Кепы

Кепы др.-греч. Κήποι, Сады <tr><td colspan="2" style="text-align:center;"> Территория археологического памятника «7 километр», где теоретически и находится городище Кеп.</td></tr> Страна Боспорское царствоБоспорское царство Область Таманский полуостров Основан VI век до н. э. Другие названия Сады Разрушен IV век Состав населения Эллины Современная локация посёлок Сенной, Краснодарский край, Россия

Кепы (др.-греч. Κήποι, Сады) — древнегреческая колония, основанная выходцами из Милета.

Кепы были основаны в самой восточной части Таманского залива примерно в 580/570-е годы до н. э. Они были одним из крупнейших городов Азиатского Боспора. В период расцвета города его площадь достигала 20-25 га. Поселение стало известно в мировой истории благодаря тому, что его правителем был дед политического деятеля и одного из самых известных ораторов Греции Демосфена.

Археологические исследования

В целом античные города азиатской части Боспора исследованы недостаточно. Исключение могут составлять столица азиатской части Боспора — Фанагория — и синдский город у Семибратных курганов. Раскопки Патрасия, Гермонассы, Горгиппии, Раевского городища проводились эпизодически или в очень небольших масштабах. В некоторых городищах вообще не проводились археологические исследования. За последние 2000 лет берега полуострова претерпели значительные разрушения и изменения. Разрушения продолжаются и поныне. Некоторые прибрежные города и поселения, такие как Корокондама, Тирамба, вероятные поселения на косах Чушка и Маркитантка потеряны почти полностью; другие — Фанагория, Гермонасса, Патраэй, городища возле посёлков Батарейка, Кучугуры и другие, разрушены частично и продолжают испытывать интенсивное разрушение.

Расположение города

Согласно описанию античных авторов, Таманский полуостров в древности представлял собой комплекс островов, крупнейшие из которых имели название Цимерис и Фанагория. Кепы, Фанагория и другие важные города того региона располагались именно на острове Фанагорус. Город стоял на берегу пролива, между Чёрным и Азовским морем, который был альтернативным путём обхода Боспора Киммерийского.

По мнению археологов, расположение города Кепы следует искать на месте городища на восточной части Таманского залива, возле посёлков Пивнево и Артюховка. В периплах Псевдо-Скилака и Псевдо-Скимна расположение Кепы определено слишком в общей форме. Псевдо-Скилак размещает Кепы в области синдов, Псевдо-Скимн связывает их расположение с выходом из пролива.

Более точное указание относительно этого дает Страбон:

При въезде в Корокондамитиду находятся значительный город Фанагория, Кепы, Гермонасса и Апатур — святилище Афродиты. Фанагория и Кепы расположены на упомянутом острове при входе в озеро с левой стороны, а остальные города — за Гипанисом в Синдской области

На территории, определённой как остров Фанагора, долгое время не было найдено других значительных городищ, кроме Фанагорийского и городища на окраине Таманского залива, которое традиционно считается остатками Кепы, поскольку раскопки подтвердили существование здесь крупного города. Во время раскопок в 2013 году был найден ещё один город за несколько километров от посёлка Приморский. Георадарные исследования показали, что город занимает, по самым скромным подсчётам, 30 гектаров. Его масштабы позволяют предположить, что именно это и есть город Кепы. По новой теории учёных на традиционном месте расположения города Кепы мог находиться город Апатур, поскольку похоронный обряд того городища ближе к фанагорийскому, чем к милетскому, а Кепы были милетской колонией. Таким образом, археологическая карта может измениться: Кепы расположатся ближе к нынешней Тамани, а там, где они находились ранее, появится город Апатур. Однако это пока только гипотеза.

Относительно традиционного городища, то оно расположено на восточном берегу Таманского залива, на небольшом естественном возвышении, которое на западе круто спускается к заливу. Это возвышение является неровным плато, которое сильно разрыто окопами и воронками и приходит на запад; его высшая горизонталь в северо-восточной части лежит на 27 м выше уровня воды Таманского залива; площадь примерно 8-9 га. С севера и северо-востока городище ограничено довольно крутым склоном и валообразной грядой, с юго-востока небольшой лощиной, с запада береговым склоном и обрывом. Но на этом месте была расположена только одна, верхняя часть города. Другая часть городища расположена под западным склоном на нижнем плато. Здесь, как и в Фанагории, которая расположена от Кепов за три-четыре километра по прямой линии, при частичном снижении берега почти весь нижний город был разрушен волнами залива. Доказательством этого является тот факт, что на прибрежном склоне, который образует узкую полосу остатков нижнего плато, можно увидеть оторванный городской культурный слой толщиной до 3,5 м, который доходит до уровня воды, а в центральной части, у колодца, слой V в. до. н. э. залегает ниже современного уровня воды в заливе. Кроме этого, у подножия откоса, наряду с современной границей воды и суши, в 1958 году был открыт античный колодец в 8 м от современного, который существует, возможно, также с античных времен. По рассказам старожилов, в XIX веке существовали ещё два старинных колодца на некотором расстоянии к западу от упомянутых. Теперь эти колодцы не существуют, они затянуты илом и покрыты наступающей водой.

Границы утраченной части города, очевидно, определяются мелководьем, которое мысом вдается в залив напротив верхнего плато, на расстоянии до 500 м. Вслед за мелководьем, глубина которого не превышает 0,50-0,60 м, дно резко снижается. У берега глубина залива настолько невелика, что восточные ветры обнажают его на десятки метров. Есть основания предполагать, что предел мелководья и является границей древнего города, утраченная территория которого составляет примерно 8-9 га. Следовательно, общая площадь города должна была бы составлять не менее 20-25 га, включая расширение города в I—II вв. н. э. Уничтоженный мыс образовывал в южной части подобие бухты, где, вероятно, была стоянка кораблей. Здесь, на юге, залив в давние времена ещё больше врезался в сушу.

Если верно утверждение о соединении Таманского залива с Ахтанизовским лиманом и Пересыпным устьем через высохший Субботин ерик (вдоль так называемого Киммерийского вала, на север от городища), то географическое положение Кепов было крайне удачным. Почвенный некрополь был расположен к востоку от города; основной массив его расположен на песчаных косогорах за 400—500 метров от города. Ещё дальше на восток, по склону Цымбалки и на его гребне расположен курганный некрополь. Курганы окружали город также с юга и севера по равнинной части.

В схолиях к Демосфену указывается, что Гилон получил Кепы и τόπους τίνάς, то есть некоторые поселения. Отсюда можно отметить, что Кепам принадлежал определенный округ с расположенными там сельскохозяйственными поселениями. Есть веские основания говорить, что основной, ближайшей сельскохозяйственной территорией, принадлежащей городу, был участок, который примыкает с севера к низине, тянувшейся от северо-восточного угла Таманского залива на восток; вдоль этой низины проходит так называемый Киммерийский вал, который прослеживается на расстоянии 1200—1300 м. С юга земли города ограничивались полосой, которая начиналась с юго-восточного угла Таманского залива (который ранее был глубже в сушу), который шёл на восток, до южных склонов горы Цымбалки. Безкурганная полоса, очевидно, ограничивала земли Фанагории и Кепов. На юго-запад от полосы тянулись курганы, которые составляли непрерывные группы и цепи, расположенные вокруг Фанагории. На север расположены курганы, которые создают единую группу от склонов горы Цымбалки и до берегов Таманского залива. На востоке границы менее ясны, но, вероятно, они определялись склонами Цымбалки. На этой площади сохранились следы поселений: повсюду попадаются отдельные фрагменты керамики.

В конце V и в IV в. до н. э. округа, которые подчинялись Кепам, были шире и доходили до юго-восточной конечности Фанталового полуострова, где в районе посёлка Татарский разведкой Таманского отряда обнаружены два поселения. Известны также следы поселений у восточного конца вала; последний не мог в те времена играть оборонительную роль, поскольку вся территория входила в состав боспорских земель. Если верить сообщению Страбона, то Сатир I был похоронен в кургане в западной окраине Фанталового полуострова. Между посёлком Татарским и западным окончанием Киммерийского вала и вблизи западного конца вала также существовали поселения, но похоже, значительно позднего периода.

Археологические раскопки

До 1957 года археологические раскопки здесь не проводились, хотя некоторые археологи посещали это городище и собирали подъёмный материал. Отдельные случайные находки поступали из некрополя Кепов в Темрюкский, Краснодарский и другие музеи.

С 1957 по 1960 год на городище проводил работы Таманский отряд Института археологии АН СССР. На нескольких участках вскрыта площадь всего 700 м² и зафиксировано 12 культурно-исторических наслоений; добыт значительный материал, открыты остатки зданий первых веков нашей эры. С целью комплексного исследования города отрядом Государственного исторического музея под руководством Н. П. Сорокиной в 1959 году были начаты раскопки почвенного некрополя, где за два сезона было раскрыто 60 могил и земляной склеп. В эти же годы происходила разведка прилегающей территории. Раскопки продолжались до 1972 года.

В 1984—1989 годах на месте городища проводились раскопки под руководством В. Д. Кузнецова.

Летом 2013 года на Таманском полуострове проводились археологические исследования, которые состоялись с участием волонтёров фонда «Археология» в рамках Президентского гранта. Во время предыдущих георадарных исследований в археологическом памятнике «7 километр» было обнаружено значительное поселение общей площадью 30 га. В связи с этим и некоторыми другими косвенными доказательствами, участник экспедиции к. и. н. Николай Федосеев выдвинул предположение, что данный объект археологии можно идентифицировать с античным городом Кепы. В ходе работ в северо-восточной части городища был раскопан участок с сохранившимися строительными конструкциями. По мнению археологов, они принадлежат сооружениям, которые существовали до I в. до н. э. На это указывает найденный археологический материал. Веротяно, что это поселение, как и многие другие на Таманском полуострове, погибли в ходе подавления восстания греков войсками Боспорского царя Митридата VI Евпатора. На это указывают найденные во время расчистки внутренних помещений зданий фрагменты светлоглиняных керамических амфор с двуствольными ручками. Наиболее ранний керамический материал относится ко второй четверти VI в. до н. э., это стенки клазоменских амфор и ионических расписных сосудов. Поселение, похоже, было очень богатым, поскольку было найдено большое количество остатков глиняной черепицы и расписной посуды. К сожалению, около 30 % городища ушло под воду Таманского залива.

История

Как и некоторые другие боспорские города, Кепы возникли на месте, где существовали более ранние, вероятно, киммерийские поселения 2 тысячелетия до н. э. Об этом свидетельствует находка в городских слоях обломка каменного топорика северо-кавказского типа и резцов из кремня.

Античные авторы сохранили очень мало упоминаний о городе. Согласно периплам Псевдо-Скимны, Кепы были основаны милетянами. Об учреждении милетянами Пантикапея и Феодосии существуют прямые доказательства. Уже этот факт указывает, что Кепы начали существовать в VI в. до н. э. Основание их, очевидно, входило в единый милетский колонизационный поток на Боспоре и вряд ли по времени далеко уходило от основания Пантикапея. Открытие архаического слоя в Кепах показало, что во второй половине VI в. до н. э. город на верхнем плато уже занимал значительную территорию и жил интенсивной жизнью. Следовательно, можно твердо сказать, что в середине VI в. до н. э. Кепы как город или постоянное поселение уже существовали. Отдельные фрагменты родосской и ионической керамики во второй четверти VI в. до н. э. дают основания считать, что Кепы возникли даже раньше середины, скорее во второй четверти VI в. до н. э. Из выступления Эсхина против Ктесифонта известно, что Кепы были переданы боспорским правителем афинянину Гилону, деду знаменитого оратора Демосфена. Диодор Сицилийский сообщает, что младший сын Перисада I, Притан, потерпел неудачу в борьбе с братом Евмелом и скрылся в Кепах, где и был убит.

Материал, полученный при раскопках Кепов, свидетельствует, что в III-II вв. до н. э. Кепы достигают наивысшего экономического процветания; кризисных явлений не отмечено. Установлено, что в период III—II вв. до н. э. Боспорское царство в целом постепенно ослабевало. Однако вопрос о характере этого упадка оказался спорным. Некоторые исследователи подчёркивали неравномерность экономического развития различных частей Боспорского царства как во времени, так и в отдельных отраслях хозяйства. В частности, отмечались факты, характеризующие ослабление европейской части Боспора в III—II вв. до н. э. и одновременное процветание городов азиатской части. Известные археологам материалы из Кепов ещё больше подтверждают последнее утверждение.

При археологических раскопках ранее не отмечалось каких-либо следов значительных разрушений в городах Азиатского Боспора в период конца II—I вв. до н. э. Очень высока вероятность того, что бурные события этого времени коснулись городов восточной половины государства. В связи с этим археологов очень заинтересовала часть кладки фундамента, открытая в 1957 году на северном раскопе. Эта кладка, которая лежит в слое I в. до н. э., состоит по большей своей части из мелких обломков мраморных архитектурных деталей и плит; один фрагмент плиты из белого мрамора сохранил остатки двух букв, вероятно, остатки декрета. Факт этот указывает на существование в Кепах в III—II вв. до н. э. зданий из мрамора. Мраморных обломков в культурном слое центральной части верхнего города очень много, гораздо больше, чем их находили в Пантикапее при раскопках на северном склоне горы Митридат в 1956—1958 годах. Особенно много в Кепах обломков облицовочных плит. Часть из них относится к эллинистической эпохе, а часть, как полагают исследователи, к зданиям I—II вв. н. э. К сожалению, все они оказались разбитыми на мелкие куски. Однако, судя по скоплению находок мраморных фрагментов, есть основания утверждать, что общественные здания располагались в районе верхнего города возле западного раскопа и на юго-восток от него. В 1937 году на городище в кладке римского времени был обнаружен фрагмент беломраморного пьедестала с остатками надписей, датирующихся концом IV — началом III в. до н. э.

В конце II в. до н. э. Кепы, вместе с другими боспорскими городами, были захвачены Понтийским царством. Но уже в 71-70 годах до н. э. были отвоеваны Римом.

Упоминание названия «Кепы» Плинием Старшим и Помпонием Мелой указывает лишь на то, что Кепы в первых веках нашей эры продолжали существовать. Но если античная литературная традиция не сохранила никаких сведений о жизни Кепов в первые века нашей эры, то археологические материалы сегодня дают возможность составить некоторое представление о хозяйстве и культуре города в этот период. В I—II вв. н. э. Кепы, как и другие города Боспора, жили полнокровной жизнью. Население города увеличивалось, границы его, как показывает юго-западный раскоп и культурный слой в обрыве берега, расширились в южном направлении примерно на 200 метров.

В Кепах I в. до н. э., как и в других городах Боспора, наблюдается значительное изменение культурного облика города — сарматизация. Это проявляется прежде всего в формах сосудов (зооморфные ручки, резкое увеличение количества лепной керамики, появление лощёных сосудов). Все это, по мнению археологов, было связано с усиленным проникновением в город негреческих, сарматских и синдо-меотских элементов. В земляном некрополе Кепов появились новые черты погребального обряда — захоронения с тризной и заложением трёх лошадей, обряд разбитого зеркала. Показательно, что Гокон и его отец Папий, начертанные на надгробии I в. н. э., найденном в земляном некрополе Кепов, не является собственно греческими.

Варваризация материальной и духовной культуры Кепов заметно прогрессирует за время с I в. н. э. до IV в. н. э.

В III—IV веках Кепы живут ещё достаточно интенсивной жизнью. Однако культурный облик города ещё больше варваризуется.

Во многих городах Боспора находят следы разрушений, связываемых с готскими нашествиями III века. В Кепах таких следов пока не обнаружено. Правда, на западном раскопе в слое не ранее середины III века можно зафиксировать сооружение большого дома, связанного с большой перепланировкой территории.

В IV веке Кепы переживают большое потрясение. Погибает хозяйственно-жилой комплекс, заметны следы пожара. Эта гибель, вероятно, была связана с военным нападением. Этим же временем датируется окончательная, единовременно выполненная засыпка колодца под склоном; следы пожарища того же времени найдены на юго-западном раскопе. О том, что катастрофа произошла именно в IV веке, свидетельствует материал заполнения колодца (среди которого замечена редкая находка — части деревянного колеса телеги), находки во дворе и на полу уничтоженного дома — алтарики, краснолаковый сосуд IV века и поздние боспорские монеты, из которых одна монета (последнего Рескупорида) лежала внутри дома, на полу, под завалом стен. Исходя из этого можно предположить, что катастрофа произошла не ранее 30-х годов IV века; пока ещё нет достаточно веских данных, чтобы бесспорно связать их с гуннским нашествием, тем более, что и после этой катастрофы город ещё продолжал существовать в течение IV века; об этом свидетельствует перекрывающий эти руины слой.

Античный город Кепы перестал существовать в IV веке. В течение достаточно длительного периода, как можно судить из известного к этому времени материала, здесь был пустырь. Но в конце VII века на месте античных Кепов возникает сельское поселение. Материальная культура его небогатая, наиболее частыми находками являются фрагменты небольших красно- или оранжевоглиняных амфор с высокими ручками, которые очень часто имеют процарапанные знаки, а также лепная посуда. Расположение поселения не повторяло расположение погибшего города; строительные остатки обнаружены не только на месте античного города, но и за его юго-восточной границей. Поселение просуществовало примерно до XI века.

Кладбище средневекового поселения занимало южную часть античного городища до берегового обрыва; средневековые погребения в каменных ящиках врезаны в античный городской культурный слой. Это с полной очевидностью указывает на определенный перерыв в жизни поселения. Характер могил и погребального ритуала средневекового могильника близок к средневековому кладбищу на северном склоне горы Митридат в Керчи. Но как керченский, так и кепский средневековые могильники требуют специального изучения с точки зрения установления их датировки и определения этнической принадлежности погребённых там жителей поселения.

Экономика

Не существует точных сведений о том, что город возник из торгового пункта — эмпория. Но удобное расположение на берегу, в отдалённой точке Таманского залива, соединённой проливами с внутренними синдомеотскими районами, даёт возможность предполагать, что такой пункт здесь существовал. В любом случае, с самого начала возникновения поселения его жители имели возможность торговать с местным населением, тем более до 540 года ещё не существовала Фанагория, которая в конце концов превзошла Кепы.

Археологи полагают, что основным занятием поселения была не торговля, а сельское хозяйство. Неподалёку от города располагались плодородные равнины. Само название города Кепы, рус. «Сады», очевидно, указывало на связь его жителей с сельским хозяйством. Возможно, разведение плодовых деревьев и не было основной отраслью хозяйства, а лишь яркой отличительной чертой города, которая со временем дала ему название. В пользу утверждения, что город не с самого начала носил имя Кепы, может указать тот факт, что у Диодора Сицилийского и в схолиях к Демосфену его имя упоминается с оговоркой καλούμενοι — «так называемый», а у Эсхина — ονομασμένοι. Обычно название города не сопровождается такими оговорками. Судя по данным Фефсата (De plant., IV, 5, 3) и археологических материалов, садоводство на Боспоре развивалось рано и интенсивно.

В период Спартокидов с особой отчётливостью прослеживается и экономическая зависимость Кепов от Пантикапея. Подавляющая часть черепицы, строительный камень, часть посуды, вероятно, металлические изделия поступали в Кепы из Пантикапея. Кепиты, видимо, часто посещали Пантикапей, жили там и даже там умирали, как можно судить по надгробию IV в. до н. э. кепитянки Феопомпы, сына Айантида, найденному в районе северного склона горы Митридат.

Значительную, но, видимо, меньшую роль в экономике Кепов играли связи с соседней Фанагорией. Часть черепицы и посуды поступала в Кепы также из этого города.

Своей монетной чеканки Кепы не имели никогда, но находки монет на городище и в некрополе многочисленны, что указывает на оживленную внутреннюю городскую торговлю. Среди монет, найденных в Кепах, подавляющее большинство пантикапейских и фанагорийских; другие очень редки. О внутригородской торговле свидетельствуют находки свинцовых гирь, среди которых примечательна четырёхугольная гиря, которая представляла собой мену со съёмными разновесками в 1/8 веса мины (52 г.). На гире чётко прочерчена буква «М». В Кепах найдено значительное количество фрагментов чёрнолаковой аттической посуды, амфор из разных центров Эгейского бассейна (Хиос, Кос, Фазос, Родос и др.) и Южного Причерноморья (Синопа, Гераклея). Вероятно, средиземноморские товары поступали в тот период в Кепы не столько напрямую из городов Эгейского бассейна, сколько через Пантикапей и частично через Фанагорию. В Пантикапей из Кепов поступали, вероятно, хлеб, скот, кожа, рыба и некоторые другие товары, а в Кепы ввозились товары заморского и собственно пантикапейского производства. Вместе с пантикапейскими товарами в Кепы попадали и пантикапейские монеты.

Кепы имели собственное ремесленное производство, следы которого можно найти начиная с III-II вв. до н. э. (ткачество, гончарное дело). Однако ремесленничество Кепов было не в состоянии дать достаточно товаров для эквивалентного обмена на большое количество ввозимых товаров. Эквивалент мог быть достигнут только путём использования продуктов сельского хозяйства. Для Кепов торговля в пределах Боспора, видимо, имела большее значение, чем торговля с более отдалёнными заморскими центрами.

Материал, полученный при раскопках Кепов, свидетельствует, что в III—II вв. до н. э. Кепы достигают наивысшего экономического процветания; кризисных явлений не заметно; культурные слои этого периода насыщены большим количеством разнообразных находок (керамика, кафель, обломки мрамора, терракоты и т. д.). Среди раскопанных могил земляного некрополя большая часть датируется именно этим временем; могилы простых людей, расположенные плотным массивом, обеспечены хорошим инвентарем. О внутригородской торговле говорит большое количество монет III—II вв. до н. э. Особо примечательна находка 11 монет, которые лежали стопками в захоронении II в. до н. э. О богатстве местной рабовладельческой верхушки дают представление захоронения Артюховского кургана, который датируется II в. до н. э. Эти данные свидетельствуют об усилении имущественной дифференциации, а также дают некоторые новые основания для утверждения о разницы в экономическом развитии городов азиатской и европейской частей Боспора.

Варваризация материальной и духовной культуры Кепов заметно прогрессирует за время с I по IV века. Происходят изменения и в экономическом развитии. Сельское хозяйство и скотоводство, как и раньше, играют главную роль, но наблюдается усиление удельного веса собственного меотского ремесленного производства: открыты остатки гончарной печи I века, железные шлаки, найден ряд костяных инструментов для шлифовки. Можно считать, что в настоящее время в верхнем городе хозяйственных построек было мало. Во всяком случае, в районе западного раскопа раньше стоял храм, а в I веке здесь помещается винодельня оригинальной формы. Пока неизвестно, существовало ли виноделие в Кепах до I века. Обломки цемянки и часть жёлоба-слива, сделанного из горла амфоры и полукруглого калиптера, обмазанного цемянкой, указывают на существование винодельни и в районе центрального раскопа. В позднеантичных слоях встречались сгнившие и залежалые виноградные листья. Судя по керамическим находкам за I—III века, в Кепы ввозились уже не средиземноморские товары, а товары городов Южного Причерноморья, особенно Синопы (черепица, посуда, амфоры, возможно, с оливковым маслом). Некоторые товары завозились в этот период в Кепы из Сирии (стекло, ожерелье) и Египта (ожерелье, скарабеи).

Как и в эпоху эллинизма, жители Кепов, особенно женщины, имели большой спрос на украшения (бронзовые фибулы, кольца, браслеты и т. д.), среди которых найдены подвески и геммы значительной художественной ценности и другие предметы туалета. Любимым развлечением кепитов была игра в астрагалы, которые были найдены в Кепах в большом количестве.

В III-IV веках Кепы живут ещё достаточно интенсивной жизнью. Однако культурный облик города ещё больше варваризуется. Находки большого количества зерна, пифосов и ям для хранения зерна, зернотёрок, сгоревшей в печи соломы указывают, что сельское хозяйство продолжало играть ведущую роль. Кепиты сеяли преимущественно пшеницу и многорядный ячмень; рожь, которая встречается вместе с подмаренником, тогда ещё считалась бурьяном. На корм скоту, видимо, шёл овёс и чечевица.

Судя по значительному количеству костей, найденных на городище во всех слоях, в Кепах, начиная с VI в. до н. э., разводили преимущественно крупный и мелкий рогатый скот и лошадей. Кости собак встречались, начиная с самых ранних наслоений. В III—IV веках наблюдается увеличение количества костей лошадей.

Ремесло в этот период, видимо, играло лишь вспомогательную роль. Находки грузил и медных крючков указывают на более значительную, чем в предыдущие периоды, роль рыболовства. Среди рыбьих костей обращают на себя внимание частые находки костей осетровых. Судя по керамической таре, торговля по-прежнему велась преимущественно с южнопонтийскими центрами. Об этом говорят узкогорловые светлоглиняные амфоры с профилированными ручками: большинство из них имеют на горле и на плечах курсивные надписи и знаки красной и бурой краской. Но главную массу амфор составляли огромные, широкогорловые красноглиняные амфоры с сосковидным дном, яйцевидным туловищем и плоскопрофилированными ручками. Подобные амфоры характерны для всех античных боспорских городов Северного Причерноморья III—IV веков. Их использовали для хранения не только вина, но и зерна. Находки в Кепах показали, что такие амфоры имели дискообразные известняковые крышки. На плечах и горлах таких амфор часто царапались буквенные обозначения и другие знаки. Часть такого рода амфор, возможно, изготавливалась в Кепах. Для того времени характерны большое красноглиняное и сероглиняное лощение посуды типа корчаги. Обращает на себя внимание значительный ввоз краснолаковых мисок, что наблюдается в настоящее время во всем Северном Причерноморье.

Государственный строй

Основная масса находок архаического слоя — фрагменты керамики — подчеркивает греческий характер поселения и его тесные связи с ионическими и островными центрами Средиземноморья (Хиос, Клазомены, Родос и другие). В городском строительстве раннего периода широко применялись морские ракушки, что легко можно объяснить отсутствием строительных материалов в кружающей местности. На центральном раскопе, в архаическом слое, который лежит на материковом песке, найдено большое количество отборных морских ракушек.

Есть основания полагать, что до объединения боспорских городов под властью Археанактидов Кепы были самостоятельной городской общиной, но, возникнув как милетская апойкия, они поддерживали тесные связи с Пантикапеем. Пантикапей и Кепы были, очевидно, основными группами милетских переселенцев, близких по социально-экономическому положению, которые имели схожие интересы.

Эсхин описал политическое положение Кепов в V в. до н. э. Передача Кепов под управление чужеземцу-афинянину Гилону и, как видно из схолий к Демосфену, с правом выбора налога (καρποδσθ-αι λαβών παρ’ αύτών), означает полное политическое подчинение города боспорскому царю в конце V в. до н. э. Примерно в те же времена похожим образом поступали и персидские цари.

Очевидно, такой акт мог быть результатом уже ранее заключенных соглашений. Политическое подчинение Кепов, вероятно, было устроено ещё Археанактидами, которые использовали ранние связи кепитов с пантикапейцами. Правителям новой династии, Спартоку и Сатиру I, очевидно, не было трудно до конца подчиниться Боспору. Для Сатира подчинение Кепов имело существенное значение, поскольку они были надежным пунктом в его борьбе за присоединение синдских территорий.

Судя по керамике, которая была найдена на приколодезном раскопе в слое V в. до н. э. (чёрнолаковые и краснофигурные сосуды), и из инвентаря могил того времени, Кепы в V в. до н. э., сохраняя тесные связи с ионическими центрами, резко усилили связь с Аттикой. На некрополе в одной из могил V в. до н. э. было найдено семь аттических чёрнолаковых сосудов. Нередки находки флаконов V—IV вв. до н. э. из финикийского стекла.

В материальной культуре города VI-V вв. до н. э. пока не удаётся найти доказательства того, что местные этнические элементы проникали в городскую среду. Ряд исследователей, которые находили лепную керамику в античных городах, обычно опираются на них как на доказательство наличия представителей местных племен в составе городского населения. Лепная керамика в Кепах встречается с самого раннего времени. Однако есть и другое основание считать, что население Кепов тем или иным образом с очень раннего времени стало пополняться местными элементами. Гилон приехал на Боспор, получил Кепы и потом женился, по одной версии (Эсхина) — на скифянке, по другой — (схолии к Демосфену) — «на дочери одного из туземцев». Но источники сходятся в том, что при бракосочетании Гилон взял богатое приданое. Если Гилон, будучи в Кепах, женился на туземке, то, скорее всего, она была дочерью знатного синда или меота. Для Эсхина важно было выяснить не столько точное наименование его племени, сколько показать варварское происхождение, и в таком случае название «скифянка» было самым понятным афинянам. Отсюда и стремление Эсхина подчеркнуть низкое происхождение Демосфена, когда он в одной из речей указывал даже, что Демосфен походил по матери от кочевых скифов, что, как полагают историки, маловероятно.

Таким образом, в Кепах, на периферии античного мира, древние греки устанавливали связи с местным населением, женились на богатых невестах с местной родовой аристократии, рождая эллинизированную знать. Это частично объясняет специфику боспорской культуры.

В период IV—II вв. до н. э. Кепы были одним из внутренних боспорских городов, полностью подчинённых боспорским правителям. Возможно, что в Кепах со времен Гилона главную роль играла назначаемое царём лицо, при котором выборные органы городского самоуправления занимали второстепенное место. Подобное положение было, возможно, обычным для Боспора.

Об участии Кепов в политических событиях конца IV в. до н. э. говорит тот факт, что Притан, потерпев поражение в борьбе с Евмелом, бежал из Пантикапея в Кепы, где и был убит. Бежал он сюда, видимо, не случайно. Кепы служили ему, вероятно, опорным пунктом в то время, когда Евмел, действуя, по словам Диодора, с востока, оттеснил его к перешейку Меотийского озера (нынешнее Азовское море). Вообще же Кепы, будучи в то время внутренним боспорским городом, большого военного значения не могли иметь. Однако, как показывают раскопки некрополя, мужское население города носило оружие.

Архитектура

В городе, как и в период эллинизма, существовали красивые общественные здания. Одно из таких зданий было расположено в районе центрального раскопа; там обнаружены следы большой выборки камня и найден известняковый каннелюрованный барабан колонны и известняковый калиптер. Известняковые барабаны колонн, известняковая и мраморная черепица найдены и в других частях городища. Изнутри помещения украшались разноцветными мраморными плитками и цветной штукатуркой, куски которой не один раз встречались в слоях этого времени. Иногда полы мостились специальным известково-галечным составом, отполированным сверху.

В городе существовали водостоки, сооружённые из каменных жёлобов. Один такой жёлоб заложен в кладку стены в III веке, обломки других найдены в позднеантичных слоях. Водоснабжение города осуществлялось из колодцев, расположенных под откосом на нижнем плато.

На площади стояли изваяния и плиты с декретами. В кладке III века был найден постамент мраморной скульптуры, в другом месте верхнего города обнаружен огромный мраморный постамент для декрета со знаком боспорского царя I—II веков. Могилы некрополя украшались надгробиями, на некоторых из них были надписи на греческом языке.

Во время раскопок удалось найти лишь одно строение, которое было предназначено для религиозных верований. Это небольшой храм, площадью 30 м², посвящённый Афродите, который располагался на южной окраине города. Интерьер храма был раскрашен в разные цвета, а крыша покрыта глиняной черепицей. В святилище были найдены мраморная голова статуи Куроса или Аполлона, датированные концом VI в. до н. э., вотивную мраморную женскую голову с рогом изобилия и мраморную статуэтку Афродиты, работы неизвестного мастера из Малой Азии II в. до н. э..

В городе также были найдены руины бани I века. В бане находилось несколько купелей, стены были сделаны из неопаленного глиняного кирпича и облицованы изнутри мрамором, под стенами располагались скамьи, через которые, по внутренним каналам, протекал горячий воздух. На север и на восток от бани пролегал водопровод, построенный из тёсаных блоков и покрытый плитами из камня и глиняной черепицы. У входа в баню, под стеной, водопровод был сделан из глиняной трубки, в которой находились другие трубки меньшего диаметра.

Остатков оборонительных стен в городе найдено не было, хотя и потребности в них тоже, похоже, не возникало. Только на север от города были найдены руины наскоро возведённой насыпи, датированной I веком.

В западном раскопе найден хозяйственно-жилой комплекс, возникший в III веке и закрывшийся в IV веке. Он состоит из руин нескольких помещений, амбаров с пифосами, двора и водостока. Изучение этого комплекса даёт возможность сделать ряд выводов, подкрепляемых находками в других местах городища.

Руины четырёх помещений дают возможность исследователям реконструировать единственный строительный блок, подобный блокам в Илурате и Семёновке. Хорошо прослеживается строительная техника. Основание здания составляли каменные цоколи, верхняя плоскость которых была выровнена плоскими известковыми камнями и фрагментами керамики. На цоколях были сложены стены из сырцового кирпича. Крыша была крыта черепицей. Потолки, вероятно, утеплялись камкой. В Кепах с древности кирпич представлял собой наиболее распространённый вид строительного материала. Это хорошо прослеживается по составу почвы, начиная с эллинистических слоев, поскольку главную массу грунта составляют развалы с документами, новостройки. Винодельня I века имела также сырцовые стены. Этот факт объясняет небольшое количество сохранившихся каменных кладок, которые ещё в древности постоянно разбирались и употреблялись на более поздние постройки. Так, стены дома III—IV веков складывались в основном из камней вторичного использования. Раскопки Кепов дали значительный материал для суждения о строительных материалах и строительной технике. Кроме упомянутых камня сырца, морской ракушки, мрамора, цемянки, извести, штукатурки, глины, в Кепах широко применялось дерево, скрепленное железными и бронзовыми коваными гвоздями, морская трава для подстилок и утепления, песок, гравий. В III—IV веках стал применяться обожжённый кирпич, но археологам пока неизвестно, какого рода сооружения из него сооружались.

Последний из античных слоев городища, хотя и довольно мощный по толщине, строительных остатков содержит мало, зато характеризуется находками наибольшего количества грубой лепной керамики. Руины нескольких фундаментов указывают на бедность и упадок строительной техники.

Религия

В городе, как и всем регионе азиатского Боспора, широко практиковалось поклонение Афродите. Согласно находкам, датируемым VI в. до н. э., можно предположить, что храм или святилище существовал в городе ещё в архаичные времена. Это предположение подтверждается посудой V в. до н. э., на которой можно прочитать инициалы богов, надписями на керамических обломках, а также найденной мраморной головой Афродиты работы Александрийской школы, которая датируется III — II вв. до н. э. Во время раскопок в городе также был найден храм Афродиты. Об этом говорит обнаруженное в 1957—1959 годах на западном раскопе скопление значительного количества обломков терракоты и фрагментов чёрнолаковых сосудов IV в. до н. э. с остатками граффити, и в том числе с монограммами, которые, по сведениям учёных, представляют собой начальные буквы имени Афродиты. Подобная монограмма есть и на фрагменте стенки амфоры. Вблизи западного раскопа одним из местных жителей найдено большое, возможно, жертвенное блюдце, которое, однако не сохранилось. При раскопках 1958—1959 годах здесь же, на западном раскопе, были найдены два обломка края жертвенных глиняных сосудов.

На север от города располагался некрополь, хотя могилы можно найти как к востоку, так и к западу от города. На площади в 60 км² во время раскопок 1959—1970 года было найдено в общей сложности более чем 400 захоронений, датируемых от VI в. до н. э. до III в. н. э. По ритуалам захоронений VI—V вв. до н. э. могилы имели прямоугольную или овальную форму, были обложены глиняным кирпичом. Детей хоронили в амфорах. Традиционно трупы были похоронены на спине лицом на восток. В могилу иногда клалась окрашенная посуда или другие простые дары. К мужчинам в могилу часто клали оружие. Наибольшее количество захоронений датируется III — I в. до н. э. В общем традиции захоронений не меняются, только параллельно встречаются могилы с надгробной плитой, высеченные в камне и подбойные могилы.

Хотя найденные захоронения принадлежат преимущественно греческой традиции, иногда встречается и сарматская. Сарматы появились на этой территории примерно в III в. до н. э. В этих годах продолжают сохраняться старые традиции погребения, но также начинает появляться кремация. Кремация осуществлялась непосредственно в самой могиле или рядом с ней, после неё пепел высыпали в амфору, которую и хоронили. Похоронные подарки этого периода разнообразны: глиняные горшки, в основном местного производства, ожерелья и боспорские монеты. В период III—I в. до н. э. оружие в могилы не клали. В этот период широкое распространение приобретает традиция построения надгробных стел, на них изображали мужчин, женщин, всадников и т. д.

В I в. до н. э. некрополь сжимается, и захоронения в основном происходят в его северной части. Как и ранее, могилы имеют прямоугольную и овальную форму, но теперь они становятся шире. Ещё чаще встречаются захоронения в отбойных могилах. Позиция тела остаётся спиной к низу, но иногда встречаются тела в позе эмбриона. Кремация и погребальные обряды исчезают. Оружие снова начинает появляться в мужских могилах, а надгробные стелы все ещё популярны.

Считается, что к IV веку сильно изменилась духовная культура населения Кепов. В культурной жизни населения города наблюдается отказ от традиций античной культуры, потеря вкуса к произведениям античного искусства, в частности скульптуры. На городище найдено большое количество обломков варварских разбитых известняковых и мраморных скульптур. Из них часть оказалась использована для сооружения фундаментов; так, фрагменты двух постаментов мраморных статуй с остатками ступни обнаружены в кладках позднеантичных зданий. Нет основания думать, что разрушение античных скульптур оказалось только результатом нашествия варваров.

Разрушительная деятельность стала следствием идеологической борьбы, изменения идеологических взглядов, которое выражалось в победе христианства. Подтверждением этого вывода может служить бронзовый алтарь, найденный в полу дома, разрушенного в IV веке. Аналогичные алтари найдены в христианских памятниках IV—V веков. Одновременно с христианством распространялись и другие верования, о чём свидетельствует подвесная глиняная табличка с изображениями древа жизни, оленя со змеей и непонятных символов геометрической формы, которые в целом отражают синкретизм религиозных представлений.

На памятнике найдено раннехристианское надгробие из известняка с выбитым крестом.

Перечень эпиграфических источников, найденных при раскопках

• SEG 27:435 Надпись на плите из белого мрамора, левая часть которой была случайно найдена в 1960 году вблизи Киммерийского вала. На находке сохранились 4 строки надписи. По форме камня можно сделать вывод, что он был вставлен в стену, а особая форма письма позволяет предположить, что камень был изготовлен в середине или во второй половине III века. Согласно полученным сведениям, надпись на плите является списком имён. Случайность такой находки не позволяет предположить происхождение надписи, но с большой вероятностью она происходит именно с Кепов. Артефакт свидетельствует о том, что греческий полис продолжал существовать на Таманском полуострове в III веке.
• SEG 45:983,d SEG 45:983,h SEG 45:983,i Фрагменты надписей на посуде. Годы не известны.
• SEG 45:990 Средняя часть трёхстрочной посвятительной надписи, нанесенной на мраморную базу, обколотая слева и справа. Фрагмент этой базы был найден в 1963 году на городище Кепов. Надпись является образцом раннеэллинистического письма и была сделана, по мнению учёных, на рубеже IV-III вв. до н. э. Эпиграфист Валерий Яйленко на основе своих исследований делает предположение, что надпись можно перевести как «определённая [дочь] кого-то, которая исполняла обязанности жрицы, женщины Спартока, и посвящённая при архонте Перисаде, сыне Левкона, Афродите».

Источники и литература

• Zgusta. L. Die Personennamen griechischer Городов der nördlichen Schwarzmeerküste. — 586. — Praha: 1955. — С. 291. (нем.)
• Башкиров А. С. Археологическое обследование Таманского полуострова летом 1926 г. // Труды Этнографо-археологического музея 1-го МГУ. — 3. — М: 1927. — С. 37.
• Башкиров А. С. Археологическое обследование Таманского полуострова летом 1927 г. // ТСАРАНИОН. — 3. — М: 1928. — С. 81.
• Беренбейм Д. Я. Керченский пролив во времена Страбона в свете новейших данных об изменении уровня Чёрного моря. // СА (1959) (4) С. 42-52.
• Блаватский В. Д. Земледелие в античных государствах Северного Причерноморья. — М.: 1953. — С. 48.
• Блаватский В. Д. Архаический Боспор // МИА. — 33. — 1954. — С. 7-44.
• Блаватский В. Д. Раскопки Пантикапея в 1954—1958 гг. // СА (1960) (2) С. 185.
• Веселов В. В. О «Киммерийском вале» на Таманском полуострове. // СА (1957) (3) С. 252.
• Войцеховский C. Ф. Опыт восстановления рельефа Таманского полуострова применительно к эпохе Страбона и позднейшему времени. // Записки Северо-Кавказского общества археологии, истории и этнографии. — 1. — Ростов-на-Дону: 1926 Т. 3. — С. 6.
• Гайдукевич В. Ф. Боспорское царство. — М.- Л.: 1949. — С. 203.
• Гайдукевич В. Ф. Илурат // МИА (1958) (85). рис. 13.
• Герц К. Археологическая топография Таманского полуострова. — М: 1870. — С. 30, 100—102.
• Жебелев С. А. Основные линии экономического развития Боспорского государства. // Сб. «Северное Причерноморье». — М.- Л.: 1953. — С. 149.
• Зограф А. Н. Античные монеты // МИА (57) С. 33.
• Иессен А. А., Миллер А. А. Таманская экспедиция 1931 г. // СГАИМК (1932) (11-12) С. 59.
• Кошеленко, Г. А., Кругликова, И. Т., Долгоруков, B.C. Античные города Северного Причерноморья. — Москва: 1984.
• Кубланов М. М. К истории Азиатского Боспора. // CA (1959) (XXIX—XXX) С. 224.
• Кузнецов В. Д. Ранние апойкии Северного Причерноморья // КСИА. — 1991. — С. 34.
• Латышев В. В. Эпиграфические новости из южной России // ИАК (1907) (23) С. 42, 43.
• Максимова М. И. О дате Артюховского кургана. // СА (1960) (3) С. 58.
• Поночевный М. О. Географический очерк Боспорского царства. // Кубанский сборник. — Екатеринодар: 1891 Т. 2. — 32-33 с.
• Розанова З. П. Новые эпиграфические памятники Таманского полуострова // СА (1941) (VII) С. 247—250.
• Сокольский Н. И. Раскопки в Кепах в 1957 г. // КСИИМК (1960) (78) С. 53-63.
• Сокольский Н. И. Курос из Кепов // СА (1962) (2) С. 132—141.
• Соломоник Э. И. Кепы // Сарматские знаки Северного Причерноморья.. — Киев: 1959. — С. 54, 55.
• Усачева Е. Н., Сорокина Н. П. Кепы // Античные города Северного Причерноморья.. — М.; Л.: Наука, 1955.
• Чхаидзе В. Н. Средневековое сельское поселение на городище Кепы // Древности Боспора. Том 10. — М: 2006. — С. 487-517.
• Шляев Б. А. Стелла Гокона // ВДИ. — 1955.
• Clarke E. Voyages en Russie en Tartarie Turquie et en. — Paris: 1813 Т. 1. — С. 396. (фр.)

Ссылки

• Кепы — статья из Большой советской энциклопедии.
• [www.archae.ru/ Фонд Археология — общественная некоммерческая организация.]. [www.webcitation.org/6MW3MdaYS Архивировано из первоисточника 10 января 2014].

Отрывок, характеризующий Кепы

Он взял тетрадь геометрии, писанную его рукой, и подвинул ногой свое кресло.
– На завтра! – сказал он, быстро отыскивая страницу и от параграфа до другого отмечая жестким ногтем.
Княжна пригнулась к столу над тетрадью.
– Постой, письмо тебе, – вдруг сказал старик, доставая из приделанного над столом кармана конверт, надписанный женскою рукой, и кидая его на стол.
Лицо княжны покрылось красными пятнами при виде письма. Она торопливо взяла его и пригнулась к нему.
– От Элоизы? – спросил князь, холодною улыбкой выказывая еще крепкие и желтоватые зубы.
– Да, от Жюли, – сказала княжна, робко взглядывая и робко улыбаясь.
– Еще два письма пропущу, а третье прочту, – строго сказал князь, – боюсь, много вздору пишете. Третье прочту.
– Прочтите хоть это, mon pere, [батюшка,] – отвечала княжна, краснея еще более и подавая ему письмо.
– Третье, я сказал, третье, – коротко крикнул князь, отталкивая письмо, и, облокотившись на стол, пододвинул тетрадь с чертежами геометрии.
– Ну, сударыня, – начал старик, пригнувшись близко к дочери над тетрадью и положив одну руку на спинку кресла, на котором сидела княжна, так что княжна чувствовала себя со всех сторон окруженною тем табачным и старчески едким запахом отца, который она так давно знала. – Ну, сударыня, треугольники эти подобны; изволишь видеть, угол abc…
Княжна испуганно взглядывала на близко от нее блестящие глаза отца; красные пятна переливались по ее лицу, и видно было, что она ничего не понимает и так боится, что страх помешает ей понять все дальнейшие толкования отца, как бы ясны они ни были. Виноват ли был учитель или виновата была ученица, но каждый день повторялось одно и то же: у княжны мутилось в глазах, она ничего не видела, не слышала, только чувствовала близко подле себя сухое лицо строгого отца, чувствовала его дыхание и запах и только думала о том, как бы ей уйти поскорее из кабинета и у себя на просторе понять задачу.
Старик выходил из себя: с грохотом отодвигал и придвигал кресло, на котором сам сидел, делал усилия над собой, чтобы не разгорячиться, и почти всякий раз горячился, бранился, а иногда швырял тетрадью.
Княжна ошиблась ответом.
– Ну, как же не дура! – крикнул князь, оттолкнув тетрадь и быстро отвернувшись, но тотчас же встал, прошелся, дотронулся руками до волос княжны и снова сел.
Он придвинулся и продолжал толкование.
– Нельзя, княжна, нельзя, – сказал он, когда княжна, взяв и закрыв тетрадь с заданными уроками, уже готовилась уходить, – математика великое дело, моя сударыня. А чтобы ты была похожа на наших глупых барынь, я не хочу. Стерпится слюбится. – Он потрепал ее рукой по щеке. – Дурь из головы выскочит.
Она хотела выйти, он остановил ее жестом и достал с высокого стола новую неразрезанную книгу.
– Вот еще какой то Ключ таинства тебе твоя Элоиза посылает. Религиозная. А я ни в чью веру не вмешиваюсь… Просмотрел. Возьми. Ну, ступай, ступай!
Он потрепал ее по плечу и сам запер за нею дверь.
Княжна Марья возвратилась в свою комнату с грустным, испуганным выражением, которое редко покидало ее и делало ее некрасивое, болезненное лицо еще более некрасивым, села за свой письменный стол, уставленный миниатюрными портретами и заваленный тетрадями и книгами. Княжна была столь же беспорядочная, как отец ее порядочен. Она положила тетрадь геометрии и нетерпеливо распечатала письмо. Письмо было от ближайшего с детства друга княжны; друг этот была та самая Жюли Карагина, которая была на именинах у Ростовых:
Жюли писала:
«Chere et excellente amie, quelle chose terrible et effrayante que l'absence! J'ai beau me dire que la moitie de mon existence et de mon bonheur est en vous, que malgre la distance qui nous separe, nos coeurs sont unis par des liens indissolubles; le mien se revolte contre la destinee, et je ne puis, malgre les plaisirs et les distractions qui m'entourent, vaincre une certaine tristesse cachee que je ressens au fond du coeur depuis notre separation. Pourquoi ne sommes nous pas reunies, comme cet ete dans votre grand cabinet sur le canape bleu, le canape a confidences? Pourquoi ne puis je, comme il y a trois mois, puiser de nouvelles forces morales dans votre regard si doux, si calme et si penetrant, regard que j'aimais tant et que je crois voir devant moi, quand je vous ecris».
[Милый и бесценный друг, какая страшная и ужасная вещь разлука! Сколько ни твержу себе, что половина моего существования и моего счастия в вас, что, несмотря на расстояние, которое нас разлучает, сердца наши соединены неразрывными узами, мое сердце возмущается против судьбы, и, несмотря на удовольствия и рассеяния, которые меня окружают, я не могу подавить некоторую скрытую грусть, которую испытываю в глубине сердца со времени нашей разлуки. Отчего мы не вместе, как в прошлое лето, в вашем большом кабинете, на голубом диване, на диване «признаний»? Отчего я не могу, как три месяца тому назад, почерпать новые нравственные силы в вашем взгляде, кротком, спокойном и проницательном, который я так любила и который я вижу перед собой в ту минуту, как пишу вам?]
Прочтя до этого места, княжна Марья вздохнула и оглянулась в трюмо, которое стояло направо от нее. Зеркало отразило некрасивое слабое тело и худое лицо. Глаза, всегда грустные, теперь особенно безнадежно смотрели на себя в зеркало. «Она мне льстит», подумала княжна, отвернулась и продолжала читать. Жюли, однако, не льстила своему другу: действительно, и глаза княжны, большие, глубокие и лучистые (как будто лучи теплого света иногда снопами выходили из них), были так хороши, что очень часто, несмотря на некрасивость всего лица, глаза эти делались привлекательнее красоты. Но княжна никогда не видала хорошего выражения своих глаз, того выражения, которое они принимали в те минуты, когда она не думала о себе. Как и у всех людей, лицо ее принимало натянуто неестественное, дурное выражение, как скоро она смотрелась в зеркало. Она продолжала читать: 211
«Tout Moscou ne parle que guerre. L'un de mes deux freres est deja a l'etranger, l'autre est avec la garde, qui se met en Marieche vers la frontiere. Notre cher еmpereur a quitte Petersbourg et, a ce qu'on pretend, compte lui meme exposer sa precieuse existence aux chances de la guerre. Du veuille que le monstre corsicain, qui detruit le repos de l'Europe, soit terrasse par l'ange que le Tout Рuissant, dans Sa misericorde, nous a donnee pour souverain. Sans parler de mes freres, cette guerre m'a privee d'une relation des plus cheres a mon coeur. Je parle du jeune Nicolas Rostoff, qui avec son enthousiasme n'a pu supporter l'inaction et a quitte l'universite pour aller s'enroler dans l'armee. Eh bien, chere Marieie, je vous avouerai, que, malgre son extreme jeunesse, son depart pour l'armee a ete un grand chagrin pour moi. Le jeune homme, dont je vous parlais cet ete, a tant de noblesse, de veritable jeunesse qu'on rencontre si rarement dans le siecle оu nous vivons parmi nos villards de vingt ans. Il a surtout tant de franchise et de coeur. Il est tellement pur et poetique, que mes relations avec lui, quelque passageres qu'elles fussent, ont ete l'une des plus douees jouissances de mon pauvre coeur, qui a deja tant souffert. Je vous raconterai un jour nos adieux et tout ce qui s'est dit en partant. Tout cela est encore trop frais. Ah! chere amie, vous etes heureuse de ne pas connaitre ces jouissances et ces peines si poignantes. Vous etes heureuse, puisque les derienieres sont ordinairement les plus fortes! Je sais fort bien, que le comte Nicolas est trop jeune pour pouvoir jamais devenir pour moi quelque chose de plus qu'un ami, mais cette douee amitie, ces relations si poetiques et si pures ont ete un besoin pour mon coeur. Mais n'en parlons plus. La grande nouvelle du jour qui occupe tout Moscou est la mort du vieux comte Безухой et son heritage. Figurez vous que les trois princesses n'ont recu que tres peu de chose, le prince Basile rien, est que c'est M. Pierre qui a tout herite, et qui par dessus le Marieche a ete reconnu pour fils legitime, par consequent comte Безухой est possesseur de la plus belle fortune de la Russie. On pretend que le prince Basile a joue un tres vilain role dans toute cette histoire et qu'il est reparti tout penaud pour Petersbourg.
«Je vous avoue, que je comprends tres peu toutes ces affaires de legs et de testament; ce que je sais, c'est que depuis que le jeune homme que nous connaissions tous sous le nom de M. Pierre les tout court est devenu comte Безухой et possesseur de l'une des plus grandes fortunes de la Russie, je m'amuse fort a observer les changements de ton et des manieres des mamans accablees de filles a Marieier et des demoiselles elles memes a l'egard de cet individu, qui, par parenthese, m'a paru toujours etre un pauvre, sire. Comme on s'amuse depuis deux ans a me donner des promis que je ne connais pas le plus souvent, la chronique matrimoniale de Moscou me fait comtesse Безухой. Mais vous sentez bien que je ne me souc nullement de le devenir. A propos de Marieiage, savez vous que tout derienierement la tante en general Анна Михайловна, m'a confie sous le sceau du plus grand secret un projet de Marieiage pour vous. Ce n'est ni plus, ni moins, que le fils du prince Basile, Anatole, qu'on voudrait ranger en le Marieiant a une personne riche et distinguee, et c'est sur vous qu'est tombe le choix des parents. Je ne sais comment vous envisagerez la chose, mais j'ai cru de mon devoir de vous en avertir. On le dit tres beau et tres mauvais sujet; c'est tout ce que j'ai pu savoir sur son compte.
«Mais assez de bavardage comme cela. Je finis mon second feuillet, et maman me fait chercher pour aller diner chez les Apraksines. Lisez le livre mystique que je vous envoie et qui fait fureur chez nous. Quoiqu'il y ait des choses dans ce livre difficiles a atteindre avec la faible conception humaine, c'est un livre admirable dont la lecture calme et eleve l'ame. Adieu. Mes respects a monsieur votre pere et mes compliments a m elle Bourienne. Je vous embrasse comme je vous aime. Julie».
«P.S.Donnez moi des nouvelles de votre frere et de sa charmante petite femme».
[Вся Москва только и говорит что о войне. Один из моих двух братьев уже за границей, другой с гвардией, которая выступает в поход к границе. Наш милый государь оставляет Петербург и, как предполагают, намерен сам подвергнуть свое драгоценное существование случайностям войны. Дай Бог, чтобы корсиканское чудовище, которое возмущает спокойствие Европы, было низвергнуто ангелом, которого Всемогущий в Своей благости поставил над нами повелителем. Не говоря уже о моих братьях, эта война лишила меня одного из отношений самых близких моему сердцу. Я говорю о молодом Николае Ростове; который, при своем энтузиазме, не мог переносить бездействия и оставил университет, чтобы поступить в армию. Признаюсь вам, милая Мари, что, несмотря на его чрезвычайную молодость, отъезд его в армию был для меня большим горем. В молодом человеке, о котором я говорила вам прошлым летом, столько благородства, истинной молодости, которую встречаешь так редко в наш век между двадцатилетними стариками! У него особенно так много откровенности и сердца. Он так чист и полон поэзии, что мои отношения к нему, при всей мимолетности своей, были одною из самых сладостных отрад моего бедного сердца, которое уже так много страдало. Я вам расскажу когда нибудь наше прощанье и всё, что говорилось при прощании. Всё это еще слишком свежо… Ах! милый друг, вы счастливы, что не знаете этих жгучих наслаждений, этих жгучих горестей. Вы счастливы, потому что последние обыкновенно сильнее первых. Я очень хорошо знаю, что граф Николай слишком молод для того, чтобы сделаться для меня чем нибудь кроме как другом. Но эта сладкая дружба, эти столь поэтические и столь чистые отношения были потребностью моего сердца. Но довольно об этом.
«Главная новость, занимающая всю Москву, – смерть старого графа Безухого и его наследство. Представьте себе, три княжны получили какую то малость, князь Василий ничего, а Пьер – наследник всего и, сверх того, признан законным сыном и потому графом Безухим и владельцем самого огромного состояния в России. Говорят, что князь Василий играл очень гадкую роль во всей этой истории, и что он уехал в Петербург очень сконфуженный. Признаюсь вам, я очень плохо понимаю все эти дела по духовным завещаниям; знаю только, что с тех пор как молодой человек, которого мы все знали под именем просто Пьера, сделался графом Безухим и владельцем одного из лучших состояний России, – я забавляюсь наблюдениями над переменой тона маменек, у которых есть дочери невесты, и самих барышень в отношении к этому господину, который (в скобках будь сказано) всегда казался мне очень ничтожным. Так как уже два года все забавляются тем, чтобы приискивать мне женихов, которых я большею частью не знаю, то брачная хроника Москвы делает меня графинею Безуховой. Но вы понимаете, что я нисколько этого не желаю. Кстати о браках. Знаете ли вы, что недавно всеобщая тетушка Анна Михайловна доверила мне, под величайшим секретом, замысел устроить ваше супружество. Это ни более ни менее как сын князя Василья, Анатоль, которого хотят пристроить, женив его на богатой и знатной девице, и на вас пал выбор родителей. Я не знаю, как вы посмотрите на это дело, но я сочла своим долгом предуведомить вас. Он, говорят, очень хорош и большой повеса. Вот всё, что я могла узнать о нем.
Но будет болтать. Кончаю мой второй листок, а маменька прислала за мной, чтобы ехать обедать к Апраксиным.
Прочитайте мистическую книгу, которую я вам посылаю; она имеет у нас огромный успех. Хотя в ней есть вещи, которые трудно понять слабому уму человеческому, но это превосходная книга; чтение ее успокоивает и возвышает душу. Прощайте. Мое почтение вашему батюшке и мои приветствия m lle Бурьен. Обнимаю вас от всего сердца. Юлия.
PS. Известите меня о вашем брате и о его прелестной жене.]
Княжна подумала, задумчиво улыбаясь (при чем лицо ее, освещенное ее лучистыми глазами, совершенно преобразилось), и, вдруг поднявшись, тяжело ступая, перешла к столу. Она достала бумагу, и рука ее быстро начала ходить по ней. Так писала она в ответ:
«Chere et excellente ami. Votre lettre du 13 m'a cause une grande joie. Vous m'aimez donc toujours, ma poetique Julie.
L'absence, dont vous dites tant de mal, n'a donc pas eu son influenсе habituelle sur vous. Vous vous plaignez de l'absence – que devrai je dire moi, si j'osais me plaindre, privee de tous ceux qui me sont chers? Ah l si nous n'avions pas la religion pour nous consoler, la vie serait bien triste. Pourquoi me supposez vous un regard severe, quand vous me parlez de votre affection pour le jeune homme? Sous ce rapport je ne suis rigide que pour moi. Je comprends ces sentiments chez les autres et si je ne puis approuver ne les ayant jamais ressentis, je ne les condamiene pas. Me parait seulement que l'amour chretien, l'amour du prochain, l'amour pour ses ennemis est plus meritoire, plus doux et plus beau, que ne le sont les sentiments que peuvent inspire les beaux yeux d'un jeune homme a une jeune fille poetique et aimante comme vous.
«La nouvelle de la mort du comte Безухой nous est parvenue avant votre lettre, et mon pere en a ete tres affecte. Il dit que c'etait avant derienier representant du grand siecle, et qu'a present c'est son tour; mais qu'il fera son possible pour que son tour vienne le plus tard possible. Que Dieu nous garde de ce terrible malheur! Je ne puis partager votre opinion sur Pierre que j'ai connu enfant. Il me paraissait toujours avoir un coeur excellent, et c'est la qualite que j'estime le plus dans les gens. Quant a son heritage et au role qu'y a joue le prince Basile, c'est bien triste pour tous les deux. Ah! chere amie, la parole de notre divin Sauveur qu'il est plus aise a un hameau de passer par le trou d'une aiguille, qu'il ne l'est a un riche d'entrer dans le royaume de Dieu, cette parole est terriblement vraie; je plains le prince Basile et je regrette encore davantage Pierre. Si jeune et accable de cette richesse, que de tentations n'aura t il pas a subir! Si on me demandait ce que je desirerais le plus au monde, ce serait d'etre plus pauvre que le plus pauvre des mendiants. Mille graces, chere amie, pour l'ouvrage que vous m'envoyez, et qui fait si grande fureur chez vous. Cependant, puisque vous me dites qu'au milieu de plusurs bonnes choses il y en a d'autres que la faible conception humaine ne peut atteindre, il me parait assez inutile de s'occuper d'une lecture inintelligible, qui par la meme ne pourrait etre d'aucun fruit. Je n'ai jamais pu comprendre la passion qu'ont certaines personnes de s'embrouiller l'entendement, en s'attachant a des livres mystiques, qui n'elevent que des doutes dans leurs esprits, exaltant leur imagination et leur donnent un caractere d'exageration tout a fait contraire a la simplicite chretnne. Lisons les Apotres et l'Evangile. Ne cherchons pas a penetrer ce que ceux la renferment de mysterux, car, comment oserions nous, miserables pecheurs que nous sommes, pretendre a nous initier dans les secrets terribles et sacres de la Providence, tant que nous portons cette depouille charienelle, qui eleve entre nous et l'Eterienel un voile impenetrable? Borienons nous donc a etudr les principes sublimes que notre divin Sauveur nous a laisse pour notre conduite ici bas; cherchons a nous y conformer et a les suivre, persuadons nous que moins nous donnons d'essor a notre faible esprit humain et plus il est agreable a Dieu, Qui rejette toute science ne venant pas de Lui;que moins nous cherchons a approfondir ce qu'il Lui a plu de derober a notre connaissance,et plutot II nous en accordera la decouverte par Son divin esprit.
«Mon pere ne m'a pas parle du pretendant, mais il m'a dit seulement qu'il a recu une lettre et attendait une visite du prince Basile. Pour ce qui est du projet de Marieiage qui me regarde, je vous dirai, chere et excellente amie, que le Marieiage, selon moi,est une institution divine a laquelle il faut se conformer. Quelque penible que cela soit pour moi, si le Tout Puissant m'impose jamais les devoirs d'epouse et de mere, je tacherai de les remplir aussi fidelement que je le pourrai, sans m'inquieter de l'examen de mes sentiments a l'egard de celui qu'il me donnera pour epoux. J'ai recu une lettre de mon frere, qui m'annonce son arrivee a Лысые Горы avec sa femme. Ce sera une joie de courte duree, puisqu'il nous quitte pour prendre part a cette malheureuse guerre, a laquelle nous sommes entraines Dieu sait, comment et pourquoi. Non seulement chez vous au centre des affaires et du monde on ne parle que de guerre, mais ici, au milieu de ces travaux champetres et de ce calme de la nature, que les citadins se representent ordinairement a la campagne, les bruits de la guerre se font entendre et sentir peniblement. Mon pere ne parle que Marieche et contreMarieche, choses auxquelles je ne comprends rien; et avant hier en faisant ma promenade habituelle dans la rue du village, je fus temoin d'une scene dechirante… C'etait un convoi des recrues enroles chez nous et expedies pour l'armee… Il fallait voir l'etat dans lequel se trouvant les meres, les femmes, les enfants des hommes qui partaient et entendre les sanglots des uns et des autres!
On dirait que l'humanite a oublie les lois de son divin Sauveur, Qui prechait l'amour et le pardon des offenses, et qu'elle fait consister son plus grand merite dans l'art de s'entretuer.
«Adieu, chere et bonne amie, que notre divin Sauveur et Sa tres Sainte Mere vous aient en Leur sainte et puissante garde. Marieie».
[Милый и бесценный друг. Ваше письмо от 13 го доставило мне большую радость. Вы всё еще меня любите, моя поэтическая Юлия. Разлука, о которой вы говорите так много дурного, видно, не имела на вас своего обычного влияния. Вы жалуетесь на разлуку, что же я должна была бы сказать, если бы смела, – я, лишенная всех тех, кто мне дорог? Ах, ежели бы не было у нас религии для утешения, жизнь была бы очень печальна. Почему приписываете вы мне строгий взгляд, когда говорите о вашей склонности к молодому человеку? В этом отношении я строга только к себе. Я понимаю эти чувства у других, и если не могу одобрять их, никогда не испытавши, то и не осуждаю их. Мне кажется только, что христианская любовь, любовь к ближнему, любовь к врагам, достойнее, слаще и лучше, чем те чувства, которые могут внушить прекрасные глаза молодого человека молодой девушке, поэтической и любящей, как вы.
Известие о смерти графа Безухова дошло до нас прежде вашего письма, и мой отец был очень тронут им. Он говорит, что это был предпоследний представитель великого века, и что теперь черед за ним, но что он сделает все, зависящее от него, чтобы черед этот пришел как можно позже. Избави нас Боже от этого несчастия.
Я не могу разделять вашего мнения о Пьере, которого знала еще ребенком. Мне казалось, что у него было всегда прекрасное сердце, а это то качество, которое я более всего ценю в людях. Что касается до его наследства и до роли, которую играл в этом князь Василий, то это очень печально для обоих. Ах, милый друг, слова нашего Божественного Спасителя, что легче верблюду пройти в иглиное ухо, чем богатому войти в царствие Божие, – эти слова страшно справедливы. Я жалею князя Василия и еще более Пьера. Такому молодому быть отягощенным таким огромным состоянием, – через сколько искушений надо будет пройти ему! Если б у меня спросили, чего я желаю более всего на свете, – я желаю быть беднее самого бедного из нищих. Благодарю вас тысячу раз, милый друг, за книгу, которую вы мне посылаете и которая делает столько шуму у вас. Впрочем, так как вы мне говорите, что в ней между многими хорошими вещами есть такие, которых не может постигнуть слабый ум человеческий, то мне кажется излишним заниматься непонятным чтением, которое по этому самому не могло бы принести никакой пользы. Я никогда не могла понять страсть, которую имеют некоторые особы, путать себе мысли, пристращаясь к мистическим книгам, которые возбуждают только сомнения в их умах, раздражают их воображение и дают им характер преувеличения, совершенно противный простоте христианской.
Будем читать лучше Апостолов и Евангелие. Не будем пытаться проникнуть то, что в этих книгах есть таинственного, ибо как можем мы, жалкие грешники, познать страшные и священные тайны Провидения до тех пор, пока носим на себе ту плотскую оболочку, которая воздвигает между нами и Вечным непроницаемую завесу? Ограничимся лучше изучением великих правил, которые наш Божественный Спаситель оставил нам для нашего руководства здесь, на земле; будем стараться следовать им и постараемся убедиться в том, что чем меньше мы будем давать разгула нашему уму, тем мы будем приятнее Богу, Который отвергает всякое знание, исходящее не от Него, и что чем меньше мы углубляемся в то, что Ему угодно было скрыть от нас, тем скорее даст Он нам это открытие Своим божественным разумом.
Отец мне ничего не говорил о женихе, но сказал только, что получил письмо и ждет посещения князя Василия; что касается до плана супружества относительно меня, я вам скажу, милый и бесценный друг, что брак, по моему, есть божественное установление, которому нужно подчиняться. Как бы то ни было тяжело для меня, но если Всемогущему угодно будет наложить на меня обязанности супруги и матери, я буду стараться исполнять их так верно, как могу, не заботясь об изучении своих чувств в отношении того, кого Он мне даст супругом.
Я получила письмо от брата, который мне объявляет о своем приезде с женой в Лысые Горы. Радость эта будет непродолжительна, так как он оставляет нас для того, чтобы принять участие в этой войне, в которую мы втянуты Бог знает как и зачем. Не только у вас, в центре дел и света, но и здесь, среди этих полевых работ и этой тишины, какую горожане обыкновенно представляют себе в деревне, отголоски войны слышны и дают себя тяжело чувствовать. Отец мой только и говорит, что о походах и переходах, в чем я ничего не понимаю, и третьего дня, делая мою обычную прогулку по улице деревни, я видела раздирающую душу сцену.
Это была партия рекрут, набранных у нас и посылаемых в армию. Надо было видеть состояние, в котором находились матери, жены и дети тех, которые уходили, и слышать рыдания тех и других. Подумаешь, что человечество забыло законы своего Божественного Спасителя, учившего нас любви и прощению обид, и что оно полагает главное достоинство свое в искусстве убивать друг друга.
Прощайте, милый и добрый друг. Да сохранит вас наш Божественный Спаситель и его Пресвятая Матерь под Своим святым и могущественным покровом. Мария.]
– Ah, vous expediez le courier, princesse, moi j'ai deja expedie le mien. J'ai ecris а ma pauvre mere, [А, вы отправляете письмо, я уж отправила свое. Я писала моей бедной матери,] – заговорила быстро приятным, сочным голоском улыбающаяся m lle Bourienne, картавя на р и внося с собой в сосредоточенную, грустную и пасмурную атмосферу княжны Марьи совсем другой, легкомысленно веселый и самодовольный мир.
– Princesse, il faut que je vous previenne, – прибавила она, понижая голос, – le prince a eu une altercation, – altercation, – сказала она, особенно грассируя и с удовольствием слушая себя, – une altercation avec Michel Ivanoff. Il est de tres mauvaise humeur, tres morose. Soyez prevenue, vous savez… [Надо предупредить вас, княжна, что князь разбранился с Михайлом Иванычем. Он очень не в духе, такой угрюмый. Предупреждаю вас, знаете…]
– Ah l chere amie, – отвечала княжна Марья, – je vous ai prie de ne jamais me prevenir de l'humeur dans laquelle se trouve mon pere. Je ne me permets pas de le juger, et je ne voudrais pas que les autres le fassent. [Ах, милый друг мой! Я просила вас никогда не говорить мне, в каком расположении духа батюшка. Я не позволю себе судить его и не желала бы, чтоб и другие судили.]
Княжна взглянула на часы и, заметив, что она уже пять минут пропустила то время, которое должна была употреблять для игры на клавикордах, с испуганным видом пошла в диванную. Между 12 и 2 часами, сообразно с заведенным порядком дня, князь отдыхал, а княжна играла на клавикордах.


Седой камердинер сидел, дремля и прислушиваясь к храпению князя в огромном кабинете. Из дальней стороны дома, из за затворенных дверей, слышались по двадцати раз повторяемые трудные пассажи Дюссековой сонаты.
В это время подъехала к крыльцу карета и бричка, и из кареты вышел князь Андрей, высадил свою маленькую жену и пропустил ее вперед. Седой Тихон, в парике, высунувшись из двери официантской, шопотом доложил, что князь почивают, и торопливо затворил дверь. Тихон знал, что ни приезд сына и никакие необыкновенные события не должны были нарушать порядка дня. Князь Андрей, видимо, знал это так же хорошо, как и Тихон; он посмотрел на часы, как будто для того, чтобы поверить, не изменились ли привычки отца за то время, в которое он не видал его, и, убедившись, что они не изменились, обратился к жене:
– Через двадцать минут он встанет. Пройдем к княжне Марье, – сказал он.
Маленькая княгиня потолстела за это время, но глаза и короткая губка с усиками и улыбкой поднимались так же весело и мило, когда она заговорила.
– Mais c'est un palais, – сказала она мужу, оглядываясь кругом, с тем выражением, с каким говорят похвалы хозяину бала. – Allons, vite, vite!… [Да это дворец! – Пойдем скорее, скорее!…] – Она, оглядываясь, улыбалась и Тихону, и мужу, и официанту, провожавшему их.
– C'est Marieie qui s'exerce? Allons doucement, il faut la surprendre. [Это Мари упражняется? Тише, застанем ее врасплох.]
Князь Андрей шел за ней с учтивым и грустным выражением.
– Ты постарел, Тихон, – сказал он, проходя, старику, целовавшему его руку.
Перед комнатою, в которой слышны были клавикорды, из боковой двери выскочила хорошенькая белокурая француженка.
M lle Bourienne казалась обезумевшею от восторга.
– Ah! quel bonheur pour la princesse, – заговорила она. – Enfin! Il faut que je la previenne. [Ах, какая радость для княжны! Наконец! Надо ее предупредить.]
– Non, non, de grace… Vous etes m lle Bourienne, je vous connais deja par l'amitie que vous рorte ma belle soeur, – говорила княгиня, целуясь с француженкой. – Elle ne nous attend рas? [Нет, нет, пожалуйста… Вы мамзель Бурьен; я уже знакома с вами по той дружбе, какую имеет к вам моя невестка. Она не ожидает нас?]
Они подошли к двери диванной, из которой слышался опять и опять повторяемый пассаж. Князь Андрей остановился и поморщился, как будто ожидая чего то неприятного.
Княгиня вошла. Пассаж оборвался на середине; послышался крик, тяжелые ступни княжны Марьи и звуки поцелуев. Когда князь Андрей вошел, княжна и княгиня, только раз на короткое время видевшиеся во время свадьбы князя Андрея, обхватившись руками, крепко прижимались губами к тем местам, на которые попали в первую минуту. M lle Bourienne стояла около них, прижав руки к сердцу и набожно улыбаясь, очевидно столько же готовая заплакать, сколько и засмеяться.
Князь Андрей пожал плечами и поморщился, как морщатся любители музыки, услышав фальшивую ноту. Обе женщины отпустили друг друга; потом опять, как будто боясь опоздать, схватили друг друга за руки, стали целовать и отрывать руки и потом опять стали целовать друг друга в лицо, и совершенно неожиданно для князя Андрея обе заплакали и опять стали целоваться. M lle Bourienne тоже заплакала. Князю Андрею было, очевидно, неловко; но для двух женщин казалось так естественно, что они плакали; казалось, они и не предполагали, чтобы могло иначе совершиться это свидание.
– Ah! chere!…Ah! Marieie!… – вдруг заговорили обе женщины и засмеялись. – J'ai reve сette nuit … – Vous ne nous attendez donc pas?… Ah! Marieie,vous avez maigri… – Et vous avez repris… [Ах, милая!… Ах, Мари!… – А я видела во сне. – Так вы нас не ожидали?… Ах, Мари, вы так похудели. – А вы так пополнели…]
– J'ai tout de suite reconnu madame la princesse, [Я тотчас узнала княгиню,] – вставила m lle Бурьен.
– Et moi qui ne me doutais pas!… – восклицала княжна Марья. – Ah! Andre, je ne vous voyais pas. [А я не подозревала!… Ах, Andre, я и не видела тебя.]
Князь Андрей поцеловался с сестрою рука в руку и сказал ей, что она такая же pleurienicheuse, [плакса,] как всегда была. Княжна Марья повернулась к брату, и сквозь слезы любовный, теплый и кроткий взгляд ее прекрасных в ту минуту, больших лучистых глаз остановился на лице князя Андрея.
Княгиня говорила без умолку. Короткая верхняя губка с усиками то и дело на мгновение слетала вниз, притрогивалась, где нужно было, к румяной нижней губке, и вновь открывалась блестевшая зубами и глазами улыбка. Княгиня рассказывала случай, который был с ними на Спасской горе, грозивший ей опасностию в ее положении, и сейчас же после этого сообщила, что она все платья свои оставила в Петербурге и здесь будет ходить Бог знает в чем, и что Андрей совсем переменился, и что Китти Одынцова вышла замуж за старика, и что есть жених для княжны Марьи pour tout de bon, [вполне серьезный,] но что об этом поговорим после. Княжна Марья все еще молча смотрела на брата, и в прекрасных глазах ее была и любовь и грусть. Видно было, что в ней установился теперь свой ход мысли, независимый от речей невестки. Она в середине ее рассказа о последнем празднике в Петербурге обратилась к брату:
– И ты решительно едешь на войну, Andre? – сказала oia, вздохнув.
Lise вздрогнула тоже.
– Даже завтра, – отвечал брат.
– II m'abandonne ici,et Du sait pourquoi, quand il aur pu avoir de l'avancement… [Он покидает меня здесь, и Бог знает зачем, тогда как он мог бы получить повышение…]
Княжна Марья не дослушала и, продолжая нить своих мыслей, обратилась к невестке, ласковыми глазами указывая на ее живот:
– Наверное? – сказала она.
Лицо княгини изменилось. Она вздохнула.
– Да, наверное, – сказала она. – Ах! Это очень страшно…
Губка Лизы опустилась. Она приблизила свое лицо к лицу золовки и опять неожиданно заплакала.
– Ей надо отдохнуть, – сказал князь Андрей, морщась. – Не правда ли, Лиза? Сведи ее к себе, а я пойду к батюшке. Что он, всё то же?
– То же, то же самое; не знаю, как на твои глаза, – отвечала радостно княжна.
– И те же часы, и по аллеям прогулки? Станок? – спрашивал князь Андрей с чуть заметною улыбкой, показывавшею, что несмотря на всю свою любовь и уважение к отцу, он понимал его слабости.
– Те же часы и станок, еще математика и мои уроки геометрии, – радостно отвечала княжна Марья, как будто ее уроки из геометрии были одним из самых радостных впечатлений ее жизни.
Когда прошли те двадцать минут, которые нужны были для срока вставанья старого князя, Тихон пришел звать молодого князя к отцу. Старик сделал исключение в своем образе жизни в честь приезда сына: он велел впустить его в свою половину во время одевания перед обедом. Князь ходил по старинному, в кафтане и пудре. И в то время как князь Андрей (не с тем брюзгливым выражением лица и манерами, которые он напускал на себя в гостиных, а с тем оживленным лицом, которое у него было, когда он разговаривал с Пьером) входил к отцу, старик сидел в уборной на широком, сафьяном обитом, кресле, в пудроманте, предоставляя свою голову рукам Тихона.
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.


В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…
– Я ничего не говорю, чтобы все распоряжения были хороши, – сказал князь Андрей, – только я не могу понять, как вы можете так судить о Бонапарте. Смейтесь, как хотите, а Бонапарте всё таки великий полководец!
– Михайла Иванович! – закричал старый князь архитектору, который, занявшись жарким, надеялся, что про него забыли. – Я вам говорил, что Бонапарте великий тактик? Вон и он говорит.
– Как же, ваше сиятельство, – отвечал архитектор.
Князь опять засмеялся своим холодным смехом.
– Бонапарте в рубашке родился. Солдаты у него прекрасные. Да и на первых он на немцев напал. А немцев только ленивый не бил. С тех пор как мир стоит, немцев все били. А они никого. Только друг друга. Он на них свою славу сделал.
И князь начал разбирать все ошибки, которые, по его понятиям, делал Бонапарте во всех своих войнах и даже в государственных делах. Сын не возражал, но видно было, что какие бы доводы ему ни представляли, он так же мало способен был изменить свое мнение, как и старый князь. Князь Андрей слушал, удерживаясь от возражений и невольно удивляясь, как мог этот старый человек, сидя столько лет один безвыездно в деревне, в таких подробностях и с такою тонкостью знать и обсуживать все военные и политические обстоятельства Европы последних годов.
– Ты думаешь, я, старик, не понимаю настоящего положения дел? – заключил он. – А мне оно вот где! Я ночи не сплю. Ну, где же этот великий полководец твой то, где он показал себя?
– Это длинно было бы, – отвечал сын.
– Ступай же ты к Буонапарте своему. M lle Bourienne, voila encore un admirateur de votre goujat d'empereur! [вот еще поклонник вашего холопского императора…] – закричал он отличным французским языком.
– Vous savez, que je ne suis pas bonapartiste, mon prince. [Вы знаете, князь, что я не бонапартистка.]
– «Dieu sait quand reviendra»… [Бог знает, вернется когда!] – пропел князь фальшиво, еще фальшивее засмеялся и вышел из за стола.
Маленькая княгиня во всё время спора и остального обеда молчала и испуганно поглядывала то на княжну Марью, то на свекра. Когда они вышли из за стола, она взяла за руку золовку и отозвала ее в другую комнату.
– Сomme c'est un homme d'esprit votre pere, – сказала она, – c'est a cause de cela peut etre qu'il me fait peur. [Какой умный человек ваш батюшка. Может быть, от этого то я и боюсь его.]
– Ax, он так добр! – сказала княжна.


Князь Андрей уезжал на другой день вечером. Старый князь, не отступая от своего порядка, после обеда ушел к себе. Маленькая княгиня была у золовки. Князь Андрей, одевшись в дорожный сюртук без эполет, в отведенных ему покоях укладывался с своим камердинером. Сам осмотрев коляску и укладку чемоданов, он велел закладывать. В комнате оставались только те вещи, которые князь Андрей всегда брал с собой: шкатулка, большой серебряный погребец, два турецких пистолета и шашка, подарок отца, привезенный из под Очакова. Все эти дорожные принадлежности были в большом порядке у князя Андрея: всё было ново, чисто, в суконных чехлах, старательно завязано тесемочками.
В минуты отъезда и перемены жизни на людей, способных обдумывать свои поступки, обыкновенно находит серьезное настроение мыслей. В эти минуты обыкновенно поверяется прошедшее и делаются планы будущего. Лицо князя Андрея было очень задумчиво и нежно. Он, заложив руки назад, быстро ходил по комнате из угла в угол, глядя вперед себя, и задумчиво покачивал головой. Страшно ли ему было итти на войну, грустно ли бросить жену, – может быть, и то и другое, только, видимо, не желая, чтоб его видели в таком положении, услыхав шаги в сенях, он торопливо высвободил руки, остановился у стола, как будто увязывал чехол шкатулки, и принял свое всегдашнее, спокойное и непроницаемое выражение. Это были тяжелые шаги княжны Марьи.
– Мне сказали, что ты велел закладывать, – сказала она, запыхавшись (она, видно, бежала), – а мне так хотелось еще поговорить с тобой наедине. Бог знает, на сколько времени опять расстаемся. Ты не сердишься, что я пришла? Ты очень переменился, Андрюша, – прибавила она как бы в объяснение такого вопроса.
Она улыбнулась, произнося слово «Андрюша». Видно, ей самой было странно подумать, что этот строгий, красивый мужчина был тот самый Андрюша, худой, шаловливый мальчик, товарищ детства.
– А где Lise? – спросил он, только улыбкой отвечая на ее вопрос.
– Она так устала, что заснула у меня в комнате на диване. Ax, Andre! Que! tresor de femme vous avez, [Ax, Андрей! Какое сокровище твоя жена,] – сказала она, усаживаясь на диван против брата. – Она совершенный ребенок, такой милый, веселый ребенок. Я так ее полюбила.
Князь Андрей молчал, но княжна заметила ироническое и презрительное выражение, появившееся на его лице.
– Но надо быть снисходительным к маленьким слабостям; у кого их нет, Аndre! Ты не забудь, что она воспитана и выросла в свете. И потом ее положение теперь не розовое. Надобно входить в положение каждого. Tout comprendre, c'est tout pardonner. [Кто всё поймет, тот всё и простит.] Ты подумай, каково ей, бедняжке, после жизни, к которой она привыкла, расстаться с мужем и остаться одной в деревне и в ее положении? Это очень тяжело.
Князь Андрей улыбался, глядя на сестру, как мы улыбаемся, слушая людей, которых, нам кажется, что мы насквозь видим.
– Ты живешь в деревне и не находишь эту жизнь ужасною, – сказал он.
– Я другое дело. Что обо мне говорить! Я не желаю другой жизни, да и не могу желать, потому что не знаю никакой другой жизни. А ты подумай, Andre, для молодой и светской женщины похорониться в лучшие годы жизни в деревне, одной, потому что папенька всегда занят, а я… ты меня знаешь… как я бедна en ressources, [интересами.] для женщины, привыкшей к лучшему обществу. M lle Bourienne одна…
– Она мне очень не нравится, ваша Bourienne, – сказал князь Андрей.
– О, нет! Она очень милая и добрая,а главное – жалкая девушка.У нее никого,никого нет. По правде сказать, мне она не только не нужна, но стеснительна. Я,ты знаешь,и всегда была дикарка, а теперь еще больше. Я люблю быть одна… Mon pere [Отец] ее очень любит. Она и Михаил Иваныч – два лица, к которым он всегда ласков и добр, потому что они оба облагодетельствованы им; как говорит Стерн: «мы не столько любим людей за то добро, которое они нам сделали, сколько за то добро, которое мы им сделали». Mon pеre взял ее сиротой sur le pavе, [на мостовой,] и она очень добрая. И mon pere любит ее манеру чтения. Она по вечерам читает ему вслух. Она прекрасно читает.
– Ну, а по правде, Marie, тебе, я думаю, тяжело иногда бывает от характера отца? – вдруг спросил князь Андрей.
Княжна Марья сначала удивилась, потом испугалась этого вопроса.
– МНЕ?… Мне?!… Мне тяжело?! – сказала она.
– Он и всегда был крут; а теперь тяжел становится, я думаю, – сказал князь Андрей, видимо, нарочно, чтоб озадачить или испытать сестру, так легко отзываясь об отце.
– Ты всем хорош, Andre, но у тебя есть какая то гордость мысли, – сказала княжна, больше следуя за своим ходом мыслей, чем за ходом разговора, – и это большой грех. Разве возможно судить об отце? Да ежели бы и возможно было, какое другое чувство, кроме veneration, [глубокого уважения,] может возбудить такой человек, как mon pere? И я так довольна и счастлива с ним. Я только желала бы, чтобы вы все были счастливы, как я.
Брат недоверчиво покачал головой.
– Одно, что тяжело для меня, – я тебе по правде скажу, Andre, – это образ мыслей отца в религиозном отношении. Я не понимаю, как человек с таким огромным умом не может видеть того, что ясно, как день, и может так заблуждаться? Вот это составляет одно мое несчастие. Но и тут в последнее время я вижу тень улучшения. В последнее время его насмешки не так язвительны, и есть один монах, которого он принимал и долго говорил с ним.
– Ну, мой друг, я боюсь, что вы с монахом даром растрачиваете свой порох, – насмешливо, но ласково сказал князь Андрей.