Кикапу (народ)
| Численность и ареал | |
|---|---|
| Язык | |
| Религия | |
| Расовый тип | |
| Родственные народы | |
Кика́пу (англ. Kickapoo) — индейский народ, относящийся к алгонкинской языковой семье.
Содержание
Язык
Язык кикапу относится к алгонкинской группы алгских языков. Число носителей языка кикапу около 1000 человек, проживающих на Западе США и в северных районах Мексики. Он близкородственен языку сок-фокс, вместе с которым иногда считается одним языком и рассматривается в качестве его диалекта.
История
До контакта с европейцами проживали на территории между озёрами Эри и Мичиган. В 1640-х годах их поселения были атакованы сначала оттава и нейтральными, а затем ирокезами, в результате кикапу были вынуждены переселиться на юго-запад современного штата Висконсин.[1]
В XVIII веке обосновались вблизи реки Уобаш в центральном Иллинойсе и на западе Индианы, образовав конфедерацию с пианкашо, веа и майами. В начале XIX века были вынуждены продать большую часть своих земель. В 1819 году подписали договор с правительством США, по условиям которого продали оставшиеся земли и переселились на юг штата Миссури. Не все кикапу были согласны с договором, многие остались в Иллинойсе, пока насильственно не были депортированы в 1834 году.
В середине XIX века кикапу были рассеяны несколькими группами по Великим Равнинам. Часть племени получила землю на территории Мексики по соглашению с правительством этой страны для защиты пограничных районов от набегов команчей, кайова и апачей, остальные остались в Канзасе, Техасе и на Индейской Территории. В 1870-х годах около половины мексиканских кикапу вернулись в США и были поселены в резервации. А в 1895 году были проведены Земельные Гонки по заселению их бывших земель.
В настоящее время кикапу проживают в Канзасе, Оклахоме, Техасе и Мексике.
Население
Ко времени первой встречи с европейцами кикапу предположительно имели численность около 4000 человек. К 1817 году американцы определили их численность в 2000 человек.[2] В 1825 году 600 кикапу проживало в Миссури, 200 человек в Иллинойсе и около 1400 кочевали от реки Миссури до Мексики, всего примерно 2200 человек. Перепись 1910 года показала 211 человек в Канзасе, 135 в Оклахоме и 400 в Мексике.[1].
Численность кикапу в США в 2000 году составляла 3525 человек[3], а общая численность народа в 2010 оценивалась приблизительно в 5000 человек.
Напишите отзыв о статье "Кикапу (народ)"
Примечания
- ↑ 1 2 [www.tolatsga.org/kick.html Kickapoo history]
- ↑ [www.accessgenealogy.com/native/tribes/kickapoo/kickapoopop.htm Kickapoo Indian Tribe Population]
- ↑ [www.pdfchaser.com/Census-2000-PHC-T-18.-American-Indian-and-Alaska-Native-Tribes-in-....html American Indian And Alaska Native Tribes in the US: 2000]
Литература
- Gibson, Arrell M. The Kickapoo: Lords of the Middle Border. — Norman: University of Oklahoma Press, 1963.
Ссылки
- [www.tolatsga.org/kick.html Kickapoo history (Lee Sultzman)]
- [www.texasindians.com/kickapoo.htm The Kickapoo Traditional Tribe of Texas]
- [digital.library.okstate.edu/encyclopedia/entries/K/KI004.html Kickapoo (Encyclopedia of Oklahoma History & Culture)]
| ||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Кикапу (народ)
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.
Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
