Антисоветское восстание сарбазов 1930 года

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Восстание простых шаруа против кампании Советской власти по насильственной сплошной коллективизации, конфискации имущества и налоговой политики, охватившее обширные территории Актюбинского, Кустанайского и Кызыл-Ординского округов Казакской АССР. Это выступление известно в исторических документах как «Восстание сарбазов (Сарбаздар көтерілісі)», так как большинство восставших и руководителей были участниками Среднеазиатского восстания 1916 года против Российской империи (сарбазами Иргизского восстания 1916 года и восстания в тургайских степях 1916—1917 годов по руководством Абдугаппара Жанбосынова и Амангельды Иманова). В отдельных источниках это восстание делят на «Иргизское восстание 1930 года» и «Кармакшынское (Каракумское или Кзыл-Ординское) восстание 1930 года».





Предпосылки восстания

В ноябре 1929 года пленум ЦК ВКП (б) обсудил вопросы развития колхозного движения и принятие мер по улучшению перестройки сельского хозяйства.

В декабре 1929 года Пленум ЦК Компартии Казахстана обсудил пути выполнения Пленума ЦК ВКП (б) и постановили, что необходимым условием коллективизации является переход кочевников к оседлому образу жизни. Таким образом, «революционное рвение» коммунистов Казахстана под руководством Ф. Голощекина намного опередили Москву, где официальный указ, подписывающий постоянное расселение кочевых племен на территории РСФСР был принят лишь 6 сентября 1930 года.

ЦК Компартии Казахстана постановил, что из 566 тысяч кочевых и полукочевых хозяйств к январю 1930 года к оседлости должны были перейти 544 тысячи. При этом подчеркивалось, что население Казахстана на оседлость переводить надо насильно.

А после Постановления ЦК ВКП(б) от 5 января 1930 года «О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству» и секретного Постановления политбюро ЦК ВКП(б) от 30 января 1930 год «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации» подобные нечеловеческие директивы получили и политическое и юридическое обоснование.

Местные комитеты, ринулись рьяно выполнять спущенные сверху директивы. Так как весь комплекс политико-идеологических директив нацеливал на гонку за рекордными показателями, нежели на разумные темпы. Районы и округа Республики соревновались друг с другом, в напыщенности побед с «колхозного фронта». Если в 1928 году в Казахстане было коллективизировано 2 % всех хозяйств, то уже на 1 апреля 1930 года — 50,5 %, а к октябрю 1931 года — около 65 %. А уже к началу осени 1931 года в Республике насчитывалось 78 районов (из 122), где коллективизацией было охвачено 70 % — 100 % дворов.

Повсеместный характер приняли нарушение принципа добровольности вступление в колхозы. Своего рода предтечей репрессий стали сельскохозяйственные заготовки и налоги. Кроме того применялись и иные «воспитательные» меры. Так только по трем округам (Акмолинскому, Петропавловскому и Семипалатинскому) были осуждены 34120 человек и привлечены к административной ответственности 22307 хозяйств. Кроме того, взыскано штрафов и изъято имущества более чем на 23 млн рублей, конфисковано скота — 53,4 тысяч голов, хлебных запасов — 631 тысяч пудов, различных строений — 258 единиц. В ходе проведения политики «раскулачивания» более 60 тысяч хозяйств были объявлены байскими, и их имущество подвергалось конфискации; более 40 тысяч человек было раскулачено, а остальные скрылись, бросив своё имущество.

Начало восстания

Начало восстания датируется 25 февралем 1930 года. Восстание с самого начало имело массовый характер, так как уже в докладной в ПП ОГПУ г. Алма-Аты старшего представителя Военного округа Волохова от 25.02.30 г. указаны населенные пункты на обширной территории Иргизкого района Актюбинского округа и Джетыгаринского (Жетикаринского) района Кустанайского округа. В том же документе Волохов докладывает о руководителях восставших: аул № 22 — хазирет (хазрат) Исатай, аул № 25 — хазирет Ухатай, аул № 5 — хазирет Айтбай, аул № 26 — Айжаркын хан, аул № 8 — Сандыбек Каражанов, в ауле № 10 и 11 руководители не известны (в документе фамилии людей, кроме одного человека не указаны). Всюду «бандиты» (восставшие — сарбазы) — громили сельсоветы, уничтожали документацию, срывали продзаготовки, распускали колхозы, произвели арест 10 представителей власти. Так же в документе указано место основного скопления восставших на юге Джетыгаринского района Кустанайского округа в местности Каратабан.[1]

Согласно оперативных справок СОУ ОГПУ от 15 марта 1930 г. численность участников выступления в Джетыгаринском районе Кустанайского округа, охватившее также часть Актюбинского округа составила около 1500 человек.[2].

По докладной Волохова видно, что Айжаркына Канаева называют ханом, значит, он был уже выбран восставшими в качестве хана. 75-летний Канаев А. был самой авторитетной личностью среди сарбазов. Он уже выбирался ханом Кенжегаринской волости Иргизского уезда вовремя Иргизского восстания 1916 года и был ближайшим соратником общего хана Абдугаппара Жанбосынова — руководителя восстания в степях Тургая в период 1916—1917 годов. Или возможен другой вариант — Канаева с 1916 года в народе уважительно продолжали именовать — Айжаркын ханом. Так или иначе, Айжаркына Канаева теперь выбирают общим ханом — руководить, созданными отрядами сарбазов.

Схема руководства восставших была аналогична структуре Торгайского восстания 1916 года, так как большинство предводителей были активными участниками восстания 1916 года. Хан имел советников — визирей и руководил Кенесом (Советом). В руководство повстанцев входили Абдибек Сегизбаев, Кайып Баймуратов, Тлеп Жаналин, Суингали Саметов, Кайырлы Мырзабеков, Мешитбай Канаев, Абдолла Кенжетаев, Дошан Бастауов, Урмагамбет Кудайсугиров, Нургали Мынбаев, Махмуд Айнекбаев.[3]

Сардарбеком (военачальником) был выбран Мукантай Саматов. Содержатель мечети в местности Карасу, хазрет, окончивший в свое время духовную школу в Бухаре[4], который по документам ОГПУ был в прошлом советником бухарского эмира Сейид Алим-хана.[1]

Повсеместно в местностях, охваченных восстанием, на сходках повстанцев выбирались из авторитетных людей, главы — ханы и сардары (командиры отрядов), так в Иргизском районе ханом был избран Томенбай Нурлыбаев, сардаром был выбран Исатай Сатыбалдин.

В марте 1930 года на территории Кармакчинского района в местности Карабогет на общем сходе крестьян выступил мулла Жумагазы Баимбетов (Байимбетов) с антисоветской речью и призвал откочевать в Каракумы для открытого вооруженного восстания. После этого выступления Жумагазы Баимбетова 700 семьей откочевали в Каракумы, где 17 марта восставшие избрали его ханом Кармакчинского района. К ним примкнули новые группы восставших во главе с Баимагамбетом Талканбаевым, Кенжебаем Тыныштыковым и Тлеугали Ахметовым[5].

В марте 1930 года началась восстание в Казалинском районе под предводительством ишана Акмырзы Тосова, избранный ханом Казалинского района .

Создано по крайне мере 6 отрядов повстанцев, которыми командуют Ж. Баимбетов, М. Саматов, С. Исатай, А. Досов, Т. Нурлыбаев, Лаубаев и Кабланов[1] (так были указаны в документах ОГПУ). В настоящее время известны полные имена руководителей Айжаркын Канаев, Жумагазы Баимбетов, Мукантай Саматов, Исатай Сатыбалдин, Акмырза Тосов (Тосулы) или Досов (Досулы), Томенбай Нурлыбаев, Пирмагамбет Лаубаев, Жумаш Кабланов.

В Сыр-Дарьинском округе Мукантай Саматов «декретировал» мобилизацию мужского населения от 16 до 60 лет[6].

Масштабы этого восстания были так обширны, что власть бросила на его подавление значительные силы.

В подавлении восстания участвовали подразделения 8-й Туркестанской кавалерийской бригады (дивизии): курсанты полковой школы 43-го кавалерийского полка, 44-й кавалерийский полк, 45-й кавалерийский полк, 38-й конно-артиллерийский дивизион. А также 62-й отдельный дивизион войск ОГПУ. Все эти части имели огромный опыт борьбы с басмачами.

В документах ОГПУ встречаются следующие фамилии командиров и численность военнослужащих:

  • Райком г. Орск сформировал и направил сводный коммунистический отряд численностью 19 человек с 2 ручными пулеметами, подкрепленный 40 сотрудниками милиции г. Оренбурга.
  • Из гарнизона г. Актюбинска были отправлены отряды под командованием Симонова и Мельникова общей численностью 50 бойцов.
  • Конный отряд из 65 человек под командованием Малика и Шафранека.
  • Конный отряд из 60 человек под командованием Филиппова.
  • Конный отряд из 90 курсантов полковой школы с 3 станковыми пулеметами под командованием Сидельникова.
  • Казахский национальный эскадрон из 120 человек с 3 станковыми пулеметами под командованием Акаева.
  • Конный отряд из 43 человек под командованием Петина
  • Конный отряд под командованием Гущина.
  • Подразделения 62-ого отдельного дивизиона войск ОГПУ под командованием Подобина, Пухтеева, Симонова, Новикова, Пуйкан (120 человек), Хухарева, Озимина, Цуканова.

Хроника боевых столкновений правительственных войск с повстанцами

С самого начала восстания повстанцы использовали методы партизанской борьбы с применением боевого партизанского опыта, накопленного в ходе восстания 1916—1917 г. и гражданской войны. А именно действовать небольшими мобильными (конными) группами (отрядами), которые при необходимости объединяются и действуют сообща. При неблагоприятном стечении обстоятельств, вновь дробились и пытались уйти от удара и собирались вновь в ранее определённом месте.

В составе повстанческих отрядов организуются группы отличных стрелков - «мергенов», вооруженных лучшим оружием и хорошо снабженных патронами. Эти стрелки получают специальные задачи по уничтожению командного состава правительственных войск, а так же используются в качестве арьергарда[6].

Основной проблемой восставших было отсутствия оружия и боеприпасов, что и впоследствии, отразится на поражении с огромными потерями среди сарбаз.

Дата Событие
08.03.1930 Казахские повстанцы захватили п. Жайылма в Иргизском районе, южнее г. Орск.
09.03.1930 В местностях Сулеймен, Асубай, Баеке, Куламыс происходили столкновения сарбазов с регулярными частями 8кд.[7]
Постепенно повстанцы с разных волостей начали концентрироваться у поселка Иргиз. Согласно оперативных справок СОУ ОГПУ от 15 марта 1930 г. 9 марта 1930 г. была предпринята попытка захвата районного центра Иргиз. Руководитель повстанцев послал в Иргиз двух парламентеров со следующим заявлением: «Если не будете препятствовать религии, а также насильно навязывать свои колхозы населению, — отступим, сложим оружие, разойдемся по своим аулам»[2].
14.03.1930 Отряд хана Айжаркына и сардарбека М. Саматова, численностью до 600 человек, неоднократно пытаются захватить райцентр п. Иргиз. Отряд сформированный из сотрудников ОГПУ, численностью 57 человек, успешно отбили слабо вооруженное нападение. Потери со стороны сарбазов убитыми и ранеными составили 56 человек.
14.03.1930 В сражении в местности Кареке погибли 170 повстанцев и четыре карателя.[8]
15.03.1930 Прибывшие в п. Иргиз на помощь осажденным, часть 8кд в новом бою рассеяли казахских повстанцев, которые оторвавшись от преследования, вскоре вновь объединились.
20.03.1930 В местности Куламыс части 8кд разгромили казахский отряд хана Айжаркына и сардарбека М.Саматова. Потери сарбазов составили 36 (по другим данным 40[1]) человек убитыми, в том числе и руководитель восстания хан Айжаркын, а 38 человек, в том числе М. Саматов были вынуждены сдаться.
23.03.1930 В местности Шатыртам вблизи с мечетью (построенный Дуйсенбы) в засаду устроенную отрядом Сидельникова (по другим данным, согласно воспоминаниям К. Мышанова[9] командовал этим отрядом Акаев (имя не помнит) численностью 100 бойцов) попал отряд Туменбай хана. Отрядом повстанцев командовал сардарбек Сыдык Айменов (по документам ОГПУ И.Сатыбалдин, в действительности он был советником Туменбай хана). По воспоминанию Мышанова К., который был проводником отряда Красной Армии, засада была организована с помощью 3 станковых пулеметов. Огнём 3 пулеметов и 100 винтовок была встречена колонна сарбазов численностью 1600 человек (по данным ОГПУ 700 человек[1]). Одними из первых погибли руководители отряда Туменбай хан, Сыдык Айменов и Исатай Сатыбалдин, возглавлявшие колонну повстанцев. В том бою потери сарбазов по данным ОГПУ составили 242 человек убитыми, 26 плененными (в плен 6 человек попали ранеными)[1]. По словам К. Мышанова потерь было больше — около 300 человек убитыми и более 300 человек пленными. Захваченные правительственными войсками трофеи, показывают, насколько слабо были вооружены повстанцы — 3 винтовки, 5 охотничьих ружей, 1 пика и несколько боевых секир. Кроме оружия было захвачено 104 верблюда, 55 лошадей и провизия. Потери со стороны карателей 1 человек, убитый перед смертью С. Айменовым.

Преследования остатков отряда повстанцев не было. Оставшиеся повстанцы отступили в пески Каракум к северу от Аральского моря. Вместе с сарбазами с насиженных мест снялись и несколько сотен аулов, наиболее активно участвовавших в восстании (по данным ОГПУ около 15-16 тысяч человек — 5000 семей, 10000 сарбазов). Местность Шатыртам Таупской волости Иргизского уезда Актюбинской области с того времени в народе называют «Тока кырган» (место побоища Тока — подрода Шомекей), так как в отряде Туменбай хана из 1600 бойцов 700—800 человек были из рода Тока и большинство погибших было именно из этого рода.

26.03.1930 За Сырдарьей в песках советскими войсками разгромлен казахский отряд А. Т(Д)осовым, В бою погибло 108 повстанцев во главе с А. Т(Д)осовым, 150 человек были ранены.
07.04.1930 В местности Маркожа казахские басмачи разгромили советский отряд Петина, в ходе которого со стороны повстанцев было убито 35 человек (среди них один из руководителей восстания Пирмагамбет Лаубаев) и 40 человек убитых — со стороны карателей. В тот же день другой отряд сарбазов заставил отступить отряд под командованием Гущина.
09.04.1930 Советский отряд Сидельникова столкнулся с крупными силами казахских басмачей-повстанцев и, не приняв боя, отступил.

Озлобленные столь упорным сопротивлением почти безоружных сарбазов, власти перебросили в район восстания новые силы, доведя группировку Красной Армии до 700 сабель, 30 пулеметов. К станции Шалкар и Аральск стянули подразделение 62-ого отдельного дивизион войск ОГПУ, оснащенных бронеплощадками с пушками. Для разведки использовались самолеты. Тем не менее, в конце апреля советские власти решили начать мирные переговоры.

Окончание восстания

Необходимо отметить факт, что Советская власть впервые в своей истории вела мирные переговоры с мятежниками, следующие переговоры властей с делегацией восставших были 1962 году при Новочеркасском восстании.

В Каракумы прибыла правительственная комиссия во главе с А. Жангельдиным, в составе комиссии были И. Мусрепов, С. Сейфуллин, А. Жусипов, Тыскаев. Выбор правительства Казахстана кандидатуры А.Жангельдина на председателя комиссии не случаен, так как он пользовался уважением сарбазов и был лично знаком со многими еще по восстанию 1916 года в качестве комиссара у А. Иманова.

Со стороны восставших переговоры вел Совет из 6 человек (Торекешев[K 1], Ж. Байимбетов, Д. Караев, А. Айменов[K 2] и др.)[1]. По другим данным Совет состоял из 3 человек - Ж. Баймбетова, Д. Караева и А. Айменова[10].

Они выдвинули следующие требования:

  1. Возвращение незаконно конфискованного у середняков скота.
  2. Свобода совести, возвращение мечетей и невмешательство властей в дела верующих.
  3. Издание декрета о запрещении конфискации и безусловное выполнение его властями.
  4. Прекращение насильственной коллективизации.
  5. Прекращение искусственного обострения в ауле «классовой борьбы», все внутриаульные дела должны решаться не «уполномоченными», а общим собранием.
  6. Установление суммы налога в соответствии с количеством скота, прекращение практики взимания хлебного налога со скотоводов.
  7. Образование из повстанческих аулов особого административного района в Каракумах.

Под этими условиями поставил за Совет повстанцев свою подпись Торекешев[3] . При выполнении этих условий повстанцы соглашались сложить оружие. Со своей стороны, А. Жангельдин пообещал амнистию всем участникам движения. 30 апреля 1930 года подписано соглашение между правительственной комиссией А.Джангельдина и руководством восставших казахов-сарбазов.

Но правительство во главе с Ф. Голощекиным свело на нет подписанное соглашение и не сдержало своего обещания. После того, как 3 мая 1930 года все повстанцы сложили оружие (была изъята 31 огнестрельная единица — или 17 винтовок, 12 дробовиков, 2 берданки), органы ОГПУ 4 мая 1930 года начали аресты руководителей и активных участников восстания.

Участники выступлений с семьями пытались массово откочевать в Туркмению, Каракалпакию, в Афганистан и даже в Китай. Известен факт добровольной сдачи в Алма-Атинском округе 300 участников восстания в Иргизском районе, сдавшиеся шли с красным знаменем[6]. Аулы были возвращены на прежнее место проживания, где полным ходом шла кампания сплошной коллективизации.

Новый этап восстания

Кармакшынский округ

Уцелевшие от разгрома остатки вооруженных повстанцев Иргизского района скрылись в пески Кара-Кум, влились в остатки кармакшынских отрядов повстанцев и подняли новое восстание с числом участников до 4000 человек[6].

Август и первая половина сентября 1930 года характеризуются резкой активизацией уцелевших участников мартовских и апрельских выступлений в песках Кара-Кум, Кзылординском и Алмаатинском округах. Вновь организованы два крупных вооруженных выступления повстанцев. Лозунги повстанцев: «Лучше умереть, чем переносить притеснения и обманы власти». «Воевать с большевиками до последней капли крови». «Ни фунта хлеба государству»[11].

Командует отрядом восставших Кожбан Жубанов, избранный ханом. В результате агитации из Челкарского, Карабутакского и Иргизского районов Актюбинского округа начались массовые откочевки казахов на присоединение к отряду Жубанова. Откочевкой 60 хозяйств из аула № 24 Челкарского района руководил аткаменер Аимагамбетов Канжобай, один из руководителей Иргизского выступления Саметова.

В результате войсковых ударов отряд Кожбана Жубанова, не принимая боя, группами стала уходить в северном, восточном и южном направлениях. Большая часть повстанцев отходит на юго-восток. Сам Кожбан Жубанов с 50 мергенами держит направление на Карсакпай (320 км северо-восточнее Кзыл-Орды) и далее на юго-восток в голодную степь Бедпак-Дала.

8 сентября 1930 года в местности Аман-Кум (30 км северо-западнее Ак-Чилика, что 65 км юго-западнее оз. Чубар-Тенгиз) взяты в плен 15 человек, в том числе 2 «ханских» советника. В местности Мын-Булак (120 км южнее оз. Чубар-Тенгиз) захвачена после перестрелки группа восставших из 50 человек. Отобраны 4 трехлинейные винтовки, 1 берданка, 1 шашка, 80 винтовочных патронов, порох, мануфактура и продукты. Кроме того, арестовано 25 человек, в том числе 2 советника «хана» и 3 мергена.

Однако Жубанову с несколькими мергенами удалось уйти от преследователей на восток, в направлении пустыни Бедпак-Дала. Для преследования и захвата Жубанова выделен отряд в 25 сабель. По агентурным данным, часть мергенов Жубанова скрылась в местность Кош-Бармак (40 км северо-западнее оз. Чубар-Тенгиз). В Карсакпае, Иргизе и по линии железной дороги Аральское море - Кзыл-Орда организованы заслоны из опергрупп и коммунистических отрядов.

Казалинский округ

30 августа 1930 года в аулах №№ 22 и 23 (40 км западнее г. Казалинска) на почве перегибов в области хлебозаготовок (последующей проверкой установлено, что в этом районе план хлебозаготовок по сравнению с урожайностью был преувеличен на 90000 пудов) под руководством Колумбетова (возможно Кулумбетов Будык) и Буташева (возможно Буташев Сухамберды) и ишана Ябдужали (возможно Имамбаев Абдужалил) организовался отряд численностью до 400 человек, вооруженных 50 охотничьими ружьями, 5 винтовками, 2 револьверами и самодельным холодным оружием.

Некоторые председатели аулсоветов и местные советские работники встали на сторону повстанцев, так секретарь ячейки ВЛКСМ аула № 22 Абдрахманов был одним из активных организаторов восставших. В результате агитации повстанцев жители аула № 25 в количестве 60 хозяйств присоединились к восстанию. Численность повстанцев к 8 сентября 1930 года достигла 1500 человек.

В отряд Колумбетова из Кара-Кум прибывают мелкие группы повстанцев разбитого отряда Кожбана Жубанова.

В операции по ликвидации повстанческого выступления участвуют:

  • Казахский национальный кавалерийский эскадрон — 100 сабель, 4 пулемета;
  • Отряд стрелковой охраны ПС 40 штыков, 1 пулемет;
  • Коммунистические отряды — 231 штык;
  • Бронеплощадок — 2.

Всего: 271 штык, 100 сабель, 5 пулеметов, 2 бронеплощадки. Кроме того, вдоль берегов островов Узун-Каир, Кара-Телень и Кара-Чаган крейсируют 2 моторные лодки с экипажем в 40 бойцов с пулеметами.

Для разъяснительной политической работы в аулы округа направлено 400 партработников.

4 сентября 1930 года отряд ОГПУ был атакован отрядом повстанцев в 500 всадников. Атака была отбита. Бандиты потеряли 10 убитыми. Со стороны правительственных частей потерь нет.

Утром 6 сентября 1930 года в местности Чункур-Куль отряд ОГПУ имел бой с отрядом восставших численностью около 1000 всадников. Сарбазы вели интенсивное наступление, но были вынуждены отступить. Вечером того же дня повстанцы вновь пытались атаковать правительственные части, но огнём были отброшены в урочище Шахта-Купыр. В первом бою сарбазы потеряли 40 убитыми, 14 ранеными и 7 пленными; во втором бою — 6 убитыми и 1 пленного. Потери ОГПУ — один раненый красноармеец. Захвачено 17 лошадей, 4 охотничьих ружья, револьвер.

10 ноября 1930 года агентурной разведкой ОГПУ в районе горы Нура (170 км восточнее г. Иргиза) обнаружена отряд Жубанова численностью 30 человек, вооруженная винтовками.

Для ликвидации отряда сарбазов брошены:

  • из Тургая коммунистический отряд — 25 бойцов;
  • отряд ОГПУ — 35 бойцов.[12].

В 8 декабря 1930 года в местности Кожебай произойдет еще одно боевое столкновение, и восстание будет окончательно подавлено.[3][7]

Итог восстания

Согласно рассекреченным документам, хранящимся в Архиве ФСБ РФ (ЦА ФСБ РФ. Ф2 оп.8 д.329, л. 198—212) в докладной записке Особого отдела ОГПУ о проведении изъятию и выселения кулаков от 17 ноября 1930 года (совершенно секретно) указано число, подвергшихся насильственному выселению с родных мест, участников восстаний: Созакского — 2000 человек, Иргизского — 2500 человек, Кзыл-Ординского — 4500 человек (необходимо отметить, что данные цифры без членов семьи).[www.youtube.com/watch?v=D02hSPLKY48 Документальный фильм «Темір нарком Темірбек», Еркин Ракышев, 2015]

Для наказания восставших будет создано при ОГПУ «тройка», которая приговорит 12 человек к смертной казни, 13 человек к различным срокам и ссылкам, 163 человека были привлечены к различным штрафам.[1]

Список приговоренных к смертной казни:

Родился в 1888 г., Кзылординский округ., Казалинский р-н, Аул 7.; казах; образование среднее; скотовод. Проживал: Кзыл-Ординская обл., Казалинский р-н, Аул 7.. Арестован 28 февраля 1930 г. ПП ОГПУ в Казахстане. Приговорен: Тройка ПП ОГПУ в Казахстане. 29 июля 1930 г., обв.: 58-2, 59-3 УК РСФСР.. Приговор: ВМН Реабилитирован 30 октября 1999 г. пр-ра Алматинской обл. Закон РК от 14.04.1993 Источник: Сведения ДКНБ РК по г. Алматы Источник: Сведения ДКНБ РК по г. Алматы[14]

  • Кулумбетов Курбан

Родился в 1876 г., Кзыл-Ординская обл., Яны-Курганский р-н, 9 аул.; казах; Проживал: Кзыл-Ординская обл., Яныкурганский р-н, 9 аул.. Арестован 15 марта 1930 г. Туркестанское РО ОГПУ. Приговорен: Тройка при ПП ОГПУ в Казахстане 20 мая 1930 г., обв.: 58-2 УК РСФСР. Приговор: ВМН Реабилитирован 5 февраля 1990 г. Прокуратура Кзыл-Ординской обл. УКАЗ ПВС СССР ОТ 16.01.1989 Источник: Сведения ДКНБ РК по Кызылординской обл.[14]

  • Баймуратов Каип

Родился в 1885 г., Актюбинский округ, Иргизский р-н, 25 аул.; казах; неграмотный; скотовод. Проживал: Актюбинская обл., Иргизский р-н, 25 аул.. Арестован 27 марта 1930 г. Окружной отдел при ПП ОГПУ в Казахстане. Приговорен: Тройка при ПП ОГПУ в Казахстане 14 июля 1930 г., обв.: 58-2, 58-10, 58-11 УК РСФСР.. Приговор: ВМН Реабилитирован 9 декабря 1996 г. Генпрокуратура РК Закон РК от 14.04.1993 Источник: Сведения ДКНБ РК по г. Алматы[14]

  • Жаналин Тлеп

Родился в 1910 г., Актюбинский округ, Иргизский р-н, 8 аул.; казах; образование начальное; скотовод. Проживал: Актюбинская обл., Иргизский р-н, 8 аул.. Арестован 27 марта 1930 г. Окружной отдел при ПП ОГПУ в Казахстане. Приговорен: Тройка при ПП ОГПУ в Казахстане 14 июля 1930 г., обв.: 58-2, 58-10, 58-11 УК РСФСР.. Приговор: ВМН Реабилитирован 9 декабря 1996 г. Генпрокуратура РК Закон РК от 14.04.1993 Источник: Сведения ДКНБ РК по г. Алматы[14]

  • Канаев Мешетпай

Родился в 1851 г., Актюбинский округ, Иргизский р-н, 27 аул.; казах; неграмотный; скотовод. Проживал: Актюбинская обл., Иргизский р-н, 25 аул.. Арестован 27 марта 1930 г. Окружной отдел при ПП ОГПУ в Казахстане. Приговорен: Тройка при ПП ОГПУ в Казахстане 14 июля 1930 г., обв.: 58-2, 58-10, 58-11 УК РСФСР.. Приговор: ВМН Реабилитирован 9 декабря 1996 г. Генпрокуратура РК Закон РК от 14.04.1993 Источник: Сведения ДКНБ РК по г. Алматы[14]

  • Саметов Суюнуалы

Родился в 1860 г., Кустанайский округ, Джетыгаринский р-н, 19 аул.; казах; неграмотный; скотовод. Проживал: Кустанайская обл., Джетыгаринский р-н, 19 аул.. Арестован 6 апреля 1930 г. Окружной отдел при ПП ОГПУ в Казахстане. Приговорен: Тройка при ПП ОГПУ в Казахстане 14 июля 1930 г., обв.: 58-2, 58-10, 58-11 УК РСФСР.. Приговор: ВМН Реабилитирован 7 августа 1989 г. Прокуратура Казахской ССР УКАЗ ПВС СССР ОТ 16.01.1989 Источник: Сведения ДКНБ РК по г. Алматы[14]

  • Кудайсугуров Ирмагамбет

Родился в 1865 г., Кустанайский округ, Тургайский р-н, 13 аул.; казах; неграмотный; скотовод. Проживал: Кустанайская обл. 13 аул.. Арестован 11 апреля 1930 г. Окружной отдел при ПП ОГПУ в Казахстане. Приговорен: Тройка при ПП ОГПУ в Казахстане 14 июля 1930 г., обв.: 58-2, 58-10, 58-11 УК РСФСР.. Приговор: ВМН Реабилитирован Прокуратура Казахской ССР. Источник: Сведения ДКНБ РК по г. Алматы[14]

  • Айнекебаев Махмут

Родился в 1890 г., Кустанайский округ, Наурзумский р-н, 4 аул.; казах; неграмотный; скотовод. Проживал: Кустанайская обл., Наурзумский р-н, 13 аул.. Арестован 12 мая 1930 г. Окружной отдел при ПП ОГПУ в Казахстане. Приговорен: Тройка при ПП ОГПУ в Казахстане 14 июля 1930 г., обв.: 58-2, 58-10, 58-11 УК РСФСР.. Приговор: ВМН Реабилитирован 8 августа 1989 г. Прокуратура Казахской ССР УКАЗ ПВС СССР ОТ 16.01.1989 Источник: Сведения ДКНБ РК по г. Алматы[14]

  • Тлеубаев Жумаш

Родился в 1879 г., Кзыл-Ординский округ, Казалинский р-н, Макпал аул.; казах; Проживал: Кзыл-Ординская обл., Казалинский р-н, 22 аул.. Арестован 9 ноября 1930 г. ПП ОГПУ ст.Казалинск. Приговорен: Тройка при ПП ОГПУ в Казахстане 19 ноября 1930 г., обв.: 58-2 УК РСФСР. Приговор: ВМН Реабилитирован 6 июля 1989 г. Прокуратура Кзыл-Ординской обл. УКАЗ ПВС СССР ОТ 16.01.1989 Источник: Сведения ДКНБ РК по Кызылординской обл.[14]

  • Жубанов Кожбан

Родился в 1872 г., Кзыл-Ординская обл., Кармакчинский р-н, аул 1.; казах; образование начальное; скотовод. Арестован 8 января 1931 г. Чимкенский ОС ПП ОГПУ. Приговорен: Тройка при ПП ОГПУ в Казахстане 25 февраля 1931 г., обв.: 58-2 УК РСФСР.. Приговор: ВМН Реабилитирован 25 мая 1992 г. Генпрокуратура РК Указ Президента СССР от 13.08.1990 Источник: Сведения ДКНБ РК по г.Алматы[14]

  • Караев Дощан (Досжан Караұлы)[K 4][13]

Родился в 1899 г., Кзыл-Ординский окр., Аламесекский р-н, аул 31.; казах; образование начальное; скотовод. Проживал: Кзыл-Ординская обл., Аламесекский, аул 31. Арестован 11 мая 1931 г. Приговорен: Выездная сессия коллегии ОГПУ в Казахстане 19 января 1932 г., обв.: 59-3.. Приговор: ВМН Реабилитирован в марте 1992 г. ГЕНЕРАЛЬНАЯ ПРОКУРАТУРА РК Указ ПВС СССР от 16 января 1989 года Источник: Книга памяти Алма-Атинской обл. (Казахстан)[14]

  • Караев Кощан (Қосжан Караұлы)[K 5][13]

Родился в 1897 г., Кзылординская обл., Алмалыкский р-н, аул 26.; казах; образование начальное; скотовод. Проживал: Кзыл-Ординская обл. аул 31.. Арестован 1 июля 1931 г. Чимкент. ОС ПП ОГПУ. Реабилитирован 21 июня 1933 г. Выездная сессия коллегии ОГПУ в Казахстане за отсутствием состава преступления Источник: Сведения ДКНБ РК по г. Алматы[14] Караев Кощан Родился в 1899 г., Кызылординская обл., Аламесекский р-н, аул 31.; казах; образование начальное; скотовод. Проживал: Кзыл-Ординская обл. аул 31.. Арестован 11 мая 1931 г. Чимкент. ОС ПП ОГПУ. Приговорен: Выездная сессия коллегии ОГПУ в Казахстане 19 января 1932 г., обв.: 59-3 УК РСФСР.. Приговор: ВМН Реабилитирован 20 марта 1992 г. Генпрокуратура РК УКАЗ ПВС СССР ОТ 16.01.1989 Источник: Сведения ДКНБ РК по г. Алматы[14]


Список приговоренных к ссылке и к различным срокам:

  • Айменов Умар (Омар Айменұлы) [K 6][9]

Родился в 1895 г., Актюбинская обл., Иргизский р-н, аул 21.; казах; неграмотный; Проживал: Актюбинская обл., Иргизский р-н, аул 21.. Арестован 23 октября 1930 г. ОГПУ по Актюбинской обл. Приговорен: , обв.: 58-2, 58-8, 58-10, 58-11 УК РСФСР. Приговор: 10 лет ИТЛ Реабилитирован 15 ноября 1930 г. Актюбинская облпрокуратура УКАЗ ПВС СССР ОТ 16.01.1989 Источник: Сведения ДКНБ РК по Актюбинской обл.[14]

  • Жаулбаев Туремтай

Родился в 1871 г., Кустанайский округ, Джетыгаринский р-н, 19 аул.; казах; неграмотный; скотовод. Проживал: Кустанайская обл., Джетыгаринский р-н, 19 аул.. Арестован 15 марта 1930 г. Окружной отдел при ПП ОГПУ в Казахстане. Приговорен: Тройка при ПП ОГПУ в Казахстане 14 июля 1930 г., обв.: 58-2, 58-10, 58-11 УК РСФСР.. Приговор: 3 года условно Реабилитирован 7 августа 1989 г. Прокуратура Казахской ССР УКАЗ ПВС СССР ОТ 16.01.1989 Источник: Сведения ДКНБ РК по г. Алматы[14]

  • Жаналин Айтжан

Родился в 1901 г., Кустанайский округ, Джетыгаринский р-н, 19 аул.; казах; неграмотный; пастух. Проживал: Кустанайская обл., Джетыгаринский р-н, 19 аул.. Арестован 27 марта 1930 г. Окружной отдел при ПП ОГПУ в Казахстане. Приговорен: Тройка при ПП ОГПУ в Казахстане 14 июля 1930 г., обв.: 58-2, 58-10, 58-11 УК РСФСР.. Приговор: 3 года ссылки (высылки) Реабилитирован 7 августа 1989 г. Прокуратура Казахской ССР УКАЗ ПВС СССР ОТ 16.01.1989 Источник: Сведения ДКНБ РК по г. Алматы[14]

  • Кудайбергенов Бисекей

Родился в 1902 г., Актюбинский округ, Иргизский р-н, Иргиз с.; казах; неграмотный; Хлебороб. Проживал: Актюбинская обл., Иргизский р-н, 25 аул.. Арестован 2 апреля 1930 г. Окружной отдел при ПП ОГПУ в Казахстане. Приговорен: Тройка при ПП ОГПУ в Казахстане 14 июля 1930 г., обв.: 58-2, 58-10, 58-11 УК РСФСР.. Приговор: 3 года ссылки (высылки) Реабилитирован 7 августа 1989 г. Прокуратура Казахской ССР УКАЗ ПВС СССР ОТ 16.01.1989 Источник: Сведения ДКНБ РК по г. Алматы[14]

  • Тлеужанов Кудайкул

Родился в 1905 г., Актюбинский округ, Иргизский р-н, 25 аул.; казах; неграмотный; скотовод. Проживал: Актюбинская обл., Иргизский р-н, Иргиз с.. Арестован 15 марта 1930 г. Окружной отдел при ПП ОГПУ в Казахстане. Приговорен: Тройка при ПП ОГПУ в Казахстане 14 июля 1930 г., обв.: 58-2, 58-10, 58-11 УК РСФСР.. Приговор: 3 года условно Реабилитирован 8 августа 1989 г. Прокуратура Казахской ССР УКАЗ ПВС СССР ОТ 16.01.1989 Источник: Сведения ДКНБ РК по г. Алматы[14]

  • Сатанов Жамал

Родился в 1897 г., Актюбинский округ, Иргизский р-н, 25 аул.; казах; неграмотный; скотовод. Проживал: Актюбинская обл., Иргизский р-н, 25 аул.. Арестован 15 марта 1930 г. Окружной отдел при ПП ОГПУ в Казахстане. Приговорен: Тройка при ПП ОГПУ в Казахстане 14 июля 1930 г., обв.: 58-2, 58-10, 58-11 УК РСФСР.. Приговор: 3 года условно Реабилитирован 7 августа 1989 г. Прокуратура Казахской ССР УКАЗ ПВС СССР ОТ 16.01.1989 Источник: Сведения ДКНБ РК по г. Алматы[14]

  • Толентаев Бижан

Родился в 1907 г., Кустанайский округ, Джетыгаринский р-н, 19 аул.; казах; образование начальное; скотовод. Проживал: Кустанайская обл., Джетыгаринский р-н, 19 аул.. Арестован 27 марта 1930 г. Окружной отдел при ПП ОГПУ в Казахстане. Приговорен: Тройка при ПП ОГПУ в Казахстане 14 июля 1930 г., обв.: 58-2, 58-10, 58-11 УК РСФСР.. Приговор: 3 года условно Реабилитирован 7 августа 1989 г. Прокуратура Казахской ССР УКАЗ ПВС СССР ОТ 16.01.1989 Источник: Сведения ДКНБ РК по г. Алматы[14]

Вопросы, исследования, версии и теории

Необходимо отметить тот факт, что со сих пор нет должного изучения в историческом плане восстания сарбазов в прочем, как и других восстаний в Казахстане, ведь за период с 1929 года по 1932 года только в Казахстане было 372 восстания.[15]

Историк Талас Омарбеков (казах.) в 1991 году произвел документальное изучение в архивах КНБ РК фактов Иргизкого восстания, но Кармакшынское (оно же Каракумское или Кзыл-Ординское) восстание не было достаточно освещена, кроме того новые исследования кинорежиссера Еркина Ракышева говорят, что необходимо изучать документы в архивах ФСБ РФ.

Ждут своих исследователей следующие вопросы:

  • Была ли какая-либо организация или группа лиц, стоящая за восставшими, так как прослеживается определенная организованность, ведь судя по восстанию сарбазов видно, что она вспыхнула одновременно на значительной территории от севера Актюбинской и Кустанайской и до юга Кзыл-Ординской областей?
  • Кто были истинными организаторами этих восстаний?
  • Есть ли взаимосвязь Иргизкого и Кармакшынского восстания в ракурсе родоплеменных отношений казахов, так как в этих выступлениях в основном участвовали казахи рода шомекей?

Известно, что ОГПУ (НКВД) используя пытки и другие недозволенные приемы следствия, вынудила многих политических, военных и хозяйственных деятелей Казахстана и других республик СССР признать самые нелепые обвинения. Так казахским деятелям предъявлялись обвинения в том, что они «пытались отделить Казахстан от СССР и сделать его протекторатом Японии», являлись агентами «японских и немецких» разведок. Закрытость дел репрессированных, не давала возможность исследователям проанализировать, и понять, где правда, а где выбитые признания в каждом отдельном случае.

Кинорежиссер Еркин Ракышев в ходе съемок своих документальных фильмов изучал в архивах ФСБ РФ и КНБ РК документы уголовных дел Т. Рыскулова, С. Кожанова, У. Кулымбетова, Т. Жургенова, Ш. Шонановой. На основании своих исследований выдвигает версию, что в Казахстане действительно существовала казахская националистическая организация и была организатором восстаний в период 1929—1931 годы. Ракышев утверждает, что ответственными за Иргизское восстание был Кулымбетов У., за Каракумское — Жургенов Т., за Созакское — Сейфуллин С. и т. д.[16]

Вчитываясь в протокол допроса Ходжанова Султанбека (1894–1938 гг.), можно предположить, что организация могла, используя родоплеменные отношения и родственные связи, на малой родине организовать выступления крестьян против Советской власти:
Вопрос: Расскажите о технике организации восстания в 1930 году?

Ответ: Практически подготовка к восстанию велась следующим образом: каждый из нас, членов организации, имел большие связи в районах, аулах, кишлаках. Среди этих связей была значительная часть родовых авторитетов. Их мы использовали для поднятия восстания. Например, в Яныкурганском районе, Южно-Казахстанской области, жил известный полуфеодал, родной отец члена нашей организации АРАЛБАЕВА. Отец АРАЛБАЕВА пользовался большим влиянием в ряде районов, прилегающих к Яныкургану. Я и ЕСКАРАЕВ теснейшим образом были связаны с полуфеодалами КУТЫБАРОВЫМИ, которые распространяли своё влияние в Кызыл-Кумах и Кара-Кумах. Подобных связей с врагами Советской власти на местах у каждого из нас насчитывалось очень много. Через этих людей и через мусульманское духовенство мы организовывали восстания.

— [www.alexanderyakovlev.org/almanah/inside/almanah-doc/61137] Документ № 155 Протокол допроса С.Х. Ходжанова 31.07.1937

Из протокола допроса Рыскулова Т.:
... к примеру, на территории нынешней Актюбинской области работу по организации восстания вел КУЛУМБЕТОВ Узакпай. Он связался с одним из активных членов организации, лично ему преданным, бывшим уполномоченным Наркомата Внешней торговли по Казахстану НАРЕНОВЫМ и другими и передал им наше мнение о необходимости открытого выступления против коллективизации. КУЛУМБЕТОВ и НАРЕНОВ через свои связи среди байско-мульских элементов, враждебно настроенных к советской власти и спровоцировали восстание в ряде районов Актюбинской области. Это восстание приняло большие размеры, оттуда связывались с повстанцами Туркменистана и добивались установления связей с Ираном.

Аналогичным путём организованы были восстания южных районов Казахстана. В этих восстаниях видную роль должен был играть и играл ЖУРГЕНЕВ Темирбек, работавший тогда в Наркомпросе Узбекистана. ЖУРГЕНЕВ происходил из очень авторитетного байского рода, из семьи крупных баев, в степях Каракума и Кзыл-Кума. Все это было использовано для поднятия восстания. Отец и братья ЖУРГЕНЕВА сами возглавили восстание.

— [istmat.info/node/24545] Спецсообщение Н. И. Ежова И. В. Сталину с приложением протокола допроса Т. Р. Рыскулова. 5 июля 1937 г.

Действительно, Кулымбетов У. и Жургенов Т. были с одного рода Шомекей и родились в Иргизском районе. Кулымбетов У. мог действовать через Жаманмурынова Т. (так же из того же рода), которого тот же Ходжанов С. называл руководителем Актюбинского филиала антисоветской организации. У Жургенова Темирбека отец Кара Жургенов и братья Досжан и Косжан действительно проживали в Кармакчинском районе и принимали активное участие в восстании (кроме того Досжан был командиром одного из отрядов повстанцев).

На допросе на вопрос следователя, каким образом с безоружными повстанцами вы хотели свергнуть Советскую власть, Рыскулов Т. ответил, что они и не надеялись на победу, и надежда была на то, что массовые выступления населения укажут Центральному Комитету Компартии о ошибочном пути развитии страны.

Напишите отзыв о статье "Антисоветское восстание сарбазов 1930 года"

Комментарии

  1. Возможно - Торешев Карабек. Родился в 1890 г., Кзыл-Ординская обл., Иргизский р-н, 37 аул.; казах; образование начальное; скотовод. Проживал: Кзыл-Ординская обл., Иргизский. Арестован 2 декабря 1931 г. Приговорен: Тройка при ПП ОГПУ в Казахстане 2 марта 1932 г., обв.: 58-2, 59-3.. Приговор: лишению свободы в концлагере на 5 лет. Реабилитирован в августе 1999 г. Прокуратура Бостандыкского района г.Алматы Закон РК от 14 апреля 1993 года. Источник: Книга памяти Алма-Атинской обл. (Казахстан).Общество «Мемориал»
  2. Возможно Аяпберген - родной брат Сыдыка Айменова[9]
  3. Родной брат Тосова Акмырза ахуна
  4. Родной брат Т. Жургенова
  5. Родной брат Т. Жургенова
  6. Родной брат Айменова Сыдыка

Примечания

  1. 1 2 3 4 5 6 7 8 Талас Омарбеков. статья "Халық қаһары". — Алма-Ата: Журнал "Жулдыз (Звезда)", 1991.
  2. 1 2 [istmat.info/node/27089 Сборник оперативных справок СОУ ОГПУ по отдельным районам Советского Союза. 15 марта 1930 г.]
  3. 1 2 3 Энциклопедия "Актобе". — Актобе: Отандастар-Полиграфия, 2002.
  4. составитель Коживаев М.К. Насильственная коллективизация и голод в Казахстане в 1931-1933 гг: сборник документов и материалов. — Алматы: Фонд "XXI век", 1998.
  5. [www.group-global.org/ru/node/20925 Каракумское восстание 1930 года. Айтжан Оразбаков]
  6. 1 2 3 4 [istmat.info/node/26647 Справка КРО ОГПУ «Предварительные итоги оперативной работы органов ОГПУ по борьбе с контрреволюцией в деревне с 1 января по 15 апреля 1930 г.». 29 апреля 1930 г.]
  7. 1 2 С.Оразымбетов. Иргиз. — Алматы: Өлке, 1995.
  8. Бакытжан Ахметбек. [www.kzvesti.kz/17-1-2015/5104-batyry-zemli-syra.html статья "Батыры земли Сыра"]. — Кызылорда: Газета «Кызылординские вести», 2015.
  9. 1 2 3 А.Алматов, Б.Мырзабаев, Р.Бекназаров, Д. Ержанов, А.Байманов. Құйылыс. Тоқалар шежіресі. — Алматы: Arna-b, 2010.
  10. А.Кузембайулы, Е.Абиль. ИСТОРИЯ КАЗАХСТАНА. — Костанай: Костанайский региональный институт исторических исследований, 2006.
  11. [istmat.info/node/27126 Оперразведсводка № 124 ОО ОГПУ И КРО ОГПУ по борьбе с бандитизмом с 6 по 15 сентября 1930 г. ]
  12. [istmat.info/node/27135 Оперразведсводка № 133 ОО ОГПУ по борьбе с бандитизмом за период с 15 по 20 ноября 1930 г. ]
  13. 1 2 3 Дайрабаев Т. Кете Шомекей шежіресі. — Алматы: Ана тілі, 1995. — 167 с.
  14. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 Общество «Мемориал». [lists.memo.ru/ проект «Жертвы политического террора в СССР»].
  15. Еркин Ракышев. Документальный фильм «Темір нарком Темірбек». — 2015.
  16. Талгат Жанысбай. [zhasalash.kz/suhbattar/13823.html?lang=kz интервью с Е.Ракышевым "Қазақ ұлтшылдарының астыртын ұйымы болған ба?"]. — газета "Жас Алаш", 15.01.2015.

Дополнительные ссылки

  • [rosagr.natm.ru/memorybook.php Репрессированная Россия Книга Памяти]
  • [articlekz.com/article/7203 Сопротивление масс коллективизации в Казахстане (1929—1933 гг.)]

Отрывок, характеризующий Антисоветское восстание сарбазов 1930 года

Предчувствие Анны Павловны оправдалось, и в городе все утро царствовало радостно праздничное настроение духа. Все признавали победу совершенною, и некоторые уже говорили о пленении самого Наполеона, о низложении его и избрании новой главы для Франции.
Вдали от дела и среди условий придворной жизни весьма трудно, чтобы события отражались во всей их полноте и силе. Невольно события общие группируются около одного какого нибудь частного случая. Так теперь главная радость придворных заключалась столько же в том, что мы победили, сколько и в том, что известие об этой победе пришлось именно в день рождения государя. Это было как удавшийся сюрприз. В известии Кутузова сказано было тоже о потерях русских, и в числе их названы Тучков, Багратион, Кутайсов. Тоже и печальная сторона события невольно в здешнем, петербургском мире сгруппировалась около одного события – смерти Кутайсова. Его все знали, государь любил его, он был молод и интересен. В этот день все встречались с словами:
– Как удивительно случилось. В самый молебен. А какая потеря Кутайсов! Ах, как жаль!
– Что я вам говорил про Кутузова? – говорил теперь князь Василий с гордостью пророка. – Я говорил всегда, что он один способен победить Наполеона.
Но на другой день не получалось известия из армии, и общий голос стал тревожен. Придворные страдали за страдания неизвестности, в которой находился государь.
– Каково положение государя! – говорили придворные и уже не превозносили, как третьего дня, а теперь осуждали Кутузова, бывшего причиной беспокойства государя. Князь Василий в этот день уже не хвастался более своим protege Кутузовым, а хранил молчание, когда речь заходила о главнокомандующем. Кроме того, к вечеру этого дня как будто все соединилось для того, чтобы повергнуть в тревогу и беспокойство петербургских жителей: присоединилась еще одна страшная новость. Графиня Елена Безухова скоропостижно умерла от этой страшной болезни, которую так приятно было выговаривать. Официально в больших обществах все говорили, что графиня Безухова умерла от страшного припадка angine pectorale [грудной ангины], но в интимных кружках рассказывали подробности о том, как le medecin intime de la Reine d'Espagne [лейб медик королевы испанской] предписал Элен небольшие дозы какого то лекарства для произведения известного действия; но как Элен, мучимая тем, что старый граф подозревал ее, и тем, что муж, которому она писала (этот несчастный развратный Пьер), не отвечал ей, вдруг приняла огромную дозу выписанного ей лекарства и умерла в мучениях, прежде чем могли подать помощь. Рассказывали, что князь Василий и старый граф взялись было за итальянца; но итальянец показал такие записки от несчастной покойницы, что его тотчас же отпустили.
Общий разговор сосредоточился около трех печальных событий: неизвестности государя, погибели Кутайсова и смерти Элен.
На третий день после донесения Кутузова в Петербург приехал помещик из Москвы, и по всему городу распространилось известие о сдаче Москвы французам. Это было ужасно! Каково было положение государя! Кутузов был изменник, и князь Василий во время visites de condoleance [визитов соболезнования] по случаю смерти его дочери, которые ему делали, говорил о прежде восхваляемом им Кутузове (ему простительно было в печали забыть то, что он говорил прежде), он говорил, что нельзя было ожидать ничего другого от слепого и развратного старика.
– Я удивляюсь только, как можно было поручить такому человеку судьбу России.
Пока известие это было еще неофициально, в нем можно было еще сомневаться, но на другой день пришло от графа Растопчина следующее донесение:
«Адъютант князя Кутузова привез мне письмо, в коем он требует от меня полицейских офицеров для сопровождения армии на Рязанскую дорогу. Он говорит, что с сожалением оставляет Москву. Государь! поступок Кутузова решает жребий столицы и Вашей империи. Россия содрогнется, узнав об уступлении города, где сосредоточивается величие России, где прах Ваших предков. Я последую за армией. Я все вывез, мне остается плакать об участи моего отечества».
Получив это донесение, государь послал с князем Волконским следующий рескрипт Кутузову:
«Князь Михаил Иларионович! С 29 августа не имею я никаких донесений от вас. Между тем от 1 го сентября получил я через Ярославль, от московского главнокомандующего, печальное известие, что вы решились с армиею оставить Москву. Вы сами можете вообразить действие, какое произвело на меня это известие, а молчание ваше усугубляет мое удивление. Я отправляю с сим генерал адъютанта князя Волконского, дабы узнать от вас о положении армии и о побудивших вас причинах к столь печальной решимости».


Девять дней после оставления Москвы в Петербург приехал посланный от Кутузова с официальным известием об оставлении Москвы. Посланный этот был француз Мишо, не знавший по русски, но quoique etranger, Busse de c?ur et d'ame, [впрочем, хотя иностранец, но русский в глубине души,] как он сам говорил про себя.
Государь тотчас же принял посланного в своем кабинете, во дворце Каменного острова. Мишо, который никогда не видал Москвы до кампании и который не знал по русски, чувствовал себя все таки растроганным, когда он явился перед notre tres gracieux souverain [нашим всемилостивейшим повелителем] (как он писал) с известием о пожаре Москвы, dont les flammes eclairaient sa route [пламя которой освещало его путь].
Хотя источник chagrin [горя] г на Мишо и должен был быть другой, чем тот, из которого вытекало горе русских людей, Мишо имел такое печальное лицо, когда он был введен в кабинет государя, что государь тотчас же спросил у него:
– M'apportez vous de tristes nouvelles, colonel? [Какие известия привезли вы мне? Дурные, полковник?]
– Bien tristes, sire, – отвечал Мишо, со вздохом опуская глаза, – l'abandon de Moscou. [Очень дурные, ваше величество, оставление Москвы.]
– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.
– Colonel Michaud, n'oubliez pas ce que je vous dis ici; peut etre qu'un jour nous nous le rappellerons avec plaisir… Napoleon ou moi, – сказал государь, дотрогиваясь до груди. – Nous ne pouvons plus regner ensemble. J'ai appris a le connaitre, il ne me trompera plus… [Полковник Мишо, не забудьте, что я вам сказал здесь; может быть, мы когда нибудь вспомним об этом с удовольствием… Наполеон или я… Мы больше не можем царствовать вместе. Я узнал его теперь, и он меня больше не обманет…] – И государь, нахмурившись, замолчал. Услышав эти слова, увидав выражение твердой решимости в глазах государя, Мишо – quoique etranger, mais Russe de c?ur et d'ame – почувствовал себя в эту торжественную минуту – entousiasme par tout ce qu'il venait d'entendre [хотя иностранец, но русский в глубине души… восхищенным всем тем, что он услышал] (как он говорил впоследствии), и он в следующих выражениях изобразил как свои чувства, так и чувства русского народа, которого он считал себя уполномоченным.
– Sire! – сказал он. – Votre Majeste signe dans ce moment la gloire de la nation et le salut de l'Europe! [Государь! Ваше величество подписывает в эту минуту славу народа и спасение Европы!]
Государь наклонением головы отпустил Мишо.


В то время как Россия была до половины завоевана, и жители Москвы бежали в дальние губернии, и ополченье за ополченьем поднималось на защиту отечества, невольно представляется нам, не жившим в то время, что все русские люди от мала до велика были заняты только тем, чтобы жертвовать собою, спасать отечество или плакать над его погибелью. Рассказы, описания того времени все без исключения говорят только о самопожертвовании, любви к отечеству, отчаянье, горе и геройстве русских. В действительности же это так не было. Нам кажется это так только потому, что мы видим из прошедшего один общий исторический интерес того времени и не видим всех тех личных, человеческих интересов, которые были у людей того времени. А между тем в действительности те личные интересы настоящего до такой степени значительнее общих интересов, что из за них никогда не чувствуется (вовсе не заметен даже) интерес общий. Большая часть людей того времени не обращали никакого внимания на общий ход дел, а руководились только личными интересами настоящего. И эти то люди были самыми полезными деятелями того времени.
Те же, которые пытались понять общий ход дел и с самопожертвованием и геройством хотели участвовать в нем, были самые бесполезные члены общества; они видели все навыворот, и все, что они делали для пользы, оказывалось бесполезным вздором, как полки Пьера, Мамонова, грабившие русские деревни, как корпия, щипанная барынями и никогда не доходившая до раненых, и т. п. Даже те, которые, любя поумничать и выразить свои чувства, толковали о настоящем положении России, невольно носили в речах своих отпечаток или притворства и лжи, или бесполезного осуждения и злобы на людей, обвиняемых за то, в чем никто не мог быть виноват. В исторических событиях очевиднее всего запрещение вкушения плода древа познания. Только одна бессознательная деятельность приносит плоды, и человек, играющий роль в историческом событии, никогда не понимает его значения. Ежели он пытается понять его, он поражается бесплодностью.
Значение совершавшегося тогда в России события тем незаметнее было, чем ближе было в нем участие человека. В Петербурге и губернских городах, отдаленных от Москвы, дамы и мужчины в ополченских мундирах оплакивали Россию и столицу и говорили о самопожертвовании и т. п.; но в армии, которая отступала за Москву, почти не говорили и не думали о Москве, и, глядя на ее пожарище, никто не клялся отомстить французам, а думали о следующей трети жалованья, о следующей стоянке, о Матрешке маркитантше и тому подобное…
Николай Ростов без всякой цели самопожертвования, а случайно, так как война застала его на службе, принимал близкое и продолжительное участие в защите отечества и потому без отчаяния и мрачных умозаключений смотрел на то, что совершалось тогда в России. Ежели бы у него спросили, что он думает о теперешнем положении России, он бы сказал, что ему думать нечего, что на то есть Кутузов и другие, а что он слышал, что комплектуются полки, и что, должно быть, драться еще долго будут, и что при теперешних обстоятельствах ему не мудрено года через два получить полк.
По тому, что он так смотрел на дело, он не только без сокрушения о том, что лишается участия в последней борьбе, принял известие о назначении его в командировку за ремонтом для дивизии в Воронеж, но и с величайшим удовольствием, которое он не скрывал и которое весьма хорошо понимали его товарищи.
За несколько дней до Бородинского сражения Николай получил деньги, бумаги и, послав вперед гусар, на почтовых поехал в Воронеж.
Только тот, кто испытал это, то есть пробыл несколько месяцев не переставая в атмосфере военной, боевой жизни, может понять то наслаждение, которое испытывал Николай, когда он выбрался из того района, до которого достигали войска своими фуражировками, подвозами провианта, гошпиталями; когда он, без солдат, фур, грязных следов присутствия лагеря, увидал деревни с мужиками и бабами, помещичьи дома, поля с пасущимся скотом, станционные дома с заснувшими смотрителями. Он почувствовал такую радость, как будто в первый раз все это видел. В особенности то, что долго удивляло и радовало его, – это были женщины, молодые, здоровые, за каждой из которых не было десятка ухаживающих офицеров, и женщины, которые рады и польщены были тем, что проезжий офицер шутит с ними.
В самом веселом расположении духа Николай ночью приехал в Воронеж в гостиницу, заказал себе все то, чего он долго лишен был в армии, и на другой день, чисто начисто выбрившись и надев давно не надеванную парадную форму, поехал являться к начальству.
Начальник ополчения был статский генерал, старый человек, который, видимо, забавлялся своим военным званием и чином. Он сердито (думая, что в этом военное свойство) принял Николая и значительно, как бы имея на то право и как бы обсуживая общий ход дела, одобряя и не одобряя, расспрашивал его. Николай был так весел, что ему только забавно было это.
От начальника ополчения он поехал к губернатору. Губернатор был маленький живой человечек, весьма ласковый и простой. Он указал Николаю на те заводы, в которых он мог достать лошадей, рекомендовал ему барышника в городе и помещика за двадцать верст от города, у которых были лучшие лошади, и обещал всякое содействие.
– Вы графа Ильи Андреевича сын? Моя жена очень дружна была с вашей матушкой. По четвергам у меня собираются; нынче четверг, милости прошу ко мне запросто, – сказал губернатор, отпуская его.
Прямо от губернатора Николай взял перекладную и, посадив с собою вахмистра, поскакал за двадцать верст на завод к помещику. Все в это первое время пребывания его в Воронеже было для Николая весело и легко, и все, как это бывает, когда человек сам хорошо расположен, все ладилось и спорилось.
Помещик, к которому приехал Николай, был старый кавалерист холостяк, лошадиный знаток, охотник, владетель коверной, столетней запеканки, старого венгерского и чудных лошадей.
Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
Катерина Петровна действительно стала играть вальсы и экосезы, и начались танцы, в которых Николай еще более пленил своей ловкостью все губернское общество. Он удивил даже всех своей особенной, развязной манерой в танцах. Николай сам был несколько удивлен своей манерой танцевать в этот вечер. Он никогда так не танцевал в Москве и счел бы даже неприличным и mauvais genre [дурным тоном] такую слишком развязную манеру танца; но здесь он чувствовал потребность удивить их всех чем нибудь необыкновенным, чем нибудь таким, что они должны были принять за обыкновенное в столицах, но неизвестное еще им в провинции.
Во весь вечер Николай обращал больше всего внимания на голубоглазую, полную и миловидную блондинку, жену одного из губернских чиновников. С тем наивным убеждением развеселившихся молодых людей, что чужие жены сотворены для них, Ростов не отходил от этой дамы и дружески, несколько заговорщически, обращался с ее мужем, как будто они хотя и не говорили этого, но знали, как славно они сойдутся – то есть Николай с женой этого мужа. Муж, однако, казалось, не разделял этого убеждения и старался мрачно обращаться с Ростовым. Но добродушная наивность Николая была так безгранична, что иногда муж невольно поддавался веселому настроению духа Николая. К концу вечера, однако, по мере того как лицо жены становилось все румянее и оживленнее, лицо ее мужа становилось все грустнее и бледнее, как будто доля оживления была одна на обоих, и по мере того как она увеличивалась в жене, она уменьшалась в муже.


Николай, с несходящей улыбкой на лице, несколько изогнувшись на кресле, сидел, близко наклоняясь над блондинкой и говоря ей мифологические комплименты.
Переменяя бойко положение ног в натянутых рейтузах, распространяя от себя запах духов и любуясь и своей дамой, и собою, и красивыми формами своих ног под натянутыми кичкирами, Николай говорил блондинке, что он хочет здесь, в Воронеже, похитить одну даму.
– Какую же?
– Прелестную, божественную. Глаза у ней (Николай посмотрел на собеседницу) голубые, рот – кораллы, белизна… – он глядел на плечи, – стан – Дианы…
Муж подошел к ним и мрачно спросил у жены, о чем она говорит.
– А! Никита Иваныч, – сказал Николай, учтиво вставая. И, как бы желая, чтобы Никита Иваныч принял участие в его шутках, он начал и ему сообщать свое намерение похитить одну блондинку.
Муж улыбался угрюмо, жена весело. Добрая губернаторша с неодобрительным видом подошла к ним.
– Анна Игнатьевна хочет тебя видеть, Nicolas, – сказала она, таким голосом выговаривая слова: Анна Игнатьевна, что Ростову сейчас стало понятно, что Анна Игнатьевна очень важная дама. – Пойдем, Nicolas. Ведь ты позволил мне так называть тебя?
– О да, ma tante. Кто же это?
– Анна Игнатьевна Мальвинцева. Она слышала о тебе от своей племянницы, как ты спас ее… Угадаешь?..
– Мало ли я их там спасал! – сказал Николай.
– Ее племянницу, княжну Болконскую. Она здесь, в Воронеже, с теткой. Ого! как покраснел! Что, или?..
– И не думал, полноте, ma tante.
– Ну хорошо, хорошо. О! какой ты!
Губернаторша подводила его к высокой и очень толстой старухе в голубом токе, только что кончившей свою карточную партию с самыми важными лицами в городе. Это была Мальвинцева, тетка княжны Марьи по матери, богатая бездетная вдова, жившая всегда в Воронеже. Она стояла, рассчитываясь за карты, когда Ростов подошел к ней. Она строго и важно прищурилась, взглянула на него и продолжала бранить генерала, выигравшего у нее.
– Очень рада, мой милый, – сказала она, протянув ему руку. – Милости прошу ко мне.
Поговорив о княжне Марье и покойнике ее отце, которого, видимо, не любила Мальвинцева, и расспросив о том, что Николай знал о князе Андрее, который тоже, видимо, не пользовался ее милостями, важная старуха отпустила его, повторив приглашение быть у нее.
Николай обещал и опять покраснел, когда откланивался Мальвинцевой. При упоминании о княжне Марье Ростов испытывал непонятное для него самого чувство застенчивости, даже страха.
Отходя от Мальвинцевой, Ростов хотел вернуться к танцам, но маленькая губернаторша положила свою пухленькую ручку на рукав Николая и, сказав, что ей нужно поговорить с ним, повела его в диванную, из которой бывшие в ней вышли тотчас же, чтобы не мешать губернаторше.
– Знаешь, mon cher, – сказала губернаторша с серьезным выражением маленького доброго лица, – вот это тебе точно партия; хочешь, я тебя сосватаю?
– Кого, ma tante? – спросил Николай.
– Княжну сосватаю. Катерина Петровна говорит, что Лили, а по моему, нет, – княжна. Хочешь? Я уверена, твоя maman благодарить будет. Право, какая девушка, прелесть! И она совсем не так дурна.
– Совсем нет, – как бы обидевшись, сказал Николай. – Я, ma tante, как следует солдату, никуда не напрашиваюсь и ни от чего не отказываюсь, – сказал Ростов прежде, чем он успел подумать о том, что он говорит.
– Так помни же: это не шутка.
– Какая шутка!
– Да, да, – как бы сама с собою говоря, сказала губернаторша. – А вот что еще, mon cher, entre autres. Vous etes trop assidu aupres de l'autre, la blonde. [мой друг. Ты слишком ухаживаешь за той, за белокурой.] Муж уж жалок, право…
– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.


Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.