, указывая на Ростова. Ростов понял, что старик намерен о чем то просить его. Он подошел ближе и увидал, что у старика была согнута только одна нога, а другой совсем не было выше колена. Другой сосед старика, неподвижно лежавший с закинутой головой, довольно далеко от него, был молодой солдат с восковой бледностью на курносом, покрытом еще веснушками, лице и с закаченными под веки глазами. Ростов поглядел на курносого солдата, и мороз пробежал по его спине.
– Да ведь этот, кажется… – обратился он к фельдшеру.
– Уж как просили, ваше благородие, – сказал старый солдат с дрожанием нижней челюсти. – Еще утром кончился. Ведь тоже люди, а не собаки…
– Сейчас пришлю, уберут, уберут, – поспешно сказал фельдшер. – Пожалуйте, ваше благородие.
– Пойдем, пойдем, – поспешно сказал Ростов, и опустив глаза, и сжавшись, стараясь пройти незамеченным сквозь строй этих укоризненных и завистливых глаз, устремленных на него, он вышел из комнаты.
Пройдя коридор, фельдшер ввел Ростова в офицерские палаты, состоявшие из трех, с растворенными дверями, комнат. В комнатах этих были кровати; раненые и больные офицеры лежали и сидели на них. Некоторые в больничных халатах ходили по комнатам. Первое лицо, встретившееся Ростову в офицерских палатах, был маленький, худой человечек без руки, в колпаке и больничном халате с закушенной трубочкой, ходивший в первой комнате. Ростов, вглядываясь в него, старался вспомнить, где он его видел.
– Вот где Бог привел свидеться, – сказал маленький человек. – Тушин, Тушин, помните довез вас под Шенграбеном? А мне кусочек отрезали, вот… – сказал он, улыбаясь, показывая на пустой рукав халата. – Василья Дмитриевича Денисова ищете? – сожитель! – сказал он, узнав, кого нужно было Ростову. – Здесь, здесь и Тушин повел его в другую комнату, из которой слышался хохот нескольких голосов.
«И как они могут не только хохотать, но жить тут»? думал Ростов, всё слыша еще этот запах мертвого тела, которого он набрался еще в солдатском госпитале, и всё еще видя вокруг себя эти завистливые взгляды, провожавшие его с обеих сторон, и лицо этого молодого солдата с закаченными глазами.
Денисов, закрывшись с головой одеялом, спал не постели, несмотря на то, что был 12 й час дня.
– А, Г'остов? 3до'ово, здо'ово, – закричал он всё тем же голосом, как бывало и в полку; но Ростов с грустью заметил, как за этой привычной развязностью и оживленностью какое то новое дурное, затаенное чувство проглядывало в выражении лица, в интонациях и словах Денисова.
Рана его, несмотря на свою ничтожность, все еще не заживала, хотя уже прошло шесть недель, как он был ранен. В лице его была та же бледная опухлость, которая была на всех гошпитальных лицах. Но не это поразило Ростова; его поразило то, что Денисов как будто не рад был ему и неестественно ему улыбался. Денисов не расспрашивал ни про полк, ни про общий ход дела. Когда Ростов говорил про это, Денисов не слушал.
Ростов заметил даже, что Денисову неприятно было, когда ему напоминали о полке и вообще о той, другой, вольной жизни, которая шла вне госпиталя. Он, казалось, старался забыть ту прежнюю жизнь и интересовался только своим делом с провиантскими чиновниками. На вопрос Ростова, в каком положении было дело, он тотчас достал из под подушки бумагу, полученную из комиссии, и свой черновой ответ на нее. Он оживился, начав читать свою бумагу и особенно давал заметить Ростову колкости, которые он в этой бумаге говорил своим врагам. Госпитальные товарищи Денисова, окружившие было Ростова – вновь прибывшее из вольного света лицо, – стали понемногу расходиться, как только Денисов стал читать свою бумагу. По их лицам Ростов понял, что все эти господа уже не раз слышали всю эту успевшую им надоесть историю. Только сосед на кровати, толстый улан, сидел на своей койке, мрачно нахмурившись и куря трубку, и маленький Тушин без руки продолжал слушать, неодобрительно покачивая головой. В середине чтения улан перебил Денисова.
