Килкис (город)
Город
|
Килки́с (греч. Κιλκίς) — город в Греции, в Центральной Македонии. Является столицей нома Килкис. Население на 2001 год 18 тыс. человек. Основной отраслью экономики долгое время было сельское хозяйство. Хотя с недавних пор идет бурное развитие промышленности региона.
Содержание
История
Античность
Город получил своё имя от римской колонии I-го века до н. э. Калликум (Callicum). Калликум звалось кожаное решето, которым добывалось золото из реки Галликос. Калликум находился на месте сегодняшнего пригорода Колхида, где находятся раскопки римского и раннехристианского периода.[1]
Византия
С переходом жителей в христианство, образуется епископия Калликос.
После VI века здесь интенсивно селятся южные славяне болгарской группы. Болгарские славяне называют города Кукуш. В начале X века район Кукуша отходит к Болгарии. Многие его жители переселяются в южно-итальянскую Калабрию, которая тогда была в составе Византии, и основывают там город Галликиан (Gallicianò), жители которого по сегодняшний день помнят своё происхождение из Калликон Македонии и хранят своё греческое самосознание и традиции.[2].
Из-за разрушений X века епископия Калликон была закрыта. Сегодняшний город был построен на сегодняшнем месте, после 1014 г., когда император Василий II разгромил болгарскую армию царя Самуила..
Османское господство
Кукуш становится снова торгово-сельскохозяйственным центром в XVII веке. Упоминается под именем Килкиси в греческом церковном кодексе 1732 г.[3] и под славянскими названиями Кукуш и Кукош в Хилендарском кодексе из первой половины XVII века, как деревня.[4] Церковь Св. Георгия была построена в 1830 году и расписана иконописцами Георгиосом из Халастры и Эммануилом из Янница.
В XIX веке Кукуш, который был центром административной единицы — казы (Авретхисарская или Кукушкая), почти чисто болгарский город. В «Этнографии вилайетов Адрианополь, Монастир и Салониках», опубликованной в Константинополе в 1878 году, отражающая демографической статистики 1873 года, Кукуш (Coucouche) обозначен как город с 1170 хозяйств и 155 жителей мусульман, 5325 болгар и 40 цыган.[5]
Болгары составляли большинство христианского населения района Кукуша (Аврет Хисар) как пишет в своем донесении британский консул в Салониках (Charles Blunt), 8 Декабря 1888[6].
В 1857 году, в эпоху Болгарского возрождения в Кукуше была открыта болгарская школа, где преподавал известный педагог и фольклорист Димитр Миладинов. Из-за прогреческой националистической политики Константинопольской патриаршии часть болгарского населения Кукуша приняла унии.[7][8] Другая часть населения города остается в лоне православия и принимает активное участие в борьбе за создание Болгарского Экзархата (1870). В город действует и болгарский муниципалитет, который в 1878 году поддерживал призыв других болгарских муниципалитетов в Македонию для включения в болгарское государство.[9]
В конце XIX-го начале XX-го веков в находящейся еще под османским контролем, Македонии развернулась борьба между греческим и болгарским населением за контроль над регионом в видимой перспективе раздела Османской империи балканскими государствами. Турецкие власти успешно манипулировали этой конфронтацией. Кукуш стал центром болгарских комитетов и четников. В борьбе ВМОРО за автономию Македонии, кроме православных болгар, были вовлечены и болгары-униаты из Кукушкой казы.[10]
Балканские войны
В 1912 г. союз балканских государств Черногории, Сербии, Болгарии и Греции начал военные действия против дряхлеющей Османской империи. Это была Первая балканская война. В октябре 1912 г. Кукуш был освобожден волонтерским отрядом Тодора Александрова[11], которой передал его наступающим болгарским войскам. Но Болгария осталась неудовлетворенной вырисовывающейся геополитической картой после окончания войны и отказа Сербии соблюдать болгарско-сербского договора. Переоценив свои силы, Болгария решила перекроить карту на своё усмотрение и начала военные действия в 1913 г. против своих бывших союзников, Сербии и Греции. Это была Вторая балканская война. Болгарская армия прежде всего направила свою атаку против сербов и вынудила их отойти за реку Вардар. Но греческая армия не стала обороняться и перешла в наступление.
В 1913 году неподалёку произошла «битва под Килкисом».
После трёхдневных боев в районе Килкис-Лахана, 19-21 июня, Килкис был занят греческой армией. Обе стороны понесли тяжелые потери. Греческая армия потеряла 8 652 человек, болгарская 7 тыс. В ходе боев город был практически разрушен греками, местные болгары были подвергнуты жестоким репрессиям со стороны победителей.[12] Одновременно город начали покидать его болгарские жители. В общей сложности город покинули 7 тыс. болгар и взамен в городе поселились греки-переселенцы из Болгарии, из Стромницы и Гевгелии, оставшимся на сербской, в дальнейшем югославской территории. Переселенцев из Стромницы было так много, что первоначально город стали называть Новая Стромница.
В 1923 году, после малоазийского похода греческой армии и малоазийской катастрофы, кемалистская Турция навязала Греции насильственный обмен населением. В номе Килкис, в села, оставленные турками и болгарами, поселились беженцы из Малой Азии, в частности из Понта. Некоторая часть этих беженцев постепенно стала оседать и в городе Килкис.
Вторая мировая война
В ходе войны Греция подверглась тройной германо-итало-болгарской оккупации. Болгарии как союзнице гитлеровской Германии была предоставлена возможность присоединить часть греческой территории. Килкис первоначально был в германской зоне оккупации, но в 1943 г. германское командование, с целью освобождения своих войск для отправки на Восточный фронт, предоставило возможность болгарам расширить болгарскую зону оккупации. На протяжении всего периода оккупации вокруг города против немцев и болгар действовали партизаны 13-го полка Народно-освободительной армии Греции (ЭЛАС).
К концу оккупации, когда немцы стали покидать Грецию, в приграничном Килкисе сконцентрировались остатки коллаборационистов со всей Греции, отказывавшихся сдаться партизанам ЭЛАС и ожидавших прибытия англичан.
4 ноября 1944 г. 13-й полк ЭЛАС, при поддержке каваллерийского корпуса ЭЛАС из Фессалии, атаковал город. Килкис был освобождён, но в бою погибло 150 бойцов ЭЛАС.
13-й полк продолжил боевые действия, участвуя в освобождении от болгар городов Драма и Серре.
Музеи
Известные уроженцы
-
Иван Хаджиниколов (1861—1934), болгарский революционер; - Гоце Делчев (1872—1903), болгарский революционер;
- Александр Станишев (1888—1945), болгарский врач, учёный, государственный деятель.
- Смирненский, Христо (1898—1923), болгарский поэт.
Международный фестиваль
Каждый год, в Сентябре, в городе проходит международный фестиваль кукольного театра и пантомимы.
Напишите отзыв о статье "Килкис (город)"
Примечания
- ↑ [www.makthes.gr/index.php?name=News&file=article&sid=17101 Άρθρο της εφημερίδας «Μακεδονία», 9 Μαΐου 2008]
- ↑ [www.condofuri.net] sito del Comune di Condofuri
- ↑ [doumbia-istoria.blogspot.com/2010/06/1732.html Ιστολόγιο Δουμπιά, ιστορικά τεκμήρια]
- ↑ Хилендарската кондика от ХVІІІ век. Представена от Божидар Райков, София 1998, с. 41, 43 (записы в кодекса Хилендарского манастира, 1741 г.).
- ↑ Македония и Одринско. Статистика на населението от 1873 г., София 1995, с.160-161.
- ↑ [www.archivesforbalkans.bg/cgi-bin/e-cms/vis/vis.pl?s=001&p=0052&n=2&g= Out of report of British general consul in Thessalonica J.E. Blunt with enclosed report of vice-consul Shippley to British ambassador in Constantinople W.A. White and data concerning the ethnical structure, religious belief and language of the population in Macedonia,//Британски дипломатически документи по българския национален въпрос. Т. 1. 1878—1893. София 1993, 277, 286.]
- ↑ [www.promacedonia.org/en/ban/nr1.html#28 A petition from the Bulgarians in Koukoush to Pope Pius IX, in which they voice their discontent with the assimilative policy of the Greek Patriarchate in Constantinople and express their desire to join the Catholic Church, 1859,//Macedonia — Documents and Materials, Sofia 1978]
- ↑ Vacalopulos, Konstandinos A. Modern history of Macedonia, Thessaloniki 1988, p. 61 — «In the late 1850s large numbers of Slav-speaking Christians with Bulgarian national consciousness, chiefly in Kilkis district … began to convert in Roman Catholicism».
- ↑ [www.archivesforbalkans.bg/cgi-bin/e-cms/vis/vis.pl?s=001&p=0036&n=9&g= Обръщение на българи от Македония до великите сили с искане да не ги откъсват от България //Македония. Сборник от документи и материали. София 1978, с. 336—338.]
- ↑ Лабаури, Дмитрий Олегович. Болгарское национальное движение в Македонии и Фракии в 1894—1908 гг: Идеология, программа, практика политической борьбы, София 2008, с. 146.
- ↑ Галев, Димитар. Тодор Александров — од автономиjа до самостоjна држава, Скопjе 1995, с. 30.
- ↑ [www.kroraina.com/knigi/en/carnegie/chapter2_3.html Report of the International Commission to Inquire into the Causes and Conduct of the Balkan Wars, published by the Endowment Washington, D.C. 1914, p. 97-99]
| ||||||
Отрывок, характеризующий Килкис (город)
Они проехали деревню Рыконты, мимо французских гусарских коновязей, часовых и солдат, отдававших честь своему полковнику и с любопытством осматривавших русский мундир, и выехали на другую сторону села. По словам полковника, в двух километрах был начальник дивизии, который примет Балашева и проводит его по назначению.Солнце уже поднялось и весело блестело на яркой зелени.
Только что они выехали за корчму на гору, как навстречу им из под горы показалась кучка всадников, впереди которой на вороной лошади с блестящею на солнце сбруей ехал высокий ростом человек в шляпе с перьями и черными, завитыми по плечи волосами, в красной мантии и с длинными ногами, выпяченными вперед, как ездят французы. Человек этот поехал галопом навстречу Балашеву, блестя и развеваясь на ярком июньском солнце своими перьями, каменьями и золотыми галунами.
Балашев уже был на расстоянии двух лошадей от скачущего ему навстречу с торжественно театральным лицом всадника в браслетах, перьях, ожерельях и золоте, когда Юльнер, французский полковник, почтительно прошептал: «Le roi de Naples». [Король Неаполитанский.] Действительно, это был Мюрат, называемый теперь неаполитанским королем. Хотя и было совершенно непонятно, почему он был неаполитанский король, но его называли так, и он сам был убежден в этом и потому имел более торжественный и важный вид, чем прежде. Он так был уверен в том, что он действительно неаполитанский король, что, когда накануне отъезда из Неаполя, во время его прогулки с женою по улицам Неаполя, несколько итальянцев прокричали ему: «Viva il re!», [Да здравствует король! (итал.) ] он с грустной улыбкой повернулся к супруге и сказал: «Les malheureux, ils ne savent pas que je les quitte demain! [Несчастные, они не знают, что я их завтра покидаю!]
Но несмотря на то, что он твердо верил в то, что он был неаполитанский король, и что он сожалел о горести своих покидаемых им подданных, в последнее время, после того как ему ведено было опять поступить на службу, и особенно после свидания с Наполеоном в Данциге, когда августейший шурин сказал ему: «Je vous ai fait Roi pour regner a maniere, mais pas a la votre», [Я вас сделал королем для того, чтобы царствовать не по своему, а по моему.] – он весело принялся за знакомое ему дело и, как разъевшийся, но не зажиревший, годный на службу конь, почуяв себя в упряжке, заиграл в оглоблях и, разрядившись как можно пестрее и дороже, веселый и довольный, скакал, сам не зная куда и зачем, по дорогам Польши.
Увидав русского генерала, он по королевски, торжественно, откинул назад голову с завитыми по плечи волосами и вопросительно поглядел на французского полковника. Полковник почтительно передал его величеству значение Балашева, фамилию которого он не мог выговорить.
– De Bal macheve! – сказал король (своей решительностью превозмогая трудность, представлявшуюся полковнику), – charme de faire votre connaissance, general, [очень приятно познакомиться с вами, генерал] – прибавил он с королевски милостивым жестом. Как только король начал говорить громко и быстро, все королевское достоинство мгновенно оставило его, и он, сам не замечая, перешел в свойственный ему тон добродушной фамильярности. Он положил свою руку на холку лошади Балашева.
– Eh, bien, general, tout est a la guerre, a ce qu'il parait, [Ну что ж, генерал, дело, кажется, идет к войне,] – сказал он, как будто сожалея об обстоятельстве, о котором он не мог судить.
– Sire, – отвечал Балашев. – l'Empereur mon maitre ne desire point la guerre, et comme Votre Majeste le voit, – говорил Балашев, во всех падежах употребляя Votre Majeste, [Государь император русский не желает ее, как ваше величество изволите видеть… ваше величество.] с неизбежной аффектацией учащения титула, обращаясь к лицу, для которого титул этот еще новость.
Лицо Мюрата сияло глупым довольством в то время, как он слушал monsieur de Balachoff. Но royaute oblige: [королевское звание имеет свои обязанности:] он чувствовал необходимость переговорить с посланником Александра о государственных делах, как король и союзник. Он слез с лошади и, взяв под руку Балашева и отойдя на несколько шагов от почтительно дожидавшейся свиты, стал ходить с ним взад и вперед, стараясь говорить значительно. Он упомянул о том, что император Наполеон оскорблен требованиями вывода войск из Пруссии, в особенности теперь, когда это требование сделалось всем известно и когда этим оскорблено достоинство Франции. Балашев сказал, что в требовании этом нет ничего оскорбительного, потому что… Мюрат перебил его:
– Так вы считаете зачинщиком не императора Александра? – сказал он неожиданно с добродушно глупой улыбкой.
Балашев сказал, почему он действительно полагал, что начинателем войны был Наполеон.
– Eh, mon cher general, – опять перебил его Мюрат, – je desire de tout mon c?ur que les Empereurs s'arrangent entre eux, et que la guerre commencee malgre moi se termine le plutot possible, [Ах, любезный генерал, я желаю от всей души, чтобы императоры покончили дело между собою и чтобы война, начатая против моей воли, окончилась как можно скорее.] – сказал он тоном разговора слуг, которые желают остаться добрыми приятелями, несмотря на ссору между господами. И он перешел к расспросам о великом князе, о его здоровье и о воспоминаниях весело и забавно проведенного с ним времени в Неаполе. Потом, как будто вдруг вспомнив о своем королевском достоинстве, Мюрат торжественно выпрямился, стал в ту же позу, в которой он стоял на коронации, и, помахивая правой рукой, сказал: – Je ne vous retiens plus, general; je souhaite le succes de vorte mission, [Я вас не задерживаю более, генерал; желаю успеха вашему посольству,] – и, развеваясь красной шитой мантией и перьями и блестя драгоценностями, он пошел к свите, почтительно ожидавшей его.
Балашев поехал дальше, по словам Мюрата предполагая весьма скоро быть представленным самому Наполеону. Но вместо скорой встречи с Наполеоном, часовые пехотного корпуса Даву опять так же задержали его у следующего селения, как и в передовой цепи, и вызванный адъютант командира корпуса проводил его в деревню к маршалу Даву.
Даву был Аракчеев императора Наполеона – Аракчеев не трус, но столь же исправный, жестокий и не умеющий выражать свою преданность иначе как жестокостью.
В механизме государственного организма нужны эти люди, как нужны волки в организме природы, и они всегда есть, всегда являются и держатся, как ни несообразно кажется их присутствие и близость к главе правительства. Только этой необходимостью можно объяснить то, как мог жестокий, лично выдиравший усы гренадерам и не могший по слабости нерв переносить опасность, необразованный, непридворный Аракчеев держаться в такой силе при рыцарски благородном и нежном характере Александра.
Балашев застал маршала Даву в сарае крестьянскои избы, сидящего на бочонке и занятого письменными работами (он поверял счеты). Адъютант стоял подле него. Возможно было найти лучшее помещение, но маршал Даву был один из тех людей, которые нарочно ставят себя в самые мрачные условия жизни, для того чтобы иметь право быть мрачными. Они для того же всегда поспешно и упорно заняты. «Где тут думать о счастливой стороне человеческой жизни, когда, вы видите, я на бочке сижу в грязном сарае и работаю», – говорило выражение его лица. Главное удовольствие и потребность этих людей состоит в том, чтобы, встретив оживление жизни, бросить этому оживлению в глаза спою мрачную, упорную деятельность. Это удовольствие доставил себе Даву, когда к нему ввели Балашева. Он еще более углубился в свою работу, когда вошел русский генерал, и, взглянув через очки на оживленное, под впечатлением прекрасного утра и беседы с Мюратом, лицо Балашева, не встал, не пошевелился даже, а еще больше нахмурился и злобно усмехнулся.
Заметив на лице Балашева произведенное этим приемом неприятное впечатление, Даву поднял голову и холодно спросил, что ему нужно.
Предполагая, что такой прием мог быть сделан ему только потому, что Даву не знает, что он генерал адъютант императора Александра и даже представитель его перед Наполеоном, Балашев поспешил сообщить свое звание и назначение. В противность ожидания его, Даву, выслушав Балашева, стал еще суровее и грубее.
– Где же ваш пакет? – сказал он. – Donnez le moi, ije l'enverrai a l'Empereur. [Дайте мне его, я пошлю императору.]
Балашев сказал, что он имеет приказание лично передать пакет самому императору.
– Приказания вашего императора исполняются в вашей армии, а здесь, – сказал Даву, – вы должны делать то, что вам говорят.
И как будто для того чтобы еще больше дать почувствовать русскому генералу его зависимость от грубой силы, Даву послал адъютанта за дежурным.
Балашев вынул пакет, заключавший письмо государя, и положил его на стол (стол, состоявший из двери, на которой торчали оторванные петли, положенной на два бочонка). Даву взял конверт и прочел надпись.
– Вы совершенно вправе оказывать или не оказывать мне уважение, – сказал Балашев. – Но позвольте вам заметить, что я имею честь носить звание генерал адъютанта его величества…
Даву взглянул на него молча, и некоторое волнение и смущение, выразившиеся на лице Балашева, видимо, доставили ему удовольствие.
– Вам будет оказано должное, – сказал он и, положив конверт в карман, вышел из сарая.
Через минуту вошел адъютант маршала господин де Кастре и провел Балашева в приготовленное для него помещение.
Балашев обедал в этот день с маршалом в том же сарае, на той же доске на бочках.
На другой день Даву выехал рано утром и, пригласив к себе Балашева, внушительно сказал ему, что он просит его оставаться здесь, подвигаться вместе с багажами, ежели они будут иметь на то приказания, и не разговаривать ни с кем, кроме как с господином де Кастро.
После четырехдневного уединения, скуки, сознания подвластности и ничтожества, особенно ощутительного после той среды могущества, в которой он так недавно находился, после нескольких переходов вместе с багажами маршала, с французскими войсками, занимавшими всю местность, Балашев привезен был в Вильну, занятую теперь французами, в ту же заставу, на которой он выехал четыре дня тому назад.
