Кикин, Пётр Андреевич

Пётр Андреевич Кикин
Портрет Петра Андреевича Кикина мастерской Джорджа Доу. Военная галерея Зимнего дворца, Государственный Эрмитаж (Санкт-Петербург)
Дата рождения	27 декабря 1775(1775-12-27)
Место рождения	Алатырь, Симбирская губерния
Дата смерти	18 мая 1834(1834-05-18) (58 лет)
Место смерти	Санкт-Петербург
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Звание	генерал-майор
Сражения/войны	Валутина Гора, Бородино, Красный, Лютцен
Награды и премии

Пётр Андре́евич Ки́кин (27 декабря 1775, Алатырь, Симбирская губерния — 18 мая 1834, Санкт-Петербург, похоронен на Тихвинском кладбище) — дежурный генерал при ставке М. И. Кутузова во время войны 1812 года, с 1816 года статс-секретарь Александра I.

В 1820 году вместе с князем Гагариным и Мамоновым организовал общество поощрения художников. Как казначей этого учреждения оказывал меценатскую помощь и поддержку К. П. Брюллову, А. Г. Венецианову, А. А. Иванову.

Войны с Наполеоном

Родился в большой семье (12 детей) секунд-майора Андрея Ивановича Кикина (1747—1790) и Марии Фёдоровны, урождённой Ермоловой (1754—1819). При крещении получил имя Варфоломея, которое никогда не использовал.

Ещё в детстве был записан в гвардию и уже к 10 годам произведён в сержанты. Обучался в пансионе при Московском университете. Службу начинал прапорщиком в гвардейском Семёновском полку, участвовал в турецкой войне.

В качестве флигель-адъютанта состоял при генералах Михельсоне, Мейендорфе, князе Прозоровском и при особе государя Александра Павловича. В 1812 году — полковник, исполнял обязанности дежурного генерала 1-й Западной армии, участвовал в сражениях при Валутиной Горе (был ранен в глаз), Бородине (ранен во время контратаки на Курганную батарею), Красном.

5 февраля 1813 года награждён орденом Святого Георгия 3 степени № 266:

В воздаяние отличного мужества и храбрости, оказанных в сражениях против французских войск в течение нынешней кампании.

В 1813—1814 гг. командовал бригадой. Отличился в сражении при Лютцене. По возвращении из Парижа оставил военную службу.

Славянофильство

По отзывам современников, Кикин в молодости слыл остряком, галломаном и модным светским человеком. Однако знакомство с адмиралом А. С. Шишковым круто изменило его. Он до того увлёкся шишковским «Рассуждением о старом и новом слоге», что написал на этом сочинении Mon Evangile и скоро стал одним из самых резких поборников дела «Беседы любителей русского слова».

Свои патриотические чувства П. А. Кикин выплеснул в известном письме к Шишкову, где первым подал мысль о сооружении в память о победе над Наполеоном храма Христа Спасителя в Москве.

На гражданском поприще

В 1816 году, по личному желанию Александра I, граф Аракчеев упросил Кикина вступить снова на службу, и он был назначен статс-секретарем по принятию прошений на высочайшее имя. На этом посту он отличался прямотой и твердостью; если он был убежден, что решение императора по доложенному им делу несправедливо, — то он не затруднялся снова входить с тем же докладом и нередко добивался того решения, которое считал справедливым. Подробные воспоминания о Кикине оставил служивший под его началом Д. Н. Свербеев:

Русскую юриспруденцию, всё наше судопроизводство, всю переписку, к нему относящуюся, — всё это он почитал какими-то элевсинскими таинствами, профанам недоступными. Чем туманнее и запутаннее бывала какая-нибудь бумага, тем казалась она ему дельнее.

Кикин оставил по себе память как рачительный сельский хозяин, положивший много трудов на благоустройство усадьбы Алешня Ряжского уезда, приобретённой в 1825 году его богатой тёщей Е. В. Торсуковой, которая жила рядом с зятем. Он принимал активное участие в делах Московского общества сельского хозяйства, опубликовал ряд статей по сельскохозяйственным вопросам, пропагандировал муравьёвский способ кошения злаков («косою с лапкою вместо жнитва»), экспериментировал с дублением овчин.

Сельскохозяйственным занятиям в Алешне сенатор Кикин всецело предался после выхода в 1826 году в отставку. Председательствовал в одном из отделений Вольного экономического общества. Им было сделано многое для улучшения быта своих крестьян. В начале XX века усадьба Алешня была основательно перестроена министром земледелия А. С. Ермоловым.

Семья

Супруга — Мария Ардалионовна Торсукова (1787—1828), дочь бригадира А. А. Торсукова от брака с фрейлиной Е. В. Перекусихиной.

Сын — Варфоломей (1812 — 21 ноября 1882); был женат на княжне Наталье Григорьевне Голицыной (бездетны).

Дочь — Мария (1816—1856), замужем за князем Дмитрием Петровичем Волконским (1805—1859), сыном светлейшего князя П. М. Волконского. Усадьбу Алешня унаследовала их дочь Екатерина, жена И. А. Всеволожского.

Смерть в 1818 году другой дочери Кикина, наступившая в младенческом возрасте, отражена в книге Е. И. Станевича «Беседа на гробе младенца о бессмертии души».

• Glrx-Kikin.jpg

  Мария Ардалионовна,
  жена
• M.P.Kikina in court dress by P.Sokolov (1839, Tretyakov gallery).jpg

  Мария Петровна,
  дочь
• Крюгер Д.П.Волк.jpg

  Дмитрий Волконский,
  зять
• Sofia Volkonskay.jpg

  Софья Волконская,
  внучка
• Pyotr Volkonsky.jpg

  Пётр Волконский,
  внук

Источники

• Русские портреты XVIII и XIX столетий. Издание Великого князя Николая Михайловича. Выпуск 4. №47.
• Кикин, Петр Андреевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.

Ссылки

• [www.museum.ru/museum/1812/Persons/slovar/sl_k18.html Словарь русских генералов, участников боевых действий против армии Наполеона Бонапарта в 1812—1815 гг.] // Российский архив : Сб. — М., студия «ТРИТЭ» Н. Михалкова, 1996. — Т. VII. — С. 421-422.
• Глинка В.М., Помарнацкий А.В. Кикин, Пётр Андреевич // [www.museum.ru/museum/1812/Persons/RUSS/t_k18.html Военная галерея Зимнего дворца]. — 3-е изд. — Л.: Искусство, 1981.

Отрывок, характеризующий Кикин, Пётр Андреевич

Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.
Дело же, очевидно, было так: позиция была избрана по реке Колоче, пересекающей большую дорогу не под прямым, а под острым углом, так что левый фланг был в Шевардине, правый около селения Нового и центр в Бородине, при слиянии рек Колочи и Во йны. Позиция эта, под прикрытием реки Колочи, для армии, имеющей целью остановить неприятеля, движущегося по Смоленской дороге к Москве, очевидна для всякого, кто посмотрит на Бородинское поле, забыв о том, как произошло сражение.
Наполеон, выехав 24 го к Валуеву, не увидал (как говорится в историях) позицию русских от Утицы к Бородину (он не мог увидать эту позицию, потому что ее не было) и не увидал передового поста русской армии, а наткнулся в преследовании русского арьергарда на левый фланг позиции русских, на Шевардинский редут, и неожиданно для русских перевел войска через Колочу. И русские, не успев вступить в генеральное сражение, отступили своим левым крылом из позиции, которую они намеревались занять, и заняли новую позицию, которая была не предвидена и не укреплена. Перейдя на левую сторону Колочи, влево от дороги, Наполеон передвинул все будущее сражение справа налево (со стороны русских) и перенес его в поле между Утицей, Семеновским и Бородиным (в это поле, не имеющее в себе ничего более выгодного для позиции, чем всякое другое поле в России), и на этом поле произошло все сражение 26 го числа. В грубой форме план предполагаемого сражения и происшедшего сражения будет следующий:

Ежели бы Наполеон не выехал вечером 24 го числа на Колочу и не велел бы тотчас же вечером атаковать редут, а начал бы атаку на другой день утром, то никто бы не усомнился в том, что Шевардинский редут был левый фланг нашей позиции; и сражение произошло бы так, как мы его ожидали. В таком случае мы, вероятно, еще упорнее бы защищали Шевардинский редут, наш левый фланг; атаковали бы Наполеона в центре или справа, и 24 го произошло бы генеральное сражение на той позиции, которая была укреплена и предвидена. Но так как атака на наш левый фланг произошла вечером, вслед за отступлением нашего арьергарда, то есть непосредственно после сражения при Гридневой, и так как русские военачальники не хотели или не успели начать тогда же 24 го вечером генерального сражения, то первое и главное действие Бородинского сражения было проиграно еще 24 го числа и, очевидно, вело к проигрышу и того, которое было дано 26 го числа.
После потери Шевардинского редута к утру 25 го числа мы оказались без позиции на левом фланге и были поставлены в необходимость отогнуть наше левое крыло и поспешно укреплять его где ни попало.
Но мало того, что 26 го августа русские войска стояли только под защитой слабых, неконченных укреплений, – невыгода этого положения увеличилась еще тем, что русские военачальники, не признав вполне совершившегося факта (потери позиции на левом фланге и перенесения всего будущего поля сражения справа налево), оставались в своей растянутой позиции от села Нового до Утицы и вследствие того должны были передвигать свои войска во время сражения справа налево. Таким образом, во все время сражения русские имели против всей французской армии, направленной на наше левое крыло, вдвое слабейшие силы. (Действия Понятовского против Утицы и Уварова на правом фланге французов составляли отдельные от хода сражения действия.)