Кершовани, Отокар

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Отокар Кершовани
хорв. Otokar Keršovani
Место смерти:

Загреб, Независимое государство Хорватия

Род деятельности:

журналистика

Годы творчества:

1922-1941

Отокар Кершовани (хорв. Otokar Keršovani; 23 февраля 1902, Триест, Австро-Венгрия, — 9 июля 1941, Загреб, Независимое государство Хорватия) — югославский журналист, коммунист.



Биография

После закрытия хорватской гимназии в Пазине в шестнадцатилетнем возрасте иммигрировал в Королевство сербов, хорватов и словенцев. Закончив гимназию в Карловаце, поступил в Загребе на факультет лесного хозяйства.

Будучи студентом, с 1922 года принялся заниматься журналистикой. Участвовал в работе югославского академического клуба «Янушич» и в журнале «Млада Югославия», а в 1923 году стал одним из его редакторов. Сотрудничал в загребских «Новостима» и «Слободной трибини». В 1925 году стал редактором белградской сельскохозяйственной газеты «Новости».

В Белграде в 1927 году вступил в Союз коммунистической молодежи Югославии и вскоре был избран в сербский комитет СКМЮ. В следующем году принят в члены Коммунистической партии Югославии.

Был впервые арестован в 1928 году. После тюрьмы вернулся в Белград, где продолжил партийную работу. Вместе с Веселином Маслешей начал издавать журнал «Нова литература». В 1930 году был вновь арестован и приговорен к десяти годам тюремного заключения. Находясь в тюрьме, написал несколько повестей. Вышел из тюрьмы в 1940 году, но в ночь с 30 на 31 марта 1941 года был вновь арестован и после оккупации передан усташам. Был заключен в печально известный лагерь Керестинац.

Расстрелян 9 июля 1941 года в Загребе, вместе с Божидаром Аджией, Огненом Прицей и еще 7 коммунистами.

Напишите отзыв о статье "Кершовани, Отокар"

Литература

  • Мала енциклопедија Просвета. Београд, 1959.
  • Лексикон Народноослободилачког рата и револуције у Југославији 1941—1945. — Т. 1. — Београд: Народна књига; Љубљана: Партизанска књига, 1980.

Ссылки

  • [hbl.lzmk.hr/clanak.aspx?id=203 Биография в Хорватском биографическом лексиконе]  (хорв.)


Отрывок, характеризующий Кершовани, Отокар

К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.