Керес, Пауль Петрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Пауль Керес
Paul Keres
Страны:

Эстония
СССР

Дата рождения:

7 января 1916(1916-01-07)

Место рождения:

Нарва, Петроградская губерния, Российская империя

Дата смерти:

5 июня 1975(1975-06-05) (59 лет)

Место смерти:

Хельсинки, Финляндия

Звание:

гроссмейстер (1950)

Па́уль Петро́вич Ке́рес (при рождении Пауль Керес, эст. Paul Keres; 7 января 1916, Нарва, Петроградская губерния, Российская империя — 5 июня 1975, Хельсинки, Финляндия) — эстонский, советский шахматист, международный гроссмейстер (1937)[1], мастер шахматной композиции. Один из сильнейших шахматистов 1930-х—60-х гг. Трёхкратный чемпион СССР (1947, 1950, 1951). Четырёхкратный чемпион Эстонии (1935, 1942, 1943, 1945). Заслуженный мастер спорта СССР (1948).





Биография

Детство

Пауль Петрович Керес родился 7 января 1916 года в Нарве (сейчас Эстония) в семье портного Пеэтера Кереса и швеи Марие Керес[2].

Первый раз Пауль проявил свои шахматные способности в 4 года[2]. Он часто наблюдал за партиями отца, и в одной из них ему показалось, что отец может сделать сильный ход конём. Тогда Пауль посоветовал ему: «Папа, ходи конём!». Однако это сильно не понравилось сопернику отца, он смахнул фигуры с доски и удалил молодого Кереса из комнаты[2].

В 1922 году семья Керес вернулась в Пярну[2].

Мать Пауля была против увлечения сына и часто сжигала шахматные фигуры, но Пауль не бросал шахматы. Первое время он играл со своим отцом, но потом перестал играть[2]. В это время мальчик также обучался игре на музыкальных инструментах[2].

Когда Керес пошёл в школу, он возобновил своё увлечение шахматами[2]. В это время основным его противником был старший брат — Харальд Керес[2]. Через некоторое время братья обнаружили в шахматной газете запись партии, и вскоре они стали записывать все партии.

Ранее в Пярну были молодые шахматисты, но, когда у Пауля проявился интерес, они уже перестали играть в шахматы[2]. Когда в школе у 13-летнего Пауля Кереса не осталось равных с ним соперников, он захотел записаться на местный блиц турнир[2]. Его не хотели пускать, так как он был слишком мал, и ему предложили сыграть две партии. Так как вторую он выиграл, его допустили[2]. Юный шахматист выиграл турнир набрав 8 очков из 8[2]. Благодаря этому результату его включили в сборную города[2].

Вскоре сборная Пярну встретилась с командой Вильянди[2]. Противником Кереса стал Ильмар Рауд[2]. Первая партия закончилась вничью, во второй он проиграл, не заметив мат в один ход. Но его утешил блицтурнир который он выиграл[2].

Вскоре Керес сам стал размещать задачи в газетах[2].

В конце 1929 года в Пярну давал сеанс одновременной игры шахматный мастер Владас Микенас[2]. В числе соперников был Керес. Он не только выиграл у мастера, но и помог своему однокласснику[2].

Уже в 14 лет в коллекции Пауля было собрано 700 лучших партий[2].

Вскоре газета уведомляла всех о начале нового турнира школьников Эстонии[2]. Керес прибыл туда со своим старшим братом. Всех поразила комбинационная игра маленького мальчика. Сидя на стуле он не доставал до пола ногами, однако набрал 8 из 9 очков и стал чемпионом[2]. В блиц-турнире он занял 4 место.

Юность

В 1930 году Керес уже не мог найти достойного соперника в Пярну. Его земляк Виркус, который когда-то был трёхкратным чемпионом среди школьников, бросил это занятие и стал играть в волейбол. Паулю пришлось искать нового соперника, и им стал унтер-офицер Антон Пугал-Касема, игравший достаточно слабо[2].

Благодаря шахматному журналу Мартина Виллемсона Керес увлекся игрой по переписке[2]. Через некоторое время Пауль занял одиннадцатое место в турнире журнала по решению задач и получил книгу Ханса Кмоха «Искусство защиты»[2].

В сентябре 1931 года Пауль записался в турнир по переписке. И в декабре 1932 году выиграл его набрав 9 очков из 10[2].

В 1932 году Мартин Виллемсон заболел и соревнованиям грозила остановка, однако Керес и Пугал решили взять организацию в свои руки[2]. Через год Виллемсон умер от туберкулёза, и друзья организовали турнир в честь его памяти[2].

В 1933 году Керес организовал матч Эстония-Швеция. Счёт был 8,5 : 3,5 в пользу Эстонии[2]. В том же году Пауль начинает размещать задачи в газетах на постоянной основе, а с 1934 года ведёт шахматную рубрику[2]. Тогда же он сочинил вариант продолжения в королевском гамбите, который позже был назван вариантом Кереса[2].

В 1932—1933 годах Пауль выиграл еще 2 турнира среди школьников[2].

Начало шахматной карьеры

В 1933 году старший брат Херальд поступил в Тартуский университет и впоследствии стал физиком, а Пауль готовился выйти на новый шахматный уровень[2].

Ещё в 1931 из Эстонии в Литву уехал чемпион Микенас, поэтому пришлось устраивать второй чемпионат страны, который выиграл Лаурине[2]. Игроки второго чемпионата образовали первую лигу, попасть в которую мог тот, кто выиграл во второй[2]. В 1933 году Керес смог пройти во вторую лигу, но у него появился сильный конкурент Пауль Шмидт[2].

Турнир второй лиги проходил в Таллине с 14 по 17 апреля 1933 года. С шестью соперниками Пауль расправился, но в седьмом туре он проиграл Шмидту. В восьмом туре Керес играл с Каппе. Так как Пауль шёл впереди всех на пол-очка, ему хватало ничьи, но, неправильно сыграв в дебюте партии, проиграл. Таким образом у Каппе и Шмидта было равное количество очков и пришлось устраивать дополнительный матч, в котором выиграл Шмидт со счётом 2:0, он и перешёл в первую лигу[2].

Пауль много сил тратил на игру в шахматы по переписке. Как утверждал его друг Юрий Ребане, Керес мог играть одновременно 150 партий[2]. Часто он мог решить задачу, едва взглянув на неё, а однажды сразу обнаружил 3 ошибки в новой задаче[2].

Весной 1934 года Керес закончил пярнускую мужскую гимназию и занялся изготовлением окарин и маленьких глиняных флейт[2]. В этом году на турнире второй лиги Пауль занимал первое место, но в последнем туре отстал от победителя на пол-очка. Несмотря на это, Кереса зачислили в первую лигу тринадцатым[2]. Первая лига 1934 года была объявлена самой сильной за свою историю[2]. Кереса не считали кандидатом на первое место, даже сам шахматист ставил себя лишь на третье. Турнир начался 26 декабря 1934 года[2]. Фаворит турнира — Шмидт не смог участвовать в турнире из-за болезни[2]. Перед последним туром Керес вместе с Фридеманном занимали первое место, а в последнем туре сыграли вничью[2]. Для определения победителя был устроен матч из трёх партий. Первую Керес проиграл из-за своего дня рождения, однако в двух других выиграл став чемпионом Эстонии[2] Весной 1935 года таллинскому шахматному обществу исполнилось полвека. В честь юбилея был устроен турнир, на который прибыли немец Земиш, чемпион Финляндии Бек, швед Даниельсон, чемпион Риги Берг и его земляк Витте[2]. По итогам турнира Керес занял второе место, а Шмидт первое[2].

Варшавская Олимпиада

Эстонская шахматная команда долгое время не допускалась к шахматным олимпиадам[2]. Но в 1935 году она приняла участие в Варшавской олимпиаде. Подсчёт возрастов выяснил, что у команды Эстонии общий возраст был 96 лет, а у других команд превышал 200 лет[2]. Эксперты оценивали шансы Эстонии не ниже 12-14 места[2].

Игровой день длился девять часов[2]. Керес начал олимпиаду так же робко, как и предыдущий турнир в Таллине[2]. В первом туре он выиграл у ирландца Рейли. В следующем туре он играл с Александром Алехиным. В матче с ним Керес очень волновался, ожидая неожиданной ловушки. Керес проиграл Алехину в комбинации ладья и пешка за две лёгких фигуры. В третьем туре Керес выиграл у латышского чемпиона Петрова, а в четвёртом — швейцарца Нягели. После 4 тура Эстония была на 2 месте. Потом Керес проиграл Савелию Тартаковеру. После него был выигрыш у Грюнфельда, потом — 3 победы, а затем — проигрыш Саломону Флору за 19 ходов[2].

Первое место в командном зачёте заняли США, а Эстония — лишь одиннадцатое[2]. Керес занял пятое место в личном первенстве, набрав 65,8 процентов и 12,5 из 19 очков[2]. Имя Кереса ещё долго не сходило с газет, и ему пророчили стать гроссмейстером[2].

Однако зимой 1935 года в Гастингсе Керес отказался от турнира[2].

Бад-Наугейм

В марте 1936 года Пауль становится главным и ответственным редактором нового шахматного журнала «Эстонские шахматисты» (эст. Eesti Male), который был тепло принят в соседнем Советском Союзе[2]. Как редактору ему платили маленькую зарплату, но он получал пособие в тысячу крон[2].

После турнира 1936 года Шмидт бросил вызов Кересу с предложением провести матч в июле[2]. Керес согласился и повёл в первом туре, однако во втором выиграл Шмидт, а третья партия закончилась вничью. Четвёртую и пятую партию Пауль Шмидт снова выиграл. Керес взял перерыв на один день. Наблюдатели утверждали, что у него нет шансов. В качестве причин называли игры по переписке и в бридж. Несмотря на подобные заявления, Керес выиграл три решающих партии и стал первым в Эстонии чемпионом, защитившим свой чемпионский титул[2].

В 1936 году Кереса пригласили на турнир в Бад-Наухайме[2][3]. Первый, второй и третий туры закончились вничью, но в четвёртом он выиграл. В пятом туре Пауль сыграл с Алехиным вничью. По результатам Керес набрал 6,5 очков из 9 и занял первое место[2].

После победы Керес со своим другом Гидеоном Штальбергом поехали в Дрезден, где он набрал всего лишь 3,5 очка из 9, но после победы в Бад-Наухайме это его и не огорчало[2].

Зандворт

в 1936 году Кереса пригласили на турнир в Зандворте вместо Ботвинника, и городское управление Пярну выделило на расходы 70 крон[2].

В первом туре Керес выиграл у австрийца Беккера, во втором — проиграл чемпиону мира Максу Эйве, в 4 туре проиграл Файну. Потом его ожидали три победы, после чего он проиграл ветерану шахмат Мароци. Несмотря на это Пауль поделил 3 место с Тартаковером[2].

Третье место в Зандворте считалось лучше чем первое место Бад-Наугейме. Поэтому, даже если бы Пауль занял 5 место, его всё равно бы приглашали на международные шахматные турниры[2].

Мюнхенская олимпиада

Весной 1936 года состоялась Мюнхенская шахматная олимпиада[2]. Сильные гроссмейстеры в ней не участвовали, бойкотируя политику Германии[2]. Первое место в ней заняла команда Венгрии, а десятое — команда Эстонии, в которой было несколько сильных игроков, на фоне слабых[2]. В личном зачете Керес, играя в комбинационном стиле, взял первое место с 75 % побед[2]. Про него говорили, что он атакует и делает ходы в стиле Алехина[2]. В сентябре 1936 года Кереса внесли в список лучших игроков 1936 года в следующем составе[2]:

  1. Хосе Капабланка.
  2. Михаил Ботвинник.
  3. Рубен Файн.
  4. Макс Эйве.
  5. Саломон Флор.
  6. Александр Алехин.
  7. Самуэль Решевский.
  8. Эмануил Ласкер.
  9. Андрэ Лилиенталь.
  10. Пауль Керес.
  11. Вячеслав Рагозин.
  12. Вася Пирц.

Четыре первых места

В 1937 году Керес выиграл Эстонский чемпионат, после которого его пригласили сделать ряд турне по шахматным турнирам в Маргите-Остенде-Праге-Вене[2].

Фаворитами турнира в Маргите были Алехин, Файн, Керес. В первом туре Пауль выиграл у Менчик. С третьей по седьмую партию Керес выиграл. Потом у Пауля была ничья с Файном. В итоге Керес взял первое место[2].

После этого Керес с Файном отправились в Остенд. Пауль сначала обыграл Файна, а потом проиграл две партии, в итоге поделив первое место с Гробом и Файном[2].

Далее Пауль отправился на турнир в Прагу. Там он одержал 8 побед кряду[2]. Одна из газет написала, что он «выигрывает партии, как дрова рубит»[2].

На следующем турнире в Вене барон, который был спонсором турнира, придумал дебют, который пришлось играть всем участникам[2]. В этом турнире Пауль взял первое место, но в одной партии проиграл[2]. Про него говорили, что он играет в шахматы, как Паганини на скрипке[2].

После был турнир в Кемери, в котором принимали участие все звёзды, кроме Эйве и Ботвинника[2]. Кереса не ставили на первое — четвертое место, но в процессе игры Пауля включили в восьмёрку мира[2]. В итоге Керес взял четвёртое место[2].

В этом же году был ещё один турнир, в котором участвовало много эстонцев, на котором Шмидт взял первое место, а Керес — второе[2].

В 1937 году состоялась Седьмая шахматная олимпиада, фаворитами которой считались США[2]. В итоге они и заняли первое место, а Эстония взяла седьмое[2]. В личном зачёте Керес занял второе место[2].

Земмеринг

В июле 1937 году должен был состояться турнир восьмёрки мира в Земмеринге, но Алехин и Эйве отказались в нём участвовать из-за приближающего матча, а Ботвинник — из-за чемпионата СССР[2]. Оставалась шесть участников, к которым присоединились чемпион Австрии Эрих Элисказес и Владимир Петров[2]. Турнир, отложенный на август, перенесли еще на две недели[2]. Четверым предполагаемым фаворитам определили гонорар: Капабланке — 500 долларов, Решевскому — 300, а Флору с Файном — по 200[2]. Одна эстонская газета писала, что здесь можно радоваться каждой ничьей, а победу можно ставить себе в достижение[2]. Турнир начался 7 сентября 1937 года[2].

В первом туре у Кереса была ничья с Флором, где он использовал комбинацию с жертвой слона, во втором туре ничья с Рагозиным, в третьей — тоже ничья, но четвёртую партию, которую несколько раз откладывали, Керес выиграл[2]. Пятый тур Керес выиграл у Элисказеса. Этой партии турнирный комитет присудил звание самой красивой[2]. Шестой тур Пауль выиграл у Решевского в эндшпиле, потом была ничья с Капабланкой и выигрыш у Флора за 20 ходов[2]. Кереса ставили в тройку сильнейших после Ботвинника и Эйве[2]. Хотя потом он и проиграл две партии, но после выиграл у Капабланки и занял первое место[2].

После турнира в Земмеринге Керес стал официальным кандидатом в чемпиона мира[2].

ABPO-турнир

Не все разделяли претензии Кереса на чемпионство, например, Ласкер утверждал, что Керес еще не кандидат в чемпионы мира[2]. Однако шумиха вокруг Пауля утихла, из-за того что Алехин стал чемпионом[2].

В январе 1938 года состоялся турнир в Гастингсе, где наблюдателем был Алехин, который читал лекции и анализировал партии[2]. До начала турнира одна из газет считала, что у Кереса нет шансов бороться за призовые места: его конкуренты жаждут реванша, а Пауль потратил много сил на сеанс одновременной игры[2]. Два первых тура Пауль лидировал, но потом его на пол-очка обошел Решевский[2]. В результате, первое место досталось Решевскому, а второе и третье заняли Керес и Александер[2]. Алехин утверждал, что молодые мастера еще не готовы стать чемпионами[2].

Осенью 1938 года Керес приступил к занятиям в университете и к написанию книги «Шахматная школа», которая была опубликована в 1939 году[2].

Хотя всех тревожило ожидание войны, в 1938 году должен был состоятся турнир восьмерки в Голландии[2]. Некоторые шахматисты сомневались в возможности принять в нём участие, среди таких был и Флор со своим не арийским происхождением[2]. Напряжение нарастало, например, в Чехословакии в сентябре состоялся шахматный турнир в противогазах[2]. Однако турнир всё же начался 4 ноября 1938 года[2]. Наблюдатели ставили на Алехина, Ботвинника и Решевского[2]. По жеребьёвке Кересу достался восьмой номер[2]. Уже в первом туре стало понятно, что на этом турнире нет фаворитов и аутсайдеров, так как Файн, который считался слабым шахматистом, победил Ботвинника. В первом туре, играя голландскую защиту против голландца Эйве из-за беспечной игры противника Керес вырвал пол-очка. Во втором туре Керес играл с Ботвинником, а в третьем — с Флором, сведя эти партии к ничьей. Тартаковер опасался, что изучение Паулем математики повредило его фантазию. Четвёртый тур был проведён на севере Голландии, где Керес обыграл Решевского. Пятую партию Пауль еле свёл вничью с Алехиным. В шестом туре Керес победил Капабланку. В последнем туре первого круга Керес играл с лидером турнира Файном, в которой Рубен разыграл неизвестный вариант. Файн играл быстро и Керес пожертвовал пешку, но потом Файн не оценил комбинации Пауля и проиграл. Во втором круге Керес много раз побеждал своими комбинациями. Когда началась последняя четверть турнира, Керес не проиграл ни одной партии, находясь на первом месте. Эта четверть началась с партии с Алехиным, где Керес отказался от ничьей и пустил ферзя противника себе в тыл. В конце партии Керес мог поставить мат, но Алехин партию отложил. Потом Пауля ждала ничья в отложенной партии и ничья с Капабланкой. Последняя партия Кереса против Файна была сведена вничью. Таким образом, Керес стал победителем турнира[2].

На следующий день все эстонские газеты вышли с заголовком, что Пауль кандидат в чемпионы мира[2].

Президент турнира заявил, что Керес может вызвать Алехина на поединок[2]. Начались переговоры, которые почти состоялись, но началась война[2].

Матч с Эйве

В 1939 году Кереса пригласили на турнир в СССР [2]. Хотя будущая жена Кереса Мария и уговаривала его не ехать, после выплаты спец.гонорара он согласился[2]. Пауль поехал в Ленинград с Флором и Решевским[2]. На сеансе одновременной игры с ленинградскими пионерами, который состоялся до турнира, Пауль показал пятидесятипроцентный результат, что его насторожило[2]. Первый тур Керес играл с никому не известным бакинцем Владимиром Макогоновым, но Пауль недооценил своего соперника и проиграл, зал бушевал от радости. Когда он отправил информацию о поражении домой, ему не поверили, но сам он был огорчён из-за того, что проиграл первую партию 1939 года. Вторую партию он свёл вничью, третью проиграл Рагозину, четвёртую — вничью с Пановым, в пятой свёл проигрышную позицию вничью[2]. Второй круг состоялся в Москве, где Керес в итоге занял тринадцатое место[2]. Флор объяснил поражение Кереса тем, что художник не может всегда выигрывать[2].

Через два месяца Керес поехал в Маргит и выиграл турнир[2].

После Маргита Пауль отправился в Голландию, чтобы договориться о матче с Эйве, проведя половину игр в Голландии, а половину в Эстонии[2].

В 1939 году в Аргентине состоялся турнир наций. 1 сентября 1939 года началась Вторая мировая война, из-за чего США, Англия и Венгрия отказались от турнира. Команда Эстонии взяла третье место, но вскоре она перестала существовать. На четвертой доске лучшим был Фридеманн, которому прочили большое будущее, но в 1942 году он погиб под Новгородом[2]. По окончании турнира все уехали в Европу, кроме Ильмара Рауда, который больше никогда не вернулся на родину и скончался в Аргентине в 1941 году[2].

В сочельник 1939 года начался матч Эйве-Керес[2]. Две первых партии были сведены вничью, третью и четвёртую выиграл Эйве, в пятой в эндшпиле выиграл Керес, шестая партия была отложена, в седьмой Керес проиграл, зевнув фигуру, но потом подряд выиграл восьмую, отложенную шестую, которая оказалась лучшей за матч, девятую и десятую. Счёт из 2:4 превратился в 6:4, а по итогам матча оказался равным 7,5:6,5 в пользу Кереса[2]. Эйве хотел и в 1941 сыграть с Кересом, но Пауль собирался приступить к занятиям в университете[2].

Керес — советский шахматист

Когда Эстония присоединилась к СССР, все банковские счета Кереса были закрыты, и он стал советским шахматистом[2].

С сентября по октябрь 1940 года проходил чемпионат СССР[2]. Перед началом турнира Пауль тяжело заболел, но всё же решил принять в нём участие[2]. Первый тур был чёрным днём для гроссмейстеров, но Керес выиграл. После десятого тура с семью очками впереди шли Керес, Игорь Бондаревский и Андрэ Лилиенталь. В одиннадцатом туре Керес сыграл с Ботвинником вничью. Несмотря на то, что дальше Пауль проигрывал и шёл на восьмом месте, он закончил турнир на четвёртом. Вернувшись домой, он занялся не шахматами, а углубился в математику[2].

В апреле должен был состояться матч на звание абсолютного чемпиона СССР, хотя многие не видели в нём смысла, так как по итогам предыдущего турнира уже было два чемпиона СССР — Андрэ Лилиенталь и Игорь Бондаревский. Первый круг состоялся в Ленинграде и сложился для Кереса не очень удачно. После второго круга, состоявшего в Москве у Ботвинника было 7,5 очков, а у Кереса — 5,5. Хотя по итогам турнира Керес занял второе место, настроение Пауля сильно упало из-за поражения от Ботвинника, и он был недоволен организацией турнира[2].

Военное время

Во время Второй мировой войны Керес работал в Тарту, редактировал шахматный раздел в газете, делал рукопись по дебютам.

Гитлеровцы, оккупировавшие Эстонию, предложили Паулю уехать, но он отказался.

Керес не любил Советский Союз по многим бытовым и профессиональным причинам, например, к нему был приставлен чекист, витрины продуктовых магазинов были заполнены имитациями сделанными из папье-маше и дерева, регламент турниров запрещал разговаривать и покидать турнирный зал[2]. Однако Пауль утверждал, что шахматы у обеих наций находятся на высоком уровне и независимо от итогов войны без хлеба он не останется. В 1941 году он женился на филологе Марии Рийвес, в 1942 у них родился сын Пеэтер, а в 1943 — дочь Кадрин[2]. С 1942 года по 1944 год Керес сыграл сто партий в Эстонии[2].

В мае 1942 года Керес участвовал в чемпионате Эстонии, где набрал 15 очков из 15[2].

В июне 1942 года состоялся долгожданный турнир в Зальцбурге, в котором участвовали Алехин и Эйве, и куда пригласили Кереса[2]. После первого круга Керес шёл с тремя очками на втором месте, а на первом был Ефим Боголюбов. Из-за войны окончание турнира было перенесено в Мюнхен. В сентябре Керес продолжил играть, но из-за бомбежек ложился очень поздно — в 4-5 часов утра, хотя турнир начинался в 9. Во втором круге Боголюбов все партии проиграл, Керес шел с шестью очками, но Алехин опередил Кереса на пол-очка. По итогам турнира он занял второе место[2].

Алехин хотел отдать чемпионство либо Кересу, либо Эриху Элисказесу, либо Клаусу Юнге и даже предлагал Кересу сыграть матч за чемпионство мира, но Пауль отказался[2].

В июне 1943 года состоялся ещё один турнир в Зальцбурге, где Керес поделил первое место с Алехиным[2]. В июле Пауль участвовал в чемпионате Эстонии, на который всё время опаздывал приходя в турнирный зал с ракеткой. В конце 1943 года он находился в Испании, где ему дали титул шахматного профессора. Потом участвовал в турнире, который проходил в Швеции заняв второе место, после которого вернулся домой из-за семьи[2].

Весной 1944 года немецкое правительство хотело эвакуировать из Эстонии семью Кереса в числе других известных людей и остатков правительства, но перевозивший их катер задержали и отправили обратно[2].

Давление на Кереса

После возвращения советских войск в Эстонию в октябре 1944 года Кереса несколько раз допрашивали под предлогом паспортного контроля, но оказалось, что его перепутали с баскетболистом Норбертом Кересом[2]. За Паулем всё время следили, на гроссмейстера даже была подана жалоба за подписями нескольких шахматистов[2]. Кереса спас первый секретарь ЦК Коммунистической партии Эстонии Николай Каротамм, который после трёх часов разговоров с Паулем стал его ярым защитником[2]. Только после этого жизнь шахматиста вернулась в обычное русло. Керес взял на себя организацию открытого чемпионата Эстонии в октябре 1945 года, весной 1946 года участвовал в открытом чемпионате Грузии, где проиграл только Тиграну Петросяну, в 1946 году состоялся радиоматч со сборной Великобритании, в котором сборная СССР одержала победу. Керес играл на второй доске и победил англичанина Клейна 1,5:0,5[2].

Керес — чемпион СССР

В 1947 году состоялся пятнадцатый Чемпионат СССР по шахматам, в котором принял участие Керес[2]. В первом туре он выиграл у Генриха Каспаряна, во втором одержал красивую победу в позиционном стиле, эндшпиль Пауля с Рагозиным был признан лучшим за соревнование[2]. После этого Керес неожиданно заболел и пришлось откладывать партии[2]. Радиокомментатор Вадим Синявский лечил Пауля яйцами и пивом. Хотя такое «лечение» и не помогло, через несколько дней Керес вернулся в игру[2]. На партии с Василием Смысловым зал был заполнен до отказа. Пауль победил из-за дебютной ошибки Смыслова[2]. В результате Керес занял первое место, став чемпионом СССР[2].

Летом 1947 состоялся ещё один турнир, где во втором туре Керес играл с Смысловым. Инициативу взял Смыслов, но партия была отложена и при глубоком анализе выяснилось, что будет ничья. Хотя потом была ещё одна ничья с Флором, по итогам турнира Керес занял первое место[2].

В марте 1948 года состоялся турнир за звание чемпиона мира по круговой системе, где участвовали: Ботвинник, Эйве, Керес, Решевский и Смыслов[2]. 9 мая за три тура до конца турнира Ботвинник[2] завоевал звание чемпиона мира. 16 мая в последнем 25 туре шестой чемпион мира Михаил Ботвинник терпит первое поражение в партии с Паулем Кересом. Эта победа ввела Кереса в число членов символического клуба победителей чемпионов мира. Позже, в конце 1948 года, должен был состоятся турнир памяти Михаила Чигорина, в котором Керес не участвовал[2].

Керес становился победителем чемпионатов СССР 1950 и 1951 годов, был победителем в турнире в Щавно-Здруй в 1950 году, в Будапеште в 1952 году, в Гастингсе в 1955 году, в Мар-дель-Плата и в Сантьяго в 1957 году, в Стокгольме в 1960 году, в Цюрихе в 1961 году, в Бамберге в 1969 году, в Будапеште в 1970 году и в Таллине в 1971 году[2]. Ботвинник вспоминал, что в 1969 году на турнире Вейк-ан-Зее, когда он анализировал сложную отложенную партию с Портишем, к нему пришел Керес и, оценив позицию, предложил сделать ход, который привёл к ничьей[2].

Виктор Корчной утверждал, что Керес мог стать президентом ФИДЕ[2].

Последние годы

В 1975 году Керес победил на международном турнире в Таллине, а потом поехал на турнир в Ванкувер[2]. Там у него резко испортилось здоровье, но на все вопросы Пауль отвечал, что болят ноги, скрывая болезнь сердца[2].

1 июня 1975 года, возвращаясь с турнира в Канаде, Керес почувствовал себя плохо и лёг в больницу в Хельсинки, где через четыре дня — 5 июня 1975 года скончался[2]. Керес был похоронен в Таллине на Лесном кладбище.

Достижения в шахматах

Шахматист универсального стиля, одинаково хорошо игравший и дебют (Керес был известным теоретиком дебютов, особенно открытых), и середину партии, и эндшпиль. Особым искусством Керес отличался в живой фигурной игре, где умело поддерживал инициативу. Многие партии Кереса стали классическими образцами шахматного искусства (некоторую их часть можно найти в знаменитом сборнике «100 партий» с комментариями эстонского гроссмейстера). Человек безупречной порядочности, Пауль Петрович был авторитетнейшей личностью для шахматистов своего времени. У Кереса часто была возможность выйти на матч с чемпионом мира, но он все время отказывался. По своему таланту Керес стоит в одном ряду с другими великими шахматистами, которым не суждено было стать чемпионами (Тарраш, Нимцович, Рубинштейн, Бронштейн и другие), хотя они того вполне заслуживали.

Разделил 1-е и 2-е места на АВРО-турнире 1938. Участник матч-турнира на первенство мира 1948 (разделил третье и четвёртое места с Решевским). Четырежды занимал второе место на турнирах претендентов (1953, 1956, 1959, 1962), участвовал также в турнире претендентов 1950 и в матчах претендентов 1965. Трехкратный чемпион СССР (1947, 1950, 1951). Участник десяти шахматных Олимпиад (трёх — от Эстонии, семи — от СССР) Один из немногих шахматистов, имевших положительный баланс в играх с тремя экс-чемпионами мира — Капабланкой, Эйве и Талем. Трижды побеждал в отдельных партиях чемпиона мира Ботвинника. Кроме того, составил около 200 шахматных задач.

Основные турнирные и матчевые результаты

Год Город Наименование соревнования + = Очки Место
1929 Пярну Матч Пярну — Вильянди (против И. Рауда) 0 1 1 ½ из 2
Пярну Первенство Пярну 13 4 1 13½ из 18 2
1930 Таллин Первенство школьников Эстонии 7 0 2 8 из 9 1
Пярну Матч Пярну — Вильянди (против Ленке) 0 0 2 1 из 2
1931 / 32 Тарту Первенство школьников Эстонии 9 0 0 9 из 9 1
1932 Пярну Матч Пярну — Мыйзакюла (против Пээта) 2 0 0 2 из 2
1932 / 33 Пярну Первенство школьников Эстонии 11 0 1 11½ из 12 1
Таллин 2-я лига чемпионата Эстонии 5 2 0 5 из 7 3-4
1934 Раквере 2-я лига чемпионата Эстонии 6 1 2 7 из 9 2
1935 Таллин Чемпионат Эстонии 6 2 1 6½ из 9 1-2
Таллин Дополнительный матч с Г. Фридеманом (на звание чемпиона Эстонии) 2 1 0 2 : 1
Тарту Матч с Ф. Кибберманом 3 1 0 3 : 1
Тарту Тренировочный турнир эстонских шахматистов 22 0 2 23 из 24 1
Варшава VI Олимпиада (сборная Эстонии, 1-я доска) 11 5 3 12,5 из 19 5 на доске
Таллин Международный турнир 5 2 1 5½ из 8 2
Хельсинки Международный турнир 6 1 1 6½ из 8 2
1936 Пярну Командное первенство Эстонии 1 1 1 1,5 из 3
Таллин Матч с П. Шмидтом (на звание чемпиона Эстонии) 3 3 1 3,5 : 3,5
Бад-Наугейм Международный турнир 4 0 5 6½ из 9 1-2
Дрезден Международный турнир 2 4 3 3½ из 9 8-9
Зандвоорт Международный турнир 5 3 3 6½ из 11 3-4
Мюнхен Олимпиада (сборная Эстонии, 1-я доска) 12 1 7 15,5 из 20 1 на доске
1936 / 37 Таллин Турнир эстонских шахматистов 8 0 2 9 из 10 1
1937 Маргет Международный турнир 6 0 3 7½ из 9 1-2
Остенде Международный турнир 5 2 2 6 из 9 1-3
Прага Международный турнир 9 0 2 10 из 11 1
Вена Тематический международный турнир 4 1 1 4½ из 6 1
Кемери Международный турнир 8 2 7 11½ из 17 4-5
Пярну Международный турнир 3 1 3 4½ из 7 1
Стокгольм VII Олимпиада (сборная Эстонии, 1-я доска) 9 2 4 11 из 15 2 на доске
Земмеринг - Баден Международный турнир 6 2 6 9 из 14 1
Матч Эстония - Литва (1-я доска, против В.И. Микенаса) 1 0 1 1,5 из 2
1937 / 38 Гастингс Международный турнир 4 0 5 6½ из 9 2-3
1938 Таллин Командное первенство Эстонии 4 0 2 5 из 6
Таллин Матч Эстония - Финляндия (1-я доска, против Т. Сало) 2 0 0 2 из 2
Тарту Балтийские студенческие игры 2 1 0 2 из 3
Гетеборг Матч с Г. Штальбергом 2 2 4 4 : 4
Матч Эстония — Латвия (1-я доска, против В.М. Петрова) 0 1 1 0,5 из 2
Нордвейк Международный турнир 4 0 5 6½ из 9 2
Голландия АВРО-турнир 3 0 11 8½ из 14 1-2
1939 Ленинград - Москва "Тренировочный" международный турнир 3 4 10 8 из 17 12-13
Рига Матч Латвия - Эстония (1-я доска, против В.М. Петрова) 2 0 0 2 из 2
Матч Литва - Эстония (1-я доска, против В.И. Микенаса) 0 0 2 1 из 2
Маргет Международный турнир 6 0 3 7½ из 9 1
Буэнос-Айрес VIII Олимпиада (сборная Эстонии, 1-я доска) 12 2 5 14,5 из 19 2 на доске,

команда 3-я

Буэнос-Айрес Международный турнир 7 1 3 8½ из 11 1-2
1939 / 40 Голландия Матч с М. Эйве 6 5 3 7,5 : 6,5
1940 Матч Эстония - Литва (1-я доска, против В.И. Микенаса) 0 0 2 1 из 2
Тарту Командное первенство Эстонии среди студентов 5 0 0 5 из 5
Таллин Командное первенство Эстонии 4 0 0 4 из 4
Таллин Матч Таллин - остальная Эстония (против Г. Фридемана) 0 0 1 0,5 из 1
Таллин Матч Таллин - Нэмме (против А. Арулайда) 1 0 0 1 из 1
Москва 12-й чемпионат СССР 9 4 6 12 из 19 4
1941 Ленинград - Москва Матч-турнир на звание абсолютного чемпиона СССР 6 4 10 11 из 20 2
1942 Таллин Чемпионат Эстонии 15 0 0 15 из 15 1
Зальцбург Международный турнир 4 2 4 6 из 10 2
Мюнхен Первенство Европы 6 2 3 7½ из 11 2
1943 Таллин Чемпионат Эстонии 6 1 4 6 из 8 1
Прага Международный турнир 11 1 7 14½ из 19 2
Познань Международный турнир 5 0 0 5 из 5 1
Зальцбург Международный турнир 5 0 5 7½ из 10 1-2
Мадрид Международный турнир 12 0 3 13½ из 15 1
1944 Лидчепинг Матч с Ф. Экстремом 4 0 2 5 : 1
Лидчепинг Турнир шведских мастеров 4 2 1 4,5 из 7 2
1944 / 45 Рига Турнир прибалтийских республик 10 0 1 10,5 из 11 1
1945 Таллин Чемпионат Эстонской ССР 11 0 4 13 из 15 1
Рига Матч "Даугава" - "Калев" (1-я доска, против З.В. Солманиса) 2 0 0 2 из 2
Рига Матч Рига - Таллин (1-я доска, против А.Н. Кобленца) 2 0 0 2 из 2
Таллин Матч "Калев" - "Жальгирис" (1-я доска, против М.А. Бейлина) 1 0 1 1,5 из 2
1946 Тбилиси Чемпионат Грузинской ССР 17 0 2 18 из 19 1
Радиоматч СССР — Великобритания (2-я доска, против Э. Клейна) 1 0 1 1½ из 2
Москва Матч СССР — США (2-я доска, против Р. Файна) 1 0 1 1½ из 2
1947 Ленинград 15-й чемпионат СССР 10 1 8 14 из 19 1
Пярну Турнир советских шахматистов 7 1 5 9,5 из 13 1
Москва Международный турнир памяти М.И. Чигорина 6 3 6 9 из 15 6-7
Таллин Матч Эстонская ССР - Латвийская ССР (1-я доска, против А.Н. Кобленца) 2 0 0 2 из 2
Таллин Матч "Калев" - "Даугава" (1-я доска, против Т. Мелнгайлиса и Ал-дра Александрова) 2 0 0 2 из 2
Лондон Матч Великобритания - СССР (1-я доска, против К.Х. Александера) 1 0 1 1½ из 2
1948 Гаага - Москва Матч-турнир на первенство мира 8 7 5 10½ из 20 3-4
Москва 16-й чемпионат СССР 5 4 9 9½ из 18 6-9
1949 Москва 17-й чемпионат СССР 7 4 8 11 из 19 8
1950 Будапешт Турнир претендентов 3 2 13 9½ из 18 4
Щавно-Здруй Турнир памяти Д. Пшепюрки 11 1 7 14,5 из 19 1
Москва 18-й чемпионат СССР 8 2 7 11½ из 17 1
1951 Москва 19-й чемпионат СССР 9 2 6 12 из 17 1
Киев Полуфинал командного первенства СССР 1 0 2 2 из 3
1952 Будапешт Турнир памяти Г. Мароци 10 2 5 12,5 из 17 1
Хельсинки X Олимпиада (сборная СССР, 1-я доска) 3 2 7 6,5 из 12 7 на доске,

команда - чемпион

Москва 20-й чемпионат СССР 5 5 9 9½ из 19 10-11
1953 Тарту Чемпионат Эстонской ССР 17 0 2 18 из 19 1
Цюрих Турнир претендентов 8 4 16 16 из 28 2-4
1954 Таллин Матч Эстонская ССР - Латвийская ССР (1-я доска, против М.Н. Таля) 1 0 1 1,5 из 2
Буэнос-Айрес Матч Аргентина - СССР (против Хул. Болбочана) 1 1 2 2 из 4
Париж Матч Франция - СССР (1-я доска, против С.Г. Тартаковера) 2 0 0 2 из 2
Нью-Йорк Матч США - СССР (3-я доска, против М. Павея и А. Кевица) 3 1 0 3 из 4
Лондон Матч Великобритания - СССР (2-я доска, против Р. Вейда) 2 0 0 2 из 2
Стокгольм Матч Швеция - СССР (3-я доска, против Г. Штольца) 2 0 0 2 из 2
Амстердам XI Олимпиада (сборная СССР, 4-я доска) 13 0 1 13,5 из 14 1 на доске,

команда - чемпион

1954 / 55 Гастингс Международный турнир 6 1 2 7 из 9 1-2
1955 Москва 22-й чемпионат СССР 7 4 8 11 из 19 7-8
Будапешт Матч Венгрия - СССР (схевенингенская система) 3 0 4 5 из 7
Пярну Турнир советских шахматистов 9 0 1 9,5 из 10 1
Гетеборг Межзональный турнир 9 2 9 13,5 из 20 2
Москва Матч СССР - США (3-я доска, против Р. Бирна) 3 0 1 3,5 из 4
1956 Белград Матч Югославия - СССР (схевенингенская система) 2 1 4 4 из 7
Амстердам Турнир претендентов 3 1 14 10 из 18 2
Гамбург Матч с В. Унцикером 4 0 4 6 : 2
Москва XII Олимпиада (сборная СССР, 3-я доска) 7 0 5 9,5 из 12 1 на доске,

команда - чемпион

Москва Турнир памяти А.А. Алехина 4 2 9 8,5 из 15 7-8
1957 Москва 24-й чемпионат СССР 8 2 11 13½ из 21 2-3
Ленинград Матч СССР - Югославия (схевенингенская система) 1 0 4 3 из 5
Таллин Матч Эстонская ССР - Венгрия (1-я доска, против Г. Барцы) 0 2 0 0 из 2
Мар-дель-Плата Международный турнир 13 0 4 15 из 17 1
Сантьяго Международный турнир 5 0 2 6 из 7 1
Вена Командное первенство Европы (сборная СССР, 2-я доска) 1 0 4 3 из 5 команда - чемпион
1957 / 58 Гастингс Международный турнир 7 1 1 7,5 из 9 1
1958 Загреб Матч Югославия - СССР (1-я доска, против С. Глигорича) 1 1 2 2 из 4
Вильнюс Командное первенство СССР 1 0 6 4 из 7
Мюнхен XIII Олимпиада (сборная СССР, 3-я доска) 7 0 5 9,5 из 12 1 на доске,

команда - чемпион

1959 Тбилиси 26-й чемпионат СССР 5 3 11 10½ из 19 7-8
Таллин Матч Эстонская ССР - Финляндия (1-я доска, против К. Оянена) 0 0 2 1 из 2
Москва II Спартакиада народов СССР (сборная Эстонской ССР, 1-я доска) 5 0 3 6,5 из 8
Матч Эстонская ССР - Латвийская ССР (1-я доска, против М.Н. Таля) 0 0 2 1 из 2
Цюрих Международный турнир 7 1 7 10,5 из 15 3-4
Блед - Загреб - Белград Турнир претендентов 15 6 7 18½ из 28 2
1959 / 60 Стокгольм Международный турнир 5 1 3 6,5 из 9 3
1960 Пярну Турнир четырех республик 9 0 6 12 из 15 1
Хельсинки Матч Финляндия - Эстонская ССР (1-я доска, против К. Оянена) 1 1 0 1 из 2
Гамбург Матч ФРГ - СССР (схевенингенская система) 4 0 3 5,5 из 7
Тунис Тройственный матч СССР - Тунис - Италия (против Белькади и Романи) 3 0 0 3 из 3
Москва Командное первенство СССР
Лейпциг XIV Олимпиада (сборная СССР, 4-я доска) 8 0 5 10,5 из 13 1 на доске,

команда - чемпион

1961 Цюрих Международный турнир 7 0 4 9 из 11 1
Оберхаузен Командное первенство Европы 4 0 4 6 из 8 1 на доске,

команда - чемпион

Белград Матч Югославия - СССР (схевенингенская система) 1 1 3 2,5 из 5
Рига Полуфинал командного первенства СССР 0 0 2 1 из 2
Блед Международный турнир 7 1 11 12,5 из 19 3-5
Баку 29-й чемпионат СССР 4 2 14 11 из 20 8-11
1962 Кюрасао Турнир претендентов 9 2 16 17 из 27 2-3
Гаага Матч Нидерланды - СССР (против Баумеестера) 0 0 2 1 из 2
Москва Дополнительный матч с Е.П. Геллером (за 2-е место) 2 1 5 4,5 : 3,5
Хельсинки Матч Финляндия - Эстонская ССР (1-я доска, против К. Оянена) 1 0 1 1,5 из 2
Ленинград Командное первенство СССР (сборная Эстонской ССР, 1-я доска) 2 0 3 3,5 из 5
Варна XV Олимпиада (сборная СССР, 4-я доска) 6 0 7 9,5 из 13 3 на доске,

команда - чемпион

1963 Лос-Анджелес Международный турнир ("Кубок Пятигорского") 6 3 5 8,5 из 14 1-2
Москва Турнир ЦШК СССР 5 3 7 8,5 из 15 5-7
Москва III Спартакиада народов СССР (сборная Эстонской ССР, 1-я доска) 4 1 3 5,5 из 8
Тарту Матч Эстонская ССР - Финляндия (1-я доска, против К. Оянена) 2 0 0 2 из 2
1964 Бевервейк Международный турнир 8 0 7 11,5 из 15 1-2
Хельсинки - Турку Матч Финляндия - Эстонская ССР (1-я доска, против Э. Бёка) 1 0 1 1,5 из 2
Буэнос-Айрес Международный турнир 9 1 7 12,5 из 17 1-2
Таллин Полуфинал командного первенства СССР 1 2 2 2 из 5
Тель-Авив XVI Олимпиада (сборная СССР, 4-я доска) 9 1 2 10 из 12 1-2 на доске,

команда - чемпион

1964 / 65 Гастингс Международный турнир 7 0 2 8 из 9 1
1965 Рига Четвертьфинальный матч претендентов с Б.В. Спасским 2 4 4 4 : 6
Москва Командное первенство СССР
Марианске-Лазне Международный турнир 7 0 8 11 из 15[4] 1-2
Таллин 33-й чемпионат СССР 4 1 14 11 из 19 6
1966 Таллин Матч "Калев" - "Йыуд" (1-я доска, против Х. Кярнера) 2 0 0 2 из 2
Москва Командное первенство СССР
Хельсинки Матч Финляндия - Эстонская ССР (1-я доска, против К. Оянена) 2 0 0 2 из 2
1966 / 67 Стокгольм Международный турнир 7 0 2 8 из 9 1
1967 Таллин Матч "Калев" - "Йыуд" (1-я доска, против Х. Кярнера) 1 1 0 1 из 2
Москва IV Спартакиада народов СССР (сборная Эстонской ССР, 1-я доска)
Москва Турнир 50-летия Октября 2 2 13 8,5 из 17 9-12
Виннипег Международный турнир 2 0 7 5,5 из 9 3-4
1968 Рига Командное первенство СССР
Бамберг Международный турнир 9 0 6 12 из 15 1
Таллин Матч "Калев" - "Йыуд" (1-я доска, против А. Хермлина) 2 0 0 2 из 2
Цюрих Тренировочный турнир с участием швейцарских шахматистов 15 0 3 16,5 из 18
1969 Вейк-ан-Зее Международный турнир 6 1 8 10 из 15 3-4
Таллин Матч "Калев" - "Йыуд" (1-я доска, против Х. Кярнера) 2 0 0 2 из 2
Таллин Международный турнир 5 0 8 9 из 13 2-3
Лухачовице Международный турнир 7 1 7 10,5 из 15 2
Ташкент Первая лига командного первенства СССР
София Матч Болгария - Эстонская ССР (1-я доска, против М. Бобоцова) 0 0 2 1 из 2
Таллин Матч Эстонская ССР - Финляндия (1-я доска, против Х. Вестеринена) 1 0 1 1,5 из 2
1970 Будапешт Международный турнир 5 0 10 10 из 15 1
Таллин Матч Эстонская ССР - Болгария (1-я доска, против М. Бобоцова) 0 0 2 1 из 2
Белград "Матч века" (сборная СССР - сборная мира, 10-я доска, против Б. Ивкова 2 0 2 3 из 4
Капфенберг Командное первенство Европы 5 0 0 5 из 5
1971 Таллин Международный турнир 8 0 7 11,5 из 15 1-2
Пярну Турнир советских шахматистов 7 1 5 9,5 из 13 2-3
Амстердам Международный турнир 4 1 10 9 из 15 2-4
Ереван Матч СССР - Югославия (схевенингенская система) 1 0 2 2 из 3
1972 Сараево Международный турнир 4 0 11 9,5 из 15 3-5
Будапешт Матч Венгрия - СССР (схевенингенская система) 3 0 0 3 из 3
Москва Всесоюзная Олимпиада (сборная Эстонской ССР, 1-я доска) 3 0 4 5 из 7
Сан-Антонио Международный турнир 6 2 7 9,5 из 15 5
1973 Москва Матч-турнир сборных команд СССР 2 0 2 3 из 4
Таллин Международный турнир 6 3 6 9 из 15 3-6
Дортмунд Международный турнир 3 1 11 8,5 из 15 6-7
Москва 41-й чемпионат СССР 1 2 14 8 из 17 9-12
Петрополис Межзональный турнир 3 4 10 8 из 17 12-13
1974 Тольятти Первая лига командного первенства СССР
1975 Таллин Международный турнир 6 0 9 10,5 из 15 1
Таллин Матч Эстонская ССР - Ленинград (1-я доска, против В.Л. Корчного) 0 1 1 0,5 из 2
Ванкувер Открытый чемпионат Канады (швейцарская система) 7 0 3 8,5 из 10 1

Великие партии

Файн — Керес АВРО-турнир, 1938 Испанская партия (С86)
1.

Другие увлечения и хобби

Пауль Керес имел первый разряд по теннису[2], любил плавание и автотуризм[5].

Память

Памятники

В центре Таллина воздвигнут памятник Паулю Кересу.

К 100-летию со дня рождения П.Кереса в Нарве в сквере на ул. Пушкина установлен памятник[6].

Шахматный мемориал

С 7 по 10 января 2016 года в Таллинне состоялся Мемориал Пауля Керес, победителем которого стал гроссмейстер из Латвии И. Коваленко.[7]

Улицы

В честь Пауля Кереса названы улицы в Таллине, Пярну и Нарве.

Керес в бонистике

Пауль Керес изображён на пятикроновой банкноте Эстонии (находилась в обращении в 1992—2011 годах).

Керес в нумизматике

К столетию со дня рождения Кереса в Эстонии была выпущена юбилейная монета достоинством в 2 евро[8]

Керес в филателии

  • В СССР в 1991 году была выпущена почтовая марка в честь 75-летия со дня рождения П. П. Кереса  (ЦФА (ИТЦ «Марка») № 6284). На марке, рисунок которой выполнен Б. Илюхиным, изображён портрет эстонского шахматиста на фоне шахматных фигур коня и слона, а также факсимиле его подписи[9].
  • К столетию со дня рождения шахматиста была выпущена почтовая марка на его родине, в Эстонии.

Книги

  • Школа шахматной игры. — Таллин, 1948. — 112 с (Переизд.: Элиста, 1997. ISBN 5-7102-0171-5)
  • Теория шахматных дебютов : Открытые дебюты. — Таллин, 1949—1952. — Ч. [1]-2.
  • Матч-турнир на первенство мира по шахматам : Гаага — Москва, 1948 г. — Таллин: Эст. гос. изд-во, 1950. — 332 с.
  • Французская защита. — Москва: Физкультура и спорт, 1958. — 262 с.
  • Сто партий. — Москва: Физкультура и спорт, 1966. — 384 с.

Напишите отзыв о статье "Керес, Пауль Петрович"

Примечания

  1. Эстонский биографический словарь. Таллинн, 2002
  2. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 Хеуэр В. Пауль Керес. - Выдающиеся шахматисты мира. - М.: Олимпия Пресс, 2004. - 464 с.: ил.
  3. В источнике — Бад-Наугейм.
  4. Включая очко от выбывшего из турнира А. Помара. .
  5. Туров Б. И. Жемчужины шахматного творчества. — Москва: Физкультура и спорт, 1991. — С. 256. — 320 с. — ISBN 5-278-00269-7.
  6. [rus.postimees.ee/3459469/segodnja-v-jestonii-otmechajut-100-letie-so-dnja-rozhdenija-paulja-keresa Сегодня в Эстонии отмечают 100-летие со дня рождения Пауля Кереса]. Postimees (7 января 2016). Проверено 7 января 2016.
  7. [planetadaily.ucoz.ru/news/2016-01-10-3809. Завершился шахматный турнир памяти Пауля Кереса. Планет-Дэйли, 10.01.2016]
  8. [rus.delfi.ee/daily/estonia/na-etoj-nedele-projdut-meropriyatiya-v-ramkah-festivalya-pamyati-paulya-keresa?id=73348849 На этой неделе пройдут мероприятия в рамках Фестиваля памяти Пауля Кереса, 04.01.2016]
  9. Каталог почтовых марок СССР 1991 г. — Москва: ИТЦ «Марка», 1992.

Литература

Ссылки

  • [www.vm.ee/est/kat_29/3921.html Биография]  (англ.)
  • [www.chessgames.com/perl/chessplayer?pid=21922 П. Керес на сайте chessgames.com]
  • [www.bankofestonia.info/pub/en/yldine/pangatahed/pangatahed/_5.html Эстонские банкноты]


Отрывок, характеризующий Керес, Пауль Петрович

– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
– Что обо мне говорить! – сказала она спокойно и взглянула на Наташу. Наташа, чувствуя на себе ее взгляд, не смотрела на нее. Опять все молчали.
– Andre, ты хоч… – вдруг сказала княжна Марья содрогнувшимся голосом, – ты хочешь видеть Николушку? Он все время вспоминал о тебе.
Князь Андрей чуть заметно улыбнулся в первый раз, но княжна Марья, так знавшая его лицо, с ужасом поняла, что это была улыбка не радости, не нежности к сыну, но тихой, кроткой насмешки над тем, что княжна Марья употребляла, по ее мнению, последнее средство для приведения его в чувства.
– Да, я очень рад Николушке. Он здоров?

Когда привели к князю Андрею Николушку, испуганно смотревшего на отца, но не плакавшего, потому что никто не плакал, князь Андрей поцеловал его и, очевидно, не знал, что говорить с ним.
Когда Николушку уводили, княжна Марья подошла еще раз к брату, поцеловала его и, не в силах удерживаться более, заплакала.
Он пристально посмотрел на нее.
– Ты об Николушке? – сказал он.
Княжна Марья, плача, утвердительно нагнула голову.
– Мари, ты знаешь Еван… – но он вдруг замолчал.
– Что ты говоришь?
– Ничего. Не надо плакать здесь, – сказал он, тем же холодным взглядом глядя на нее.

Когда княжна Марья заплакала, он понял, что она плакала о том, что Николушка останется без отца. С большим усилием над собой он постарался вернуться назад в жизнь и перенесся на их точку зрения.
«Да, им это должно казаться жалко! – подумал он. – А как это просто!»
«Птицы небесные ни сеют, ни жнут, но отец ваш питает их», – сказал он сам себе и хотел то же сказать княжне. «Но нет, они поймут это по своему, они не поймут! Этого они не могут понимать, что все эти чувства, которыми они дорожат, все наши, все эти мысли, которые кажутся нам так важны, что они – не нужны. Мы не можем понимать друг друга». – И он замолчал.

Маленькому сыну князя Андрея было семь лет. Он едва умел читать, он ничего не знал. Он многое пережил после этого дня, приобретая знания, наблюдательность, опытность; но ежели бы он владел тогда всеми этими после приобретенными способностями, он не мог бы лучше, глубже понять все значение той сцены, которую он видел между отцом, княжной Марьей и Наташей, чем он ее понял теперь. Он все понял и, не плача, вышел из комнаты, молча подошел к Наташе, вышедшей за ним, застенчиво взглянул на нее задумчивыми прекрасными глазами; приподнятая румяная верхняя губа его дрогнула, он прислонился к ней головой и заплакал.
С этого дня он избегал Десаля, избегал ласкавшую его графиню и либо сидел один, либо робко подходил к княжне Марье и к Наташе, которую он, казалось, полюбил еще больше своей тетки, и тихо и застенчиво ласкался к ним.
Княжна Марья, выйдя от князя Андрея, поняла вполне все то, что сказало ей лицо Наташи. Она не говорила больше с Наташей о надежде на спасение его жизни. Она чередовалась с нею у его дивана и не плакала больше, но беспрестанно молилась, обращаясь душою к тому вечному, непостижимому, которого присутствие так ощутительно было теперь над умиравшим человеком.


Князь Андрей не только знал, что он умрет, но он чувствовал, что он умирает, что он уже умер наполовину. Он испытывал сознание отчужденности от всего земного и радостной и странной легкости бытия. Он, не торопясь и не тревожась, ожидал того, что предстояло ему. То грозное, вечное, неведомое и далекое, присутствие которого он не переставал ощущать в продолжение всей своей жизни, теперь для него было близкое и – по той странной легкости бытия, которую он испытывал, – почти понятное и ощущаемое.
Прежде он боялся конца. Он два раза испытал это страшное мучительное чувство страха смерти, конца, и теперь уже не понимал его.
Первый раз он испытал это чувство тогда, когда граната волчком вертелась перед ним и он смотрел на жнивье, на кусты, на небо и знал, что перед ним была смерть. Когда он очнулся после раны и в душе его, мгновенно, как бы освобожденный от удерживавшего его гнета жизни, распустился этот цветок любви, вечной, свободной, не зависящей от этой жизни, он уже не боялся смерти и не думал о ней.
Чем больше он, в те часы страдальческого уединения и полубреда, которые он провел после своей раны, вдумывался в новое, открытое ему начало вечной любви, тем более он, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви, значило никого не любить, значило не жить этою земною жизнию. И чем больше он проникался этим началом любви, тем больше он отрекался от жизни и тем совершеннее уничтожал ту страшную преграду, которая без любви стоит между жизнью и смертью. Когда он, это первое время, вспоминал о том, что ему надо было умереть, он говорил себе: ну что ж, тем лучше.
Но после той ночи в Мытищах, когда в полубреду перед ним явилась та, которую он желал, и когда он, прижав к своим губам ее руку, заплакал тихими, радостными слезами, любовь к одной женщине незаметно закралась в его сердце и опять привязала его к жизни. И радостные и тревожные мысли стали приходить ему. Вспоминая ту минуту на перевязочном пункте, когда он увидал Курагина, он теперь не мог возвратиться к тому чувству: его мучил вопрос о том, жив ли он? И он не смел спросить этого.

Болезнь его шла своим физическим порядком, но то, что Наташа называла: это сделалось с ним, случилось с ним два дня перед приездом княжны Марьи. Это была та последняя нравственная борьба между жизнью и смертью, в которой смерть одержала победу. Это было неожиданное сознание того, что он еще дорожил жизнью, представлявшейся ему в любви к Наташе, и последний, покоренный припадок ужаса перед неведомым.
Это было вечером. Он был, как обыкновенно после обеда, в легком лихорадочном состоянии, и мысли его были чрезвычайно ясны. Соня сидела у стола. Он задремал. Вдруг ощущение счастья охватило его.
«А, это она вошла!» – подумал он.
Действительно, на месте Сони сидела только что неслышными шагами вошедшая Наташа.
С тех пор как она стала ходить за ним, он всегда испытывал это физическое ощущение ее близости. Она сидела на кресле, боком к нему, заслоняя собой от него свет свечи, и вязала чулок. (Она выучилась вязать чулки с тех пор, как раз князь Андрей сказал ей, что никто так не умеет ходить за больными, как старые няни, которые вяжут чулки, и что в вязании чулка есть что то успокоительное.) Тонкие пальцы ее быстро перебирали изредка сталкивающиеся спицы, и задумчивый профиль ее опущенного лица был ясно виден ему. Она сделала движенье – клубок скатился с ее колен. Она вздрогнула, оглянулась на него и, заслоняя свечу рукой, осторожным, гибким и точным движением изогнулась, подняла клубок и села в прежнее положение.
Он смотрел на нее, не шевелясь, и видел, что ей нужно было после своего движения вздохнуть во всю грудь, но она не решалась этого сделать и осторожно переводила дыханье.
В Троицкой лавре они говорили о прошедшем, и он сказал ей, что, ежели бы он был жив, он бы благодарил вечно бога за свою рану, которая свела его опять с нею; но с тех пор они никогда не говорили о будущем.
«Могло или не могло это быть? – думал он теперь, глядя на нее и прислушиваясь к легкому стальному звуку спиц. – Неужели только затем так странно свела меня с нею судьба, чтобы мне умереть?.. Неужели мне открылась истина жизни только для того, чтобы я жил во лжи? Я люблю ее больше всего в мире. Но что же делать мне, ежели я люблю ее?» – сказал он, и он вдруг невольно застонал, по привычке, которую он приобрел во время своих страданий.
Услыхав этот звук, Наташа положила чулок, перегнулась ближе к нему и вдруг, заметив его светящиеся глаза, подошла к нему легким шагом и нагнулась.
– Вы не спите?
– Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, но дает мне той мягкой тишины… того света. Мне так и хочется плакать от радости.
Наташа ближе придвинулась к нему. Лицо ее сияло восторженною радостью.
– Наташа, я слишком люблю вас. Больше всего на свете.
– А я? – Она отвернулась на мгновение. – Отчего же слишком? – сказала она.
– Отчего слишком?.. Ну, как вы думаете, как вы чувствуете по душе, по всей душе, буду я жив? Как вам кажется?
– Я уверена, я уверена! – почти вскрикнула Наташа, страстным движением взяв его за обе руки.
Он помолчал.
– Как бы хорошо! – И, взяв ее руку, он поцеловал ее.
Наташа была счастлива и взволнована; и тотчас же она вспомнила, что этого нельзя, что ему нужно спокойствие.
– Однако вы не спали, – сказала она, подавляя свою радость. – Постарайтесь заснуть… пожалуйста.
Он выпустил, пожав ее, ее руку, она перешла к свече и опять села в прежнее положение. Два раза она оглянулась на него, глаза его светились ей навстречу. Она задала себе урок на чулке и сказала себе, что до тех пор она не оглянется, пока не кончит его.
Действительно, скоро после этого он закрыл глаза и заснул. Он спал недолго и вдруг в холодном поту тревожно проснулся.
Засыпая, он думал все о том же, о чем он думал все ото время, – о жизни и смерти. И больше о смерти. Он чувствовал себя ближе к ней.
«Любовь? Что такое любовь? – думал он. – Любовь мешает смерти. Любовь есть жизнь. Все, все, что я понимаю, я понимаю только потому, что люблю. Все есть, все существует только потому, что я люблю. Все связано одною ею. Любовь есть бог, и умереть – значит мне, частице любви, вернуться к общему и вечному источнику». Мысли эти показались ему утешительны. Но это были только мысли. Чего то недоставало в них, что то было односторонне личное, умственное – не было очевидности. И было то же беспокойство и неясность. Он заснул.
Он видел во сне, что он лежит в той же комнате, в которой он лежал в действительности, но что он не ранен, а здоров. Много разных лиц, ничтожных, равнодушных, являются перед князем Андреем. Он говорит с ними, спорит о чем то ненужном. Они сбираются ехать куда то. Князь Андрей смутно припоминает, что все это ничтожно и что у него есть другие, важнейшие заботы, но продолжает говорить, удивляя их, какие то пустые, остроумные слова. Понемногу, незаметно все эти лица начинают исчезать, и все заменяется одним вопросом о затворенной двери. Он встает и идет к двери, чтобы задвинуть задвижку и запереть ее. Оттого, что он успеет или не успеет запереть ее, зависит все. Он идет, спешит, ноги его не двигаются, и он знает, что не успеет запереть дверь, но все таки болезненно напрягает все свои силы. И мучительный страх охватывает его. И этот страх есть страх смерти: за дверью стоит оно. Но в то же время как он бессильно неловко подползает к двери, это что то ужасное, с другой стороны уже, надавливая, ломится в нее. Что то не человеческое – смерть – ломится в дверь, и надо удержать ее. Он ухватывается за дверь, напрягает последние усилия – запереть уже нельзя – хоть удержать ее; но силы его слабы, неловки, и, надавливаемая ужасным, дверь отворяется и опять затворяется.
Еще раз оно надавило оттуда. Последние, сверхъестественные усилия тщетны, и обе половинки отворились беззвучно. Оно вошло, и оно есть смерть. И князь Андрей умер.
Но в то же мгновение, как он умер, князь Андрей вспомнил, что он спит, и в то же мгновение, как он умер, он, сделав над собою усилие, проснулся.
«Да, это была смерть. Я умер – я проснулся. Да, смерть – пробуждение!» – вдруг просветлело в его душе, и завеса, скрывавшая до сих пор неведомое, была приподнята перед его душевным взором. Он почувствовал как бы освобождение прежде связанной в нем силы и ту странную легкость, которая с тех пор не оставляла его.
Когда он, очнувшись в холодном поту, зашевелился на диване, Наташа подошла к нему и спросила, что с ним. Он не ответил ей и, не понимая ее, посмотрел на нее странным взглядом.
Это то было то, что случилось с ним за два дня до приезда княжны Марьи. С этого же дня, как говорил доктор, изнурительная лихорадка приняла дурной характер, но Наташа не интересовалась тем, что говорил доктор: она видела эти страшные, более для нее несомненные, нравственные признаки.
С этого дня началось для князя Андрея вместе с пробуждением от сна – пробуждение от жизни. И относительно продолжительности жизни оно не казалось ему более медленно, чем пробуждение от сна относительно продолжительности сновидения.

Ничего не было страшного и резкого в этом, относительно медленном, пробуждении.
Последние дни и часы его прошли обыкновенно и просто. И княжна Марья и Наташа, не отходившие от него, чувствовали это. Они не плакали, не содрогались и последнее время, сами чувствуя это, ходили уже не за ним (его уже не было, он ушел от них), а за самым близким воспоминанием о нем – за его телом. Чувства обеих были так сильны, что на них не действовала внешняя, страшная сторона смерти, и они не находили нужным растравлять свое горе. Они не плакали ни при нем, ни без него, но и никогда не говорили про него между собой. Они чувствовали, что не могли выразить словами того, что они понимали.
Они обе видели, как он глубже и глубже, медленно и спокойно, опускался от них куда то туда, и обе знали, что это так должно быть и что это хорошо.
Его исповедовали, причастили; все приходили к нему прощаться. Когда ему привели сына, он приложил к нему свои губы и отвернулся, не потому, чтобы ему было тяжело или жалко (княжна Марья и Наташа понимали это), но только потому, что он полагал, что это все, что от него требовали; но когда ему сказали, чтобы он благословил его, он исполнил требуемое и оглянулся, как будто спрашивая, не нужно ли еще что нибудь сделать.
Когда происходили последние содрогания тела, оставляемого духом, княжна Марья и Наташа были тут.
– Кончилось?! – сказала княжна Марья, после того как тело его уже несколько минут неподвижно, холодея, лежало перед ними. Наташа подошла, взглянула в мертвые глаза и поспешила закрыть их. Она закрыла их и не поцеловала их, а приложилась к тому, что было ближайшим воспоминанием о нем.
«Куда он ушел? Где он теперь?..»

Когда одетое, обмытое тело лежало в гробу на столе, все подходили к нему прощаться, и все плакали.
Николушка плакал от страдальческого недоумения, разрывавшего его сердце. Графиня и Соня плакали от жалости к Наташе и о том, что его нет больше. Старый граф плакал о том, что скоро, он чувствовал, и ему предстояло сделать тот же страшный шаг.
Наташа и княжна Марья плакали тоже теперь, но они плакали не от своего личного горя; они плакали от благоговейного умиления, охватившего их души перед сознанием простого и торжественного таинства смерти, совершившегося перед ними.



Для человеческого ума недоступна совокупность причин явлений. Но потребность отыскивать причины вложена в душу человека. И человеческий ум, не вникнувши в бесчисленность и сложность условий явлений, из которых каждое отдельно может представляться причиною, хватается за первое, самое понятное сближение и говорит: вот причина. В исторических событиях (где предметом наблюдения суть действия людей) самым первобытным сближением представляется воля богов, потом воля тех людей, которые стоят на самом видном историческом месте, – исторических героев. Но стоит только вникнуть в сущность каждого исторического события, то есть в деятельность всей массы людей, участвовавших в событии, чтобы убедиться, что воля исторического героя не только не руководит действиями масс, но сама постоянно руководима. Казалось бы, все равно понимать значение исторического события так или иначе. Но между человеком, который говорит, что народы Запада пошли на Восток, потому что Наполеон захотел этого, и человеком, который говорит, что это совершилось, потому что должно было совершиться, существует то же различие, которое существовало между людьми, утверждавшими, что земля стоит твердо и планеты движутся вокруг нее, и теми, которые говорили, что они не знают, на чем держится земля, но знают, что есть законы, управляющие движением и ее, и других планет. Причин исторического события – нет и не может быть, кроме единственной причины всех причин. Но есть законы, управляющие событиями, отчасти неизвестные, отчасти нащупываемые нами. Открытие этих законов возможно только тогда, когда мы вполне отрешимся от отыскиванья причин в воле одного человека, точно так же, как открытие законов движения планет стало возможно только тогда, когда люди отрешились от представления утвержденности земли.

После Бородинского сражения, занятия неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю – так называемый фланговый марш за Красной Пахрой. Историки приписывают славу этого гениального подвига различным лицам и спорят о том, кому, собственно, она принадлежит. Даже иностранные, даже французские историки признают гениальность русских полководцев, говоря об этом фланговом марше. Но почему военные писатели, а за ними и все, полагают, что этот фланговый марш есть весьма глубокомысленное изобретение какого нибудь одного лица, спасшее Россию и погубившее Наполеона, – весьма трудно понять. Во первых, трудно понять, в чем состоит глубокомыслие и гениальность этого движения; ибо для того, чтобы догадаться, что самое лучшее положение армии (когда ее не атакуют) находиться там, где больше продовольствия, – не нужно большого умственного напряжения. И каждый, даже глупый тринадцатилетний мальчик, без труда мог догадаться, что в 1812 году самое выгодное положение армии, после отступления от Москвы, было на Калужской дороге. Итак, нельзя понять, во первых, какими умозаключениями доходят историки до того, чтобы видеть что то глубокомысленное в этом маневре. Во вторых, еще труднее понять, в чем именно историки видят спасительность этого маневра для русских и пагубность его для французов; ибо фланговый марш этот, при других, предшествующих, сопутствовавших и последовавших обстоятельствах, мог быть пагубным для русского и спасительным для французского войска. Если с того времени, как совершилось это движение, положение русского войска стало улучшаться, то из этого никак не следует, чтобы это движение было тому причиною.
Этот фланговый марш не только не мог бы принести какие нибудь выгоды, но мог бы погубить русскую армию, ежели бы при том не было совпадения других условий. Что бы было, если бы не сгорела Москва? Если бы Мюрат не потерял из виду русских? Если бы Наполеон не находился в бездействии? Если бы под Красной Пахрой русская армия, по совету Бенигсена и Барклая, дала бы сражение? Что бы было, если бы французы атаковали русских, когда они шли за Пахрой? Что бы было, если бы впоследствии Наполеон, подойдя к Тарутину, атаковал бы русских хотя бы с одной десятой долей той энергии, с которой он атаковал в Смоленске? Что бы было, если бы французы пошли на Петербург?.. При всех этих предположениях спасительность флангового марша могла перейти в пагубность.
В третьих, и самое непонятное, состоит в том, что люди, изучающие историю, умышленно не хотят видеть того, что фланговый марш нельзя приписывать никакому одному человеку, что никто никогда его не предвидел, что маневр этот, точно так же как и отступление в Филях, в настоящем никогда никому не представлялся в его цельности, а шаг за шагом, событие за событием, мгновение за мгновением вытекал из бесчисленного количества самых разнообразных условий, и только тогда представился во всей своей цельности, когда он совершился и стал прошедшим.
На совете в Филях у русского начальства преобладающею мыслью было само собой разумевшееся отступление по прямому направлению назад, то есть по Нижегородской дороге. Доказательствами тому служит то, что большинство голосов на совете было подано в этом смысле, и, главное, известный разговор после совета главнокомандующего с Ланским, заведовавшим провиантскою частью. Ланской донес главнокомандующему, что продовольствие для армии собрано преимущественно по Оке, в Тульской и Калужской губерниях и что в случае отступления на Нижний запасы провианта будут отделены от армии большою рекою Окой, через которую перевоз в первозимье бывает невозможен. Это был первый признак необходимости уклонения от прежде представлявшегося самым естественным прямого направления на Нижний. Армия подержалась южнее, по Рязанской дороге, и ближе к запасам. Впоследствии бездействие французов, потерявших даже из виду русскую армию, заботы о защите Тульского завода и, главное, выгоды приближения к своим запасам заставили армию отклониться еще южнее, на Тульскую дорогу. Перейдя отчаянным движением за Пахрой на Тульскую дорогу, военачальники русской армии думали оставаться у Подольска, и не было мысли о Тарутинской позиции; но бесчисленное количество обстоятельств и появление опять французских войск, прежде потерявших из виду русских, и проекты сражения, и, главное, обилие провианта в Калуге заставили нашу армию еще более отклониться к югу и перейти в середину путей своего продовольствия, с Тульской на Калужскую дорогу, к Тарутину. Точно так же, как нельзя отвечать на тот вопрос, когда оставлена была Москва, нельзя отвечать и на то, когда именно и кем решено было перейти к Тарутину. Только тогда, когда войска пришли уже к Тарутину вследствие бесчисленных дифференциальных сил, тогда только стали люди уверять себя, что они этого хотели и давно предвидели.


Знаменитый фланговый марш состоял только в том, что русское войско, отступая все прямо назад по обратному направлению наступления, после того как наступление французов прекратилось, отклонилось от принятого сначала прямого направления и, не видя за собой преследования, естественно подалось в ту сторону, куда его влекло обилие продовольствия.
Если бы представить себе не гениальных полководцев во главе русской армии, но просто одну армию без начальников, то и эта армия не могла бы сделать ничего другого, кроме обратного движения к Москве, описывая дугу с той стороны, с которой было больше продовольствия и край был обильнее.
Передвижение это с Нижегородской на Рязанскую, Тульскую и Калужскую дороги было до такой степени естественно, что в этом самом направлении отбегали мародеры русской армии и что в этом самом направлении требовалось из Петербурга, чтобы Кутузов перевел свою армию. В Тарутине Кутузов получил почти выговор от государя за то, что он отвел армию на Рязанскую дорогу, и ему указывалось то самое положение против Калуги, в котором он уже находился в то время, как получил письмо государя.
Откатывавшийся по направлению толчка, данного ему во время всей кампании и в Бородинском сражении, шар русского войска, при уничтожении силы толчка и не получая новых толчков, принял то положение, которое было ему естественно.
Заслуга Кутузова не состояла в каком нибудь гениальном, как это называют, стратегическом маневре, а в том, что он один понимал значение совершавшегося события. Он один понимал уже тогда значение бездействия французской армии, он один продолжал утверждать, что Бородинское сражение была победа; он один – тот, который, казалось бы, по своему положению главнокомандующего, должен был быть вызываем к наступлению, – он один все силы свои употреблял на то, чтобы удержать русскую армию от бесполезных сражений.
Подбитый зверь под Бородиным лежал там где то, где его оставил отбежавший охотник; но жив ли, силен ли он был, или он только притаился, охотник не знал этого. Вдруг послышался стон этого зверя.
Стон этого раненого зверя, французской армии, обличивший ее погибель, была присылка Лористона в лагерь Кутузова с просьбой о мире.
Наполеон с своей уверенностью в том, что не то хорошо, что хорошо, а то хорошо, что ему пришло в голову, написал Кутузову слова, первые пришедшие ему в голову и не имеющие никакого смысла. Он писал:

«Monsieur le prince Koutouzov, – писал он, – j'envoie pres de vous un de mes aides de camps generaux pour vous entretenir de plusieurs objets interessants. Je desire que Votre Altesse ajoute foi a ce qu'il lui dira, surtout lorsqu'il exprimera les sentiments d'estime et de particuliere consideration que j'ai depuis longtemps pour sa personne… Cette lettre n'etant a autre fin, je prie Dieu, Monsieur le prince Koutouzov, qu'il vous ait en sa sainte et digne garde,
Moscou, le 3 Octobre, 1812. Signe:
Napoleon».
[Князь Кутузов, посылаю к вам одного из моих генерал адъютантов для переговоров с вами о многих важных предметах. Прошу Вашу Светлость верить всему, что он вам скажет, особенно когда, станет выражать вам чувствования уважения и особенного почтения, питаемые мною к вам с давнего времени. Засим молю бога о сохранении вас под своим священным кровом.
Москва, 3 октября, 1812.
Наполеон. ]

«Je serais maudit par la posterite si l'on me regardait comme le premier moteur d'un accommodement quelconque. Tel est l'esprit actuel de ma nation», [Я бы был проклят, если бы на меня смотрели как на первого зачинщика какой бы то ни было сделки; такова воля нашего народа. ] – отвечал Кутузов и продолжал употреблять все свои силы на то, чтобы удерживать войска от наступления.
В месяц грабежа французского войска в Москве и спокойной стоянки русского войска под Тарутиным совершилось изменение в отношении силы обоих войск (духа и численности), вследствие которого преимущество силы оказалось на стороне русских. Несмотря на то, что положение французского войска и его численность были неизвестны русским, как скоро изменилось отношение, необходимость наступления тотчас же выразилась в бесчисленном количестве признаков. Признаками этими были: и присылка Лористона, и изобилие провианта в Тарутине, и сведения, приходившие со всех сторон о бездействии и беспорядке французов, и комплектование наших полков рекрутами, и хорошая погода, и продолжительный отдых русских солдат, и обыкновенно возникающее в войсках вследствие отдыха нетерпение исполнять то дело, для которого все собраны, и любопытство о том, что делалось во французской армии, так давно потерянной из виду, и смелость, с которою теперь шныряли русские аванпосты около стоявших в Тарутине французов, и известия о легких победах над французами мужиков и партизанов, и зависть, возбуждаемая этим, и чувство мести, лежавшее в душе каждого человека до тех пор, пока французы были в Москве, и (главное) неясное, но возникшее в душе каждого солдата сознание того, что отношение силы изменилось теперь и преимущество находится на нашей стороне. Существенное отношение сил изменилось, и наступление стало необходимым. И тотчас же, так же верно, как начинают бить и играть в часах куранты, когда стрелка совершила полный круг, в высших сферах, соответственно существенному изменению сил, отразилось усиленное движение, шипение и игра курантов.


Русская армия управлялась Кутузовым с его штабом и государем из Петербурга. В Петербурге, еще до получения известия об оставлении Москвы, был составлен подробный план всей войны и прислан Кутузову для руководства. Несмотря на то, что план этот был составлен в предположении того, что Москва еще в наших руках, план этот был одобрен штабом и принят к исполнению. Кутузов писал только, что дальние диверсии всегда трудно исполнимы. И для разрешения встречавшихся трудностей присылались новые наставления и лица, долженствовавшие следить за его действиями и доносить о них.
Кроме того, теперь в русской армии преобразовался весь штаб. Замещались места убитого Багратиона и обиженного, удалившегося Барклая. Весьма серьезно обдумывали, что будет лучше: А. поместить на место Б., а Б. на место Д., или, напротив, Д. на место А. и т. д., как будто что нибудь, кроме удовольствия А. и Б., могло зависеть от этого.
В штабе армии, по случаю враждебности Кутузова с своим начальником штаба, Бенигсеном, и присутствия доверенных лиц государя и этих перемещений, шла более, чем обыкновенно, сложная игра партий: А. подкапывался под Б., Д. под С. и т. д., во всех возможных перемещениях и сочетаниях. При всех этих подкапываниях предметом интриг большей частью было то военное дело, которым думали руководить все эти люди; но это военное дело шло независимо от них, именно так, как оно должно было идти, то есть никогда не совпадая с тем, что придумывали люди, а вытекая из сущности отношения масс. Все эти придумыванья, скрещиваясь, перепутываясь, представляли в высших сферах только верное отражение того, что должно было совершиться.
«Князь Михаил Иларионович! – писал государь от 2 го октября в письме, полученном после Тарутинского сражения. – С 2 го сентября Москва в руках неприятельских. Последние ваши рапорты от 20 го; и в течение всего сего времени не только что ничего не предпринято для действия противу неприятеля и освобождения первопрестольной столицы, но даже, по последним рапортам вашим, вы еще отступили назад. Серпухов уже занят отрядом неприятельским, и Тула, с знаменитым и столь для армии необходимым своим заводом, в опасности. По рапортам от генерала Винцингероде вижу я, что неприятельский 10000 й корпус подвигается по Петербургской дороге. Другой, в нескольких тысячах, также подается к Дмитрову. Третий подвинулся вперед по Владимирской дороге. Четвертый, довольно значительный, стоит между Рузою и Можайском. Наполеон же сам по 25 е число находился в Москве. По всем сим сведениям, когда неприятель сильными отрядами раздробил свои силы, когда Наполеон еще в Москве сам, с своею гвардией, возможно ли, чтобы силы неприятельские, находящиеся перед вами, были значительны и не позволяли вам действовать наступательно? С вероятностию, напротив того, должно полагать, что он вас преследует отрядами или, по крайней мере, корпусом, гораздо слабее армии, вам вверенной. Казалось, что, пользуясь сими обстоятельствами, могли бы вы с выгодою атаковать неприятеля слабее вас и истребить оного или, по меньшей мере, заставя его отступить, сохранить в наших руках знатную часть губерний, ныне неприятелем занимаемых, и тем самым отвратить опасность от Тулы и прочих внутренних наших городов. На вашей ответственности останется, если неприятель в состоянии будет отрядить значительный корпус на Петербург для угрожания сей столице, в которой не могло остаться много войска, ибо с вверенною вам армиею, действуя с решительностию и деятельностию, вы имеете все средства отвратить сие новое несчастие. Вспомните, что вы еще обязаны ответом оскорбленному отечеству в потере Москвы. Вы имели опыты моей готовности вас награждать. Сия готовность не ослабнет во мне, но я и Россия вправе ожидать с вашей стороны всего усердия, твердости и успехов, которые ум ваш, воинские таланты ваши и храбрость войск, вами предводительствуемых, нам предвещают».
Но в то время как письмо это, доказывающее то, что существенное отношение сил уже отражалось и в Петербурге, было в дороге, Кутузов не мог уже удержать командуемую им армию от наступления, и сражение уже было дано.
2 го октября казак Шаповалов, находясь в разъезде, убил из ружья одного и подстрелил другого зайца. Гоняясь за подстреленным зайцем, Шаповалов забрел далеко в лес и наткнулся на левый фланг армии Мюрата, стоящий без всяких предосторожностей. Казак, смеясь, рассказал товарищам, как он чуть не попался французам. Хорунжий, услыхав этот рассказ, сообщил его командиру.
Казака призвали, расспросили; казачьи командиры хотели воспользоваться этим случаем, чтобы отбить лошадей, но один из начальников, знакомый с высшими чинами армии, сообщил этот факт штабному генералу. В последнее время в штабе армии положение было в высшей степени натянутое. Ермолов, за несколько дней перед этим, придя к Бенигсену, умолял его употребить свое влияние на главнокомандующего, для того чтобы сделано было наступление.
– Ежели бы я не знал вас, я подумал бы, что вы не хотите того, о чем вы просите. Стоит мне посоветовать одно, чтобы светлейший наверное сделал противоположное, – отвечал Бенигсен.
Известие казаков, подтвержденное посланными разъездами, доказало окончательную зрелость события. Натянутая струна соскочила, и зашипели часы, и заиграли куранты. Несмотря на всю свою мнимую власть, на свой ум, опытность, знание людей, Кутузов, приняв во внимание записку Бенигсена, посылавшего лично донесения государю, выражаемое всеми генералами одно и то же желание, предполагаемое им желание государя и сведение казаков, уже не мог удержать неизбежного движения и отдал приказание на то, что он считал бесполезным и вредным, – благословил совершившийся факт.


Записка, поданная Бенигсеном о необходимости наступления, и сведения казаков о незакрытом левом фланге французов были только последние признаки необходимости отдать приказание о наступлении, и наступление было назначено на 5 е октября.
4 го октября утром Кутузов подписал диспозицию. Толь прочел ее Ермолову, предлагая ему заняться дальнейшими распоряжениями.
– Хорошо, хорошо, мне теперь некогда, – сказал Ермолов и вышел из избы. Диспозиция, составленная Толем, была очень хорошая. Так же, как и в аустерлицкой диспозиции, было написано, хотя и не по немецки:
«Die erste Colonne marschiert [Первая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то, die zweite Colonne marschiert [вторая колонна идет (нем.) ] туда то и туда то» и т. д. И все эти колонны на бумаге приходили в назначенное время в свое место и уничтожали неприятеля. Все было, как и во всех диспозициях, прекрасно придумано, и, как и по всем диспозициям, ни одна колонна не пришла в свое время и на свое место.
Когда диспозиция была готова в должном количестве экземпляров, был призван офицер и послан к Ермолову, чтобы передать ему бумаги для исполнения. Молодой кавалергардский офицер, ординарец Кутузова, довольный важностью данного ему поручения, отправился на квартиру Ермолова.
– Уехали, – отвечал денщик Ермолова. Кавалергардский офицер пошел к генералу, у которого часто бывал Ермолов.
– Нет, и генерала нет.
Кавалергардский офицер, сев верхом, поехал к другому.
– Нет, уехали.
«Как бы мне не отвечать за промедление! Вот досада!» – думал офицер. Он объездил весь лагерь. Кто говорил, что видели, как Ермолов проехал с другими генералами куда то, кто говорил, что он, верно, опять дома. Офицер, не обедая, искал до шести часов вечера. Нигде Ермолова не было и никто не знал, где он был. Офицер наскоро перекусил у товарища и поехал опять в авангард к Милорадовичу. Милорадовича не было тоже дома, но тут ему сказали, что Милорадович на балу у генерала Кикина, что, должно быть, и Ермолов там.
– Да где же это?
– А вон, в Ечкине, – сказал казачий офицер, указывая на далекий помещичий дом.
– Да как же там, за цепью?
– Выслали два полка наших в цепь, там нынче такой кутеж идет, беда! Две музыки, три хора песенников.
Офицер поехал за цепь к Ечкину. Издалека еще, подъезжая к дому, он услыхал дружные, веселые звуки плясовой солдатской песни.
«Во олузя а ах… во олузях!..» – с присвистом и с торбаном слышалось ему, изредка заглушаемое криком голосов. Офицеру и весело стало на душе от этих звуков, но вместе с тем и страшно за то, что он виноват, так долго не передав важного, порученного ему приказания. Был уже девятый час. Он слез с лошади и вошел на крыльцо и в переднюю большого, сохранившегося в целости помещичьего дома, находившегося между русских и французов. В буфетной и в передней суетились лакеи с винами и яствами. Под окнами стояли песенники. Офицера ввели в дверь, и он увидал вдруг всех вместе важнейших генералов армии, в том числе и большую, заметную фигуру Ермолова. Все генералы были в расстегнутых сюртуках, с красными, оживленными лицами и громко смеялись, стоя полукругом. В середине залы красивый невысокий генерал с красным лицом бойко и ловко выделывал трепака.
– Ха, ха, ха! Ай да Николай Иванович! ха, ха, ха!..
Офицер чувствовал, что, входя в эту минуту с важным приказанием, он делается вдвойне виноват, и он хотел подождать; но один из генералов увидал его и, узнав, зачем он, сказал Ермолову. Ермолов с нахмуренным лицом вышел к офицеру и, выслушав, взял от него бумагу, ничего не сказав ему.
– Ты думаешь, это нечаянно он уехал? – сказал в этот вечер штабный товарищ кавалергардскому офицеру про Ермолова. – Это штуки, это все нарочно. Коновницына подкатить. Посмотри, завтра каша какая будет!


На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. «Ошибка, может быть», – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было.
– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще? Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад.
Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться.


На другой день войска с вечера собрались в назначенных местах и ночью выступили. Была осенняя ночь с черно лиловатыми тучами, но без дождя. Земля была влажна, но грязи не было, и войска шли без шума, только слабо слышно было изредка бренчанье артиллерии. Запретили разговаривать громко, курить трубки, высекать огонь; лошадей удерживали от ржания. Таинственность предприятия увеличивала его привлекательность. Люди шли весело. Некоторые колонны остановились, поставили ружья в козлы и улеглись на холодной земле, полагая, что они пришли туда, куда надо было; некоторые (большинство) колонны шли целую ночь и, очевидно, зашли не туда, куда им надо было.
Граф Орлов Денисов с казаками (самый незначительный отряд из всех других) один попал на свое место и в свое время. Отряд этот остановился у крайней опушки леса, на тропинке из деревни Стромиловой в Дмитровское.
Перед зарею задремавшего графа Орлова разбудили. Привели перебежчика из французского лагеря. Это был польский унтер офицер корпуса Понятовского. Унтер офицер этот по польски объяснил, что он перебежал потому, что его обидели по службе, что ему давно бы пора быть офицером, что он храбрее всех и потому бросил их и хочет их наказать. Он говорил, что Мюрат ночует в версте от них и что, ежели ему дадут сто человек конвою, он живьем возьмет его. Граф Орлов Денисов посоветовался с своими товарищами. Предложение было слишком лестно, чтобы отказаться. Все вызывались ехать, все советовали попытаться. После многих споров и соображений генерал майор Греков с двумя казачьими полками решился ехать с унтер офицером.
– Ну помни же, – сказал граф Орлов Денисов унтер офицеру, отпуская его, – в случае ты соврал, я тебя велю повесить, как собаку, а правда – сто червонцев.
Унтер офицер с решительным видом не отвечал на эти слова, сел верхом и поехал с быстро собравшимся Грековым. Они скрылись в лесу. Граф Орлов, пожимаясь от свежести начинавшего брезжить утра, взволнованный тем, что им затеяно на свою ответственность, проводив Грекова, вышел из леса и стал оглядывать неприятельский лагерь, видневшийся теперь обманчиво в свете начинавшегося утра и догоравших костров. Справа от графа Орлова Денисова, по открытому склону, должны были показаться наши колонны. Граф Орлов глядел туда; но несмотря на то, что издалека они были бы заметны, колонн этих не было видно. Во французском лагере, как показалось графу Орлову Денисову, и в особенности по словам его очень зоркого адъютанта, начинали шевелиться.
– Ах, право, поздно, – сказал граф Орлов, поглядев на лагерь. Ему вдруг, как это часто бывает, после того как человека, которому мы поверим, нет больше перед глазами, ему вдруг совершенно ясно и очевидно стало, что унтер офицер этот обманщик, что он наврал и только испортит все дело атаки отсутствием этих двух полков, которых он заведет бог знает куда. Можно ли из такой массы войск выхватить главнокомандующего?
– Право, он врет, этот шельма, – сказал граф.
– Можно воротить, – сказал один из свиты, который почувствовал так же, как и граф Орлов Денисов, недоверие к предприятию, когда посмотрел на лагерь.
– А? Право?.. как вы думаете, или оставить? Или нет?
– Прикажете воротить?
– Воротить, воротить! – вдруг решительно сказал граф Орлов, глядя на часы, – поздно будет, совсем светло.
И адъютант поскакал лесом за Грековым. Когда Греков вернулся, граф Орлов Денисов, взволнованный и этой отмененной попыткой, и тщетным ожиданием пехотных колонн, которые все не показывались, и близостью неприятеля (все люди его отряда испытывали то же), решил наступать.
Шепотом прокомандовал он: «Садись!» Распределились, перекрестились…
– С богом!
«Урааааа!» – зашумело по лесу, и, одна сотня за другой, как из мешка высыпаясь, полетели весело казаки с своими дротиками наперевес, через ручей к лагерю.
Один отчаянный, испуганный крик первого увидавшего казаков француза – и все, что было в лагере, неодетое, спросонков бросило пушки, ружья, лошадей и побежало куда попало.
Ежели бы казаки преследовали французов, не обращая внимания на то, что было позади и вокруг них, они взяли бы и Мюрата, и все, что тут было. Начальники и хотели этого. Но нельзя было сдвинуть с места казаков, когда они добрались до добычи и пленных. Команды никто не слушал. Взято было тут же тысяча пятьсот человек пленных, тридцать восемь орудий, знамена и, что важнее всего для казаков, лошади, седла, одеяла и различные предметы. Со всем этим надо было обойтись, прибрать к рукам пленных, пушки, поделить добычу, покричать, даже подраться между собой: всем этим занялись казаки.
Французы, не преследуемые более, стали понемногу опоминаться, собрались командами и принялись стрелять. Орлов Денисов ожидал все колонны и не наступал дальше.
Между тем по диспозиции: «die erste Colonne marschiert» [первая колонна идет (нем.) ] и т. д., пехотные войска опоздавших колонн, которыми командовал Бенигсен и управлял Толь, выступили как следует и, как всегда бывает, пришли куда то, но только не туда, куда им было назначено. Как и всегда бывает, люди, вышедшие весело, стали останавливаться; послышалось неудовольствие, сознание путаницы, двинулись куда то назад. Проскакавшие адъютанты и генералы кричали, сердились, ссорились, говорили, что совсем не туда и опоздали, кого то бранили и т. д., и наконец, все махнули рукой и пошли только с тем, чтобы идти куда нибудь. «Куда нибудь да придем!» И действительно, пришли, но не туда, а некоторые туда, но опоздали так, что пришли без всякой пользы, только для того, чтобы в них стреляли. Толь, который в этом сражении играл роль Вейротера в Аустерлицком, старательно скакал из места в место и везде находил все навыворот. Так он наскакал на корпус Багговута в лесу, когда уже было совсем светло, а корпус этот давно уже должен был быть там, с Орловым Денисовым. Взволнованный, огорченный неудачей и полагая, что кто нибудь виноват в этом, Толь подскакал к корпусному командиру и строго стал упрекать его, говоря, что за это расстрелять следует. Багговут, старый, боевой, спокойный генерал, тоже измученный всеми остановками, путаницами, противоречиями, к удивлению всех, совершенно противно своему характеру, пришел в бешенство и наговорил неприятных вещей Толю.