Цербер
| Цербер |
|---|
Це́рбер, также Ке́рбер[1] (от др.-греч. Κέρβερος, лат. Cerberus) — в греческой мифологии[2] порождение Тифона и Ехидны (Тартара и Геи), трёхголовый пёс, у которого из пастей течёт ядовитая смесь (Теогония 310; Гигин. Мифы 151[3]). Цербер охранял выход из царства мёртвых Аида[4], не позволяя умершим возвращаться в мир живых. Однако это удивительное по силе существо было побеждено Гераклом в одном из его подвигов.
Цербер имел вид трёхглавого пса со змеиным хвостом, на спине головы змей, такой же жуткий, как и его мать. По другим описаниям, у него 50 голов[5], или 100 голов, а в другой мифологии он изображён с человеческим мощным телом и руками и одной головой безумной собаки. В одной из рук отрубленная голова быка, которая убивала своим дыханием, а в другой руке голова козла, которая своим взглядом поражала жертвы[6]. В произведениях вазовой живописи иногда изображался двуглавым[7].
Перед спуском в царство мёртвых Геракл был посвящён в Элевсинские мистерии[8], затем Кора приняла его как брата[9]. Геракл одолел Цербера[10] с помощью Гермеса и Афины[11]. Цербера стошнило от дневного света, и от пены из его пасти появилась трава аконит[12]. Геракл, когда вывел Цербера, был увенчан листвой серебристого тополя[13]. Геракл, выведя его из Аида, показал Еврисфею, но затем вернул обратно. Именно после этого подвига Еврисфей отпустил Геракла на волю[14].
Существовало несколько локализаций выхода из царства мёртвых. По одной из них, Геракл вывел Цербера из провала позади храма Хтонии в Трезене и привёл его в храм Артемиды в Трезене[15]. По некоторым поэтам, Геракл вывел его из пещеры в храме Посейдона на мысе Тенар[16]; а по другим авторам, Геракл вывел его около Коронеи (Беотия)[17]. Также этот провал показывали в стране мариандинов на Ахерусийском полуострове у Гераклеи[18].
Жрица, спускавшаяся в Аид с Энеем, бросила трёхглавому Церберу лепёшку со снотворным и усыпила[19].
Этимология
По одной из версий, древнегреческое Kerberos может соответствовать санскритскому सर्वरा sarvarā, эпитету одного из псов бога Ямы, от праиндоевропейского *ḱerberos «пятнистый»[20].
Другая этимология предложена Брюсом Линкольном[21]. Он сближает имя Цербера с именем собаки-стража Гарма (др.-сканд. Garmr), известного из скандинавской мифологии, возводя оба имени к праиндоевропейскому корню *ger- «рычать» (возможно, с суффиксами -*m/*b и -*r). Братья и сёстры. Орф, брат-близнец, двуглавый и двухвостый пёс. Орф сторожил скот Гериона и был убит Гераклом во время его похищения. Гидра (Лернейская гидра) — чудовище, рождённое Тифоном и Ехидной, имеет сотню змеиных голов, побеждена Гераклом. И Химера, чудовище, имеющее три головы: львиную, козью и змеиную, рождённое Ехидной и Тифоном. Была убита Беллерофонтом.
В литературе, искусстве и науке
- Золотой Цербер работы Гефеста стоял в городе Прас (восток Крита)[22] (о золотой собаке см. Пандарей). Левкоком из города Лебен потребовал от влюблённого в него Евксинфета добыть эту собаку[23].
- Выведение Цербера из Аида описывалось в поэме Стесихора «Цербер» (фр.206 Пейдж), сатировской драме Софокла «Цербер» (фр.327а Радт).
- Согласно Гекатею, на Тенаре вырос страшный змей и был назван Псом Аида[24]. По истолкованию Палефата, он на самом деле был из города Трёхглавие[25]. По другому истолкованию, у него были два щенка, которые ходили вместе с отцом[26]. У Фульгенция содержится истолкование трёх голов как трёх возрастов[27]
- В средневековье Цербер стал демоном, охраняющим выход из преисподней.
- Карл Линней по имени этого мифологического персонажа назвал род цветковых растений, распространённых в Африке, Азии, Австралии и Океании — Cerbera (Цербера). Он выбрал такое название по причине того, что особенностью представителей этого рода является их сильная токсичность.
- По имени цербера-охранника назван протокол Kerberos — сетевой протокол аутентификации.
Напишите отзыв о статье "Цербер"
Примечания
- ↑ в русский язык в XVIII веке вошла форма Цербер в соответствии с позднелатинским произношением; однако начиная с 1920-х годов в переводах с древнегреческого и антиковедческих исследованиях доминирует форма Кербер
- ↑ Мифы народов мира. М., 1991-92. В 2 т. Т.1. С.640
- ↑ Примечания М. Л. Гаспарова в кн. Пиндар. Вакхилид. Оды. Фрагменты. М., 1980. С.480
- ↑ Гесиод. Теогония 769—774
- ↑ Гесиод. Теогония 312
- ↑ Гораций . Оды II 13, 33
- ↑ Примечания В. Г. Боруховича в кн. Аполлодор. Мифологическая библиотека. Л., 1972. С.154; Клейн Л. С. Анатомия «Илиады». СПб., 1998. С.351
- ↑ Ликофрон. Александра 1327
- ↑ Диодор Сицилийский. Историческая библиотека IV 25, 1; 26, 1
- ↑ Еврипид. Геракл 613—615
- ↑ Гомер. Одиссея XI 623—626, у Гомера трёхглавость не упомянута, у Жуковского неточно
- ↑ Овидий. Метаморфозы VII 419; Первый Ватиканский мифограф I 57, 2
- ↑ Феокрит. Идиллии II 120; Примечания М. Е. Грабарь-Пассек в кн. Феокрит. Мосх. Бион. Идиллии и эпиграммы. М., 1998. С.253
- ↑ Псевдо-Аполлодор. Мифологическая библиотека II 5, 12; Гигин. Мифы 30
- ↑ Павсаний. Описание Эллады II 31, 2; 35, 11
- ↑ Страбон. География VIII 5, 1 (стр.363)
- ↑ Павсаний. Описание Эллады IX 34, 5
- ↑ Ксенофонт. Анабасис VI 2, 2
- ↑ Вергилий. Энеида VI 417—423
- ↑ The Oxford Introduction to Proto-Indo-European and the Proto-Indo-European World. — Oxford University Press, 2006. — P. 411. — ISBN 0199287910.
- ↑ Lincoln Bruce. Death, war, and sacrifice: studies in ideology and practice. — Chicago: University of Chicago Press, 1991. — P. 289. — ISBN 9780226481999.
- ↑ Схолии к Гомеру. Одиссея XIX 518 // Лосев А. Ф. Мифология греков и римлян. М., 1996. С.126
- ↑ Феофраст, фр.113 = Страбон. География X 4, 12 (стр.478)
- ↑ Гекатей, фр.27 Якоби = Павсаний. Описание Эллады III 25, 5
- ↑ Палефат. О невероятном 39
- ↑ Гераклит-аллегорист. О невероятном 33
- ↑ См. Фульгенций. Мифологии I 6
Литература
- Kretschmar, Freda. Hundestammvater und Kerberos, Bd 1-2. — Stuttgart: Strecker und Schröder, 1938. (нем.)
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Цербер
– Меня за г'азбой судить – ох! Дай еще воды – пускай судят, а буду, всегда буду подлецов бить, и госудаг'ю скажу. Льду дайте, – приговаривал он.Пришедший полковой лекарь сказал, что необходимо пустить кровь. Глубокая тарелка черной крови вышла из мохнатой руки Денисова, и тогда только он был в состоянии рассказать все, что с ним было.
– Приезжаю, – рассказывал Денисов. – «Ну, где у вас тут начальник?» Показали. Подождать не угодно ли. «У меня служба, я зa 30 верст приехал, мне ждать некогда, доложи». Хорошо, выходит этот обер вор: тоже вздумал учить меня: Это разбой! – «Разбой, говорю, не тот делает, кто берет провиант, чтоб кормить своих солдат, а тот кто берет его, чтоб класть в карман!» Так не угодно ли молчать. «Хорошо». Распишитесь, говорит, у комиссионера, а дело ваше передастся по команде. Прихожу к комиссионеру. Вхожу – за столом… Кто же?! Нет, ты подумай!…Кто же нас голодом морит, – закричал Денисов, ударяя кулаком больной руки по столу, так крепко, что стол чуть не упал и стаканы поскакали на нем, – Телянин!! «Как, ты нас с голоду моришь?!» Раз, раз по морде, ловко так пришлось… «А… распротакой сякой и… начал катать. Зато натешился, могу сказать, – кричал Денисов, радостно и злобно из под черных усов оскаливая свои белые зубы. – Я бы убил его, кабы не отняли.
– Да что ж ты кричишь, успокойся, – говорил Ростов: – вот опять кровь пошла. Постой же, перебинтовать надо. Денисова перебинтовали и уложили спать. На другой день он проснулся веселый и спокойный. Но в полдень адъютант полка с серьезным и печальным лицом пришел в общую землянку Денисова и Ростова и с прискорбием показал форменную бумагу к майору Денисову от полкового командира, в которой делались запросы о вчерашнем происшествии. Адъютант сообщил, что дело должно принять весьма дурной оборот, что назначена военно судная комиссия и что при настоящей строгости касательно мародерства и своевольства войск, в счастливом случае, дело может кончиться разжалованьем.
Дело представлялось со стороны обиженных в таком виде, что, после отбития транспорта, майор Денисов, без всякого вызова, в пьяном виде явился к обер провиантмейстеру, назвал его вором, угрожал побоями и когда был выведен вон, то бросился в канцелярию, избил двух чиновников и одному вывихнул руку.
Денисов, на новые вопросы Ростова, смеясь сказал, что, кажется, тут точно другой какой то подвернулся, но что всё это вздор, пустяки, что он и не думает бояться никаких судов, и что ежели эти подлецы осмелятся задрать его, он им ответит так, что они будут помнить.
Денисов говорил пренебрежительно о всем этом деле; но Ростов знал его слишком хорошо, чтобы не заметить, что он в душе (скрывая это от других) боялся суда и мучился этим делом, которое, очевидно, должно было иметь дурные последствия. Каждый день стали приходить бумаги запросы, требования к суду, и первого мая предписано было Денисову сдать старшему по себе эскадрон и явиться в штаб девизии для объяснений по делу о буйстве в провиантской комиссии. Накануне этого дня Платов делал рекогносцировку неприятеля с двумя казачьими полками и двумя эскадронами гусар. Денисов, как всегда, выехал вперед цепи, щеголяя своей храбростью. Одна из пуль, пущенных французскими стрелками, попала ему в мякоть верхней части ноги. Может быть, в другое время Денисов с такой легкой раной не уехал бы от полка, но теперь он воспользовался этим случаем, отказался от явки в дивизию и уехал в госпиталь.
В июне месяце произошло Фридландское сражение, в котором не участвовали павлоградцы, и вслед за ним объявлено было перемирие. Ростов, тяжело чувствовавший отсутствие своего друга, не имея со времени его отъезда никаких известий о нем и беспокоясь о ходе его дела и раны, воспользовался перемирием и отпросился в госпиталь проведать Денисова.
Госпиталь находился в маленьком прусском местечке, два раза разоренном русскими и французскими войсками. Именно потому, что это было летом, когда в поле было так хорошо, местечко это с своими разломанными крышами и заборами и своими загаженными улицами, оборванными жителями и пьяными и больными солдатами, бродившими по нем, представляло особенно мрачное зрелище.
В каменном доме, на дворе с остатками разобранного забора, выбитыми частью рамами и стеклами, помещался госпиталь. Несколько перевязанных, бледных и опухших солдат ходили и сидели на дворе на солнушке.
Как только Ростов вошел в двери дома, его обхватил запах гниющего тела и больницы. На лестнице он встретил военного русского доктора с сигарою во рту. За доктором шел русский фельдшер.
– Не могу же я разорваться, – говорил доктор; – приходи вечерком к Макару Алексеевичу, я там буду. – Фельдшер что то еще спросил у него.
– Э! делай как знаешь! Разве не всё равно? – Доктор увидал подымающегося на лестницу Ростова.
– Вы зачем, ваше благородие? – сказал доктор. – Вы зачем? Или пуля вас не брала, так вы тифу набраться хотите? Тут, батюшка, дом прокаженных.
– Отчего? – спросил Ростов.
– Тиф, батюшка. Кто ни взойдет – смерть. Только мы двое с Макеевым (он указал на фельдшера) тут трепемся. Тут уж нашего брата докторов человек пять перемерло. Как поступит новенький, через недельку готов, – с видимым удовольствием сказал доктор. – Прусских докторов вызывали, так не любят союзники то наши.
Ростов объяснил ему, что он желал видеть здесь лежащего гусарского майора Денисова.
– Не знаю, не ведаю, батюшка. Ведь вы подумайте, у меня на одного три госпиталя, 400 больных слишком! Еще хорошо, прусские дамы благодетельницы нам кофе и корпию присылают по два фунта в месяц, а то бы пропали. – Он засмеялся. – 400, батюшка; а мне всё новеньких присылают. Ведь 400 есть? А? – обратился он к фельдшеру.
Фельдшер имел измученный вид. Он, видимо, с досадой дожидался, скоро ли уйдет заболтавшийся доктор.
– Майор Денисов, – повторил Ростов; – он под Молитеном ранен был.
– Кажется, умер. А, Макеев? – равнодушно спросил доктор у фельдшера.
Фельдшер однако не подтвердил слов доктора.
– Что он такой длинный, рыжеватый? – спросил доктор.
Ростов описал наружность Денисова.
– Был, был такой, – как бы радостно проговорил доктор, – этот должно быть умер, а впрочем я справлюсь, у меня списки были. Есть у тебя, Макеев?
