Керслэйк, Ли

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ли Керслэйк
Lee Kerslake
Основная информация
Дата рождения

16 апреля 1947(1947-04-16) (77 лет)

Место рождения

Дорсет, Англия

Страна

Великобритания Великобритания

Профессии

рок-музыкант

Инструменты

ударные инструменты

Жанры

хард-рок
арт-рок хэви метал

Коллективы

Uriah Heep
Blackfoot
The Gods
Toe Fat
Head Machine
National Head Band

Сотрудничество

Кен Хенсли
Дэвид Байрон
Оззи Осборн
Living Loud

Лейблы

Bronze Records Mercury Records

Ли Керслейк (англ. Lee Kerslake; 16 апреля 1947, Борнмут, Дорсет, Англия) — британский музыкант, барабанщик The Gods, Toe Fat, Head Machine, National Head Band и Uriah Heep — группы, в составе которой он и получил наибольшую известность.[1] В студиях и на сцене Керслейк выполнял также функции бэк-вокалиста. На обложке альбома Firefly Керслейк фигурирует как The Bear («Медведь»): такой была реакция участников группы на бороду, которую он тогда отрастил.





Биография

Ли Керслэйк начал играть на ударных в 11 лет, когда учился в средней школе. С 17 лет началась его профессиональная деятельность: «Один парень позвонил мне, после того, услышал меня в одном полупрофессиональном ансамбле. Это было году в 66-м».[2] В интервью он говорил, что главным его кумиром всегда был Джон Бонэм, но первым образцом для подражания — Бадди Рич. Керслейк всегда понемногу пел, но на вопрос о том, были ли у него амбиции стать вокалистом, отвечал: «Только в пабе»[2].

Ли Керслэйк с большой теплотой вспоминал свои первые группы: Toe Fat, которая предоставила ему возможности — сыграть с очень разными музыкантами, музыку разных стилей, и National Head Band — ливерпульский ансамбль, исполнявшая своего рода средневековый фолк с рок-элементами («Своего рода хард-роковый вариант Lindisfarne»)[2]. Первое предложение войти в Uriah Heep он отклонил, но второе — в ноябре 1971 года — принял, причём, по его словам решающим фактором тут явилась не личность Кена Хенсли (который официально сделал это предложение), а общение с Миком Боксом.

Мы с Миком пришли в Jubilee Studios. Это было 23 ноября 1971 года. Я настроил установку, он — свою гитару и мы начали джэмовать. Где-то часа три с половиной, мы отбросили инструменты и посмотрели друг другу в глаза: «Как насчёт пива?..» Мик говорил, что группе недоставало хорошего ударника, а кроме того пятого голоса для вокально-гармонических структур. Я и оказался этим недостающим звеном.[2]

Первый же альбом, в записи которого Керслейк принял участие, Demons and Wizards, стал хитом: за ним последовал не менее успешный The Magician’s Birthday. Две этих пластинки ознаменовали наступление звездного часа в истории группы. Будучи участником Uriah Heep, Керслейк принимал участие в записи сольных альбомов Дэвида Байрона и Кена Хенсли. О Байроне у него сохранилось двойственное впечатление: «Насколько могущественен он был на сцене, насколько же беспомощен вне её. Была в нем какая-то уязвимость. А мы ведь работали по 11 месяцев в году! Всех нас в конечном итоге это достало, но его — первого»[2].

Керслэйк покинул состав Uriah Heep в октябре 1979 года. По его словам, причиной ухода стали споры с менеджментом принципиального характера: «Перед началом работы над очередным альбомом я вдруг понял, что сыт по горло тем, как менеджер Джерри Брон и Кен Хенсли действуют заодно — кого-то выпихивая из состава, кого-то притягивая, пытаются заправлять всей кухней»[2].

В 1980 году Керслэйк стал участником группы Оззи Осборна и записал с ней два альбома, Blizzard of Ozz и Diary of a Madman. На обложке Diary of a Madman, однако, нет упоминания об участии Керслейка и Дэйзли; тут помещены фотографии заменивших их Томми Олдриджа и Руди Зарцо, которые в работе над альбомом не принимали участия.

В 1998 когду Керслейк и Дэйзли через суд потребовали от Оззи и Шарон Осборнов выплаты гонораров, но их иск в 2003 году был отклонён[3]. Осборн впоследствии заменил на двух этих альбомах партии ритм-секции, воспользовавшись услугами Роберта Трухильо и Майка Бордина.

В 1982 году при воссоединении Uriah Heep Керслейк вновь вошел в состав группы, в котором оставался до начала 2007 года, когда на сайте группы было объявлено, что он покинул состав в связи с ухудшением состояния здоровья.[4]

Дискография

The Gods

  • Genesis (1968)
  • To Samuel A Son (1970)
  • The Gods Featuring Ken Hensley (1976)

Head Machine

  • Orgasm (1970)

National Head Band

  • Albert One

Toe Fat

  • Toe Fat (1970)

Uriah Heep

Ken Hensley

  • Proud Words On A Dusty Shelf (1973)

David Byron

Ozzy Osbourne

Living Loud

  • Living Loud (2003)
  • Live In Sydney (2006)

Напишите отзыв о статье "Керслэйк, Ли"

Примечания

  1. Gary Hill. [www.allmusic.com/cg/amg.dll?p=amg&sql=11:hjfpxqw5ldae Lee Kerslake biography]. www.allmusic.com. Проверено 8 апреля 2010. [www.webcitation.org/66QNMGhxI Архивировано из первоисточника 25 марта 2012].
  2. 1 2 3 4 5 6 Todd Seely. [www.bobdaisley.com/Lee_Kerslake_interview1.htm Lee Kerslake Interview](недоступная ссылка — история). www.bobdaisley.com (May 20th, 2002). Проверено 8 апреля 2010. [web.archive.org/20020605105543/www.bobdaisley.com/Lee_Kerslake_interview1.htm Архивировано из первоисточника 5 июня 2002].
  3. [www.knac.com/article.asp?ArticleID=2558 News — Federal Appeals Court: Ozzy Do]. www.knac.com. Проверено 8 апреля 2010. [www.webcitation.org/66QNMwwHb Архивировано из первоисточника 25 марта 2012].
  4. [www.uriah-heep.com/newa/heepstory15.php Uriah Heep Story. P.15]. www.uriah-heep.com. Проверено 1 декабря 2012. [www.webcitation.org/6Cxr1ILpK Архивировано из первоисточника 17 декабря 2012].

Ссылки

  • [www.bobdaisley.com/Lee_Kerslake_interview1.htm Интервью Lee Kerslake]
  • [www.knac.com/article.asp?ArticleID=2558 Daisley-Kerslake Lawsuit Dismissed In U.S. Federal Court]

Отрывок, характеризующий Керслэйк, Ли

– Vous m'avez sauve la vie! Vous etes Francais, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз,] – сказал он. Для француза вывод этот был несомненен. Совершить великое дело мог только француз, а спасение жизни его, m r Ramball'я capitaine du 13 me leger [мосье Рамбаля, капитана 13 го легкого полка] – было, без сомнения, самым великим делом.
Но как ни несомненен был этот вывод и основанное на нем убеждение офицера, Пьер счел нужным разочаровать его.
– Je suis Russe, [Я русский,] – быстро сказал Пьер.
– Ти ти ти, a d'autres, [рассказывайте это другим,] – сказал француз, махая пальцем себе перед носом и улыбаясь. – Tout a l'heure vous allez me conter tout ca, – сказал он. – Charme de rencontrer un compatriote. Eh bien! qu'allons nous faire de cet homme? [Сейчас вы мне все это расскажете. Очень приятно встретить соотечественника. Ну! что же нам делать с этим человеком?] – прибавил он, обращаясь к Пьеру, уже как к своему брату. Ежели бы даже Пьер не был француз, получив раз это высшее в свете наименование, не мог же он отречься от него, говорило выражение лица и тон французского офицера. На последний вопрос Пьер еще раз объяснил, кто был Макар Алексеич, объяснил, что пред самым их приходом этот пьяный, безумный человек утащил заряженный пистолет, который не успели отнять у него, и просил оставить его поступок без наказания.
Француз выставил грудь и сделал царский жест рукой.
– Vous m'avez sauve la vie. Vous etes Francais. Vous me demandez sa grace? Je vous l'accorde. Qu'on emmene cet homme, [Вы спасли мне жизнь. Вы француз. Вы хотите, чтоб я простил его? Я прощаю его. Увести этого человека,] – быстро и энергично проговорил французский офицер, взяв под руку произведенного им за спасение его жизни во французы Пьера, и пошел с ним в дом.
Солдаты, бывшие на дворе, услыхав выстрел, вошли в сени, спрашивая, что случилось, и изъявляя готовность наказать виновных; но офицер строго остановил их.
– On vous demandera quand on aura besoin de vous, [Когда будет нужно, вас позовут,] – сказал он. Солдаты вышли. Денщик, успевший между тем побывать в кухне, подошел к офицеру.
– Capitaine, ils ont de la soupe et du gigot de mouton dans la cuisine, – сказал он. – Faut il vous l'apporter? [Капитан у них в кухне есть суп и жареная баранина. Прикажете принести?]
– Oui, et le vin, [Да, и вино,] – сказал капитан.


Французский офицер вместе с Пьером вошли в дом. Пьер счел своим долгом опять уверить капитана, что он был не француз, и хотел уйти, но французский офицер и слышать не хотел об этом. Он был до такой степени учтив, любезен, добродушен и истинно благодарен за спасение своей жизни, что Пьер не имел духа отказать ему и присел вместе с ним в зале, в первой комнате, в которую они вошли. На утверждение Пьера, что он не француз, капитан, очевидно не понимая, как можно было отказываться от такого лестного звания, пожал плечами и сказал, что ежели он непременно хочет слыть за русского, то пускай это так будет, но что он, несмотря на то, все так же навеки связан с ним чувством благодарности за спасение жизни.
Ежели бы этот человек был одарен хоть сколько нибудь способностью понимать чувства других и догадывался бы об ощущениях Пьера, Пьер, вероятно, ушел бы от него; но оживленная непроницаемость этого человека ко всему тому, что не было он сам, победила Пьера.
– Francais ou prince russe incognito, [Француз или русский князь инкогнито,] – сказал француз, оглядев хотя и грязное, но тонкое белье Пьера и перстень на руке. – Je vous dois la vie je vous offre mon amitie. Un Francais n'oublie jamais ni une insulte ni un service. Je vous offre mon amitie. Je ne vous dis que ca. [Я обязан вам жизнью, и я предлагаю вам дружбу. Француз никогда не забывает ни оскорбления, ни услуги. Я предлагаю вам мою дружбу. Больше я ничего не говорю.]
В звуках голоса, в выражении лица, в жестах этого офицера было столько добродушия и благородства (во французском смысле), что Пьер, отвечая бессознательной улыбкой на улыбку француза, пожал протянутую руку.
– Capitaine Ramball du treizieme leger, decore pour l'affaire du Sept, [Капитан Рамбаль, тринадцатого легкого полка, кавалер Почетного легиона за дело седьмого сентября,] – отрекомендовался он с самодовольной, неудержимой улыбкой, которая морщила его губы под усами. – Voudrez vous bien me dire a present, a qui' j'ai l'honneur de parler aussi agreablement au lieu de rester a l'ambulance avec la balle de ce fou dans le corps. [Будете ли вы так добры сказать мне теперь, с кем я имею честь разговаривать так приятно, вместо того, чтобы быть на перевязочном пункте с пулей этого сумасшедшего в теле?]
Пьер отвечал, что не может сказать своего имени, и, покраснев, начал было, пытаясь выдумать имя, говорить о причинах, по которым он не может сказать этого, но француз поспешно перебил его.
– De grace, – сказал он. – Je comprends vos raisons, vous etes officier… officier superieur, peut etre. Vous avez porte les armes contre nous. Ce n'est pas mon affaire. Je vous dois la vie. Cela me suffit. Je suis tout a vous. Vous etes gentilhomme? [Полноте, пожалуйста. Я понимаю вас, вы офицер… штаб офицер, может быть. Вы служили против нас. Это не мое дело. Я обязан вам жизнью. Мне этого довольно, и я весь ваш. Вы дворянин?] – прибавил он с оттенком вопроса. Пьер наклонил голову. – Votre nom de bapteme, s'il vous plait? Je ne demande pas davantage. Monsieur Pierre, dites vous… Parfait. C'est tout ce que je desire savoir. [Ваше имя? я больше ничего не спрашиваю. Господин Пьер, вы сказали? Прекрасно. Это все, что мне нужно.]
Когда принесены были жареная баранина, яичница, самовар, водка и вино из русского погреба, которое с собой привезли французы, Рамбаль попросил Пьера принять участие в этом обеде и тотчас сам, жадно и быстро, как здоровый и голодный человек, принялся есть, быстро пережевывая своими сильными зубами, беспрестанно причмокивая и приговаривая excellent, exquis! [чудесно, превосходно!] Лицо его раскраснелось и покрылось потом. Пьер был голоден и с удовольствием принял участие в обеде. Морель, денщик, принес кастрюлю с теплой водой и поставил в нее бутылку красного вина. Кроме того, он принес бутылку с квасом, которую он для пробы взял в кухне. Напиток этот был уже известен французам и получил название. Они называли квас limonade de cochon (свиной лимонад), и Морель хвалил этот limonade de cochon, который он нашел в кухне. Но так как у капитана было вино, добытое при переходе через Москву, то он предоставил квас Морелю и взялся за бутылку бордо. Он завернул бутылку по горлышко в салфетку и налил себе и Пьеру вина. Утоленный голод и вино еще более оживили капитана, и он не переставая разговаривал во время обеда.