Кианто, Илмари

Илмари Кианто
Ilmari Kianto
Дата рождения:	7 мая 1874(1874-05-07)
Место рождения:	Пулккила, Великое Княжество Финляндское
Дата смерти:	27 апреля 1970(1970-04-27) (95 лет)
Место смерти:	Хельсинки
Язык произведений:	финский
Дебют:	1896

Илмари Кианто (фин. Ilmari Kianto, настоящая фамилия Каламниус, швед. Calamnius; 7 мая 1874, Пулккила, Великое Княжество Финляндское — 27 апреля 1970, Хельсинки, Финляндия; также известен как Илмари Каламниус, Илмари Ики-Кианто) — финский писатель, поэт.

Биография

Родился в семье лютеранского священника, на севере Финляндии в городке Пулккила. В семье было 8 детей, из которых Илмари был шестым. Окончил школу в городке Ии, а затем, в 1892 году, лицей в Оулу. После окончания школы поступил на факультет теологии Хельсинкского университета, однако в том же году добровольно пошёл служить в армию. Среди прочих мест служил в Красном Селе под Санкт-Петербургом, где написал ряд заметок для финского журнала Suomentar. Впоследствии, на основании мыслей, изложенных в этих записках, подвергся обвинениям в сепаратизме. В 1893 году продолжил обучение в университете где стал изучать русский и финский языки. Ещё будучи студентом, начал карьеру писателя. Его первая книга «На ложном поприще», где Кианто описал свой армейский опыт, вышла в 1896 году, когда автору было 22 года. В течение последующих трех лет опубликовал несколько стихотворных сборников. В подборе стихов для одного из них Кианто помогал Эйно Лейно, бывший его школьным другом. В 1897 году Кианто стал одним из основателей Союза финских писателей. В 1900 году получил звание магистра и продолжил своё обучение в Московском университете. Впоследствии годы, проведенные в Москве, он описал в книге «Московский магистр» (фин. Moskovan maisteri;1946). В 1902 году предпринял путешествие по южной России, описав его в книге «От берегов Кианты — через Каспий» (фин. Kiannan rannoilta Kaspian poikki v. 1902; 1903). Изучая русский язык, в том числе, по книгам Л. Н. Толстого, вступил с ним в переписку и стал активным сторонником его учения. Неоднократно, с позиций толстовства, критиковал официальную церковь, выступив с рядом статей. В 1914 году совершил путешествие по Беломорской Карелии, намереваясь на лодке добраться до Соловецких островов, но начавшаяся война помешала этим планам.

Интересные факты

Во время зимней войны (см. Битва при Суомуссалми) Илмари Кианто оставил на крыльце покинутого его семьей дома в местечке Турьянлинна рядом с городком Суомуссалми обращение к советским солдатам на русском языке, где сообщал, что он три года жил в Москве и просил не трогать его дом и дома его родственников. Этот его поступок впоследствии послужил основанием для обвинения в шпионаже и государственной измене. Кианто был на полгода заключен в тюрьму и исключен из им же созданного союза писателей Финляндии. Дом писателя был сожжён в ходе боёв финскими войсками, осталась только сауна. Недалеко от этого места также был тяжело ранен сын писателя, Габриель

Ян Сибелиус использовал стихотворение Кианто «Lastu lainehilla» (Лесные волны) в своем произведении «Последние семь песен», Op.17 (1902).

Современный финский композитор Аулис Саллинен написал одноименную оперу на либретто по роману Кианто «Красная линия».

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Илмари Кианто
• [www.kolumbus.fi/kansi.kianto/ Ilmari Kianto -seura ry]  (фин.)  (Проверено 11 июня 2010)
• [www.recmusic.org/lieder/get_text.html?TextId=3513 Text of 'Lastu lainehilla']  (фин.)  (Проверено 11 июня 2010)

Отрывок, характеризующий Кианто, Илмари

Княжна Марья, не предвидя этому конца, первая встала и, жалуясь на мигрень, стала прощаться.
– Так вы завтра едете в Петербург? – сказала ока.
– Нет, я не еду, – с удивлением и как будто обидясь, поспешно сказал Пьер. – Да нет, в Петербург? Завтра; только я не прощаюсь. Я заеду за комиссиями, – сказал он, стоя перед княжной Марьей, краснея и не уходя.
Наташа подала ему руку и вышла. Княжна Марья, напротив, вместо того чтобы уйти, опустилась в кресло и своим лучистым, глубоким взглядом строго и внимательно посмотрела на Пьера. Усталость, которую она очевидно выказывала перед этим, теперь совсем прошла. Она тяжело и продолжительно вздохнула, как будто приготавливаясь к длинному разговору.
Все смущение и неловкость Пьера, при удалении Наташи, мгновенно исчезли и заменились взволнованным оживлением. Он быстро придвинул кресло совсем близко к княжне Марье.
– Да, я и хотел сказать вам, – сказал он, отвечая, как на слова, на ее взгляд. – Княжна, помогите мне. Что мне делать? Могу я надеяться? Княжна, друг мой, выслушайте меня. Я все знаю. Я знаю, что я не стою ее; я знаю, что теперь невозможно говорить об этом. Но я хочу быть братом ей. Нет, я не хочу.. я не могу…
Он остановился и потер себе лицо и глаза руками.
– Ну, вот, – продолжал он, видимо сделав усилие над собой, чтобы говорить связно. – Я не знаю, с каких пор я люблю ее. Но я одну только ее, одну любил во всю мою жизнь и люблю так, что без нее не могу себе представить жизни. Просить руки ее теперь я не решаюсь; но мысль о том, что, может быть, она могла бы быть моею и что я упущу эту возможность… возможность… ужасна. Скажите, могу я надеяться? Скажите, что мне делать? Милая княжна, – сказал он, помолчав немного и тронув ее за руку, так как она не отвечала.
– Я думаю о том, что вы мне сказали, – отвечала княжна Марья. – Вот что я скажу вам. Вы правы, что теперь говорить ей об любви… – Княжна остановилась. Она хотела сказать: говорить ей о любви теперь невозможно; но она остановилась, потому что она третий день видела по вдруг переменившейся Наташе, что не только Наташа не оскорбилась бы, если б ей Пьер высказал свою любовь, но что она одного только этого и желала.
– Говорить ей теперь… нельзя, – все таки сказала княжна Марья.
– Но что же мне делать?
– Поручите это мне, – сказала княжна Марья. – Я знаю…
Пьер смотрел в глаза княжне Марье.
– Ну, ну… – говорил он.
– Я знаю, что она любит… полюбит вас, – поправилась княжна Марья.
Не успела она сказать эти слова, как Пьер вскочил и с испуганным лицом схватил за руку княжну Марью.
– Отчего вы думаете? Вы думаете, что я могу надеяться? Вы думаете?!
– Да, думаю, – улыбаясь, сказала княжна Марья. – Напишите родителям. И поручите мне. Я скажу ей, когда будет можно. Я желаю этого. И сердце мое чувствует, что это будет.
– Нет, это не может быть! Как я счастлив! Но это не может быть… Как я счастлив! Нет, не может быть! – говорил Пьер, целуя руки княжны Марьи.
– Вы поезжайте в Петербург; это лучше. А я напишу вам, – сказала она.
– В Петербург? Ехать? Хорошо, да, ехать. Но завтра я могу приехать к вам?
На другой день Пьер приехал проститься. Наташа была менее оживлена, чем в прежние дни; но в этот день, иногда взглянув ей в глаза, Пьер чувствовал, что он исчезает, что ни его, ни ее нет больше, а есть одно чувство счастья. «Неужели? Нет, не может быть», – говорил он себе при каждом ее взгляде, жесте, слове, наполнявших его душу радостью.
Когда он, прощаясь с нею, взял ее тонкую, худую руку, он невольно несколько дольше удержал ее в своей.
«Неужели эта рука, это лицо, эти глаза, все это чуждое мне сокровище женской прелести, неужели это все будет вечно мое, привычное, такое же, каким я сам для себя? Нет, это невозможно!..»
– Прощайте, граф, – сказала она ему громко. – Я очень буду ждать вас, – прибавила она шепотом.
И эти простые слова, взгляд и выражение лица, сопровождавшие их, в продолжение двух месяцев составляли предмет неистощимых воспоминаний, объяснений и счастливых мечтаний Пьера. «Я очень буду ждать вас… Да, да, как она сказала? Да, я очень буду ждать вас. Ах, как я счастлив! Что ж это такое, как я счастлив!» – говорил себе Пьер.