Кеппель, Огастес, 1-й виконт Кеппель

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Кеппель, Огастес, 1-й виконт Кеппель
Augustus Keppel, 1st Viscount Keppel

Портрет Кеппела кисти Джошуа Рейнольдса, 1749
Дата рождения

25 апреля 1725(1725-04-25)

Дата смерти

2 октября 1786(1786-10-02) (61 год)

Принадлежность

 Великобритания

Род войск

 Королевский флот

Годы службы

17351779

Звание

Адмирал

Командовал

HMS Maidstone, HMS Centurion, HMS Valiant, HMS Torbay, Британское Адмиралтейство

Сражения/войны

Война за австрийское наследство
Экспедиция Ансона
Семилетняя война
* Сражение в бухте Киберон
Американская Революционная война
* Бой у острова Уэссан

Кеппель, Огастес (Август), 1-й виконт Кеппель — британский моряк, адмирал XVIII века, член Тайного совета, впоследствии первый лорд Адмиралтейства.





Происхождение и первые годы

Отпрыск старинной семьи вигов. Второй сын Виллема Анна ван Кеппеля, 2-го графа Альбемарля и Анны ван Кеппель, дочери 1-го герцога Ричмонда (в свою очередь, бастарда Карла II).

На флотской службе с десяти лет. Прослужив 5 лет, в 1740 году, был назначен на HMS Centurion и попал в кругосветную экспедицию Ансона. С 1742 года исполняющий обязанности лейтенанта (англ. Acting Lieutenant). В этой экспедиции он с трудом избежал гибели при захвате Паиты (1741), и потерял почти все зубы от свирепствовавшей цинги.

По возвращении из экспедиции в 1744 году произведен в коммандеры, затем в капитаны. Активно участвовал в Войне за австрийское наследство.

Погнавшись в 1747 году за французским кораблем, посадил вверенный ему HMS Maidstone (50) на камни у острова Бель-Иль. Последующее разбирательство сняло с него вину за потерю корабля.

В 1749 году через лорда Эджкомба познакомился с Джошуа Рейнольдсом. В 17491751 годах командовал HMS Centurion в экспедиции по «умиротворению» алжирского дея. Рейнольдс сопровождал его до Минорки и написал с него и других офицеров портреты.

Семилетняя война

Во время войны был непрерывно на службе. Командовал Североамериканской станцией в 1755 году, у берегов Франции в 1756 году, был отряжен в экспедицию для захвата Гореи в 1758 году, а в 1759 году его HMS Torbay первым вступил в бой при Кибероне.

В 1757 году входил в состав военно-полевого суда над адмиралом Бингом, высказался в пользу его помилования, вразрез с решением трибунала. В марте 1761 года переведён на HMS Valiant и поставлен во главе эскадры (17 линейных кораблей и 10.000 сухопутных войск), посланной для оккупации острова Бель-Иль, что и выполнил к июлю во многом благодаря тому, что одновременно англичане блокировали французский флот в Бресте и потому фактически господствовали на море[1].

В 1762 году был заместителем сэра Джорджа Покока в экспедиции в Гавану. Полученные в результате £25 000 призовых денег помогли ему отделить своё имя от имени промотавшегося отца. Но здоровье пострадало от занесённой на эскадру лихорадки.

Произведён в контр-адмиралы в октябре 1762 года. Служил членом Адмиралтейского комитета с июля 1765 по ноябрь 1766 года. 24 октября 1770 года повышен до вице-адмирала.

Во время Фолклендского инцидента 1770 года был назначен возглавить собранную по поводу него эскадру, но, благодаря мирному решению, экспедиция была отменена, Кеппель так и не поднял свой флаг.

Американская Революционная война

По политическим пристрастиям и семейным связям Кеппель был твердым приверженцем вигов — партией, отстраненной в тот период от власти. Как член Парламента, он с 1761 по 1780 годы имел мандат от Виндзора, позже от Сюррея. Поэтому, когда он в 1778 году получил Западную эскадру, предназначенную для войны в Америке, он пошел в море в уверенности, что правительство, и особенно Первый лорд Адмиралтейства Сэндвич, желают ему поражения.

Что еще хуже, одним из его подчиненных оказался сэр Хью Паллисер, член Адмиралтейского комитета, член Парламента и, по мнению многих включая Кеппеля, человек ответственный за плохое состояние флота. И когда бой у острова Уэссан не принес решительной победы, главным образом из-за шаблонных действий самого Кеппеля, но частью из-за нерасторопности Паллисера в исполнении приказа, Кеппель счел это за предательство.

Хотя он публично восхвалял Паллисера в донесении, втайне он начал нападки на него через прессу, с помощью друзей-вигов. На что правительственная пресса отвечала тем же; обе стороны обвиняли друг друга в преднамеренной измене. В результате последовали скандальные сцены в Парламенте и ряд разбирательств. Первым в 1778 году предстал перед трибуналом и был оправдан Кеппель. Одним из свидетелей, выступивших в его пользу, был капитан HMS Robust Александр Худ, будущий лорд Бридпорт. Затем судили и оправдали Паллисера. В марте 1779 года Кеппелю было приказано спустить адмиральский флаг.

Политические посты

До падения министерства лорда Норта был членом Парламента от оппозиции. В 1755−1761 годах имел мандат от Чичестера, с 1761 по 1780 годах от Виндзора, с 1780 по 1782 годы от Сюррея.

С уходом Норта стал Первым лордом Адмиралтейства, позже был пожалован титулами виконт Кеппель[2] и барон Элден, введен в состав Тайного совета. Его официальная карьера ничем особенным не отмечена, а в 1783 году он порвал с политическими сторонниками, подав в отставку в знак протеста против Парижского мира. Еще больше дискредитировал себя, войдя в коалиционное министерство Норта и Фокса. С его падением сошел с политической сцены.

Память

В 1778 году маркизом Рокингемом была заказана 115-футовая колонна, в честь оправдания Кеппеля трибуналом. Она установлена в Ротерхеме, южный Йоркшир. Из-за плачевного состояния и недостатка ремонта закрыта для публики.

В его честь также названы:

Напишите отзыв о статье "Кеппель, Огастес, 1-й виконт Кеппель"

Примечания

  1. Бель-Иль // Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. В. Ф. Новицкого [и др.]. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911—1915.</span>
  2. [www.british-history.ac.uk/report.aspx?compid=68108 The Admiralty]
  3. [www.uboat.net/allies/warships/ship/4278.html HMS Keppel (D84)]
  4. </ol>

Ссылки

  • [www.britannica.com/EBchecked/topic/315287/Augustus-Keppel-Viscount-Keppel-of-Elvedon-Baron-Elden Britannica online: Augustus Keppel, Viscount Keppel]

Отрывок, характеризующий Кеппель, Огастес, 1-й виконт Кеппель

Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.


Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.


Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.