Национальный университет «Киево-Могилянская академия»

Национальный университет «Киево-Могилянская академия» (НаУКМА)
Оригинальное название	укр. Національний університет «Києво-Могилянська академія»
Международное название	National University of «Kyiv-Mohyla Academy»
Девиз	Tributa ad praeteritum, creando futuro
Год основания	1632 (восстановлен в 1992)
Президент	Мелешевич Андрей Анатольевич
Студенты	3203
Доктора	46
Профессора	38
Расположение	Украина Украина, Киев
Метро	Контрактовая площадь
Юридический адрес	04655 Украина, г. Киев, ул. Григория Сковороды, 2
Сайт	[www.ukma.edu.ua/ a.edu.ua]

К:Учебные заведения, основанные в 1632 году

Национа́льный университе́т «Киево-Могиля́нская акаде́мия» (НаУКМА) (укр. Національний університет «Києво-Могилянська Академія») — украинское высшее учебное заведение, расположенное в Киеве.

Позиционирует себя как правопреемника Киево-Могилянской академии (1659—1817), считаясь, таким образом, одним из трёх старейших вузов Украины после Острожской академии и Львовского университета, а также одной из старейших высших школ в Восточной Европе.

Факультеты

• Факультет гуманитарных наук
• Факультет экономических наук
• Факультет информатики
• Факультет правовых наук
• Факультет естественных наук
• Факультет социальных наук и социальных технологий

История

Основание Киево-Братской коллегии

Духовные школы, коллегии для получения образования существовали в Киевском воеводстве с конца XVI века. Они были созданы иностранцами-католиками: генуэзцами, доминиканцами и иезуитами для насаждения католической веры и польских порядков.

Центром национального возрождения стал посёлок Новый Свет. Здесь при типографии Киево-Печерского монастыря под покровительством архимандрита Елисея Плетенецкого был создан кружок Киевского Богоявленского братства, переросший в школу. 15 октября 1615 года школа переехала в отдельное помещение на Подоле. Эта дата считается датой организации киевской братской школы, предшественницы Киево-Могилянской коллегии, впоследствии академии.

Первым ректором школы был Иов Борецкий (1615—1618). Ректорами также были Мелетий Смотрицкий (1619—1620), Касьян Сакович (1620—1624), Фома Иевлевич (1628—1632).

За основу её устава (1620 г.) был взят устав Львовской братской школы. Некоторые учителя Львовской и Луцкой братских школ переехали преподавать в Киев.

В 1632 году к школе братства была присоединена школа Киево-Печерской лавры, Лаврская школа, основанная в 1631 году архимандритом Киевско-Печерской лавры, митрополитом Киевским и Галичским Петром Могилой. Новое учебное заведение получило название Киево-Братской коллегии.

В Киевской братской школе учились в основном дети мещан и казаков. Школу поддерживало материально Войско Запорожское, в частности гетман Пётр Сагайдачный.

Киево-Братская коллегия при Петре Могиле

Руководителем Киевской Братской коллегии, протектором и опекуном стал Пётр Могила. Реформы, проведённые Петром Могилой, превратили Киево-Братскую коллегию в учебное заведение, ориентированное на «латинскую», западноевропейскую систему образования. При этом по мнению автора "Истории руссов" Пётр Могила Киевскую Академию не создавал, а возрождал ту Киевскую Академию, которая была создана при князе Ярославе Мудром по образцу Константинопольской.

В коллегии изучались церковнославянский, русский (с 1751 года), греческий, польский языки, а основным языком обучения был латинский. Студенты воспитывались в православном духе. Изучалась отечественная и мировая история, литература, поэзия, философия. Здесь также преподавались элементарная теория музыки (по западному образцу) и пение, катехизис, арифметика, риторика, богословие. Воспитанники каждую субботу упражнялись в диспутах. В коллегию принимали детей всех сословий. В XVII веке Киево-Могилянская академия имела 8 классов, делившихся на младшее (4 класса), среднее (2 класса) и старшее (2 класса) отделения: аналогия, или фара, инфима, грамматика, синтаксима, пиитика, риторика, философия и богословие. Продолжительность обучения в академии доходила до 12 лет. Студенты могли учиться и дольше, учитывая то, что академия была высшей школой. Студенты имели право учиться в ней, сколько желали, без возрастного ограничения. Студентов не наказывали и не отчисляли за учёбу, учитывалось их тяжёлое материальное положение и болезни. Предоставлялась возможность оставаться на второй, и даже, третий год в том же классе.

Начальствующими лицами были: ректор, префект (инспектор и эконом) и суперинтендант (надзиратель за благочинием воспитанников). Преподавателей для коллегии вначале готовили в университетах Европы, а в скором времени коллегия готовила их сама.

Пётр Могила обеспечивал преподавателей и неимущих студентов средствами для существования и обучения. При нём было выстроено новое каменное помещение под школу. Оно существует и сегодня на территории Киево-Могилянской академии и известно как Трапезная или Святодуховская церковь. Умирая, Могила завещал коллегии большие средства и библиотеку, содержащую 2131 книгу, дома и дворовые постройки на Подоле, хутор Позняковский, сёла Гнедин, Процев и Ровно.

Получения статуса академии

В честь Петра Могилы Коллегия стала именоваться Киево-Могилянской коллегией. Под этим названием она и вошла в историю. Единственно, что не успел Могила — это добиться для коллегии официального статуса высшей школы. Его ученики продолжили начатое им дело.

1658 году, согласно Гадяцкому трактату между Гетманщиной и Речью Посполитой, Киево-Могилянская коллегия получает статус академии. В 1694 году царь Иван V и в 1701 году Пётр I подтверждают за учреждением статус академии.

Киево-Могилянская академия в XVIII веке

Киево-Могилянская академия стала первым в Восточной Европе православным высшим учебным заведением, официально удостоенным этого звания. В академии круг изучаемых наук был расширен. Введены языки французский (с 1753 года), немецкий (с 1738). С целью изучения христианских первоисточников было введено изучение еврейского диалекта арамейского языка. Изучались естественная история, география, математика; некоторое время преподавались также архитектура и живопись, высшее красноречие, сельская и домашняя экономия, медицина и русская риторика. Число преподавателей к концу XVIII в. доходило до 20 и более; в академической библиотеке было более 10 000 книг. Богословие с 1759 года преподавалось по системе Феофана Прокоповича, риторика — по руководству к красноречию Ломоносова, остальные предметы — по иностранным руководствам. В 1742 году число учащихся доходило до 1 234 человек.

Киевская академия обладала уникальной библиотекой. Она комплектовалась на протяжении двух веков. Она была заложена ещё в Братской школе. Потом Пётр Могила передал коллегии свои книги. Сложилась традиция дарить Академии книги. Библиотека пополнялась также за счёт покупок и поступлений от типографий Украины. Библиотека обладала книгами из России, с Украины, из Белоруссии. Имелись книги, изданные в Амстердаме, Гамбурге, Галле, Берлине, Братиславе, Данциге, Варшаве, Лондоне, Париже, Риме, Болонье и других местах. Кроме печатных книг, в библиотеке сохранялись многочисленные рукописи — хроники, летописи, воспоминания, дневники, а также лекции профессоров, конспекты студентов, документы минувших веков и текущая документация, значительное место занимали подписные издания.

Закрытие академии

После основания Московского университета (в 1755 году), значение академии снизилось. Образование в 1805 году Харьковского университета окончательно лишило Киево-Могилянскую академию прежней роли высшего учебного заведения. Однако делались попытки превратить её в университет, открыть дополнительные факультеты: правовой, медицинский, математический и другие. По распоряжению правительства и указом Синода от 14 августа 1817 года Академия была закрыта. В 1819 году вновь была открыта как Киевская духовная семинария, а затем академия.

В советское время на её территории располагалось военно-морское политическое училище.

Возрождение

В 1992 году состоялось официальное открытие Национального университета «Киево-Могилянская академия».

Здание Киево-Могилянской академии изображено на банкноте в 500 гривен, выпущенной в обращение в 2006 году.

Значение Киево-Могилянской академии (1615—1817)

Киевская академия стала источником просвещения в России. Именно выпускниками Киевской академии были основаны первые высшие учебные заведения в России, также выпускниками Академии было более 80 процентов их преподавательского состава. В академии учились украинцы, русские, белорусы, румыны, молдаване, сербы, боснийцы, черногорцы, болгары, греки, итальянцы. Культурные деятели Сербии, Болгарии также обращались с просьбой прислать учителей из Киевской академии.

Академия дала значительное число общественных деятелей. Воспитанники её становились учителями в московской Славяно-греко-латинской академии, петербургской Александро-Невской семинарии и Казанской академии.

В энциклопедии «Киево-Могилянская Академия в именах. XVII—XVIII столетия», изданной в 2004 году, приводятся имена 1 482 деятелей, связанных с академией. Из стен Киево-Могилянской Академии вышло 14 гетманов Украины. Среди них: Иван Мазепа, Филипп Орлик, Павел Полуботок, Даниил Апостол, Юрий Хмельницкий, Иван Выговский, Пётр Дорошенко, Иван Скоропадский, Павел Тетеря, Иван Брюховецкий, Михаил Ханенко, Иван Самойлович. Признанные святыми митрополиты Дмитрий Туптало, Пётр Конюшкевич, Иван Максимович. С Академией связанны судьбы Мелетия Смотрицкого, Феофана Прокоповича, Лазаря Барановича, Григория Сковороды, Максима Березовского, Артемия Веделя и прочих. Некоторое время в Академии проучился и Михаил Ломоносов.

Из числа деятелей этой коллегии наиболее известны: Иннокентий Гизель, Иоасаф Кроковский, Лазарь Баранович, Иоанникий Голятовский, Антоний Радзивиловский, Гавриил Домецкий, Варлаам Ясинский, Стефан Яворский, Феофилакт Лопатинский, Феофан Прокопович, святой Иннокентий Кульчинский, Гавриил Буянинский, Исаия Копинский, Захария Копыстенский, Лаврентий Зизаний, Александр Мытура и другие.

В ней работали и воспитывались многие видные общественные деятели, деятели культуры и просвещения: Епифаний Славинецкий, Иоаникий Галятовский, Иннокентий Гизель, Даниил Самойлович, Иосиф Кононович-Горбацкий. В академии учились Порфирий Зеркальников, который выполнял дипломатические поручения царя во время Освободительной войны, потом сотрудничал со Епифанием Славинецким в Москве, Карион Истомин, автор первого иллюстрированного русского «Букваря» и «Малой грамматики»; Конон Зотов, известный военный деятель, автор первой русской книги по технике корабельного управления; генерал-фельдмаршал Борис Шереметев, сподвижник Петра І, и прочие. В Киевской академии постоянно учились белорусы. Среди них известный будущий учёный Симеон Полоцкий (1620—1680).

Выпускники академии были основателями ряда школ в России и Беларуси, особенно в XVIII столетии. Ими были основаны школы и семинарии почти во всех городах России: Москве, Петербурге, Смоленске, Ростове, Тобольске, Иркутске, Холмогорах, Твери, Белгороде, Суздале, Вятке, Вологде, Коломне, Рязани, Пскове, Великом Устюге, Астрахани, Костроме, Владимире на Клязьме и других городах. Учителями в этих школах преимущественно были выпускники Академии. В Могилёве архиепископом, просветителем, учёным, воспитанником и ректором Академии Георгием Конисским была открыта семинария, которая стала центром образования в Белоруссии.

Рейтинги и репутация

В 2005 году в рейтинге Корреспондент.net Лучшие вузы Украины глазами работодателей НаУКМА занял третье место по Украине.

В соответствии с рейтингом университетов, определённым еженедельником Зеркало недели в 2007 году, НаУКМА занял третье место среди 200 украинских ВУЗов. Согласно приведённому в в 2007 г. в журнале Деньги рейтингу НаУКМА занимает первое место по подготовке специалистов в гуманитарной и экономической областях и второе место в юридической области.

В 2008 году, в рейтинге 228-ми украинских ВУЗов, определённым благотворительным фондом «Развитие Украины» Рината Ахметова, НаУКМА разделил второе место с Киевским Политехническим Институтом (первое разделили между собой Киевский национальный университет имени Тараса Шевченко и Национальная юридическая академия им. Ярослава Мудрого).

В 2009 году, согласно мониторингу научных и высших образовательных учреждений в соответствии с международным индексом цитирования, НаУКМА получил 36-е место среди всех украинских высших учебных заведений

В 2009 году, по результатам общенационального рейтинга «Компас-2009» (журнал «Корреспондент» от 22 мая 2009 года), НаУКМА занял 2-е место.

В 2010 году, согласно рейтингу лучших вузов Украины, составленному с учётом оценок лучших работодателей (журнал «Корреспондент» от 21 мая 2010 года), НаУКМА занял 2-е место.

Рейтинг	2007	2008	2009	2010
Компас	2	2	2	4
Зеркало недели/ЮНЕСКО	3	9	8	-
Деньги	2	2	2	2
Корреспондент.net	2	3	-	2
Комментарии:	-	-	-	2
Студенческий совет Киева	-	-	3	-
Webometrics	-	-	9	2
4 International Colleges & Universities	-	-	-	9

Согласно с рейтингами ведущих университетов мира, НаУКМА занимает 3061-е место в мире (Webometrics, 2015 р.) или 6277-е место в мире (4 International Colleges & Universities, 2015 р.).

Критика

Бывший министр образования и науки Украины Дмитрий Табачник отрицательно характеризует современное состояние дел в академии, сравнивая её с российской светской львицей Ксенией Собчак:

Знаете, есть такая известная светская львица в России, которая ни петь, ни танцевать, ни играть на сцене не умеет. Но зато скандалит на любых светских тусовках, поддерживая к себе сомнительный уровень внимания. Она из известной семьи, её отец когда-то возглавлял большой город. Так вот, у нас в образовании тоже есть такая светская львица — это Киево-Могилянская академия, которая неутомимо судится против всех министров образования и всегда с одним и тем же результатом… Если нет каких-то достижений в образовании, как, например, в университете Шевченко, Киевской политехнике — там могут каждый год назвать, сколько студентов у них выигрывают престижные конкурсы, интеллектуальные соревнования, сколько профессоров приглашается из-за границы, сколько получили государственных наград, а кто-то компенсирует все это светскими мероприятиями.

См. также

• Киевская духовная академия
• Киево-Могилянская Бизнес-Школа
• Список руководителей Киево-Могилянской академии

Литература

• Харлампович К. В., Малороссийское влияние на великорусскую церковную жизнь. — Казань, 1914.
• Аскоченский В., Киев с древнейшим его училищем Академией. — Киев, 1856.
• История Киевской академии. Соч. воспитанника её иеромонаха Макария Булгакова, СПБ. 1843.
• Линчевский М., Педагогия древних братских школ и преимущественно древней Киевской академии, «Тр. Киевской духовной академии», 1870, т. 3.
• Києво-Могилянська академія в іменах. XVII—XVIII ст. — К.: Вид. дім «КМ Академія», 2001.
• Хижняк З. І., Маньківський В. К. [mnib.malorus.org/kniga/465/ Історія Києво-Могилянської академії.] — К.: «КМ Академія», 2003.
• [www.library.ukma.kiev.ua/e-lib/O/Onyshcenko_Voskresinna_Academii.pdf Є.І. Онищенко, Воскресіння Академії: Спогади про відродження Києво-Могилянської академії та його учасників — К.: Вид. дім «КМ Академія», 2004.]
• Sydorenko, Alexander. The Kievan Academy in the Seventeenth Century. — Ottawa: University Of Ottawa Press, 1977. — ISBN ISBN 0-7766-0901-7.
• Kortschmaryk, Frank B. The Kievan Academy and Its Role in the Organization of Russia at the Turn of the Seventeenth Century. — New York: Shevchenko Scientific Society, 1976.
• Omeljan Pritsak and Ihor Sevcenko, eds. «The Kiev Mohyla Academy (Commemorating the 350th Anniversary of Its Founding, 1632—1982).» Harvard Ukrainian Studies. vol. VIII, no. 1/2. Cambridge, MA, 1985.
• S.M. Horak. «The Kiev Academy. A Bridge to Europe in the 17th Century». East European Quarterly, vol. 2, 2, 1968.

Ссылки

• [www.facebook.com/kyiv.mohyla.academy/ Страница НаУКМА в Facebook]
• [www.ukma.edu.ua/ Официальный сайт НаУКМА] ( (укр.) и  (англ.))
• [www.zn.ua/projects/top200/59129/ НаУКМА в рейтинге лучших ВУЗов Украины]
• [kontrakty.ua/2009-10-22-11-49-51/9846------------/ Президент НаУКМА Сергій Квіт: «Новітній університет повинен об'єднати науку і освіту» Интервью Сергея Квита порталу Контракты.ua]

Достопримечательности Киева  

</td> </tr>

Отрывок, характеризующий Национальный университет «Киево-Могилянская академия»

– Наталью Ильиничну видел? – спросил он у Семена. – Где она?
– Они с Петром Ильичем от Жаровых бурьяно встали, – отвечал Семен улыбаясь. – Тоже дамы, а охоту большую имеют.
– А ты удивляешься, Семен, как она ездит… а? – сказал граф, хоть бы мужчине в пору!
– Как не дивиться? Смело, ловко.
– А Николаша где? Над Лядовским верхом что ль? – всё шопотом спрашивал граф.
– Так точно с. Уж они знают, где стать. Так тонко езду знают, что мы с Данилой другой раз диву даемся, – говорил Семен, зная, чем угодить барину.
– Хорошо ездит, а? А на коне то каков, а?
– Картину писать! Как намеднись из Заварзинских бурьянов помкнули лису. Они перескакивать стали, от уймища, страсть – лошадь тысяча рублей, а седоку цены нет. Да уж такого молодца поискать!
– Поискать… – повторил граф, видимо сожалея, что кончилась так скоро речь Семена. – Поискать? – сказал он, отворачивая полы шубки и доставая табакерку.
– Намедни как от обедни во всей регалии вышли, так Михаил то Сидорыч… – Семен не договорил, услыхав ясно раздававшийся в тихом воздухе гон с подвыванием не более двух или трех гончих. Он, наклонив голову, прислушался и молча погрозился барину. – На выводок натекли… – прошептал он, прямо на Лядовской повели.
Граф, забыв стереть улыбку с лица, смотрел перед собой вдаль по перемычке и, не нюхая, держал в руке табакерку. Вслед за лаем собак послышался голос по волку, поданный в басистый рог Данилы; стая присоединилась к первым трем собакам и слышно было, как заревели с заливом голоса гончих, с тем особенным подвыванием, которое служило признаком гона по волку. Доезжачие уже не порскали, а улюлюкали, и из за всех голосов выступал голос Данилы, то басистый, то пронзительно тонкий. Голос Данилы, казалось, наполнял весь лес, выходил из за леса и звучал далеко в поле.
Прислушавшись несколько секунд молча, граф и его стремянной убедились, что гончие разбились на две стаи: одна большая, ревевшая особенно горячо, стала удаляться, другая часть стаи понеслась вдоль по лесу мимо графа, и при этой стае было слышно улюлюканье Данилы. Оба эти гона сливались, переливались, но оба удалялись. Семен вздохнул и нагнулся, чтоб оправить сворку, в которой запутался молодой кобель; граф тоже вздохнул и, заметив в своей руке табакерку, открыл ее и достал щепоть. «Назад!» крикнул Семен на кобеля, который выступил за опушку. Граф вздрогнул и уронил табакерку. Настасья Ивановна слез и стал поднимать ее.
Граф и Семен смотрели на него. Вдруг, как это часто бывает, звук гона мгновенно приблизился, как будто вот, вот перед ними самими были лающие рты собак и улюлюканье Данилы.
Граф оглянулся и направо увидал Митьку, который выкатывавшимися глазами смотрел на графа и, подняв шапку, указывал ему вперед, на другую сторону.
– Береги! – закричал он таким голосом, что видно было, что это слово давно уже мучительно просилось у него наружу. И поскакал, выпустив собак, по направлению к графу.
Граф и Семен выскакали из опушки и налево от себя увидали волка, который, мягко переваливаясь, тихим скоком подскакивал левее их к той самой опушке, у которой они стояли. Злобные собаки визгнули и, сорвавшись со свор, понеслись к волку мимо ног лошадей.
Волк приостановил бег, неловко, как больной жабой, повернул свою лобастую голову к собакам, и также мягко переваливаясь прыгнул раз, другой и, мотнув поленом (хвостом), скрылся в опушку. В ту же минуту из противоположной опушки с ревом, похожим на плач, растерянно выскочила одна, другая, третья гончая, и вся стая понеслась по полю, по тому самому месту, где пролез (пробежал) волк. Вслед за гончими расступились кусты орешника и показалась бурая, почерневшая от поту лошадь Данилы. На длинной спине ее комочком, валясь вперед, сидел Данила без шапки с седыми, встрепанными волосами над красным, потным лицом.
– Улюлюлю, улюлю!… – кричал он. Когда он увидал графа, в глазах его сверкнула молния.
– Ж… – крикнул он, грозясь поднятым арапником на графа.
– Про…ли волка то!… охотники! – И как бы не удостоивая сконфуженного, испуганного графа дальнейшим разговором, он со всей злобой, приготовленной на графа, ударил по ввалившимся мокрым бокам бурого мерина и понесся за гончими. Граф, как наказанный, стоял оглядываясь и стараясь улыбкой вызвать в Семене сожаление к своему положению. Но Семена уже не было: он, в объезд по кустам, заскакивал волка от засеки. С двух сторон также перескакивали зверя борзятники. Но волк пошел кустами и ни один охотник не перехватил его.


Николай Ростов между тем стоял на своем месте, ожидая зверя. По приближению и отдалению гона, по звукам голосов известных ему собак, по приближению, отдалению и возвышению голосов доезжачих, он чувствовал то, что совершалось в острове. Он знал, что в острове были прибылые (молодые) и матерые (старые) волки; он знал, что гончие разбились на две стаи, что где нибудь травили, и что что нибудь случилось неблагополучное. Он всякую секунду на свою сторону ждал зверя. Он делал тысячи различных предположений о том, как и с какой стороны побежит зверь и как он будет травить его. Надежда сменялась отчаянием. Несколько раз он обращался к Богу с мольбою о том, чтобы волк вышел на него; он молился с тем страстным и совестливым чувством, с которым молятся люди в минуты сильного волнения, зависящего от ничтожной причины. «Ну, что Тебе стоит, говорил он Богу, – сделать это для меня! Знаю, что Ты велик, и что грех Тебя просить об этом; но ради Бога сделай, чтобы на меня вылез матерый, и чтобы Карай, на глазах „дядюшки“, который вон оттуда смотрит, влепился ему мертвой хваткой в горло». Тысячу раз в эти полчаса упорным, напряженным и беспокойным взглядом окидывал Ростов опушку лесов с двумя редкими дубами над осиновым подседом, и овраг с измытым краем, и шапку дядюшки, чуть видневшегося из за куста направо.
«Нет, не будет этого счастья, думал Ростов, а что бы стоило! Не будет! Мне всегда, и в картах, и на войне, во всем несчастье». Аустерлиц и Долохов ярко, но быстро сменяясь, мелькали в его воображении. «Только один раз бы в жизни затравить матерого волка, больше я не желаю!» думал он, напрягая слух и зрение, оглядываясь налево и опять направо и прислушиваясь к малейшим оттенкам звуков гона. Он взглянул опять направо и увидал, что по пустынному полю навстречу к нему бежало что то. «Нет, это не может быть!» подумал Ростов, тяжело вздыхая, как вздыхает человек при совершении того, что было долго ожидаемо им. Совершилось величайшее счастье – и так просто, без шума, без блеска, без ознаменования. Ростов не верил своим глазам и сомнение это продолжалось более секунды. Волк бежал вперед и перепрыгнул тяжело рытвину, которая была на его дороге. Это был старый зверь, с седою спиной и с наеденным красноватым брюхом. Он бежал не торопливо, очевидно убежденный, что никто не видит его. Ростов не дыша оглянулся на собак. Они лежали, стояли, не видя волка и ничего не понимая. Старый Карай, завернув голову и оскалив желтые зубы, сердито отыскивая блоху, щелкал ими на задних ляжках.
– Улюлюлю! – шопотом, оттопыривая губы, проговорил Ростов. Собаки, дрогнув железками, вскочили, насторожив уши. Карай почесал свою ляжку и встал, насторожив уши и слегка мотнул хвостом, на котором висели войлоки шерсти.
– Пускать – не пускать? – говорил сам себе Николай в то время как волк подвигался к нему, отделяясь от леса. Вдруг вся физиономия волка изменилась; он вздрогнул, увидав еще вероятно никогда не виданные им человеческие глаза, устремленные на него, и слегка поворотив к охотнику голову, остановился – назад или вперед? Э! всё равно, вперед!… видно, – как будто сказал он сам себе, и пустился вперед, уже не оглядываясь, мягким, редким, вольным, но решительным скоком.
– Улюлю!… – не своим голосом закричал Николай, и сама собою стремглав понеслась его добрая лошадь под гору, перескакивая через водомоины в поперечь волку; и еще быстрее, обогнав ее, понеслись собаки. Николай не слыхал своего крика, не чувствовал того, что он скачет, не видал ни собак, ни места, по которому он скачет; он видел только волка, который, усилив свой бег, скакал, не переменяя направления, по лощине. Первая показалась вблизи зверя чернопегая, широкозадая Милка и стала приближаться к зверю. Ближе, ближе… вот она приспела к нему. Но волк чуть покосился на нее, и вместо того, чтобы наддать, как она это всегда делала, Милка вдруг, подняв хвост, стала упираться на передние ноги.
– Улюлюлюлю! – кричал Николай.
Красный Любим выскочил из за Милки, стремительно бросился на волка и схватил его за гачи (ляжки задних ног), но в ту ж секунду испуганно перескочил на другую сторону. Волк присел, щелкнул зубами и опять поднялся и поскакал вперед, провожаемый на аршин расстояния всеми собаками, не приближавшимися к нему.
– Уйдет! Нет, это невозможно! – думал Николай, продолжая кричать охрипнувшим голосом.
– Карай! Улюлю!… – кричал он, отыскивая глазами старого кобеля, единственную свою надежду. Карай из всех своих старых сил, вытянувшись сколько мог, глядя на волка, тяжело скакал в сторону от зверя, наперерез ему. Но по быстроте скока волка и медленности скока собаки было видно, что расчет Карая был ошибочен. Николай уже не далеко впереди себя видел тот лес, до которого добежав, волк уйдет наверное. Впереди показались собаки и охотник, скакавший почти на встречу. Еще была надежда. Незнакомый Николаю, муругий молодой, длинный кобель чужой своры стремительно подлетел спереди к волку и почти опрокинул его. Волк быстро, как нельзя было ожидать от него, приподнялся и бросился к муругому кобелю, щелкнул зубами – и окровавленный, с распоротым боком кобель, пронзительно завизжав, ткнулся головой в землю.
– Караюшка! Отец!.. – плакал Николай…
Старый кобель, с своими мотавшимися на ляжках клоками, благодаря происшедшей остановке, перерезывая дорогу волку, был уже в пяти шагах от него. Как будто почувствовав опасность, волк покосился на Карая, еще дальше спрятав полено (хвост) между ног и наддал скоку. Но тут – Николай видел только, что что то сделалось с Караем – он мгновенно очутился на волке и с ним вместе повалился кубарем в водомоину, которая была перед ними.
Та минута, когда Николай увидал в водомоине копошащихся с волком собак, из под которых виднелась седая шерсть волка, его вытянувшаяся задняя нога, и с прижатыми ушами испуганная и задыхающаяся голова (Карай держал его за горло), минута, когда увидал это Николай, была счастливейшею минутою его жизни. Он взялся уже за луку седла, чтобы слезть и колоть волка, как вдруг из этой массы собак высунулась вверх голова зверя, потом передние ноги стали на край водомоины. Волк ляскнул зубами (Карай уже не держал его за горло), выпрыгнул задними ногами из водомоины и, поджав хвост, опять отделившись от собак, двинулся вперед. Карай с ощетинившейся шерстью, вероятно ушибленный или раненый, с трудом вылезал из водомоины.
– Боже мой! За что?… – с отчаянием закричал Николай.
Охотник дядюшки с другой стороны скакал на перерез волку, и собаки его опять остановили зверя. Опять его окружили.
Николай, его стремянной, дядюшка и его охотник вертелись над зверем, улюлюкая, крича, всякую минуту собираясь слезть, когда волк садился на зад и всякий раз пускаясь вперед, когда волк встряхивался и подвигался к засеке, которая должна была спасти его. Еще в начале этой травли, Данила, услыхав улюлюканье, выскочил на опушку леса. Он видел, как Карай взял волка и остановил лошадь, полагая, что дело было кончено. Но когда охотники не слезли, волк встряхнулся и опять пошел на утек. Данила выпустил своего бурого не к волку, а прямой линией к засеке так же, как Карай, – на перерез зверю. Благодаря этому направлению, он подскакивал к волку в то время, как во второй раз его остановили дядюшкины собаки.
Данила скакал молча, держа вынутый кинжал в левой руке и как цепом молоча своим арапником по подтянутым бокам бурого.
Николай не видал и не слыхал Данилы до тех пор, пока мимо самого его не пропыхтел тяжело дыша бурый, и он услыхал звук паденья тела и увидал, что Данила уже лежит в середине собак на заду волка, стараясь поймать его за уши. Очевидно было и для собак, и для охотников, и для волка, что теперь всё кончено. Зверь, испуганно прижав уши, старался подняться, но собаки облепили его. Данила, привстав, сделал падающий шаг и всей тяжестью, как будто ложась отдыхать, повалился на волка, хватая его за уши. Николай хотел колоть, но Данила прошептал: «Не надо, соструним», – и переменив положение, наступил ногою на шею волку. В пасть волку заложили палку, завязали, как бы взнуздав его сворой, связали ноги, и Данила раза два с одного бока на другой перевалил волка.
С счастливыми, измученными лицами, живого, матерого волка взвалили на шарахающую и фыркающую лошадь и, сопутствуемые визжавшими на него собаками, повезли к тому месту, где должны были все собраться. Молодых двух взяли гончие и трех борзые. Охотники съезжались с своими добычами и рассказами, и все подходили смотреть матёрого волка, который свесив свою лобастую голову с закушенною палкой во рту, большими, стеклянными глазами смотрел на всю эту толпу собак и людей, окружавших его. Когда его трогали, он, вздрагивая завязанными ногами, дико и вместе с тем просто смотрел на всех. Граф Илья Андреич тоже подъехал и потрогал волка.
– О, материщий какой, – сказал он. – Матёрый, а? – спросил он у Данилы, стоявшего подле него.
– Матёрый, ваше сиятельство, – отвечал Данила, поспешно снимая шапку.
Граф вспомнил своего прозеванного волка и свое столкновение с Данилой.
– Однако, брат, ты сердит, – сказал граф. – Данила ничего не сказал и только застенчиво улыбнулся детски кроткой и приятной улыбкой.


Старый граф поехал домой; Наташа с Петей обещались сейчас же приехать. Охота пошла дальше, так как было еще рано. В середине дня гончих пустили в поросший молодым частым лесом овраг. Николай, стоя на жнивье, видел всех своих охотников.
Насупротив от Николая были зеленя и там стоял его охотник, один в яме за выдавшимся кустом орешника. Только что завели гончих, Николай услыхал редкий гон известной ему собаки – Волторна; другие собаки присоединились к нему, то замолкая, то опять принимаясь гнать. Через минуту подали из острова голос по лисе, и вся стая, свалившись, погнала по отвершку, по направлению к зеленям, прочь от Николая.
Он видел скачущих выжлятников в красных шапках по краям поросшего оврага, видел даже собак, и всякую секунду ждал того, что на той стороне, на зеленях, покажется лисица.
Охотник, стоявший в яме, тронулся и выпустил собак, и Николай увидал красную, низкую, странную лисицу, которая, распушив трубу, торопливо неслась по зеленям. Собаки стали спеть к ней. Вот приблизились, вот кругами стала вилять лисица между ними, всё чаще и чаще делая эти круги и обводя вокруг себя пушистой трубой (хвостом); и вот налетела чья то белая собака, и вслед за ней черная, и всё смешалось, и звездой, врозь расставив зады, чуть колеблясь, стали собаки. К собакам подскакали два охотника: один в красной шапке, другой, чужой, в зеленом кафтане.
«Что это такое? подумал Николай. Откуда взялся этот охотник? Это не дядюшкин».
Охотники отбили лисицу и долго, не тороча, стояли пешие. Около них на чумбурах стояли лошади с своими выступами седел и лежали собаки. Охотники махали руками и что то делали с лисицей. Оттуда же раздался звук рога – условленный сигнал драки.
– Это Илагинский охотник что то с нашим Иваном бунтует, – сказал стремянный Николая.
Николай послал стремяного подозвать к себе сестру и Петю и шагом поехал к тому месту, где доезжачие собирали гончих. Несколько охотников поскакало к месту драки.
Николай слез с лошади, остановился подле гончих с подъехавшими Наташей и Петей, ожидая сведений о том, чем кончится дело. Из за опушки выехал дравшийся охотник с лисицей в тороках и подъехал к молодому барину. Он издалека снял шапку и старался говорить почтительно; но он был бледен, задыхался, и лицо его было злобно. Один глаз был у него подбит, но он вероятно и не знал этого.
– Что у вас там было? – спросил Николай.
– Как же, из под наших гончих он травить будет! Да и сука то моя мышастая поймала. Поди, судись! За лисицу хватает! Я его лисицей ну катать. Вот она, в тороках. А этого хочешь?… – говорил охотник, указывая на кинжал и вероятно воображая, что он всё еще говорит с своим врагом.
Николай, не разговаривая с охотником, попросил сестру и Петю подождать его и поехал на то место, где была эта враждебная, Илагинская охота.
Охотник победитель въехал в толпу охотников и там, окруженный сочувствующими любопытными, рассказывал свой подвиг.
Дело было в том, что Илагин, с которым Ростовы были в ссоре и процессе, охотился в местах, по обычаю принадлежавших Ростовым, и теперь как будто нарочно велел подъехать к острову, где охотились Ростовы, и позволил травить своему охотнику из под чужих гончих.
Николай никогда не видал Илагина, но как и всегда в своих суждениях и чувствах не зная середины, по слухам о буйстве и своевольстве этого помещика, всей душой ненавидел его и считал своим злейшим врагом. Он озлобленно взволнованный ехал теперь к нему, крепко сжимая арапник в руке, в полной готовности на самые решительные и опасные действия против своего врага.
Едва он выехал за уступ леса, как он увидал подвигающегося ему навстречу толстого барина в бобровом картузе на прекрасной вороной лошади, сопутствуемого двумя стремянными.
Вместо врага Николай нашел в Илагине представительного, учтивого барина, особенно желавшего познакомиться с молодым графом. Подъехав к Ростову, Илагин приподнял бобровый картуз и сказал, что очень жалеет о том, что случилось; что велит наказать охотника, позволившего себе травить из под чужих собак, просит графа быть знакомым и предлагает ему свои места для охоты.
Наташа, боявшаяся, что брат ее наделает что нибудь ужасное, в волнении ехала недалеко за ним. Увидав, что враги дружелюбно раскланиваются, она подъехала к ним. Илагин еще выше приподнял свой бобровый картуз перед Наташей и приятно улыбнувшись, сказал, что графиня представляет Диану и по страсти к охоте и по красоте своей, про которую он много слышал.
Илагин, чтобы загладить вину своего охотника, настоятельно просил Ростова пройти в его угорь, который был в версте, который он берег для себя и в котором было, по его словам, насыпано зайцев. Николай согласился, и охота, еще вдвое увеличившаяся, тронулась дальше.
Итти до Илагинского угоря надо было полями. Охотники разровнялись. Господа ехали вместе. Дядюшка, Ростов, Илагин поглядывали тайком на чужих собак, стараясь, чтобы другие этого не замечали, и с беспокойством отыскивали между этими собаками соперниц своим собакам.
Ростова особенно поразила своей красотой небольшая чистопсовая, узенькая, но с стальными мышцами, тоненьким щипцом (мордой) и на выкате черными глазами, краснопегая сучка в своре Илагина. Он слыхал про резвость Илагинских собак, и в этой красавице сучке видел соперницу своей Милке.
В середине степенного разговора об урожае нынешнего года, который завел Илагин, Николай указал ему на его краснопегую суку.
– Хороша у вас эта сучка! – сказал он небрежным тоном. – Резва?
– Эта? Да, эта – добрая собака, ловит, – равнодушным голосом сказал Илагин про свою краснопегую Ерзу, за которую он год тому назад отдал соседу три семьи дворовых. – Так и у вас, граф, умолотом не хвалятся? – продолжал он начатый разговор. И считая учтивым отплатить молодому графу тем же, Илагин осмотрел его собак и выбрал Милку, бросившуюся ему в глаза своей шириной.
– Хороша у вас эта чернопегая – ладна! – сказал он.
– Да, ничего, скачет, – отвечал Николай. «Вот только бы побежал в поле матёрый русак, я бы тебе показал, какая эта собака!» подумал он, и обернувшись к стремянному сказал, что он дает рубль тому, кто подозрит, т. е. найдет лежачего зайца.
– Я не понимаю, – продолжал Илагин, – как другие охотники завистливы на зверя и на собак. Я вам скажу про себя, граф. Меня веселит, знаете, проехаться; вот съедешься с такой компанией… уже чего же лучше (он снял опять свой бобровый картуз перед Наташей); а это, чтобы шкуры считать, сколько привез – мне всё равно!
– Ну да.
– Или чтоб мне обидно было, что чужая собака поймает, а не моя – мне только бы полюбоваться на травлю, не так ли, граф? Потом я сужу…
– Ату – его, – послышался в это время протяжный крик одного из остановившихся борзятников. Он стоял на полубугре жнивья, подняв арапник, и еще раз повторил протяжно: – А – ту – его! (Звук этот и поднятый арапник означали то, что он видит перед собой лежащего зайца.)
– А, подозрил, кажется, – сказал небрежно Илагин. – Что же, потравим, граф!
– Да, подъехать надо… да – что ж, вместе? – отвечал Николай, вглядываясь в Ерзу и в красного Ругая дядюшки, в двух своих соперников, с которыми еще ни разу ему не удалось поровнять своих собак. «Ну что как с ушей оборвут мою Милку!» думал он, рядом с дядюшкой и Илагиным подвигаясь к зайцу.