Кетцалькоатль

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Кецалькоатль»)
Перейти к: навигация, поиск

Кетцалько́атль (Кецалькоатль, Кетсалькоатль, аст. Quetzalcōātl — «пернатый змей»; исп. Quetzalcóatl; [ketsaɬˈko.aːtɬ]) — имя божества древней Америки на языке науатль, один из главных богов ацтекского пантеона и пантеонов других цивилизаций Центральной Америки, а также имя исторической личности.

Кетцалькоатль считается сыном богини Чимальмы (Чимальму). По одной из легенд, она зачала Кетцалькоатля, проглотив драгоценный камень жад[1]

Кецаль (кетсаль, кетцаль, квезал) — небольшая птица с ярко-изумрудным оперением, которое высоко ценилось в традиционных культурах Америки. Кетцаль — древний символ свободолюбия: эта птица не живёт в неволе.

Кроме того, в честь ацтекского бога получил своё имя кетцалькоатль (лат. Quetzalcoatlus) — вероятно, крупнейший представитель как отряда птерозавров, так и летающих животных за всю историю планеты.





Происхождение

Корни культа Змея в Мезоамерике уходят в глубокую древность; первые изображения птицеподобных змей датируются периодом 1150—500 до н. э. Змея олицетворяла землю и растительность, но это было в Теотиуакане (около 150 до н. э.), где змеи были изображены с перьями кетцаля. Более детальные изображения найдены в храме Кетцалькоатля, построенном около 200 г. до н. э., на которых можно видеть гремучую змею с длинными зелеными перьями кетцаля.

В Теотиуакане поклонялись Тлалоку, богу воды, в то время как Кетцалькоатль, как змея, олицетворял плодородие земли и был подчинен Тлалоку. После развития культа он стал самостоятельным.

Со временем Кетцалькоатль слился с другими божествами и перенял их свойства. Кетцалькоатль часто ассоциировался с Эхекатлем (Ээкатлем), богом воздуха, олицетворяя силы природы, а также ассоциировался с «Утренней звездой» (Венерой) (под именем Тлауискальпантекутли (Тлауицкальпантекутли), исп. Tlahuixcalpantecuhtli). Двойник (науаль, нагваль) и близнец Кецалькоатля Шолотль — бог вечерней звезды, планеты Венера. Ночью он переправляет через глубины подземного мира с запада на восток солнечный диск. Кетцалькоатль стал воплощением дождя, божественных вод и ветров, в то время как Тлалок был богом подземных и озерных вод, пещер и рек, а также растений. И наконец Кетцалькоатль стал одним из богов-создателей.

Влияние бога Теотиуакана распространилось и на майя, которые звали его К'ук'улькан (у юкатекских майя) или Кукумацгорных майя (киче)) — эти имена тоже означают «Пернатый змей».

Исторические личности

В Шочикалько (700900 гг. н. э.) правители стали связывать свою власть с именем Кетцалькоатля, изображения бога обрели больше человеческих черт. Со временем религию переняли тольтеки, и их правители стали использовать имя Кетцалькоатля. Тольтеки изображали Пернатого Бога человеком, обладающим божественными чертами, которые также связывают с их правителями.

Самым известным из этих правителей был Се Акатль Накшитль Топильцин Кетцалькоатль (Один Тростник Наш Повелитель Пернатый Змей — науатль) (923947 либо 9471000-е гг.), легенды о котором практически неотделимы от легенд о боге. В настоящее время наиболее признанной датой появления Кетцалькоатля в Туле (Толлане) считается 980 год.

Согласно легендам, Кетцалькоатль правил в Туле более двадцати лет. Великий правитель научил народ математике, медицине, астрономии, письму, ювелирному делу, ткачеству. С его именем связывалось изобретение шоколадного напитка, введение календаря с циклом в 52 года, изобретение канонов музыки и танца.

Его синкретическая и пацифистская доктрина «тольтекойотля» («тольтекского духа») предусмотривала запрет человеческих жертвоприношений, что категорически не принималось жреческой верхушкой. Чтобы ослабить недовольство отсутствием прежних кровавых ритуалов, правитель Толлана совершал публичное кровопускание собственной крови из ранок от уколов агавой. Сам Кецалькоатль воздействовал на соотечественников личным примером: вёл аскетический способ жизни, не гнушался физического труда, не употреблял опьянительные напитки и сохранял целомудрие.

Преобразования Се Акатля Топильцина Кетцалькоатля встретили сопротивление консервативно настроенных жрецов традиционных культов, которые добились его изгнания из Тулы. Согласно традиции, этот уход произошёл по вине желавших (в отличие от великого правителя) введения обязательных человеческих жертвоприношений жрецов Уицилопочтли, Титлакауан и Тлакауэпан. Они воспользовались тем, что Кетцалькоатль был болен и предложили ему одурманивающее «лекарство» — алкогольный напиток октли. Приняв его, он обезумел и вступил в половую связь со своей сестрой Кетцальтепетль[2].

По одному из бытовавших преданий, он бросился в костёр и превратился в «Утреннюю звезду» — Венеру. Более популярная версия утверждает, что Кетцалькоатль достиг побережья «божественных вод» (современного Мексиканского залива), где построил «змеиный плот» и отправился на восток, в «центр моря».

Прожив двадцать лет в Чолуле, он повёл своих соратников, которым было опасно оставаться на подконтрольной тольтекам территории, на земли, в которой угадывается полуостров Юкатан, где цивилизация классических майя доживала свои последние дни. О вторжении тольтеков на полуостров известно и из майянских сведений; тольтекским предводителем мог быть Топильцин Кетцалькоатль или кто-то из его сподвижников. Согласно Бартоломе де Лас Касасу, все двадцать вождей тольтеков подчинялись вождю Кукулькану, которого Диего де Ланда описывает как человека «добродушного, без жены и детей, почитавшегося после своего исхода из Мексики как бог».

Последний правитель Тулы, находясь в сложном внешнеполитическом положении, также принял имя Кетцалькоатля; разрушение города чичимеками в 1116 или 1174 («Семь Кролик») стало концом и его правления.

Тольтеки связали Кетцалькоатля с собственным богом, Тецкатлипокой (Тескатлипокой), и сделали их равными соперниками и близнецами. В одной из легенд о Се Акатле говорится, что он считал своё лицо настолько безобразным, что отпустил длинную бороду, чтобы скрыть его, а позже стал носить белую маску. Легенда была несколько искажена, и на изображениях Кетцалькоатля часто стали изображать белобородым человеком.

Культ

Поклонение Кетцалькоатлю первоначально противостояло человеческим жертвоприношениям и включало принесение в жертву бабочек и колибри. Только в поздний период культа (когда влияние Кетцалькоатля как политика сошло на нет) в жертву приносили и людей.

У тольтеков противником Пернатого Змея был Тескатлипока, который отправил Кетцалькоатля в изгнание. По другой версии Кецалькоатль добровольно уплыл на плоту из змей, пообещав вернуться. Широко распространенная (особенно в зарубежной литературе) версия об отождествлении ацтеками Кортеса с вернувшимся богом Кецалькоатлем по мнению В. И. Гуляева неверна[3].

Когда ацтеки переняли культуру тольтеков, Тескатлипока и Кетцалькоатль стали равными друг другу соперниками; Кетцалькоатля также звали Белым Тескатлипокой, в противоположность Чёрному Тескатлипоке. Вместе они создали мир, при этом Тескатлипока потерял стопу.

Во время прибытия в новые земли Эрнана Кортеса в 1519 году индейцы считали, что во второй раз снизошёл обиженный правитель. На эту мысль их натолкнули главные атрибуты европейцев: внешность (наличие бороды, которую, носил Кетцалькоатль, а также белый оттенок кожи), неведомые животные (лошади). Кортес использовал эту легенду, чтобы покорить ацтеков.

См. также

Напишите отзыв о статье "Кетцалькоатль"

Примечания

  1. John Bierhorst: History and Mythology of the Aztecs; the Codex Chimalpopoca. University of Arizona Press, Arizona, 1992, p. 28.
  2. Codice Chimalpopoca: Anales de Cuauhtitlan y Leyenda de los Soles // Ed. F. Velazquez. Mexico, 1945. Fol. 75—76.
  3. Подробнее об этом см.: Гуляев В. И Сколько раз открывали Америку? М., Знание, 1978, с. 22-27; Гуляев В. И. По следам конкистадоров. М., Наука, 1976, с. 46-49.

Литература

Первоисточники

  • Пресвитер Хуан; Антонио Перес; фрай Педро де лос Риос (глоссы). [kuprienko.info/codice-mexicano-385-telleriano-remensis-con-codice-rios-codex-azteca/ Кодекс Теллериано-Ременсис]. www.kuprienko.info. — Украина, Киев, 2010. Перевод с испанского - А.Скромницкий, В.Талах. Проверено 11 ноября 2012. [archive.is/zjfi Архивировано из первоисточника 5 декабря 2012].
  • [kuprienko.info/skazaniya-o-solntsah-mify-i-istoricheskie-legendy-naua/ Сказания о Солнцах. Мифы и исторические легенды науа] / Ред. и пер. С. А. Куприенко, В. Н. Талах.. — К.: Видавець Купрієнко С.А., 2014. — 377 с. — ISBN 978-617-7085-11-8.
  • Альва Иштлильшочитль, Фернандо де. [kuprienko.info/don-fernando-de-alva-ixtlilxochitl-historia-de-la-nacion-chichimeca-su-poblacion-y-establecimiento-en-el-pais-de-anahuac-al-ruso/ История народа чичимеков, его поселения и обоснования в стране Анауак.]. www.kuprienko.info (22 марта 2010). — пер. с исп. - В. Талах, Украина, Киев, 2010. Проверено 23 марта 2010. [www.webcitation.org/618rn3DCA Архивировано из первоисточника 23 августа 2011].

Ссылки

  • [www.mesoamerica.ru/ Мезоамерика глазами русских первопроходцев]
  • [www.indiansworld.org/ketzalcoatl.html Древняя Мезоамерика]
  • [enc.mail.ru/article/?1900041567 «Энциклопедия „Мифы народов мира“»: Кецалькоатль]
  • Брэнт Гарднер. [www.indiansworld.org/quetzalcoatl.html Отцы Кецалькоатля] (Критическое изучение источников. Альбукерке, Нью-Мексико. 1997 г.)
  • [anthropology.ru/ru/texts/kinzhalov/misl8_9.html Р. В. Кинжалов (МАЭ РАН) Катабасис Кецалькоатля]

Отрывок, характеризующий Кетцалькоатль

«Сейчас? Сию минуту!… Нет, это не может быть!» думала она.
Он опять взглянул на нее, и этот взгляд убедил ее в том, что она не ошиблась. – Да, сейчас, сию минуту решалась ее судьба.
– Поди, Наташа, я позову тебя, – сказала графиня шопотом.
Наташа испуганными, умоляющими глазами взглянула на князя Андрея и на мать, и вышла.
– Я приехал, графиня, просить руки вашей дочери, – сказал князь Андрей. Лицо графини вспыхнуло, но она ничего не сказала.
– Ваше предложение… – степенно начала графиня. – Он молчал, глядя ей в глаза. – Ваше предложение… (она сконфузилась) нам приятно, и… я принимаю ваше предложение, я рада. И муж мой… я надеюсь… но от нее самой будет зависеть…
– Я скажу ей тогда, когда буду иметь ваше согласие… даете ли вы мне его? – сказал князь Андрей.
– Да, – сказала графиня и протянула ему руку и с смешанным чувством отчужденности и нежности прижалась губами к его лбу, когда он наклонился над ее рукой. Она желала любить его, как сына; но чувствовала, что он был чужой и страшный для нее человек. – Я уверена, что мой муж будет согласен, – сказала графиня, – но ваш батюшка…
– Мой отец, которому я сообщил свои планы, непременным условием согласия положил то, чтобы свадьба была не раньше года. И это то я хотел сообщить вам, – сказал князь Андрей.
– Правда, что Наташа еще молода, но так долго.
– Это не могло быть иначе, – со вздохом сказал князь Андрей.
– Я пошлю вам ее, – сказала графиня и вышла из комнаты.
– Господи, помилуй нас, – твердила она, отыскивая дочь. Соня сказала, что Наташа в спальне. Наташа сидела на своей кровати, бледная, с сухими глазами, смотрела на образа и, быстро крестясь, шептала что то. Увидав мать, она вскочила и бросилась к ней.
– Что? Мама?… Что?
– Поди, поди к нему. Он просит твоей руки, – сказала графиня холодно, как показалось Наташе… – Поди… поди, – проговорила мать с грустью и укоризной вслед убегавшей дочери, и тяжело вздохнула.
Наташа не помнила, как она вошла в гостиную. Войдя в дверь и увидав его, она остановилась. «Неужели этот чужой человек сделался теперь всё для меня?» спросила она себя и мгновенно ответила: «Да, всё: он один теперь дороже для меня всего на свете». Князь Андрей подошел к ней, опустив глаза.
– Я полюбил вас с той минуты, как увидал вас. Могу ли я надеяться?
Он взглянул на нее, и серьезная страстность выражения ее лица поразила его. Лицо ее говорило: «Зачем спрашивать? Зачем сомневаться в том, чего нельзя не знать? Зачем говорить, когда нельзя словами выразить того, что чувствуешь».
Она приблизилась к нему и остановилась. Он взял ее руку и поцеловал.
– Любите ли вы меня?
– Да, да, – как будто с досадой проговорила Наташа, громко вздохнула, другой раз, чаще и чаще, и зарыдала.
– Об чем? Что с вами?
– Ах, я так счастлива, – отвечала она, улыбнулась сквозь слезы, нагнулась ближе к нему, подумала секунду, как будто спрашивая себя, можно ли это, и поцеловала его.
Князь Андрей держал ее руки, смотрел ей в глаза, и не находил в своей душе прежней любви к ней. В душе его вдруг повернулось что то: не было прежней поэтической и таинственной прелести желания, а была жалость к ее женской и детской слабости, был страх перед ее преданностью и доверчивостью, тяжелое и вместе радостное сознание долга, навеки связавшего его с нею. Настоящее чувство, хотя и не было так светло и поэтично как прежнее, было серьезнее и сильнее.
– Сказала ли вам maman, что это не может быть раньше года? – сказал князь Андрей, продолжая глядеть в ее глаза. «Неужели это я, та девочка ребенок (все так говорили обо мне) думала Наташа, неужели я теперь с этой минуты жена , равная этого чужого, милого, умного человека, уважаемого даже отцом моим. Неужели это правда! неужели правда, что теперь уже нельзя шутить жизнию, теперь уж я большая, теперь уж лежит на мне ответственность за всякое мое дело и слово? Да, что он спросил у меня?»
– Нет, – отвечала она, но она не понимала того, что он спрашивал.
– Простите меня, – сказал князь Андрей, – но вы так молоды, а я уже так много испытал жизни. Мне страшно за вас. Вы не знаете себя.
Наташа с сосредоточенным вниманием слушала, стараясь понять смысл его слов и не понимала.
– Как ни тяжел мне будет этот год, отсрочивающий мое счастье, – продолжал князь Андрей, – в этот срок вы поверите себя. Я прошу вас через год сделать мое счастье; но вы свободны: помолвка наша останется тайной и, ежели вы убедились бы, что вы не любите меня, или полюбили бы… – сказал князь Андрей с неестественной улыбкой.
– Зачем вы это говорите? – перебила его Наташа. – Вы знаете, что с того самого дня, как вы в первый раз приехали в Отрадное, я полюбила вас, – сказала она, твердо уверенная, что она говорила правду.
– В год вы узнаете себя…
– Целый год! – вдруг сказала Наташа, теперь только поняв то, что свадьба отсрочена на год. – Да отчего ж год? Отчего ж год?… – Князь Андрей стал ей объяснять причины этой отсрочки. Наташа не слушала его.
– И нельзя иначе? – спросила она. Князь Андрей ничего не ответил, но в лице его выразилась невозможность изменить это решение.
– Это ужасно! Нет, это ужасно, ужасно! – вдруг заговорила Наташа и опять зарыдала. – Я умру, дожидаясь года: это нельзя, это ужасно. – Она взглянула в лицо своего жениха и увидала на нем выражение сострадания и недоумения.
– Нет, нет, я всё сделаю, – сказала она, вдруг остановив слезы, – я так счастлива! – Отец и мать вошли в комнату и благословили жениха и невесту.
С этого дня князь Андрей женихом стал ездить к Ростовым.


Обручения не было и никому не было объявлено о помолвке Болконского с Наташей; на этом настоял князь Андрей. Он говорил, что так как он причиной отсрочки, то он и должен нести всю тяжесть ее. Он говорил, что он навеки связал себя своим словом, но что он не хочет связывать Наташу и предоставляет ей полную свободу. Ежели она через полгода почувствует, что она не любит его, она будет в своем праве, ежели откажет ему. Само собою разумеется, что ни родители, ни Наташа не хотели слышать об этом; но князь Андрей настаивал на своем. Князь Андрей бывал каждый день у Ростовых, но не как жених обращался с Наташей: он говорил ей вы и целовал только ее руку. Между князем Андреем и Наташей после дня предложения установились совсем другие чем прежде, близкие, простые отношения. Они как будто до сих пор не знали друг друга. И он и она любили вспоминать о том, как они смотрели друг на друга, когда были еще ничем , теперь оба они чувствовали себя совсем другими существами: тогда притворными, теперь простыми и искренними. Сначала в семействе чувствовалась неловкость в обращении с князем Андреем; он казался человеком из чуждого мира, и Наташа долго приучала домашних к князю Андрею и с гордостью уверяла всех, что он только кажется таким особенным, а что он такой же, как и все, и что она его не боится и что никто не должен бояться его. После нескольких дней, в семействе к нему привыкли и не стесняясь вели при нем прежний образ жизни, в котором он принимал участие. Он про хозяйство умел говорить с графом и про наряды с графиней и Наташей, и про альбомы и канву с Соней. Иногда домашние Ростовы между собою и при князе Андрее удивлялись тому, как всё это случилось и как очевидны были предзнаменования этого: и приезд князя Андрея в Отрадное, и их приезд в Петербург, и сходство между Наташей и князем Андреем, которое заметила няня в первый приезд князя Андрея, и столкновение в 1805 м году между Андреем и Николаем, и еще много других предзнаменований того, что случилось, было замечено домашними.
В доме царствовала та поэтическая скука и молчаливость, которая всегда сопутствует присутствию жениха и невесты. Часто сидя вместе, все молчали. Иногда вставали и уходили, и жених с невестой, оставаясь одни, всё также молчали. Редко они говорили о будущей своей жизни. Князю Андрею страшно и совестно было говорить об этом. Наташа разделяла это чувство, как и все его чувства, которые она постоянно угадывала. Один раз Наташа стала расспрашивать про его сына. Князь Андрей покраснел, что с ним часто случалось теперь и что особенно любила Наташа, и сказал, что сын его не будет жить с ними.
– Отчего? – испуганно сказала Наташа.
– Я не могу отнять его у деда и потом…
– Как бы я его любила! – сказала Наташа, тотчас же угадав его мысль; но я знаю, вы хотите, чтобы не было предлогов обвинять вас и меня.
Старый граф иногда подходил к князю Андрею, целовал его, спрашивал у него совета на счет воспитания Пети или службы Николая. Старая графиня вздыхала, глядя на них. Соня боялась всякую минуту быть лишней и старалась находить предлоги оставлять их одних, когда им этого и не нужно было. Когда князь Андрей говорил (он очень хорошо рассказывал), Наташа с гордостью слушала его; когда она говорила, то со страхом и радостью замечала, что он внимательно и испытующе смотрит на нее. Она с недоумением спрашивала себя: «Что он ищет во мне? Чего то он добивается своим взглядом! Что, как нет во мне того, что он ищет этим взглядом?» Иногда она входила в свойственное ей безумно веселое расположение духа, и тогда она особенно любила слушать и смотреть, как князь Андрей смеялся. Он редко смеялся, но зато, когда он смеялся, то отдавался весь своему смеху, и всякий раз после этого смеха она чувствовала себя ближе к нему. Наташа была бы совершенно счастлива, ежели бы мысль о предстоящей и приближающейся разлуке не пугала ее, так как и он бледнел и холодел при одной мысли о том.
Накануне своего отъезда из Петербурга, князь Андрей привез с собой Пьера, со времени бала ни разу не бывшего у Ростовых. Пьер казался растерянным и смущенным. Он разговаривал с матерью. Наташа села с Соней у шахматного столика, приглашая этим к себе князя Андрея. Он подошел к ним.
– Вы ведь давно знаете Безухого? – спросил он. – Вы любите его?
– Да, он славный, но смешной очень.
И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.
– Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, – сказал князь Андрей. – Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, – сказал он вдруг серьезно; – я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, – чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…
– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.


Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.