Киевлянин (газета)

«Киевля́нин» — русскоязычная частная газета поначалу умеренно-либерального, а затем консервативного монархического направления, издававшаяся в Киеве (Российская империя) с 1 (13) июля 1864 по 3 декабря 1919 г. Газета выходила три раза в неделю с 1864 по 1879 год, затем — ежедневно (за исключением нескольких периодов, связанных с событиями Гражданской войны в России). По оценке М. О. Меньшикова, газета была одной из самых влиятельных в Юго-Западном крае и одной из лучших провинциальных газет во всей Российской империи.

История существования

Основание

См. также: Польское восстание (1863) и Валуевский циркуляр

Основателем газеты и первым главным редактором был профессор Киевского университета Св. Владимира, историк В. Я. Шульгин. Выбор пал на него, так как, благодаря его преподавательской и общественной деятельности, его фигура была очень известна в Киеве. Его публичные лекции посещали влиятельные сановники Киева, в том числе и генерал-губернатор Киевской, Подольской и Волынской губерний Н. Н. Анненков, который и предложил В. Я. Шульгину взяться за издание газеты, которая бы финансировалась правительством и выражала бы правительственную линию. В. Я. Шульгин согласился лишь после того, как была утверждена его программа.

В первом номере «Киевлянина», вышедшем 1 июля 1864 года, Виталий Шульгин торжественно объявил, имея в виду Юго-Западный край: «Этот край русский, русский, русский», взяв этот эпиграф из газеты «День», и писал:

… в основание «Киевлянина» легли материальные средства, данные правительством, до известной степени он может считаться органом местной власти, … но «Киевлянин» перестанет быть органом администрации, коль скоро администрация эта станет выражением не интересов русского общества, но какой бы то ни было партии.

— Кіевлянинъ. 1. VII. 1864 г.

Первые годы существования

Спустя какое-то время «Киевлянин» перешёл в руки В. Я. Шульгина. Граф С. Ю. Витте полагал, что благодаря публицистическому таланту, В. Я. Шульгин сумел сделать «Киевлянин» настолько популярным, что это позволило газете полностью отказаться от правительственных субсидий и стать частной газетой.

Благодаря своему статусу и поддержке со стороны администрации, «Киевлянин», ориентированный на солидных читателей, выпускался основательно и на хорошей бумаге. Газета боролась с украинским сепаратизмом, была самой читаемой в Юго-западном крае и находила широкое распространение не только в консервативных и чиновничьих, но и в умеренно-либеральных кругах. Несмотря на свой официальный статус, газета нередко критиковала администрацию, сообщала читателям о фактах злоупотреблений чиновничества.

В. Я. Шульгин умер на своём посту главного редактора «Киевлянина», успев выпустить последний в 1878 году номер газеты, но не сумев из-за болезни просмотреть его корректурный оттиск, как он имел привычку делать это на протяжении многих лет.

С 1879 г. преемником В. Я. Шульгина стал профессор права Университета св. Владимира Д. И. Пихно. Женившись на вдове В. Я. Шульгина — Марии Константиновне, он стал и издателем газеты. Под его руководством «Киевлянин» стал ежедневной газетой. При новом редакторе-издателе коллектив газеты отличался редкой корпоративной сплочённостью. Наборщики работали по 20—30 лет. Рабочим типографии предлагалось за счёт издателя проводить один летний месяц в году на отдыхе в личном имении Д. И. Пихно.

Конец XIX века

В 1890-е годы «Киевлянин» стал одной из крупнейших газет в России, его тираж составлял от 2 до 5 тыс. экземпляров.

Помимо политических материалов и новостей Юго-Западного края и России в целом «Киевлянин» регулярно публиковал литературные очерки и эссе, полемические заметки, предложения по реорганизации хозяйственной и общественной жизни реформаторского характера.

В 1898 г. в «Киевлянине» была впервые опубликована повесть Александра Куприна «Олеся». С 1880-х по 1903 год постоянным театральным обозревателем газеты был театральный критик И. В. Александровский (псевдоним Из. Альский).

Начало XX века

По утверждению писателя Марка Касвинова, «Киевлянин» был в числе немногих газет, которые «преимущественно» читал Николай II.

Реакцией на Революцию 1905 года стало резкое «поправление» «Киевлянина». С осени того же года в «Киевлянине» стал печататься сын В. Я. Шульгина и пасынок Д. И. Пихно В. В. Шульгин, ставший впоследствии, после смерти Д. И. Пихно, главным редактором «Киевлянина». Газета не являлась органом какой-либо организации, однако её руководство и ведущие сотрудники входили в состав Киевского клуба русских националистов и Киевского отделения Всероссийского национального союза, газета фактически стала рупором данных организаций. Вместе с тем, она группировала вокруг себя членов киевского отдела «Союза русского народа». Независимость газеты подтверждали характеристики, данные ей Временным киевским комитетом по делам печати в 1908 и 1910 гг. — «не примыкает вполне ни к одной из существующих монархических организаций», «независимый орган национально-монархического направления, ближе всего примыкающий к программе клуба русских националистов».

Вопреки расхожему мнению, что в газете регулярно печатались материалы антисемитского характера, Д. И. Пихно не только осуждал погромы и процесс против Дрейфуса во Франции, но и опубликовал в 1912 г. первую статью (уволенного следователя Н. Красовского), разоблачающую фальсификации в «деле Бейлиса». Последовательную линию на защиту Бейлиса газета вела и во время процесса (октябрь 1913), когда во главе её стоял уже В. В. Шульгин. При этом номер от 27 сентября 1913 г. с его передовицей, обвиняющей прокурора Киевской судебной палаты в давлении на следствие, был конфискован. Корреспонденты столичных газет передали передовицу «Киевлянина» в свои редакции по телеграфу, но в столицах не решились её напечатать. Сам Шульгин за эту статью в январе 1914 г. был отдан под суд.

После 1913 года в газете стало заметно влияние идей А. И. Савенко и обновлённого Киевского клуба прогрессивных русских националистов. Как вспоминал об этом периоде существования газеты киевский адвокат А. А. Гольденвейзер «Киевлянин»:

…существовал только благодаря публицистическому таланту своего нового редактора… Его статьи во время дела Бейлиса, а также во время войны, читались всеми, правыми и левыми… <к сожалению> … неудержимый антисемитизм и непримиримая позиция во всех национальных вопросах сделали газету представителем только крайне правого крыла киевского населения, <которое впрочем> … именно в Киеве всегда составляло довольно крупную величину.

— Гольденвейзер А. А. Из киевских воспоминаний. Архив русской революции. Т. 6. С. 173—174.

Газета как семейное предприятие Шульгиных

В бытность В. В. Шульгина главным редактором вся повседневная редакционная работа исполнялась членами семьи Шульгиных. Основная повседневная работа лежала на сестре В. В. Шульгина — Павле Витальевне. Она занималась всей хозяйственной деятельностью и частью литературной работы. Сам В. В. Шульгин вёл редакционную политику и занимался написанием передовиц. Его жена — Екатерина Григорьевна (в девичестве Градовская) — писала статьи на политические темы и вела рубрику «Впечатления». Её сестра — Софья Григорьевна — была корректором и секретарём редакции. Её муж — Константин Иванович Смаковский — вёл популярную рубрику «Воскресные беседы». Сын Павлы Витальевны — Филипп Могилевский — вёл различные рубрики и писал статьи. Тёща В. В. Шульгина — Евгения Григорьевна Градовская — заведовала экспедицией газеты (продажей и подпиской). Как впоследствии вспоминал В. В. Шульгин:

В 1917 году «Киевлянин» держался на моих передовицах и на энергии Лины (Павлы) и моей жены Екатерины Григорьевны. Политические статьи последней имели успех, они были полегче, чем мои, и более прочувственные. Екатерина Григорьевна подписывалась «А. Ежов». Почему? Не знаю…

Революции 1917 года

С началом Русской революции «Киевлянин» выступал против революции и украинского сепаратизма. Киевлянин стал рупором «Внепартийного блока русских избирателей», показавшего своё влияние на выборах в Киевскую городскую думу, во Всероссийское и Украинское учредительные собрания. Тогда же появились требования о закрытии газеты и реквизиции типографии в пользу иных лиц. О первом подобном требовании сообщала украиноязычная газета «Нова рада», рассказавшая о митинге рабочих мастерских Юго-Западных железных дорог, состоявшемся 31 июля 1917 г. и постановившем газету закрыть за «натравливание одной части населения на другую», арестовать редактора, а типографию реквизировать в пользу Центрального комитета этой дороги.

Выпуск газеты был впервые за всю её историю приостановлен с 30 августа по 2 сентября 1917 г. по решению «Киевского комитета по охране революции» а её редактор был арестован, в связи с выступлением Л. Г. Корнилова. Позже помещение типографии и редакции было временно захвачено украинскими властями, затем — большевиками.

Во время проведения упомянутых выборных кампаний издатели газеты, борясь за голоса для «Блока русских избирателей», отказывались, несмотря на инфляцию, повышать на неё цену. Число подписчиков газеты сильно выросло, но образовался и долг в сто тысяч рублей. Долг газеты погасили сочувствовавшие её взглядам киевляне. Нужно отметить, что «Блок русских избирателей» на всех выборах добился несомненных успехов — так, на выборах в Киевскую городскую думу кандидаты от «Блока» заняли третье место, уступив только «украинцам» и большевикам, а на выборах в Украинское учредительное собрание «Блок» смог провести единственного депутата от города Киева — им стал редактор «Киевлянина» В. В. Шульгин.

С 1 по 18 ноября 1917 г. газета не выходила, так как В. В. Шульгин, опасаясь, что в результате прихода к власти в Киеве сепаратистски настроенной Центральной рады газета будет закрыта, выехал на Дон, где попытался организовать издание газеты. Инициатива эта, впрочем, на нашла поддержки у донских руководителей и генерала М. В. Алексеева, которые опасались, что слишком категоричные лозунги «Киевлянина» не будут приняты казачеством, и Шульгин вернулся в Киев.

Во время Гражданской войны в России

При правительстве УНР

Вскоре после начала военных действий между Советской Россией и Украинской народной республикой Киев был взят советскими войсками. «Киевлянин» выходил все дни осады города. Последний, 16-й номер за 1918 год, на единственном листе, вышел 25 января 1918 г. С вступлением советских войск в город главный редактор был арестован.

Во время немецкой оккупации

Спустя месяц войска Центральных держав оккупировали практически весь Юг России, причисленный к Украине. В передовице экстренного выпуска «Киевлянина» от 25 февраля 1918 года В. В. Шульгин объявил, что газета прекращает выпуск в знак протеста против немецкой оккупации и не возобновит свою работу до тех пор, пока продолжается война между Центральными державами и Антантой (союзниками бывшей Российской империи в войне). При этом, говоря о немецком порядке как об антиподе русской революции, Шульгин писал:

Так вот поздравляем вас, господа революционеры! Немцы принесли этот порядок на своих штыках... и прежде всего, приводя в действие железные дороги, приказали вымыть и выместь до чиста наш несчастный киевский вокзал, эту эмблему современной культуры, которую вы столько времени пакостили во славу демократических принципов. Чистота и опрятность! Есть ли начало более враждебное грязью венчанной русской революции?

Показательно, что в воспоминаниях современников вход немецких войск в Киев и статья в «Киевлянине» слились в единое событие, хотя в действительности экстренный выпуск вышел спустя десять дней после занятия города немцами.

Такая позиция «Киевлянина» привлекла к газете повышенное внимание. Немецкая оккупационная администрация, через третьих лиц, обращалась к руководству газеты с просьбой возобновить выпуск газеты, с напутствием «…пусть пишет, что хочет, но только пусть пишет» — молчание «Киевлянина» было более неприятно для немецкой администрации, чем даже его критические статьи. Но Шульгин остался непреклонным. Во время немецкой оккупации «Киевлянин» не выходил.

Коллектив редакции «Киевлянина» в полном составе (за исключением главного редактора) перешёл в новую газету «Голос Киева», которая стала выходить с 1 апреля 1918 г., так что можно говорить, что «Киевлянин» был возрождён в этом издании. Самого В. В. Шульгина «негласно» замещала сестра Л. В. Могилевская. Жена В. В. Шульгина, Екатерина Григорьевна, которая также была публицистом и издателем «Киевлянина», так же работала в «Голосе Киева». Газета выступала против большевизма и украинского сепаратизма, но обходила молчанием вопрос о Добровольческой армии.

При власти ВСЮР

В августе — декабре 1919 года во время нахождения в Киеве Вооружённых сил Юга России В. В. Шульгин восстановил газету. Она не была официальным органом Добровольческой армии, но командование настолько доверяло редакционной политике, что газета была освобождена от цензуры.

В первом номере газеты, вышедшем 21 августа (3 сентября) 1919 года, была напечатана редакционная статья, написанная Шульгиным, «Они вернулись», в которой он писал: «Да, этот край русский. Мы не отдадим его — ни украинским предателям, ни еврейским палачам, залившим его кровью», и «Обращение А. И. Деникина к малороссийскому народу», автором которого также был главный редактор «Киевлянина», согласно его собственному утверждению (хотя сам Деникин утверждал, что Обращение составлялось «при близком участии проф. Новгородцева», а Шульгина в качестве его автора или даже соавтора не упоминал). Этот номер газеты можно было «достать только после долгого стояния в очереди». В этом же номере газеты была напечатана ещё одна статья Шульгина — «Мне отмщение и аз воздам», в которой писалось: «суд над злодеями должен быть суровым и будет таковым, но самосуд недопустим». Объективно это было предостережение против еврейских погромов. Однако в последовавшие затем дни «тихого погрома» в Киеве, осуществлявшегося по ночам неуправляемыми добровольцами, «Киевлянин» опубликовал печально знаменитую статью «Пытка страхом» (8 октября 1919), ставшую манифестом идейного антисемитизма, перекладывающую вину за погромы на самих евреев, и в которой писалось, что автор понимает мотивы и чувства погромщиков, так как евреи составляли, по его мнению, основу большевистской власти. Это способствовало росту погромных настроений. Однако, спустя некоторое время, «Киевлянин» начал печатать статьи, осуждающие еврейские погромы, которые считал губительными для Белого дела.

Газета постоянно выступала с осуждением грабежей и разъясняла полезность для общества, в противоположность большевистской пропаганде, «мешочников» и «спекулянтов», которые в условиях свободной торговли обеспечивали город продовольствием и другими товарами.

«Киевлянин» был единственной газетой, выходившей в Киеве в последние дни власти ВСЮР. До последнего момента газета убеждала киевлян, что Киев можно удержать, если только «по-настоящему» захотеть это сделать. Последний (83-й) номер газеты вышел уже тогда, когда белые части оставили город. В тот момент тираж «Киевлянина» достиг 70 тыс. экземпляров. Как вспоминал об этом его главный редактор:

В этом было своего рода утешение: если завтра ему предстояло замолчать «на века», то всё же в виде эпитафии можно было бы сказать: «Он погиб в расцвете своей популярности».

— Шульгин В. В.

Всего газета издавалась с 21 августа до 3 декабря 1919 г. В этот период «Киевлянин» был одной из немногих киевских газет, твёрдо стоящей на монархических и русских национальных позициях и был выразителем устремлений той части общества, которая отвергала большевизм и украинский сепаратизм и мечтала о восстановлении «Великой и неделимой России» — «непримиримых», как их называл И. Г. Эренбург.

Планы по возрождению издания в эмиграции

Около 1925 года В. В. Шульгин планировал наладить выпуск газеты «Киевлянин за границей». Сохранились черновики содержания первых семи номеров газеты. В. В. Шульгин намеревался печатать в ней свои собственные статьи, а также главы из его вышедших накануне и находящихся в процессе написания мемуаров. Намерение не удалось реализовать. Надо полагать, что по причине отсутствия издателя.

Редакторы и издатели газеты

• 1864—1878 гг. — редактор-издатель проф. истории В. Я. Шульгин (до самой смерти).
• 1878—1879 гг. — редактор Б. Н. Сторожевский.
• 1879—1883 гг. — супруга В. Я. Шульгина, а после его смерти — супруга Д. И. Пихно — М. К. Пихно (Шульгина) (до самой смерти в 1883 году)
• 1879—1907 гг. — редактор-издатель проф. политической экономии Д. И. Пихно.
• 1907—1910 гг. — редактор М. М. Ващенко-Захарченко, издатели — «Наследники М. К. Пихно».
• 1911—1913 гг. — редактор К. И. Смаковский, издатели — «Наследники М. К. Пихно».
• сентябрь 1913 г. — декабрь 1919 г. — редактор В. В. Шульгин, издатели — В. В. Шульгин и его сестра П. В. Могилевская.

Месторасположение

Типография и редакция газеты располагались в трёхэтажном здании на углу улиц Караваевской и Кузнечной. Семья Шульгиных проживала в соседнем «одноэтажном особнячке». В советское время комплекс зданий был разрушен и на его месте построено иное строение.

Возобновление издания в конце XX века

Издание газеты было возобновлено в Киеве в конце 1990-х годов, как и «Киевского телеграфа», но в 2005 году, после «оранжевой революции», было снова прекращено.

См. также

• Киевская мысль
• Киевские губернские ведомости
• Киевское слово
• Известия Киевского Совета рабочих депутатов
• Киевский телеграф (газета)

Литература

• Справочная книга о печати всей России. Часть Вторая. — Санкт-Петербург, 1911. — С. 532.
• Киевлянин [1864—1918] // Русская периодическая печать (1702—1894): Справочник. — М.: Гос. изд-во полит. лит., 1959. — С. 452. ([starosti.ru/gazet_kiev1.php в сети])
• [www.rusinst.ru/articletext.asp?rzd=1&id=5879&abc=1 Святая Русь. Энциклопедия Русского Народа. Русский патриотизм] / Гл. ред., сост. Платонов О. А., сост. Степанов А. Д.. — М.: Энциклопедия русской цивилизации, 2003. — С. 928. — ISBN 5-091364-08-2.
• Омельянчук И. В. Черносотенное движение на территории Украины (1904—14). Киев, 2000.

Ссылки

• [www.hrono.ru/organ/rossiya/kievlyanin.html Киевлянин]. Хронос. Проверено 10 августа 2010. [www.webcitation.org/65rAXuPcl Архивировано из первоисточника 2 марта 2012].
• [feb-web.ru/feb/periodic/bb-abc/bb2/bb2-1442.htm Библиография периодических изданий России, 1901—1916.]
• [irbis-nbuv.gov.ua/cgi-bin/irbis_ir/cgiirbis_64.exe?Z21ID=&I21DBN=NAV&P21DBN=ELIB&S21STN=1&S21REF=10&S21FMT=fullwebr&C21COM=S&S21CNR=20&S21P01=0&S21P02=0&S21P03=I=&S21STR=442057 Киевлянин : литературная и политическая газета Юго-Западного края (1898—1919)] / Цифрова бібліотека історико-культурної спадщини // [nbuv.gov.ua/ Національна бібліотека України імені В. І. Вернадського]

Отрывок, характеризующий Киевлянин (газета)

– Qu'est ce qu'il chante? [Что он там поет?] – сказал один француз.
– De l'histoire ancienne, [Древняя история,] – сказал другой, догадавшись, что дело шло о прежних войнах. – L'Empereur va lui faire voir a votre Souvara, comme aux autres… [Император покажет вашему Сувара, как и другим…]
– Бонапарте… – начал было Долохов, но француз перебил его.
– Нет Бонапарте. Есть император! Sacre nom… [Чорт возьми…] – сердито крикнул он.
– Чорт его дери вашего императора!
И Долохов по русски, грубо, по солдатски обругался и, вскинув ружье, отошел прочь.
– Пойдемте, Иван Лукич, – сказал он ротному.
– Вот так по хранцузски, – заговорили солдаты в цепи. – Ну ка ты, Сидоров!
Сидоров подмигнул и, обращаясь к французам, начал часто, часто лепетать непонятные слова:
– Кари, мала, тафа, сафи, мутер, каска, – лопотал он, стараясь придавать выразительные интонации своему голосу.
– Го, го, го! ха ха, ха, ха! Ух! Ух! – раздался между солдатами грохот такого здорового и веселого хохота, невольно через цепь сообщившегося и французам, что после этого нужно было, казалось, разрядить ружья, взорвать заряды и разойтись поскорее всем по домам.
Но ружья остались заряжены, бойницы в домах и укреплениях так же грозно смотрели вперед и так же, как прежде, остались друг против друга обращенные, снятые с передков пушки.


Объехав всю линию войск от правого до левого фланга, князь Андрей поднялся на ту батарею, с которой, по словам штаб офицера, всё поле было видно. Здесь он слез с лошади и остановился у крайнего из четырех снятых с передков орудий. Впереди орудий ходил часовой артиллерист, вытянувшийся было перед офицером, но по сделанному ему знаку возобновивший свое равномерное, скучливое хождение. Сзади орудий стояли передки, еще сзади коновязь и костры артиллеристов. Налево, недалеко от крайнего орудия, был новый плетеный шалашик, из которого слышались оживленные офицерские голоса.
Действительно, с батареи открывался вид почти всего расположения русских войск и большей части неприятеля. Прямо против батареи, на горизонте противоположного бугра, виднелась деревня Шенграбен; левее и правее можно было различить в трех местах, среди дыма их костров, массы французских войск, которых, очевидно, большая часть находилась в самой деревне и за горою. Левее деревни, в дыму, казалось что то похожее на батарею, но простым глазом нельзя было рассмотреть хорошенько. Правый фланг наш располагался на довольно крутом возвышении, которое господствовало над позицией французов. По нем расположена была наша пехота, и на самом краю видны были драгуны. В центре, где и находилась та батарея Тушина, с которой рассматривал позицию князь Андрей, был самый отлогий и прямой спуск и подъем к ручью, отделявшему нас от Шенграбена. Налево войска наши примыкали к лесу, где дымились костры нашей, рубившей дрова, пехоты. Линия французов была шире нашей, и ясно было, что французы легко могли обойти нас с обеих сторон. Сзади нашей позиции был крутой и глубокий овраг, по которому трудно было отступать артиллерии и коннице. Князь Андрей, облокотясь на пушку и достав бумажник, начертил для себя план расположения войск. В двух местах он карандашом поставил заметки, намереваясь сообщить их Багратиону. Он предполагал, во первых, сосредоточить всю артиллерию в центре и, во вторых, кавалерию перевести назад, на ту сторону оврага. Князь Андрей, постоянно находясь при главнокомандующем, следя за движениями масс и общими распоряжениями и постоянно занимаясь историческими описаниями сражений, и в этом предстоящем деле невольно соображал будущий ход военных действий только в общих чертах. Ему представлялись лишь следующего рода крупные случайности: «Ежели неприятель поведет атаку на правый фланг, – говорил он сам себе, – Киевский гренадерский и Подольский егерский должны будут удерживать свою позицию до тех пор, пока резервы центра не подойдут к ним. В этом случае драгуны могут ударить во фланг и опрокинуть их. В случае же атаки на центр, мы выставляем на этом возвышении центральную батарею и под ее прикрытием стягиваем левый фланг и отступаем до оврага эшелонами», рассуждал он сам с собою…
Всё время, что он был на батарее у орудия, он, как это часто бывает, не переставая, слышал звуки голосов офицеров, говоривших в балагане, но не понимал ни одного слова из того, что они говорили. Вдруг звук голосов из балагана поразил его таким задушевным тоном, что он невольно стал прислушиваться.
– Нет, голубчик, – говорил приятный и как будто знакомый князю Андрею голос, – я говорю, что коли бы возможно было знать, что будет после смерти, тогда бы и смерти из нас никто не боялся. Так то, голубчик.
Другой, более молодой голос перебил его:
– Да бойся, не бойся, всё равно, – не минуешь.
– А всё боишься! Эх вы, ученые люди, – сказал третий мужественный голос, перебивая обоих. – То то вы, артиллеристы, и учены очень оттого, что всё с собой свезти можно, и водочки и закусочки.
И владелец мужественного голоса, видимо, пехотный офицер, засмеялся.
– А всё боишься, – продолжал первый знакомый голос. – Боишься неизвестности, вот чего. Как там ни говори, что душа на небо пойдет… ведь это мы знаем, что неба нет, a сфера одна.
Опять мужественный голос перебил артиллериста.
– Ну, угостите же травником то вашим, Тушин, – сказал он.
«А, это тот самый капитан, который без сапог стоял у маркитанта», подумал князь Андрей, с удовольствием признавая приятный философствовавший голос.
– Травничку можно, – сказал Тушин, – а всё таки будущую жизнь постигнуть…
Он не договорил. В это время в воздухе послышался свист; ближе, ближе, быстрее и слышнее, слышнее и быстрее, и ядро, как будто не договорив всего, что нужно было, с нечеловеческою силой взрывая брызги, шлепнулось в землю недалеко от балагана. Земля как будто ахнула от страшного удара.
В то же мгновение из балагана выскочил прежде всех маленький Тушин с закушенною на бок трубочкой; доброе, умное лицо его было несколько бледно. За ним вышел владетель мужественного голоса, молодцоватый пехотный офицер, и побежал к своей роте, на бегу застегиваясь.


Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.
Лемарруа (Le Marierois) с грозным письмом Бонапарта только что прискакал к Мюрату, и пристыженный Мюрат, желая загладить свою ошибку, тотчас же двинул свои войска на центр и в обход обоих флангов, надеясь еще до вечера и до прибытия императора раздавить ничтожный, стоявший перед ним, отряд.
«Началось! Вот оно!» думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» думал он.
Проезжая между тех же рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого солдата и офицера.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что он видел.
Выражение: «началось! вот оно!» было даже и на крепком карем лице князя Багратиона с полузакрытыми, мутными, как будто невыспавшимися глазами. Князь Андрей с беспокойным любопытством вглядывался в это неподвижное лицо, и ему хотелось знать, думает ли и чувствует, и что думает, что чувствует этот человек в эту минуту? «Есть ли вообще что нибудь там, за этим неподвижным лицом?» спрашивал себя князь Андрей, глядя на него. Князь Багратион наклонил голову, в знак согласия на слова князя Андрея, и сказал: «Хорошо», с таким выражением, как будто всё то, что происходило и что ему сообщали, было именно то, что он уже предвидел. Князь Андрей, запихавшись от быстроты езды, говорил быстро. Князь Багратион произносил слова с своим восточным акцентом особенно медленно, как бы внушая, что торопиться некуда. Он тронул, однако, рысью свою лошадь по направлению к батарее Тушина. Князь Андрей вместе с свитой поехал за ним. За князем Багратионом ехали: свитский офицер, личный адъютант князя, Жерков, ординарец, дежурный штаб офицер на энглизированной красивой лошади и статский чиновник, аудитор, который из любопытства попросился ехать в сражение. Аудитор, полный мужчина с полным лицом, с наивною улыбкой радости оглядывался вокруг, трясясь на своей лошади, представляя странный вид в своей камлотовой шинели на фурштатском седле среди гусар, казаков и адъютантов.
– Вот хочет сраженье посмотреть, – сказал Жерков Болконскому, указывая на аудитора, – да под ложечкой уж заболело.
– Ну, полно вам, – проговорил аудитор с сияющею, наивною и вместе хитрою улыбкой, как будто ему лестно было, что он составлял предмет шуток Жеркова, и как будто он нарочно старался казаться глупее, чем он был в самом деле.
– Tres drole, mon monsieur prince, [Очень забавно, мой господин князь,] – сказал дежурный штаб офицер. (Он помнил, что по французски как то особенно говорится титул князь, и никак не мог наладить.)
В это время они все уже подъезжали к батарее Тушина, и впереди их ударилось ядро.
– Что ж это упало? – наивно улыбаясь, спросил аудитор.
– Лепешки французские, – сказал Жерков.
– Этим то бьют, значит? – спросил аудитор. – Страсть то какая!
И он, казалось, распускался весь от удовольствия. Едва он договорил, как опять раздался неожиданно страшный свист, вдруг прекратившийся ударом во что то жидкое, и ш ш ш шлеп – казак, ехавший несколько правее и сзади аудитора, с лошадью рухнулся на землю. Жерков и дежурный штаб офицер пригнулись к седлам и прочь поворотили лошадей. Аудитор остановился против казака, со внимательным любопытством рассматривая его. Казак был мертв, лошадь еще билась.
Князь Багратион, прищурившись, оглянулся и, увидав причину происшедшего замешательства, равнодушно отвернулся, как будто говоря: стоит ли глупостями заниматься! Он остановил лошадь, с приемом хорошего ездока, несколько перегнулся и выправил зацепившуюся за бурку шпагу. Шпага была старинная, не такая, какие носились теперь. Князь Андрей вспомнил рассказ о том, как Суворов в Италии подарил свою шпагу Багратиону, и ему в эту минуту особенно приятно было это воспоминание. Они подъехали к той самой батарее, у которой стоял Болконский, когда рассматривал поле сражения.
– Чья рота? – спросил князь Багратион у фейерверкера, стоявшего у ящиков.
Он спрашивал: чья рота? а в сущности он спрашивал: уж не робеете ли вы тут? И фейерверкер понял это.
– Капитана Тушина, ваше превосходительство, – вытягиваясь, закричал веселым голосом рыжий, с покрытым веснушками лицом, фейерверкер.
– Так, так, – проговорил Багратион, что то соображая, и мимо передков проехал к крайнему орудию.
В то время как он подъезжал, из орудия этого, оглушая его и свиту, зазвенел выстрел, и в дыму, вдруг окружившем орудие, видны были артиллеристы, подхватившие пушку и, торопливо напрягаясь, накатывавшие ее на прежнее место. Широкоплечий, огромный солдат 1 й с банником, широко расставив ноги, отскочил к колесу. 2 й трясущейся рукой клал заряд в дуло. Небольшой сутуловатый человек, офицер Тушин, спотыкнувшись на хобот, выбежал вперед, не замечая генерала и выглядывая из под маленькой ручки.
– Еще две линии прибавь, как раз так будет, – закричал он тоненьким голоском, которому он старался придать молодцоватость, не шедшую к его фигуре. – Второе! – пропищал он. – Круши, Медведев!
Багратион окликнул офицера, и Тушин, робким и неловким движением, совсем не так, как салютуют военные, а так, как благословляют священники, приложив три пальца к козырьку, подошел к генералу. Хотя орудия Тушина были назначены для того, чтоб обстреливать лощину, он стрелял брандскугелями по видневшейся впереди деревне Шенграбен, перед которой выдвигались большие массы французов.
Никто не приказывал Тушину, куда и чем стрелять, и он, посоветовавшись с своим фельдфебелем Захарченком, к которому имел большое уважение, решил, что хорошо было бы зажечь деревню. «Хорошо!» сказал Багратион на доклад офицера и стал оглядывать всё открывавшееся перед ним поле сражения, как бы что то соображая. С правой стороны ближе всего подошли французы. Пониже высоты, на которой стоял Киевский полк, в лощине речки слышалась хватающая за душу перекатная трескотня ружей, и гораздо правее, за драгунами, свитский офицер указывал князю на обходившую наш фланг колонну французов. Налево горизонт ограничивался близким лесом. Князь Багратион приказал двум баталионам из центра итти на подкрепление направо. Свитский офицер осмелился заметить князю, что по уходе этих баталионов орудия останутся без прикрытия. Князь Багратион обернулся к свитскому офицеру и тусклыми глазами посмотрел на него молча. Князю Андрею казалось, что замечание свитского офицера было справедливо и что действительно сказать было нечего. Но в это время прискакал адъютант от полкового командира, бывшего в лощине, с известием, что огромные массы французов шли низом, что полк расстроен и отступает к киевским гренадерам. Князь Багратион наклонил голову в знак согласия и одобрения. Шагом поехал он направо и послал адъютанта к драгунам с приказанием атаковать французов. Но посланный туда адъютант приехал через полчаса с известием, что драгунский полковой командир уже отступил за овраг, ибо против него был направлен сильный огонь, и он понапрасну терял людей и потому спешил стрелков в лес.
– Хорошо! – сказал Багратион.
В то время как он отъезжал от батареи, налево тоже послышались выстрелы в лесу, и так как было слишком далеко до левого фланга, чтобы успеть самому приехать во время, князь Багратион послал туда Жеркова сказать старшему генералу, тому самому, который представлял полк Кутузову в Браунау, чтобы он отступил сколь можно поспешнее за овраг, потому что правый фланг, вероятно, не в силах будет долго удерживать неприятеля. Про Тушина же и баталион, прикрывавший его, было забыто. Князь Андрей тщательно прислушивался к разговорам князя Багратиона с начальниками и к отдаваемым им приказаниям и к удивлению замечал, что приказаний никаких отдаваемо не было, а что князь Багратион только старался делать вид, что всё, что делалось по необходимости, случайности и воле частных начальников, что всё это делалось хоть не по его приказанию, но согласно с его намерениями. Благодаря такту, который выказывал князь Багратион, князь Андрей замечал, что, несмотря на эту случайность событий и независимость их от воли начальника, присутствие его сделало чрезвычайно много. Начальники, с расстроенными лицами подъезжавшие к князю Багратиону, становились спокойны, солдаты и офицеры весело приветствовали его и становились оживленнее в его присутствии и, видимо, щеголяли перед ним своею храбростию.


Князь Багратион, выехав на самый высокий пункт нашего правого фланга, стал спускаться книзу, где слышалась перекатная стрельба и ничего не видно было от порохового дыма. Чем ближе они спускались к лощине, тем менее им становилось видно, но тем чувствительнее становилась близость самого настоящего поля сражения. Им стали встречаться раненые. Одного с окровавленной головой, без шапки, тащили двое солдат под руки. Он хрипел и плевал. Пуля попала, видно, в рот или в горло. Другой, встретившийся им, бодро шел один, без ружья, громко охая и махая от свежей боли рукою, из которой кровь лилась, как из стклянки, на его шинель. Лицо его казалось больше испуганным, чем страдающим. Он минуту тому назад был ранен. Переехав дорогу, они стали круто спускаться и на спуске увидали несколько человек, которые лежали; им встретилась толпа солдат, в числе которых были и не раненые. Солдаты шли в гору, тяжело дыша, и, несмотря на вид генерала, громко разговаривали и махали руками. Впереди, в дыму, уже были видны ряды серых шинелей, и офицер, увидав Багратиона, с криком побежал за солдатами, шедшими толпой, требуя, чтоб они воротились. Багратион подъехал к рядам, по которым то там, то здесь быстро щелкали выстрелы, заглушая говор и командные крики. Весь воздух пропитан был пороховым дымом. Лица солдат все были закопчены порохом и оживлены. Иные забивали шомполами, другие посыпали на полки, доставали заряды из сумок, третьи стреляли. Но в кого они стреляли, этого не было видно от порохового дыма, не уносимого ветром. Довольно часто слышались приятные звуки жужжанья и свистения. «Что это такое? – думал князь Андрей, подъезжая к этой толпе солдат. – Это не может быть атака, потому что они не двигаются; не может быть карре: они не так стоят».
Худощавый, слабый на вид старичок, полковой командир, с приятною улыбкой, с веками, которые больше чем наполовину закрывали его старческие глаза, придавая ему кроткий вид, подъехал к князю Багратиону и принял его, как хозяин дорогого гостя. Он доложил князю Багратиону, что против его полка была конная атака французов, но что, хотя атака эта отбита, полк потерял больше половины людей. Полковой командир сказал, что атака была отбита, придумав это военное название тому, что происходило в его полку; но он действительно сам не знал, что происходило в эти полчаса во вверенных ему войсках, и не мог с достоверностью сказать, была ли отбита атака или полк его был разбит атакой. В начале действий он знал только то, что по всему его полку стали летать ядра и гранаты и бить людей, что потом кто то закричал: «конница», и наши стали стрелять. И стреляли до сих пор уже не в конницу, которая скрылась, а в пеших французов, которые показались в лощине и стреляли по нашим. Князь Багратион наклонил голову в знак того, что всё это было совершенно так, как он желал и предполагал. Обратившись к адъютанту, он приказал ему привести с горы два баталиона 6 го егерского, мимо которых они сейчас проехали. Князя Андрея поразила в эту минуту перемена, происшедшая в лице князя Багратиона. Лицо его выражало ту сосредоточенную и счастливую решимость, которая бывает у человека, готового в жаркий день броситься в воду и берущего последний разбег. Не было ни невыспавшихся тусклых глаз, ни притворно глубокомысленного вида: круглые, твердые, ястребиные глаза восторженно и несколько презрительно смотрели вперед, очевидно, ни на чем не останавливаясь, хотя в его движениях оставалась прежняя медленность и размеренность.
Полковой командир обратился к князю Багратиону, упрашивая его отъехать назад, так как здесь было слишком опасно. «Помилуйте, ваше сиятельство, ради Бога!» говорил он, за подтверждением взглядывая на свитского офицера, который отвертывался от него. «Вот, изволите видеть!» Он давал заметить пули, которые беспрестанно визжали, пели и свистали около них. Он говорил таким тоном просьбы и упрека, с каким плотник говорит взявшемуся за топор барину: «наше дело привычное, а вы ручки намозолите». Он говорил так, как будто его самого не могли убить эти пули, и его полузакрытые глаза придавали его словам еще более убедительное выражение. Штаб офицер присоединился к увещаниям полкового командира; но князь Багратион не отвечал им и только приказал перестать стрелять и построиться так, чтобы дать место подходившим двум баталионам. В то время как он говорил, будто невидимою рукой потянулся справа налево, от поднявшегося ветра, полог дыма, скрывавший лощину, и противоположная гора с двигающимися по ней французами открылась перед ними. Все глаза были невольно устремлены на эту французскую колонну, подвигавшуюся к нам и извивавшуюся по уступам местности. Уже видны были мохнатые шапки солдат; уже можно было отличить офицеров от рядовых; видно было, как трепалось о древко их знамя.
– Славно идут, – сказал кто то в свите Багратиона.
Голова колонны спустилась уже в лощину. Столкновение должно было произойти на этой стороне спуска…
Остатки нашего полка, бывшего в деле, поспешно строясь, отходили вправо; из за них, разгоняя отставших, подходили стройно два баталиона 6 го егерского. Они еще не поровнялись с Багратионом, а уже слышен был тяжелый, грузный шаг, отбиваемый в ногу всею массой людей. С левого фланга шел ближе всех к Багратиону ротный командир, круглолицый, статный мужчина с глупым, счастливым выражением лица, тот самый, который выбежал из балагана. Он, видимо, ни о чем не думал в эту минуту, кроме того, что он молодцом пройдет мимо начальства.
С фрунтовым самодовольством он шел легко на мускулистых ногах, точно он плыл, без малейшего усилия вытягиваясь и отличаясь этою легкостью от тяжелого шага солдат, шедших по его шагу. Он нес у ноги вынутую тоненькую, узенькую шпагу (гнутую шпажку, не похожую на оружие) и, оглядываясь то на начальство, то назад, не теряя шагу, гибко поворачивался всем своим сильным станом. Казалось, все силы души его были направлены на то,чтобы наилучшим образом пройти мимо начальства, и, чувствуя, что он исполняет это дело хорошо, он был счастлив. «Левой… левой… левой…», казалось, внутренно приговаривал он через каждый шаг, и по этому такту с разно образно строгими лицами двигалась стена солдатских фигур, отягченных ранцами и ружьями, как будто каждый из этих сотен солдат мысленно через шаг приговаривал: «левой… левой… левой…». Толстый майор, пыхтя и разрознивая шаг, обходил куст по дороге; отставший солдат, запыхавшись, с испуганным лицом за свою неисправность, рысью догонял роту; ядро, нажимая воздух, пролетело над головой князя Багратиона и свиты и в такт: «левой – левой!» ударилось в колонну. «Сомкнись!» послышался щеголяющий голос ротного командира. Солдаты дугой обходили что то в том месте, куда упало ядро; старый кавалер, фланговый унтер офицер, отстав около убитых, догнал свой ряд, подпрыгнув, переменил ногу, попал в шаг и сердито оглянулся. «Левой… левой… левой…», казалось, слышалось из за угрожающего молчания и однообразного звука единовременно ударяющих о землю ног.
– Молодцами, ребята! – сказал князь Багратион.
«Ради… ого го го го го!…» раздалось по рядам. Угрюмый солдат, шедший слева, крича, оглянулся глазами на Багратиона с таким выражением, как будто говорил: «сами знаем»; другой, не оглядываясь и как будто боясь развлечься, разинув рот, кричал и проходил.
Велено было остановиться и снять ранцы.
Багратион объехал прошедшие мимо его ряды и слез с лошади. Он отдал казаку поводья, снял и отдал бурку, расправил ноги и поправил на голове картуз. Голова французской колонны, с офицерами впереди, показалась из под горы.
«С Богом!» проговорил Багратион твердым, слышным голосом, на мгновение обернулся к фронту и, слегка размахивая руками, неловким шагом кавалериста, как бы трудясь, пошел вперед по неровному полю. Князь Андрей чувствовал, что какая то непреодолимая сила влечет его вперед, и испытывал большое счастие. [Тут произошла та атака, про которую Тьер говорит: «Les russes se conduisirent vaillamment, et chose rare a la guerre, on vit deux masses d'infanterie Mariecher resolument l'une contre l'autre sans qu'aucune des deux ceda avant d'etre abordee»; а Наполеон на острове Св. Елены сказал: «Quelques bataillons russes montrerent de l'intrepidite„. [Русские вели себя доблестно, и вещь – редкая на войне, две массы пехоты шли решительно одна против другой, и ни одна из двух не уступила до самого столкновения“. Слова Наполеона: [Несколько русских батальонов проявили бесстрашие.]
Уже близко становились французы; уже князь Андрей, шедший рядом с Багратионом, ясно различал перевязи, красные эполеты, даже лица французов. (Он ясно видел одного старого французского офицера, который вывернутыми ногами в штиблетах с трудом шел в гору.) Князь Багратион не давал нового приказания и всё так же молча шел перед рядами. Вдруг между французами треснул один выстрел, другой, третий… и по всем расстроившимся неприятельским рядам разнесся дым и затрещала пальба. Несколько человек наших упало, в том числе и круглолицый офицер, шедший так весело и старательно. Но в то же мгновение как раздался первый выстрел, Багратион оглянулся и закричал: «Ура!»