Кея

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Кеос»)
Перейти к: навигация, поиск
КеяКея

</tt>

Кея
греч. Κέα
Расположение острова Кея в Эгейском море
37°37′23″ с. ш. 24°20′21″ в. д. / 37.6231° с. ш. 24.3393° в. д. / 37.6231; 24.3393 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=37.6231&mlon=24.3393&zoom=9 (O)] (Я)Координаты: 37°37′23″ с. ш. 24°20′21″ в. д. / 37.6231° с. ш. 24.3393° в. д. / 37.6231; 24.3393 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=37.6231&mlon=24.3393&zoom=9 (O)] (Я)
АрхипелагКиклады
АкваторияЭгейское море
СтранаГреция Греция
РегионЮжные Эгейские острова
Кея
Площадь128,926 км²
Наивысшая точка560 м
Население (2001 год)2417 чел.
Плотность населения18,747 чел./км²

Кея (др.-греч. Кеос) (греч. Κέα) — остров в Греции, в южной части Эгейского моря. Самый ближний к Афинам остров архипелага Киклады. Состоятельные афиняне любят остров Кея из-за его близости к Аттике — он находится всего в 20 километрах от мыса Сунион, сюда очень легко выбраться на выходные. На остров ходят паромы из Лавриона (16 морских миль) и быстроходные суда из Пирея.





География

Кея имеет вытянутую форму, длина острова с севера на юг около 19 километров, ширина — около 9 километров. Остров очень горист, самая высокая точка — гора Профитис Илиас (Ильи-Пророка) имеет высоту 560 метров.

История острова

Археологи нашли на Кея поселение бронзового века Айя Ирини[1]. Поселение достигло своего расцвета в конце минойской и в начале микенской эпох.

Город находился прямо на берегу залива, а с напольной стороны был защищён широкой фортификационной стеной с башнями и воротами. Дома обращены фасадом в сторону моря и отделены один от другого узкими мощёными улицами. Строительство велось в традициях кикладской архитектуры — из каменных плит, с деревянными балками, уложенными внутри стен для сцепления конструкции. Нижний пол жилища был опущен в землю, и образовавшееся помещение служило кладовой, в которой стояли большие сосуды для хранения масла и вина и других припасов. Дома двухэтажные. Перекрытия между этажами деревянные. В большом здании (возможно, дворце правителя) стены обмазаны глиной, оштукатурены и покрыты фресками.

В древнегреческий период остров был заселён ионийцами. В период Греко-персидских войн остров участвовал в битве при Саламине на стороне греков (Геродот в своей Истории писал, что Кеос прислал 2 триремы и 2 пентеконтеры[2]), затем вошёл в Афинский морской союз. В 363 году до н. э. произошла попытка острова выйти из Афинского союза. Афинские стратеги Аристофан и Хабрий сломили сопротивление островитян, наложили контрибуцию и заставили заключить новый договор на более тяжёлых условиях. Но в 355 году до н. э. острову удаётся получить независимость от Афин. Древнегреческий философ Теофраст в своём трактате «О камнях» упоминает, что остров славился своим камнем минием[3]. В одной из элегий Каллимаха, вошедших в сборник «Причины», содержится рассказ об острове Кеос, о его городах, о поселившихся на острове парнасских нимфах. В первом веке до н. э. остров вошёл в состав Римской империи, затем стал частью Византии. Во времена Византии остров славился своим пурпуром. Пурпур, добывавшийся на острове Кеос, стремились приобрести не только афиняне и константинопольцы, но и арабы и венецианцы[4]. В 1204 году во время четвертого крестового похода остров был завоёван крестоносцами и передан ими в состав вассала Венеции Наксосского герцогства. В 1278 году остров был отвоёван византийцами, но в 1296 году был завоёван венецианцами снова. Венецианцы построили на острове замок на месте античного поселения Иолиус. В 1303 году остров разграбили каталонцы[5] . В XIV—XV веках остров подвергался частому нападению пиратов, к 1470 году на Кея осталось лишь 200 жителей.

Кея был завоёван Османской империей в 1527 году. Турки никогда не селились на острове, но заселили его православными арнаутами в конце 16-го века.Постепенно арнауты эллинизировались и преобладающим языком на острове вновь стал греческий.В 1789 г. Ламброс Кацонис греческий корсар на российской службе ,сделал остров базой для повстанческого греческого флота . В 1831 году остров вошёл в состав новообразованного государства Греция.

Люди и события, связанные с островом

Мифология

Персонажи:

  • Акей. Основатель города Поиэссы на Кеосе и храма Харит [6]. См. Евпил (иное толкование)
  • Аконтий.
  • Алкидамант. Герой из Карфеи на Кеосе, из рода Иулидов. Его дочь Ктесилла превратилась в голубку [7].
  • Афрасий. (Афраст.) Основал город Коресу на Кеосе [8].
  • Дамон. Царь тельхинов с Кеоса, отец Макело и Дексифеи [9]
  • Дексифея.
  • Демонакт. С Кеоса, погиб от гнева богов [8].
  • Евксантий. (Эвксантий.) Сын Миноса и Дексифеи.[10] Царь Кеоса. Критяне предлагали ему царскую власть, но он отказался [11]. Предок Аконтия [12].
  • Евпил. (Эвпил.) Согласно пониманию текста Каллимаха М. Е. Грабарь-Пассек, сын Хрисо, основатель Иулиды и Аки на Кеосе, возвел храм Харит в Поиэссе [13]. Перевод здесь ошибочный, ибо на Кеосе было 4 города: Иулида, Карфея, Пиеесса и Корессия [14]. См. Акей (иное толкование).
  • Кеос. Сын Аполлона и Мелии, его именем назван остров [8].
  • Ктесилла.
  • Макело.
  • Мегакл. Основатель Карфеи на Кеосе [8].
  • Телхин. С Кеоса, поражен перуном [8].
  • Хрисо. Мать Евпила (см.).

Топонимы:

  • Брисы. Нимфы на Кеосе [15].
  • Гидрисса. Старое название Кеоса.
  • Корес. Город на Кеосе, основанный дочерьми (корами) Дамона [9].

См. также:

История

  • Симонид Кеосский — известный древнегреческий лирический поэт, родился на острове.
  • На острове родился Продик — софист времен Сократа.
  • Эразистрат (греч. Erasistratos; 304—250 годы до нашей эры) — греческий врач, родом из Иулиды на острове Кеосе. Эразистрат считается основателем особой медицинской школы, называвшейся по его имени.
  • Остров был известен в Греции своим жестоким обычаем —самоубийством стариков. Старики острова Кеос украшали головы венками, устраивали праздник и в конце его пили цикуту. У древнегреческого поэта Менандра есть такие стихи «есть меж кеосцев обычай прекрасный, Фания: плохо не должен тот жить, кто не живет хорошо!»
  • Древнеримский инженер и архитектор I века до н. э. Витрувий в своём трактате об архитектуре упоминает, что «На острове Кеосе есть источник, из которого если кто по неосторожности напьется, теряет разум…»[16]. Возможно это можно объяснить особым химическим составом воды в этом источнике. В настоящее время следов этого источника на острове не найдено.
  • На острове родился Кипариссос Стефанос – известный греческий математик XIX века.
  • Близ острова в 1916 году затонул, наскочив на мину, крупный английский лайнер Британник.

Напишите отзыв о статье "Кея"

Примечания

  1. [www.archeologia.ru/Library/Book/4328c83fbe60/page34 Монгайт А. Л. Археология Западной Европы. Бронзовый и железный века]
  2. [www.vehi.net/istoriya/grecia/gerodot/08.html Геродот. История. 8.1 Урания]
  3. [www.eunnet.net/lithica/heritage/litos/01/litos1_3.htm Трактат философа Феофраста]
  4. [www.biblicalstudies.ru/Books/Litav2.html Литаврин Г. Г. «Как жили византийцы. Глава 1. Социальный строй»]
  5. [www.edelweiss.jino-net.ru/lib/kefissos_txt.html БИТВА ПРИ КЕФИССОСЕ В 1311 году]
  6. Каллимах, фр.75 Пфайфер, пер. Ю. А. Голубца
  7. Овидий. Метаморфозы VII 370; Антонин Либерал. Метаморфозы 1
  8. 1 2 3 4 5 Каллимах, фр.75 Пфайфер
  9. 1 2 Примечания М. Л. Гаспарова в кн. Пиндар. Вакхилид. Оды. Фрагменты. М., 1980. С.476
  10. Вакхилид. Эпиникии I 127; Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека III 1, 2
  11. Пиндар. Пеан 4 (фр.52d), ст.36
  12. Каллимах, фр.67 Пфайфер
  13. Каллимах, фр.75 Пфайфер в пер. М. Е. Грабарь-Пассек
  14. Страбон. География X 5, 6
  15. Клейн Л. С. Анатомия «Илиады». СПб, 1998. С.224
  16. [www.phil63.ru/filosofiya-kak-obosnovanie-arkhitekturnoi-teorii-u-vitruviya Философия как обоснование архитектурной теории у Витрувия]

Ссылки

  • [www.kea.gr Официальный сайт острова]

Отрывок, характеризующий Кея

– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.