Киви, Алексис
| Алексис Киви | |
| Aleksis Kivi | |
 Портрет Киви работы Эдельфельта, 1873 | |
| Имя при рождении: |
Aleksis Stenvall |
|---|---|
| Дата рождения: | |
| Место рождения: | |
| Дата смерти: |
31 декабря 1872 (38 лет) |
| Место смерти: | |
| Гражданство: | |
| Род деятельности: |
писатель, поэт |
| Направление: | |
| Язык произведений: | |
| Дебют: |
«Куллерво» (1860) |
| Премии: |
Премия Финляндского литературного общества |
А́лексис Ки́ви (фин. Aleksis Kivi, наст. фам. Стенвалль, швед. Stenvall; 10 октября 1834, Нурмиярви, Великое княжество Финляндское — 31 декабря 1872, Туусула, Великое княжество Финляндское) — финский писатель, основоположник реалистической литературы на финском языке.
Биография
Алексис Стенвалль (Киви — его литературный псевдоним) родился в семье деревенского портного Ээрика Йохана Стенвалля. Предки писателя происходили из старинных финских родов Пеккола (по отцовской линии), Ханнула, Симола и Маула (по материнской линии)[1]. Выучившись шведскому языку у старого матроса, он лишь с 12 лет начал учиться в одной из хельсинкских школ и после окончания её в возрасте 23 лет поступил в университет. Болезни и бедность помешали регулярным занятиям начинающего писателя; основу своих обширных знаний Киви заложил самообразованием, много и интенсивно читая Сервантеса, Шекспира, Хольберга, «Калевалу». На один из сюжетов финского народного эпоса он написал романтическую трагедию о рабе-бунтаре («Куллерво», 1860), удостоившуюся премии Финляндского литературного общества. После нескольких лет скитаний Киви обосновался в деревенской местности Шундео неподалёку от Хельсинки, где всецело занялся литературным творчеством. Здесь он написал превосходную «комедию характеров» «Сапожники Нумми» (1864), сборник лирических стихотворений «Канервала» (1866) и одноактную лирическую пьесу на библейскую тему «Лия» (1869). С её постановки в том же 1869 г. ведет своё начало финноязычный театр страны.
Венцом реалистических тенденций в творчестве Киви стал роман «Семеро братьев», законченный им за два года до смерти, последовавшей от тяжёлого душевного заболевания. Лишь в краткие промежутки просветления писатель узнавал о всеобщем признании, которое получило его творчество. Киви написал двенадцать пьес, один роман, и также немного рассказов — четырнадцать работ за семь лет.
Критика
«Семеро братьев» — первый финский роман, написанный по-фински, а не по-шведски. Поэтому в настоящее время он считается одним из самых важных романов финской литературы. Писатель сам рассказывает в конце книги: «И вот я рассказал о семи братьях из лесов Финляндии. А что ещё мне можно рассказать об их жизни на земле?»
Тем не менее, сразу после опубликования романа вокруг него разразились большие дебаты. Критики разделились на два лагеря — одни отнеслись с симпатией и возлагали на роман большие надежды, подчёркивая, что роман может дать большой импульс развитию финской литературы; другие восприняли роман весьма скептически. Так, известный критик, исследователь финно-угорских языков и поэт Август Альквист написал: «Наш народ совсем не такой, каковы герои этой книги. Спокойный и серьёзный народ, возделавший поля Финляндии, не имеет ничего общего с ново-поселенцами Импиваара»; он также назвал роман «нелепостью» и «пятном позора на финской литературе».
В настоящее время роман «Семеро братьев» переведён уже на двадцать пять языков мира.
Киви до сих пор считается непревзойдённым мастером прозы. Он — первый профессиональный писатель страны, писавший на финском языке, и один из основоположников финского литературного языка.
Увековечение памяти
- Памятники Алексису Киви установлены перед Национальным Театром в Хельсинки, в Нурмиярви, Туусула и Тампере. В Хельсинки и Турку действуют общества его имени. Установлен день памяти Киви — ежегодно проводятся любительские спектакли по пьесам Киви.
- Дом, в котором жил А.Киви, реконструирован и превращён в музей, а дом в Туусула, где он закончил свой жизненный путь, и его могила стали объектами паломничества.
Источники
- ↑ [www.genealogia.fi/genos/55/55_137.htm Родословная]
Напишите отзыв о статье "Киви, Алексис"
Литература
- Сто замечательных финнов. Калейдоскоп биографий = 100 suomalaista pienoiselämäkertaa venäjäksi / Ред. Тимо Вихавайнен (Timo Vihavainen); пер. с финск. И. М. Соломеща. — Хельсинки: Общество финской литературы (Suomalaisen Kirjallisuuden Seura), 2004. — 814 с. — ISBN 951-746-522-X.. — [www.kansallisbiografia.fi/pdf/kb_ru.pdf Электронная версия] (Проверено 26 января 2009)
Ссылки
-
На Викискладе есть медиафайлы по теме Киви, Алексис - [www.aleksiskivi-kansalliskirjailija.fi/ Сайт, посвящённый Алексису Киви]
- [www.kivi-juhlat.fi/ Сайт, посвящённый фестивалю, организуемому в честь Киви]
Отрывок, характеризующий Киви, Алексис
В самом счастливом состоянии духа возвращаясь из своего южного путешествия, Пьер исполнил свое давнишнее намерение заехать к своему другу Болконскому, которого он не видал два года.
Богучарово лежало в некрасивой, плоской местности, покрытой полями и срубленными и несрубленными еловыми и березовыми лесами. Барский двор находился на конце прямой, по большой дороге расположенной деревни, за вновь вырытым, полно налитым прудом, с необросшими еще травой берегами, в середине молодого леса, между которым стояло несколько больших сосен.
Барский двор состоял из гумна, надворных построек, конюшень, бани, флигеля и большого каменного дома с полукруглым фронтоном, который еще строился. Вокруг дома был рассажен молодой сад. Ограды и ворота были прочные и новые; под навесом стояли две пожарные трубы и бочка, выкрашенная зеленой краской; дороги были прямые, мосты были крепкие с перилами. На всем лежал отпечаток аккуратности и хозяйственности. Встретившиеся дворовые, на вопрос, где живет князь, указали на небольшой, новый флигелек, стоящий у самого края пруда. Старый дядька князя Андрея, Антон, высадил Пьера из коляски, сказал, что князь дома, и проводил его в чистую, маленькую прихожую.
Пьера поразила скромность маленького, хотя и чистенького домика после тех блестящих условий, в которых последний раз он видел своего друга в Петербурге. Он поспешно вошел в пахнущую еще сосной, не отштукатуренную, маленькую залу и хотел итти дальше, но Антон на цыпочках пробежал вперед и постучался в дверь.
– Ну, что там? – послышался резкий, неприятный голос.
– Гость, – отвечал Антон.
– Проси подождать, – и послышался отодвинутый стул. Пьер быстрыми шагами подошел к двери и столкнулся лицом к лицу с выходившим к нему, нахмуренным и постаревшим, князем Андреем. Пьер обнял его и, подняв очки, целовал его в щеки и близко смотрел на него.
– Вот не ждал, очень рад, – сказал князь Андрей. Пьер ничего не говорил; он удивленно, не спуская глаз, смотрел на своего друга. Его поразила происшедшая перемена в князе Андрее. Слова были ласковы, улыбка была на губах и лице князя Андрея, но взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного и веселого блеска. Не то, что похудел, побледнел, возмужал его друг; но взгляд этот и морщинка на лбу, выражавшие долгое сосредоточение на чем то одном, поражали и отчуждали Пьера, пока он не привык к ним.
При свидании после долгой разлуки, как это всегда бывает, разговор долго не мог остановиться; они спрашивали и отвечали коротко о таких вещах, о которых они сами знали, что надо было говорить долго. Наконец разговор стал понемногу останавливаться на прежде отрывочно сказанном, на вопросах о прошедшей жизни, о планах на будущее, о путешествии Пьера, о его занятиях, о войне и т. д. Та сосредоточенность и убитость, которую заметил Пьер во взгляде князя Андрея, теперь выражалась еще сильнее в улыбке, с которою он слушал Пьера, в особенности тогда, когда Пьер говорил с одушевлением радости о прошедшем или будущем. Как будто князь Андрей и желал бы, но не мог принимать участия в том, что он говорил. Пьер начинал чувствовать, что перед князем Андреем восторженность, мечты, надежды на счастие и на добро не приличны. Ему совестно было высказывать все свои новые, масонские мысли, в особенности подновленные и возбужденные в нем его последним путешествием. Он сдерживал себя, боялся быть наивным; вместе с тем ему неудержимо хотелось поскорей показать своему другу, что он был теперь совсем другой, лучший Пьер, чем тот, который был в Петербурге.
– Я не могу вам сказать, как много я пережил за это время. Я сам бы не узнал себя.
– Да, много, много мы изменились с тех пор, – сказал князь Андрей.
– Ну а вы? – спрашивал Пьер, – какие ваши планы?
– Планы? – иронически повторил князь Андрей. – Мои планы? – повторил он, как бы удивляясь значению такого слова. – Да вот видишь, строюсь, хочу к будущему году переехать совсем…
Пьер молча, пристально вглядывался в состаревшееся лицо (князя) Андрея.
– Нет, я спрашиваю, – сказал Пьер, – но князь Андрей перебил его:
– Да что про меня говорить…. расскажи же, расскажи про свое путешествие, про всё, что ты там наделал в своих именьях?
Пьер стал рассказывать о том, что он сделал в своих имениях, стараясь как можно более скрыть свое участие в улучшениях, сделанных им. Князь Андрей несколько раз подсказывал Пьеру вперед то, что он рассказывал, как будто всё то, что сделал Пьер, была давно известная история, и слушал не только не с интересом, но даже как будто стыдясь за то, что рассказывал Пьер.
Пьеру стало неловко и даже тяжело в обществе своего друга. Он замолчал.
– А вот что, душа моя, – сказал князь Андрей, которому очевидно было тоже тяжело и стеснительно с гостем, – я здесь на биваках, и приехал только посмотреть. Я нынче еду опять к сестре. Я тебя познакомлю с ними. Да ты, кажется, знаком, – сказал он, очевидно занимая гостя, с которым он не чувствовал теперь ничего общего. – Мы поедем после обеда. А теперь хочешь посмотреть мою усадьбу? – Они вышли и проходили до обеда, разговаривая о политических новостях и общих знакомых, как люди мало близкие друг к другу. С некоторым оживлением и интересом князь Андрей говорил только об устраиваемой им новой усадьбе и постройке, но и тут в середине разговора, на подмостках, когда князь Андрей описывал Пьеру будущее расположение дома, он вдруг остановился. – Впрочем тут нет ничего интересного, пойдем обедать и поедем. – За обедом зашел разговор о женитьбе Пьера.
