Фридрих (герцог Курляндии)
| Фридрих Кетлер нем. Friedrich Kettler<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
| |||
| |||
|---|---|---|---|
| 1587 — 1595 | |||
| Соправитель: | Вильгельм (1587 — 1595) | ||
| Предшественник: | Готхард | ||
| Преемник: | Вильгельм | ||
| |||
| 1616 — 1642 | |||
| Предшественник: | Вильгельм | ||
| Преемник: | Якоб | ||
| Рождение: | 25 ноября 1569 Митава | ||
| Смерть: | 17 августа 1642 (72 года) Митава | ||
| Место погребения: | Митавский дворец | ||
| Род: | Кетлеры | ||
| Отец: | Готхард | ||
| Мать: | Анна | ||
| Супруга: | Елизавета Магдалена Померанская | ||
| Дети: | бездетен | ||
Фридрих Кетлер (нем. Friedrich Kettler; 25 ноября 1569, Митава — 17 августа 1642) — герцог Курляндии и Семигалии.
Биография
Родился Фридрих Кетлер в Митаве, столице Курляндского герцогства. Его родителями были герцог Курляндии Готхард Кетлер и его супруга Анна Мекленбург-Гюстровская. В 1587 году после смерти отца правил восточной (Семигалия) частью герцогства, в то время как западной (Курляндия) правил его младший брат Вильгельм. После того, как его брат из-за конфликта с дворянством в 1616 году был вынужден покинуть страну, Фридрих стал править всем герцогством.
Старший из двух братьев, Фридрих, в юности получил хорошее образование, путешествовал по многим европейским странам. По завещанию Готхарда Кетлера, герцогство было разделено между его двумя сыновьями. Вначале братья Фридрих и Вильгельм управляли герцогством совместно. В 1596 году, когда Вильгельм был объявлен совершеннолетним, герцогство было официально разделено на Курляндию (Фридрих) и Семигалию (Вильгельм).
Во время польско-шведских войн герцоги Фридрих и Вильгельм на стороне Речи Посполитой приняли участие в войне против Швеции. В 1605 году в битве при Кирхгольме Фридрих Курляндский командовал конным отрядом из 600 всадников.
В 1617 году курляндский ландтаг в Скрунде объявил герцога Вильгельма лишенным титула герцога и изгнал его из страны. В следующем 1618 году Фридрих Кетлер был избран единоличным герцогм Курляндии и Семигалии. Он утвердил новую конституцию, Formula Regiminis, которая предоставляла больше прав окрепшему дворянству. Согласно новой конституции, герцога не мог реализовать свои решения без предварительного согласия герцогского совета. Таким образом, Курляндия стала конституционной монархией.
В 1622 году шведские войска захватили Митаву, столицу герцогства, вынудив Фридриха перебраться в Кулдигу.
В 1625 году бездетный Фридрих Курляндский предложил ландтагу признать его наследником родного племянника Якоба, единственного сын его беглого младшего брата Вильгельма. Дворянство не желало это сделать и лантаг дал согласия на это только после нескольких лет сложных переговоров. 20 июля 1638 года Якоб был провозглашен ландтагом соправителем своего дяди Фридриха, что обеспечило дальнейшее существование герцогства.
16 августа 1642 года 72-летний Фридрих Курляндский скончался в Митаве. Его похоронили в Митавском дворце.
Семья
4 мая 1600 года женился на Елизавете Магдалене (1580—1649), дочери герцога Померании-Вольгаст Эрнста Людвига (1545—1592) и Софии Гедвиги Брауншвейг-Вольфенбюттельской (1561—1631).
Напишите отзыв о статье "Фридрих (герцог Курляндии)"
Литература
- Матиссен Х. [www.deutsche-biographie.de/sfz40736.html Фридрих Кеттлер] // Neue Deutsche Biographie. — Берлин: Duncker & Humblot, 1961. — Т. 5. — С. 513.
 |
В другом языковом разделе есть более полная статья Frīdrihs_Ketlers (латыш.) Вы можете помочь проекту, расширив текущую статью с помощью перевода.
|
Отрывок, характеризующий Фридрих (герцог Курляндии)
«Нет, она совсем другая. Я не могу»!Наташа чувствовала себя в эту минуту такой размягченной и разнеженной, что ей мало было любить и знать, что она любима: ей нужно теперь, сейчас нужно было обнять любимого человека и говорить и слышать от него слова любви, которыми было полно ее сердце. Пока она ехала в карете, сидя рядом с отцом, и задумчиво глядела на мелькавшие в мерзлом окне огни фонарей, она чувствовала себя еще влюбленнее и грустнее и забыла с кем и куда она едет. Попав в вереницу карет, медленно визжа колесами по снегу карета Ростовых подъехала к театру. Поспешно выскочили Наташа и Соня, подбирая платья; вышел граф, поддерживаемый лакеями, и между входившими дамами и мужчинами и продающими афиши, все трое пошли в коридор бенуара. Из за притворенных дверей уже слышались звуки музыки.
– Nathalie, vos cheveux, [Натали, твои волосы,] – прошептала Соня. Капельдинер учтиво и поспешно проскользнул перед дамами и отворил дверь ложи. Музыка ярче стала слышна в дверь, блеснули освещенные ряды лож с обнаженными плечами и руками дам, и шумящий и блестящий мундирами партер. Дама, входившая в соседний бенуар, оглянула Наташу женским, завистливым взглядом. Занавесь еще не поднималась и играли увертюру. Наташа, оправляя платье, прошла вместе с Соней и села, оглядывая освещенные ряды противуположных лож. Давно не испытанное ею ощущение того, что сотни глаз смотрят на ее обнаженные руки и шею, вдруг и приятно и неприятно охватило ее, вызывая целый рой соответствующих этому ощущению воспоминаний, желаний и волнений.
Две замечательно хорошенькие девушки, Наташа и Соня, с графом Ильей Андреичем, которого давно не видно было в Москве, обратили на себя общее внимание. Кроме того все знали смутно про сговор Наташи с князем Андреем, знали, что с тех пор Ростовы жили в деревне, и с любопытством смотрели на невесту одного из лучших женихов России.
Наташа похорошела в деревне, как все ей говорили, а в этот вечер, благодаря своему взволнованному состоянию, была особенно хороша. Она поражала полнотой жизни и красоты, в соединении с равнодушием ко всему окружающему. Ее черные глаза смотрели на толпу, никого не отыскивая, а тонкая, обнаженная выше локтя рука, облокоченная на бархатную рампу, очевидно бессознательно, в такт увертюры, сжималась и разжималась, комкая афишу.
– Посмотри, вот Аленина – говорила Соня, – с матерью кажется!
– Батюшки! Михаил Кирилыч то еще потолстел, – говорил старый граф.
– Смотрите! Анна Михайловна наша в токе какой!
– Карагины, Жюли и Борис с ними. Сейчас видно жениха с невестой. – Друбецкой сделал предложение!
– Как же, нынче узнал, – сказал Шиншин, входивший в ложу Ростовых.
Наташа посмотрела по тому направлению, по которому смотрел отец, и увидала, Жюли, которая с жемчугами на толстой красной шее (Наташа знала, обсыпанной пудрой) сидела с счастливым видом, рядом с матерью.
Позади их с улыбкой, наклоненная ухом ко рту Жюли, виднелась гладко причесанная, красивая голова Бориса. Он исподлобья смотрел на Ростовых и улыбаясь говорил что то своей невесте.
«Они говорят про нас, про меня с ним!» подумала Наташа. «И он верно успокоивает ревность ко мне своей невесты: напрасно беспокоятся! Ежели бы они знали, как мне ни до кого из них нет дела».
Сзади сидела в зеленой токе, с преданным воле Божией и счастливым, праздничным лицом, Анна Михайловна. В ложе их стояла та атмосфера – жениха с невестой, которую так знала и любила Наташа. Она отвернулась и вдруг всё, что было унизительного в ее утреннем посещении, вспомнилось ей.
«Какое право он имеет не хотеть принять меня в свое родство? Ах лучше не думать об этом, не думать до его приезда!» сказала она себе и стала оглядывать знакомые и незнакомые лица в партере. Впереди партера, в самой середине, облокотившись спиной к рампе, стоял Долохов с огромной, кверху зачесанной копной курчавых волос, в персидском костюме. Он стоял на самом виду театра, зная, что он обращает на себя внимание всей залы, так же свободно, как будто он стоял в своей комнате. Около него столпившись стояла самая блестящая молодежь Москвы, и он видимо первенствовал между ними.
Граф Илья Андреич, смеясь, подтолкнул краснеющую Соню, указывая ей на прежнего обожателя.
– Узнала? – спросил он. – И откуда он взялся, – обратился граф к Шиншину, – ведь он пропадал куда то?
– Пропадал, – отвечал Шиншин. – На Кавказе был, а там бежал, и, говорят, у какого то владетельного князя был министром в Персии, убил там брата шахова: ну с ума все и сходят московские барыни! Dolochoff le Persan, [Персианин Долохов,] да и кончено. У нас теперь нет слова без Долохова: им клянутся, на него зовут как на стерлядь, – говорил Шиншин. – Долохов, да Курагин Анатоль – всех у нас барынь с ума свели.
