Керимбаев, Борис Тукенович

Борис Тукенович Керимбаев<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Рождение:	12 января 1948(1948-01-12) (76 лет) п. Прудки, Жамбылский район (Алматинская область), Казахская ССР
Образование:	Ташкентское высшее общевойсковое командное училище
Военная служба
Годы службы:	1966 - 1992
Принадлежность:	СССР Казахстан
Род войск:	Мотострелковые войска Разведывательно-диверсионные формирования ГРУ
Звание:	Полковник
Командовал:	командир 177-го отдельного отряда специального назначения
Сражения:	Афганская война (1979—1989)
Награды:

Борис Тукенович Керимбаев (каз. Борис Тукенұлы Керімбаев; род. 12 января 1948, п. Прудки, Алматинская область, Казахская ССР) — полковник в отставке Вооружённых сил Республики Казахстан. Участник Афганской войны (1979—1989). Ключевой участник противостояния советских войск и Ахмад Шах Масуда.

Образование

В 1970 году окончил Ташкентское высшее общевойсковое командное училище имени В. И. Ленина.

Служба в Советской Армии

В 1970 году по окончанию училища начал офицерскую службу командиром мотострелкового взвода в Группе советских войск в Германии.

В 1973 году назначен на должность командира разведывательной роты.

В 1975 году переведён на службу в должности командира разведывательной роты в Среднеазиатский военный округ.

В 1977 году назначен на должность начальника штаба, а позже и командира мотострелкового батальона.

В 1980 году был оформлен в 10-м управлении Генерального штаба ВС СССР для загранкомандировки в Эфиопию в должности советника командира пехотной бригады.

В январе 1980 года распоряжением начальника ГРУ ГШ генерала армии Ивашутина назначен командиром вновь формируемого 177-го отдельного отряда специального назначения (177-й ооспн или войсковая часть 56712).

177-й ооспн создавался на базе 22-й отдельной бригады специального назначения САВО в г.Капчагай Алматинской области КазССР.

29 октября 1981 года 177-й ооспн (после ввода — войсковая часть 43151) под командованием Керимбаева вошёл в Афганистан и сосредоточился возле г.Меймене провинции Фарьяб. Сразу после ввода отряд приступил к боевым действиям против формирований моджахедов.

По итогам боёв по разгрому крупных формирований афганских моджахедов в окрестностях Меймене, которыми командовал полевой командир по имени Мовлади-Кара, личный состав 177-й ооСпН дал прозвище своему командиру «Кара Майор» («Чёрный Майор») за смуглое лицо. Кара — на тюркских языках означает «чёрный» (большинство бойцов отряда были выходцами из Средней Азии и Казахстана). А воинское звание Керимбаева на тот момент было майор

15 января 1982 года 177-й ооспн был переброшен под н.п. Дарзоб для участия в войсковой операции.

12 июня 1982 года 177-й ооспн под командованием Керимбаева 500-километровым маршем был переброшен н.п. Руха в Панджшерское ущелье, в котором только закончилась очередная Панджшерская операция.

Руководство 40-й Армии поставило перед Керимбаевым боевую задачу по выполнению частичного контроля над Панджшерским ущельем и блокированию формирований афганских моджахедов на неопределённый срок.

Для усиления позиций 177-го ооспн в н.п. Руха были приданы от 108-й мотострелковой дивизии следующие подразделения:

• гаубичная батарея Д-30, реактивная артбатарея РСЗО БМ-21.
• От 177-го мотострелкового полка — танковый взвод и мотострелковый батальон (для сторожевого охранения).

Керимбаев организовал активное противодействие находящимся в Панджшерском ущелье формированиям афганских моджахедов, в первую очередь группировке Ахмад Шах Масуда. Через 8 месяцев постоянных огневых контактов с преобладающим по численности противником, регулярных засадных операций и рейдов, Ахмад Шах Масуд вынужден был согласиться на временное перемирие с командованием 40-й Армии.

…Во многом благодаря успешным действиям спецназа против отрядов полевого командира Ахмад Шах Масуда, мятежники пошли на перемирие в этом районе…

— 15 бригада СПЕЦНАЗ: Люди и судьбы. Афганистан глазами очевидцев

На переговорах с Ахмад Шах Масудом кроме представителей штаба 40-й Армии участвовал Борис Керимбаев. Итогом перемирия стало прекращение боевых действий группировки Ахмад Шах Масуда против советских войск. В ответ Ахмад Шах Масуд потребовал вывести из Панджшерского ущелья 177-й ооспн со всеми придаными ему подразделениями.

8 марта 1983 года Керимбаев вывел все подразделения из ущелья и 177-й ооспн был передислоцирован в н.п. Гульбахор провинции Парван.

25 декабря 1983 года Борис Керимбаев сдал должность командира 177-го ооспн Владимиру Квачкову и отбыл для прохождения дальнейшей службы в Среднеазиатский военный округ.

С октября 1983 года по март 1985 года, Борис Керимбаев проходил службу на должности командира батальона, а после и заместителя командира бригады в 22-й отдельной бригаде специального назначения в г.Капчагай Алматинской области КазССР.

После ввода 22-й отдельной бригады специального назначения в марте 1985 года в Афганистан, в военном городке ранее занимаемом бригадой, из оставшихся подразделений соединения был сформирован кадрированный (неполного состава) 546-й отдельный учебный полк специального назначения (546-й оупсн или войсковая часть 71170). Борис Керимбаев был назначен командиром полка и занимал эту должность до полного расформирования части к концу 80-х годов.

К 1990 году был переведён на службу в Штаб Гражданской обороны КазССР.

В 1992 году по состоянию здоровья уволился в отставку в звании полковника .

Награды

• Орден Красного Знамени
• Орден За службу Родине в Вооружённых Силах СССР 3 степени
• Юбилейные медали

Литература

• С.М.Беков, Старов Ю.Т., Овчаров А.А., О.В.Кривопалов. Капчагайский Батальон // 15 бригада СПЕЦНАЗ: Люди и судьбы. — Москва: Русская панорама, 2009. — P. 187-198. — 556 p. — 1800 экз. — ISBN 978-5-93165-239-9.

Ссылки

• [desantura.ru/articles/37/?PAGEN_1=9 Капчагайский батальон]
• [www.contur.kz/node/100 Кара-майор и жизнь…]
• [www.centrasia.ru/newsA.php?st=1329979980 Кара-майор Борис Керимбаев. Первый командир легендарного мусульманского батальона отмечает только один праздник — 23 февраля]
• [tainy.info/personalia/vlasteliny-pandzhsherskogo-ushhelya/ Властелины Панджшерского ущелья]

Отрывок, характеризующий Керимбаев, Борис Тукенович

Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Один из говоривших был штатский, с морщинистым, желчным и бритым худым лицом, человек, уже приближавшийся к старости, хотя и одетый, как самый модный молодой человек; он сидел с ногами на отоманке с видом домашнего человека и, сбоку запустив себе далеко в рот янтарь, порывисто втягивал дым и жмурился. Это был старый холостяк Шиншин, двоюродный брат графини, злой язык, как про него говорили в московских гостиных. Он, казалось, снисходил до своего собеседника. Другой, свежий, розовый, гвардейский офицер, безупречно вымытый, застегнутый и причесанный, держал янтарь у середины рта и розовыми губами слегка вытягивал дымок, выпуская его колечками из красивого рта. Это был тот поручик Берг, офицер Семеновского полка, с которым Борис ехал вместе в полк и которым Наташа дразнила Веру, старшую графиню, называя Берга ее женихом. Граф сидел между ними и внимательно слушал. Самое приятное для графа занятие, за исключением игры в бостон, которую он очень любил, было положение слушающего, особенно когда ему удавалось стравить двух говорливых собеседников.
– Ну, как же, батюшка, mon tres honorable [почтеннейший] Альфонс Карлыч, – говорил Шиншин, посмеиваясь и соединяя (в чем и состояла особенность его речи) самые народные русские выражения с изысканными французскими фразами. – Vous comptez vous faire des rentes sur l'etat, [Вы рассчитываете иметь доход с казны,] с роты доходец получать хотите?
– Нет с, Петр Николаич, я только желаю показать, что в кавалерии выгод гораздо меньше против пехоты. Вот теперь сообразите, Петр Николаич, мое положение…
Берг говорил всегда очень точно, спокойно и учтиво. Разговор его всегда касался только его одного; он всегда спокойно молчал, пока говорили о чем нибудь, не имеющем прямого к нему отношения. И молчать таким образом он мог несколько часов, не испытывая и не производя в других ни малейшего замешательства. Но как скоро разговор касался его лично, он начинал говорить пространно и с видимым удовольствием.
– Сообразите мое положение, Петр Николаич: будь я в кавалерии, я бы получал не более двухсот рублей в треть, даже и в чине поручика; а теперь я получаю двести тридцать, – говорил он с радостною, приятною улыбкой, оглядывая Шиншина и графа, как будто для него было очевидно, что его успех всегда будет составлять главную цель желаний всех остальных людей.
– Кроме того, Петр Николаич, перейдя в гвардию, я на виду, – продолжал Берг, – и вакансии в гвардейской пехоте гораздо чаще. Потом, сами сообразите, как я мог устроиться из двухсот тридцати рублей. А я откладываю и еще отцу посылаю, – продолжал он, пуская колечко.
– La balance у est… [Баланс установлен…] Немец на обухе молотит хлебец, comme dit le рroverbe, [как говорит пословица,] – перекладывая янтарь на другую сторону ртa, сказал Шиншин и подмигнул графу.
Граф расхохотался. Другие гости, видя, что Шиншин ведет разговор, подошли послушать. Берг, не замечая ни насмешки, ни равнодушия, продолжал рассказывать о том, как переводом в гвардию он уже выиграл чин перед своими товарищами по корпусу, как в военное время ротного командира могут убить, и он, оставшись старшим в роте, может очень легко быть ротным, и как в полку все любят его, и как его папенька им доволен. Берг, видимо, наслаждался, рассказывая всё это, и, казалось, не подозревал того, что у других людей могли быть тоже свои интересы. Но всё, что он рассказывал, было так мило степенно, наивность молодого эгоизма его была так очевидна, что он обезоруживал своих слушателей.