Кербалаи Сефихан Карабаги

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Кербалаи Сефихан Карабаги

Почтовая марка Азербайджан, посвящённая Кербалаи Сефихан Карабаги к 80-летию Союза архитекторов Азербайджана, 2016 год.
Основные сведения
Дата рождения

1817(1817)

Место рождения

Шуша, Карабахское ханство

Дата смерти

1910(1910)

Место смерти

Шуша, Шушинский уезд, Елизаветпольская губерния, Российская империя

Работы и достижения
Работал в городах

Шуша, Агдам, Барда, Физули, Одесса, Ашхабад

Архитектурный стиль

Карабахский

Важнейшие постройки

Верхняя мечеть Гевхар-аги, Мечеть Гевхар-аги, Агдамская мечеть, Мечеть Гаджи Алекпера, мечети в селах Горадиз и Гочахмедли, Татарская мечеть в Одессе, мечеть «Гарабаглылар» в Ашхабаде

Реставрация памятников

Комплекс мечети Имамзаде в Барде

Кербалаи Сефихан Карабаги (азерб. Kərbəlayı Səfixan Qarabaği) — азербайджанский архитектор, представитель созданной в Карабахе своеобразной архитектурной школы.

В работах Карабаги особенно заметна та тенденция, когда сочетаются традиционные и романтические элементы. Кербалаи Сефихан спроектировал много зданий, в Агдаме, Физули, Шуше. Для его проектов (например для мечети в Агдаме и Барде) использовались простые приёмы, основанные на азербайджанских архитектурных традициях[1].





Творчество

Характерной особенностью творчества Кербалаи Сефихана Карабаги было рациональное и умелое использование традиций местного зодчества. Архитектором в 1883 году была достроена Верхнюю мечеть Гевхар-аги, на которой в розетке на перегородке вписано по-арабски: «Сделал Кербалаи Сафи хан, архитектор Карабахский. 1301» (1883—1884 гг.). Имя мастера встречается также на другой мечети Гевхар-аги, находящейся в нижней части Шуши, а также на мечети города Физули: «Сделал Кербалаи Сафи хан-архитектор Карабахский. 1307 год» (1889—1890 гг.).

Среди построенных по проекту Сефихана сооружений, можно назвать мечеть в Барде (1868), Агдамскую мечеть (1870), «Татарская мечеть» (1870) в Одессе, мечеть «Карабаглар» (1880) в Ашхабаде, ряд квартальных мечетей в городе Шуша и другие гражданские здания в Карабахе.

Благодаря использованию Сефиханом Карабаги традиций местного армянского зодчества карабахский регион получил единый тип мечетей с присущей только им организацией внутреннего пространства — членение каменными колоннами на двухэтажные галереи и использование купольными перекрытиями[2].

Фотогалерея

Работы Кербалаи Сефихана Карабаги
Агдамская мечеть (1870 год) в 2010 году Верхняя мечеть Гевхар-аги (1883—1885 гг.)
в Шуше в 1992 году
Нижняя мечеть Гевхар-аги (1875 год) в Шуше в 2005 году

Напишите отзыв о статье "Кербалаи Сефихан Карабаги"

Примечания

  1. The Grove Encyclopedia of Islamic Art and Architecture / Edited by Jonathan M. Bloom, Sheila Blair.. — Oxford University Press, 2009. — Т. 2. — С. 238. — 513 с. — ISBN 9780195309911.
  2. [www.bakililar.az/ca/history/khristark.html ВЛИЯНИЕ ХРИСТИАНСТВА НА АРХИТЕКТУРУ АЗЕРБАЙДЖАНА. канд.архит. САЛИМОВА А. Т. Аз. Государственный Университет Архитектуры и Строительства]

Источник

  • Мешедиханым Неймет, доктор наук, член-корр. НАН Азербайджана [www.anl.az/el/q/qarabag_4/q-22.htm Эпиграфические памятники Карабаха].

Отрывок, характеризующий Кербалаи Сефихан Карабаги

Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.
– Мы хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Князь Андрей сказал, что для этого нужно юридическое образование, которого он не имеет.
– Да его никто не имеет, так что же вы хотите? Это circulus viciosus, [заколдованный круг,] из которого надо выйти усилием.

Через неделю князь Андрей был членом комиссии составления воинского устава, и, чего он никак не ожидал, начальником отделения комиссии составления вагонов. По просьбе Сперанского он взял первую часть составляемого гражданского уложения и, с помощью Code Napoleon и Justiniani, [Кодекса Наполеона и Юстиниана,] работал над составлением отдела: Права лиц.


Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить, и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал.
В чаду своих занятий и увлечений Пьер однако, по прошествии года, начал чувствовать, как та почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте.
Иосифа Алексеевича не было в Петербурге. (Он в последнее время отстранился от дел петербургских лож и безвыездно жил в Москве.) Все братья, члены лож, были Пьеру знакомые в жизни люди и ему трудно было видеть в них только братьев по каменьщичеству, а не князя Б., не Ивана Васильевича Д., которых он знал в жизни большею частию как слабых и ничтожных людей. Из под масонских фартуков и знаков он видел на них мундиры и кресты, которых они добивались в жизни. Часто, собирая милостыню и сочтя 20–30 рублей, записанных на приход, и большею частию в долг с десяти членов, из которых половина были так же богаты, как и он, Пьер вспоминал масонскую клятву о том, что каждый брат обещает отдать всё свое имущество для ближнего; и в душе его поднимались сомнения, на которых он старался не останавливаться.