Киви (птицы)

Киви
Южный киви (Apteryx australis)
Научная классификация
промежуточные ранги Домен:  Эукариоты Царство:  Животные Подцарство:  Эуметазои Без ранга:  Двусторонне-симметричные Без ранга:  Вторичноротые Тип:  Хордовые Подтип:  Позвоночные Инфратип:  Челюстноротые Надкласс:  Четвероногие Класс:  Птицы Подкласс:  Настоящие птицы Надотряд:  Бескилевые Отряд:  Кивиобразные (Apterygiformes Haeckel, 1866) Семейство:  Киви (Apterygidae G.R. Gray, 1840) Род:  Киви
Международное научное название
Apteryx Shaw, 1813
Виды
Включает 5 видов
Ареал
Систематика на Викивидах Изображения на Викискладе

Ки́ви (лат. Apteryx) — единственный род бескилевых птиц в одноимённом семействе (Apterygidae) и отряде кивиобра́зных, или бескры́лых (Apterygiformes). Включает пять видов, эндемичных для Новой Зеландии.

Все виды киви имеют сильные четырёхпалые ноги и длинный узкий клюв с ноздрями на самом кончике. Крылья не развиты, хвост отсутствует. Перья киви больше напоминают густую шерсть. Внешним видом и повадками киви настолько отличаются от других птиц, что зоолог Уильям Кальдер называл их «почётными млекопитающими».

Филогенетическое происхождение

Долгое время предполагалось, что ближайшим родственником киви является другой новозеландский вид нелетающих птиц — вымерший моа. Однако недавние исследования, выполненные в начале 2000-х годов на основе сравнения полных последовательностей митохондриальной ДНК киви и их нелетающих родственников, позволили выяснить, что эти птицы генетически ближе к эму и казуарам, чем к страусам, нанду и моа..

Предположительно, предки современных киви попали на Новую Зеландию из Австралазии позднее, чем моа, — около 30 млн лет назад. По молекулярным данным, это могло произойти ещё раньше — около 62 млн лет назад, но уже после отделения Новой Зеландии от Гондваны (не позднее 75 млн лет назад) и дивергенции эволюционной ветви моа (около 78 млн лет назад), что может свидетельствовать о первичном заселении моа на Новой Зеландии и вторичном — киви.

Внешний вид

Киви, или бескры́лые, — нелетающие бескилевые птицы. Размеры небольшие, с обычную курицу. Характерен половой диморфизм: самки крупнее самцов. Тело у киви грушевидной формы, с маленькой головой и короткой шеей. Весят от 1,4 до 4 кг.

Киви свойственна наибольшая редукция крыльев среди птиц: они всего 5 см в длину и почти незаметны среди оперения. Однако у киви сохранилась привычка отдыхая прятать клюв под крыло. Тело птицы равномерно покрыто мягкими, серыми или светло-бурыми перьями, больше похожими на шерсть. Хвост отсутствует. Ноги четырёхпалые, короткие, но очень сильные, с острыми когтями; их вес составляет примерно ⅓ веса тела. Скелет не пневматический (не имеет полостей с воздухом), кости тяжёлые.

Киви в основном полагаются не на зрение — глаза у них очень маленькие, всего 8 мм диаметром, — а на развитые слух и обоняние. Среди птиц более сильное обоняние есть только у кондоров. У киви очень длинный, гибкий, тонкий, прямой или слегка изогнутый клюв, который у самцов достигает длины 95—105 мм, а у самок — 110—120 мм. Ноздри у киви открываются на конце клюва (у остальных птиц — у его основания). Язык редуцирован. У основания клюва имеются органы осязания — чувствительные щетинки — вибриссы.

Нормальная температура тела киви — 38 °C, что на два градуса ниже, чем у других птиц, и ближе к температуре тела млекопитающих.

Перья киви имеют специфический сильный запах, напоминающий грибной. Это в современных условиях делает птиц уязвимыми — наземные хищники, появившиеся в Новой Зеландии, легко находят их по запаху.

Образ жизни и питание

Киви обитают преимущественно в сырых вечнозелёных лесах; длинные пальцы на ногах помогают им не вязнуть в болотистом грунте. На наиболее населённых участках на 1 км² приходится 4—5 птиц. Образ жизни они ведут исключительно сумеречный и ночной.

В течение дня киви прячется в вырытой норе, дупле или под корнями деревьев. У большого серого киви норы представляют собой настоящий лабиринт с несколькими выходами; у других киви норы проще, с одним выходом. На территориальном участке киви может быть до 50 убежищ, которые птица меняет каждый день. Нору киви занимает только через несколько недель после того, как выроет, — за это время трава и мох успевают разрастись, маскируя вход. Иногда киви специально маскируют гнездо, прикрывая вход листьями и веточками. Днём они покидают свои убежища только в случае опасности.

Скрытные и робкие днём, ночью эти птицы становятся агрессивными. Киви — крайне территориальные птицы, и брачная пара, а особенно самец, яростно защищает от конкурентов свой гнездовой участок, который может занимать от 2 до 100 га (у рови). Сильные ноги и клюв киви — опасное оружие, и схватки между птицами могут закончиться смертью. Однако серьёзные схватки между киви редки; обычно гнездовой участок меняет «владельца» только после естественной смерти самца. Границы своего участка птицы обозначают с помощью криков, которые по ночам слышны за несколько километров. Мнение, что киви медлительные и неуклюжие птицы, является ошибочным — в природе они подвижны и за одну ночь обходят весь гнездовой участок

На охоту киви выходят примерно через 30 минут после заката. Их корм составляют насекомые, моллюски и земляные черви, а также опавшие ягоды и плоды. Добычу киви разыскивают с помощью обоняния и осязания — разгребая землю ногами и глубоко погружая в неё клюв, они буквально «вынюхивают» червей и насекомых. При случае киви не отказываются от мелких амфибий и ракообразных.

Размножение

Киви — моногамные птицы, пары у них образуются не менее чем на 2—3 брачных сезона, иногда на всю жизнь. Пара раз в три дня встречается в гнездовой норе и громко перекликается по ночам.

Основной брачный сезон у киви длится с июня по март. Через три недели после оплодотворения самка сносит в норе или под корни дерева одно яйцо (реже — два). Киви — рекордсмен среди птиц по относительным размерам откладываемых яиц: у обыкновенного киви оно весит до 450 г, около ¼ массы самой птицы. Яйцо белое или зеленоватое, размером 120×80 мм, и содержит наибольший процент желтка среди птичьих яиц — 65 % (у большинства птиц — 35—40 %).

Во время вынашивания яйца самка ест в три раза больше, чем обычно; за 2—3 дня до откладывания яйца она перестаёт есть, поскольку яйцо занимает слишком много места внутри её тела. Снесённое яйцо насиживает самец, который покидает его только на время кормления, на 2—3 часа; иногда его подменяет самка. У киви острова Стьюарт, которые живут не парами, а небольшими стабильным группами, насиживанием яйца занимаются не только самец и самка, но и другие птицы из группы. Иногда через 25 дней самка сносит второе яйцо.

Инкубационный период занимает 75—85 дней; птенцу требуется 2—3 дня на то, чтобы с помощью ног и клюва выбраться из скорлупы. Птенцы рождаются оперённые не пухом, а перьями, и напоминают миниатюрные копии взрослых. Родители обычно не заботятся о потомстве и покидают его сразу после вылупления. Первые три дня птенец не может стоять на ногах и не ест — подкожные запасы желтка позволяют ему не голодать. К пятому дню он начинает выходить из гнезда, а к 10—14-му дню — самостоятельно искать пищу.

Первые шесть недель жизни птенец киви может кормиться и в дневные часы, затем переходит на ночной образ жизни. Молодые киви практически беззащитны — до 90 % птиц погибают в первые шесть месяцев жизни, из них 70 % становятся жертвой хищников.

Растут молодые киви медленно: лишь в 4—5 лет они достигают полного размера. Половая зрелость наступает у самцов в 18 месяцев, а у самок в 2—3 года. Но откладывать яйца самки обычно начинают только в 3—5 лет. Продолжительность жизни киви велика — до 50—60 лет.

В отличие от большинства птиц, у самок киви функционируют оба яичника, а не только левый. За жизнь самка сносит до 100 яиц.

Распространение

Киви водятся только в Новой Зеландии. Северный киви (Apteryx mantelli) населяет Северный остров, обыкновенный (A. australis), большой серый (A. haasti) и рови (A. rowi) — Южный остров, в то время как малый серый киви (A. oweni) встречается только на острове Капити, откуда его расселяют на некоторые другие изолированные острова.

Степень угрозы существованию

Из-за скрытного образа жизни встретить эту птицу в природе очень сложно. Неудивительно, что катастрофическое падение её численности долгое время оставалось незамеченным.

По оценкам учёных, около 1000 лет назад более 12 млн киви населяло леса Новой Зеландии; к 2004 году их популяция сократилась до 70 000 особей. До 1990-х годов киви вымирали со скоростью до 6 % популяции в год: главным образом из-за завезённых на острова европейцами хищников — кошек, собак, ласок, а также из-за сокращения площади лесов. Сами по себе киви — весьма выносливые птицы, которые мало подвержены болезням и способны переживать серьёзные изменения окружающей среды.

Были предприняты меры по восстановлению численности этой птицы — в 1991 году была начата государственная программа по восстановлению киви (англ. Kiwi Recovery Programme). В результате защитных мероприятий число киви, доживающих до взрослого состояния, увеличилось с 5 % (1991 год) до 60 % (1998 год). Мероприятия по повторному заселению ареала киви включают разведение этой птицы в неволе (первых птенцов удалось вывести в неволе только в 1989 году) и контроль над числом хищников. Профессор Университета Кентербери Джеймс Бриски намерен создать дезодорант для киви, чтобы убрать выдающий их запах перьев.

Три вида киви, обыкновенный, большой серый и малый, занесены в международную Красную книгу со статусом уязвимый (Vulnerable), а новый вид северного киви — как находящийся под угрозой исчезновения (Endangered). Рови имеет национально критический (Nationally Critical) статус.

Люди и киви

Киви — национальная птица и неофициальная эмблема Новой Зеландии. Является излюбленным символом новозеландской культуры, изображаемым на монетах, почтовых марках и т. д. «Киви» (англ. kiwis) — шуточное прозвище самих новозеландцев.

• Киви как эмблема Новой Зеландии
• 1898 pictorial 6 pence green (kiwi).JPG

  Почтовая марка 1898 года

• 1898 kiwi 6d red.JPG

  Один из более поздних вариантов той же марки

• Rnzaf roundel.svg

  Опознавательный знак ВВС Новой Зеландии

Фруктовое растение киви получило своё название за сходство формы его опушённого плода с телом одноимённой птицы.

Классификация

Иногда киви объединяют на правах семейства в отряд казуарообразных или страусообразных.

Традиционно насчитывают три вида киви — Apteryx australis, A. haastii и A. owenii. Однако согласно новейшим данным, следует выделять пять видов:

• Южный, или бурый, или обыкновенный, киви (A. australis Shaw, 1813), подразделяется на два подвида:

• A. a. australis Shaw, 1813
• A. a. lowryi Rothschild, 1893

• Северный бурый киви (A. mantelli A. D. Bartlett, 1852)
• Большой серый киви (A. haastii Potts, 1872)
• Малый серый киви, или киви Оуэна (A. owenii Gould, 1847)
• Apteryx rowi Tennyson et al., 2003

Генетика

Кариотип: 80 хромосом (2n).

Молекулярная генетика

• Депонированные нуклеотидные последовательности в базе данных EntrezNucleotide, GenBank, NCBI, США: [www.ncbi.nlm.nih.gov/nuccore/?term=txid8821%5BOrganism%3Aexp%5D 589] (по состоянию на 18 февраля 2015).
• Депонированные последовательности белков в базе данных EntrezProtein, GenBank, NCBI, США: [www.ncbi.nlm.nih.gov/protein/?term=txid8821%5BOrganism%3Aexp%5D 497] (по состоянию на 18 февраля 2015).

Бо́льшая часть депонированных последовательностей принадлежит южному киви (Apteryx australis) — генетически наиболее изученному представителю данного рода и отряда.

Сравнение последовательностей ДНК показало, что ближайшим родственником современной киви является вымершая слоновая птица, достигавшая 2—3 метров в высоту и весившая до 275 кг.

См. также

• Kiwi! (короткометражный мультфильм)

Литература

• Аптерикс // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Бескрылые птицы // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Ганзак Я. Иллюстрированная энциклопедия птиц. — Прага: Артия, 1984. — 584 с.
• [enc-dic.com/print/enc_sovet/Kivi-60734.html Киви] // Большая советская энциклопедия.  (Проверено 25 февраля 2015)
• [enc-dic.com/enc_sovet/Kivi-otrjad-ptic-24730.html Киви (отряд птиц)] // Большая советская энциклопедия.  (Проверено 25 февраля 2015)
• Baker A. J., Daugherty C. H., Colbourne R., McLennan J. L. [www.pnas.org/cgi/reprint/92/18/8254.pdf Flightless Brown Kiwis of New Zealand possess extremely subdivided population structure and cryptic species like small mammals] // Proceedings of the National Academy of Sciences of the United States of America. — 1995. — Vol. 92. — P. 8254—8258. (англ.)
• de Boer L. E. M. [www.nature.com/nature/journal/v287/n5777/abs/287084a0.html Do the chromosomes of the kiwi provide evidence for a monophyletic origin of the ratites?] // Nature. — 1980. — Vol. 287. — No. 5777. — P. 84—85. (англ.)
• Haddrath O., Baker A. J. [www.pubmedcentral.nih.gov/picrender.fcgi?artid=1088691&blobtype=pdf Complete mitochondrial DNA genome sequences of extinct birds: ratite phylogenetics and the vicariance biogeography hypothesis] // Proc. R. Sci. Lond. B. — 2001. — Vol. 268. — No. 1470. — P. 939—945. (англ.)
• Sibley C. G., Monroe B. L. Distribution and taxonomy of birds of the world. — New Haven: Yale University Press, 1990. (англ.)
• Sibley C. G., Monroe B. L. A supplement to 'Distribution and taxonomy of birds of the world'. — New Haven: Yale University Press, 1993. (англ.)
• Tennyson A. J. D., Palma R. L., Robertson H. A., Worthy T. H., Gill B. J. A new species of kiwi (Aves, Apterygiformes) from Okarito, New Zealand] // Records of the Auckland Museum. — 2003. — Vol. 40. — P. 55—64. (англ.)

Ссылки

• [www.southernencounter.co.nz/animal_info/kiwi.htm Киви] на сайте [www.southernencounter.co.nz/index.htm «Southern Encounter Aquarium and Kiwi House»] (Новая Зеландия) (англ.)
• Род [www.ncbi.nlm.nih.gov/Taxonomy/Browser/wwwtax.cgi?mode=Info&id=8821&lvl=3&lin=f&keep=1&srchmode=1&unlock Apteryx] в базе данных [www.ncbi.nlm.nih.gov/Taxonomy/Browser/wwwtax.cgi?mode=Root Taxonomy Browser], NCBI, США
• [jboyd.net/Taxo/List1.html#apterygiformes Филогения отряда Apterygiformes] на сайте Джона Бойда

Отрывок, характеризующий Киви (птицы)

Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.
С торжественным победным маршем сливалась песня, и капли капали, и вжиг, жиг, жиг… свистела сабля, и опять подрались и заржали лошади, не нарушая хора, а входя в него.
Петя не знал, как долго это продолжалось: он наслаждался, все время удивлялся своему наслаждению и жалел, что некому сообщить его. Его разбудил ласковый голос Лихачева.
– Готово, ваше благородие, надвое хранцуза распластаете.
Петя очнулся.
– Уж светает, право, светает! – вскрикнул он.
Невидные прежде лошади стали видны до хвостов, и сквозь оголенные ветки виднелся водянистый свет. Петя встряхнулся, вскочил, достал из кармана целковый и дал Лихачеву, махнув, попробовал шашку и положил ее в ножны. Казаки отвязывали лошадей и подтягивали подпруги.
– Вот и командир, – сказал Лихачев. Из караулки вышел Денисов и, окликнув Петю, приказал собираться.


Быстро в полутьме разобрали лошадей, подтянули подпруги и разобрались по командам. Денисов стоял у караулки, отдавая последние приказания. Пехота партии, шлепая сотней ног, прошла вперед по дороге и быстро скрылась между деревьев в предрассветном тумане. Эсаул что то приказывал казакам. Петя держал свою лошадь в поводу, с нетерпением ожидая приказания садиться. Обмытое холодной водой, лицо его, в особенности глаза горели огнем, озноб пробегал по спине, и во всем теле что то быстро и равномерно дрожало.
– Ну, готово у вас все? – сказал Денисов. – Давай лошадей.
Лошадей подали. Денисов рассердился на казака за то, что подпруги были слабы, и, разбранив его, сел. Петя взялся за стремя. Лошадь, по привычке, хотела куснуть его за ногу, но Петя, не чувствуя своей тяжести, быстро вскочил в седло и, оглядываясь на тронувшихся сзади в темноте гусар, подъехал к Денисову.
– Василий Федорович, вы мне поручите что нибудь? Пожалуйста… ради бога… – сказал он. Денисов, казалось, забыл про существование Пети. Он оглянулся на него.
– Об одном тебя пг'ошу, – сказал он строго, – слушаться меня и никуда не соваться.
Во все время переезда Денисов ни слова не говорил больше с Петей и ехал молча. Когда подъехали к опушке леса, в поле заметно уже стало светлеть. Денисов поговорил что то шепотом с эсаулом, и казаки стали проезжать мимо Пети и Денисова. Когда они все проехали, Денисов тронул свою лошадь и поехал под гору. Садясь на зады и скользя, лошади спускались с своими седоками в лощину. Петя ехал рядом с Денисовым. Дрожь во всем его теле все усиливалась. Становилось все светлее и светлее, только туман скрывал отдаленные предметы. Съехав вниз и оглянувшись назад, Денисов кивнул головой казаку, стоявшему подле него.
– Сигнал! – проговорил он.
Казак поднял руку, раздался выстрел. И в то же мгновение послышался топот впереди поскакавших лошадей, крики с разных сторон и еще выстрелы.
В то же мгновение, как раздались первые звуки топота и крика, Петя, ударив свою лошадь и выпустив поводья, не слушая Денисова, кричавшего на него, поскакал вперед. Пете показалось, что вдруг совершенно, как середь дня, ярко рассвело в ту минуту, как послышался выстрел. Он подскакал к мосту. Впереди по дороге скакали казаки. На мосту он столкнулся с отставшим казаком и поскакал дальше. Впереди какие то люди, – должно быть, это были французы, – бежали с правой стороны дороги на левую. Один упал в грязь под ногами Петиной лошади.
У одной избы столпились казаки, что то делая. Из середины толпы послышался страшный крик. Петя подскакал к этой толпе, и первое, что он увидал, было бледное, с трясущейся нижней челюстью лицо француза, державшегося за древко направленной на него пики.
– Ура!.. Ребята… наши… – прокричал Петя и, дав поводья разгорячившейся лошади, поскакал вперед по улице.
Впереди слышны были выстрелы. Казаки, гусары и русские оборванные пленные, бежавшие с обеих сторон дороги, все громко и нескладно кричали что то. Молодцеватый, без шапки, с красным нахмуренным лицом, француз в синей шинели отбивался штыком от гусаров. Когда Петя подскакал, француз уже упал. Опять опоздал, мелькнуло в голове Пети, и он поскакал туда, откуда слышались частые выстрелы. Выстрелы раздавались на дворе того барского дома, на котором он был вчера ночью с Долоховым. Французы засели там за плетнем в густом, заросшем кустами саду и стреляли по казакам, столпившимся у ворот. Подъезжая к воротам, Петя в пороховом дыму увидал Долохова с бледным, зеленоватым лицом, кричавшего что то людям. «В объезд! Пехоту подождать!» – кричал он, в то время как Петя подъехал к нему.
– Подождать?.. Ураааа!.. – закричал Петя и, не медля ни одной минуты, поскакал к тому месту, откуда слышались выстрелы и где гуще был пороховой дым. Послышался залп, провизжали пустые и во что то шлепнувшие пули. Казаки и Долохов вскакали вслед за Петей в ворота дома. Французы в колеблющемся густом дыме одни бросали оружие и выбегали из кустов навстречу казакам, другие бежали под гору к пруду. Петя скакал на своей лошади вдоль по барскому двору и, вместо того чтобы держать поводья, странно и быстро махал обеими руками и все дальше и дальше сбивался с седла на одну сторону. Лошадь, набежав на тлевший в утреннем свето костер, уперлась, и Петя тяжело упал на мокрую землю. Казаки видели, как быстро задергались его руки и ноги, несмотря на то, что голова его не шевелилась. Пуля пробила ему голову.
Переговоривши с старшим французским офицером, который вышел к нему из за дома с платком на шпаге и объявил, что они сдаются, Долохов слез с лошади и подошел к неподвижно, с раскинутыми руками, лежавшему Пете.
– Готов, – сказал он, нахмурившись, и пошел в ворота навстречу ехавшему к нему Денисову.
– Убит?! – вскрикнул Денисов, увидав еще издалека то знакомое ему, несомненно безжизненное положение, в котором лежало тело Пети.
– Готов, – повторил Долохов, как будто выговаривание этого слова доставляло ему удовольствие, и быстро пошел к пленным, которых окружили спешившиеся казаки. – Брать не будем! – крикнул он Денисову.
Денисов не отвечал; он подъехал к Пете, слез с лошади и дрожащими руками повернул к себе запачканное кровью и грязью, уже побледневшее лицо Пети.
«Я привык что нибудь сладкое. Отличный изюм, берите весь», – вспомнилось ему. И казаки с удивлением оглянулись на звуки, похожие на собачий лай, с которыми Денисов быстро отвернулся, подошел к плетню и схватился за него.
В числе отбитых Денисовым и Долоховым русских пленных был Пьер Безухов.


О той партии пленных, в которой был Пьер, во время всего своего движения от Москвы, не было от французского начальства никакого нового распоряжения. Партия эта 22 го октября находилась уже не с теми войсками и обозами, с которыми она вышла из Москвы. Половина обоза с сухарями, который шел за ними первые переходы, была отбита казаками, другая половина уехала вперед; пеших кавалеристов, которые шли впереди, не было ни одного больше; они все исчезли. Артиллерия, которая первые переходы виднелась впереди, заменилась теперь огромным обозом маршала Жюно, конвоируемого вестфальцами. Сзади пленных ехал обоз кавалерийских вещей.
От Вязьмы французские войска, прежде шедшие тремя колоннами, шли теперь одной кучей. Те признаки беспорядка, которые заметил Пьер на первом привале из Москвы, теперь дошли до последней степени.
Дорога, по которой они шли, с обеих сторон была уложена мертвыми лошадьми; оборванные люди, отсталые от разных команд, беспрестанно переменяясь, то присоединялись, то опять отставали от шедшей колонны.
Несколько раз во время похода бывали фальшивые тревоги, и солдаты конвоя поднимали ружья, стреляли и бежали стремглав, давя друг друга, но потом опять собирались и бранили друг друга за напрасный страх.
Эти три сборища, шедшие вместе, – кавалерийское депо, депо пленных и обоз Жюно, – все еще составляли что то отдельное и цельное, хотя и то, и другое, и третье быстро таяло.
В депо, в котором было сто двадцать повозок сначала, теперь оставалось не больше шестидесяти; остальные были отбиты или брошены. Из обоза Жюно тоже было оставлено и отбито несколько повозок. Три повозки были разграблены набежавшими отсталыми солдатами из корпуса Даву. Из разговоров немцев Пьер слышал, что к этому обозу ставили караул больше, чем к пленным, и что один из их товарищей, солдат немец, был расстрелян по приказанию самого маршала за то, что у солдата нашли серебряную ложку, принадлежавшую маршалу.
Больше же всего из этих трех сборищ растаяло депо пленных. Из трехсот тридцати человек, вышедших из Москвы, теперь оставалось меньше ста. Пленные еще более, чем седла кавалерийского депо и чем обоз Жюно, тяготили конвоирующих солдат. Седла и ложки Жюно, они понимали, что могли для чего нибудь пригодиться, но для чего было голодным и холодным солдатам конвоя стоять на карауле и стеречь таких же холодных и голодных русских, которые мерли и отставали дорогой, которых было велено пристреливать, – это было не только непонятно, но и противно. И конвойные, как бы боясь в том горестном положении, в котором они сами находились, не отдаться бывшему в них чувству жалости к пленным и тем ухудшить свое положение, особенно мрачно и строго обращались с ними.
В Дорогобуже, в то время как, заперев пленных в конюшню, конвойные солдаты ушли грабить свои же магазины, несколько человек пленных солдат подкопались под стену и убежали, но были захвачены французами и расстреляны.
Прежний, введенный при выходе из Москвы, порядок, чтобы пленные офицеры шли отдельно от солдат, уже давно был уничтожен; все те, которые могли идти, шли вместе, и Пьер с третьего перехода уже соединился опять с Каратаевым и лиловой кривоногой собакой, которая избрала себе хозяином Каратаева.
С Каратаевым, на третий день выхода из Москвы, сделалась та лихорадка, от которой он лежал в московском гошпитале, и по мере того как Каратаев ослабевал, Пьер отдалялся от него. Пьер не знал отчего, но, с тех пор как Каратаев стал слабеть, Пьер должен был делать усилие над собой, чтобы подойти к нему. И подходя к нему и слушая те тихие стоны, с которыми Каратаев обыкновенно на привалах ложился, и чувствуя усилившийся теперь запах, который издавал от себя Каратаев, Пьер отходил от него подальше и не думал о нем.
В плену, в балагане, Пьер узнал не умом, а всем существом своим, жизнью, что человек сотворен для счастья, что счастье в нем самом, в удовлетворении естественных человеческих потребностей, и что все несчастье происходит не от недостатка, а от излишка; но теперь, в эти последние три недели похода, он узнал еще новую, утешительную истину – он узнал, что на свете нет ничего страшного. Он узнал, что так как нет положения, в котором бы человек был счастлив и вполне свободен, так и нет положения, в котором бы он был бы несчастлив и несвободен. Он узнал, что есть граница страданий и граница свободы и что эта граница очень близка; что тот человек, который страдал оттого, что в розовой постели его завернулся один листок, точно так же страдал, как страдал он теперь, засыпая на голой, сырой земле, остужая одну сторону и пригревая другую; что, когда он, бывало, надевал свои бальные узкие башмаки, он точно так же страдал, как теперь, когда он шел уже босой совсем (обувь его давно растрепалась), ногами, покрытыми болячками. Он узнал, что, когда он, как ему казалось, по собственной своей воле женился на своей жене, он был не более свободен, чем теперь, когда его запирали на ночь в конюшню. Из всего того, что потом и он называл страданием, но которое он тогда почти не чувствовал, главное были босые, стертые, заструпелые ноги. (Лошадиное мясо было вкусно и питательно, селитренный букет пороха, употребляемого вместо соли, был даже приятен, холода большого не было, и днем на ходу всегда бывало жарко, а ночью были костры; вши, евшие тело, приятно согревали.) Одно было тяжело в первое время – это ноги.