Нильсен, Ким Милтон

Ким Милтон Нильсен
Общая информация
Родился	3 августа 1960(1960-08-03) (63 года) Копенгаген, Дания
Рост	196 см
Вес	96 кг
Информация о судье
Гражданство	Дания
Профессия	IT — менеджер по торговле
Категория	арбитр ФИФА

Ким Милтон Нильсен (3 августа 1960, Копенгаген) — датский футбольный судья. Имя Кима Милтон-Нильсена связано со знаменитым скандалом после удаления Бэкхема на чемпионате мира 1998 во Франции.

Биография

Ким Милтон Нильсен начал судейскую карьеру еще в 15 лет, в 1976 году. С 1986 года получил право обслуживать матчи чемпионата Дании, а в 1988 году получил международную категорию ФИФА. Признание к датскому арбитру пришло в 1993 году, когда был назначен на матч Суперкубка Европы между бременским «Вердером» (Германия) и «Барселоной» (Испания). Год спустя, в 1994 году Нильсену доверили финал Кубка УЕФА, а в 1996 году он получил назначение на первый крупный международный турнир — чемпионат Европы. Вообще, что касается соревнований на уровне сборных, то ни один крупный турнир, начиная с Евро-96, не проходил без участия Нильсена, но Евро-2004 стал для него последним, так как в 2005 году он завершит карьеру арбитра.

В Лиге чемпионов Ким Милтон Нильсен отсудил 53 матча. В 2004 году он судил финальный матч главного европейского клубного турнира между «Монако» и «Порту».

В 2005 году 45-летний Ким Милтон Нильсен достиг возрастного ограничения УЕФА и завершил карьеру.

Интересные факты

• На чемпионате мира 1998 года датчанин отметился неоднозначным удалением Дэвида Бекхэма, когда тот, будучи сбитым аргентинцем Диего Симеоне, отмахнулся от обидчика ногой.
• В начале сезона-2005/06 Нильсен запомнился удалением нападающего «МЮ» Уэйна Руни, когда тот, получив желтую карточку, саркастически поаплодировал арбитру.

Ссылки

• www.sports.ru/tags/4802287.html?type=dossier
• www.cup2002.ru/5118.shtml

Отрывок, характеризующий Нильсен, Ким Милтон

– И вот, братец ты мой (на этом месте Пьер застал рассказ Каратаева), проходит тому делу годов десять или больше того. Живет старичок на каторге. Как следовает, покоряется, худого не делает. Только у бога смерти просит. – Хорошо. И соберись они, ночным делом, каторжные то, так же вот как мы с тобой, и старичок с ними. И зашел разговор, кто за что страдает, в чем богу виноват. Стали сказывать, тот душу загубил, тот две, тот поджег, тот беглый, так ни за что. Стали старичка спрашивать: ты за что, мол, дедушка, страдаешь? Я, братцы мои миленькие, говорит, за свои да за людские грехи страдаю. А я ни душ не губил, ни чужого не брал, акромя что нищую братию оделял. Я, братцы мои миленькие, купец; и богатство большое имел. Так и так, говорит. И рассказал им, значит, как все дело было, по порядку. Я, говорит, о себе не тужу. Меня, значит, бог сыскал. Одно, говорит, мне свою старуху и деток жаль. И так то заплакал старичок. Случись в их компании тот самый человек, значит, что купца убил. Где, говорит, дедушка, было? Когда, в каком месяце? все расспросил. Заболело у него сердце. Подходит таким манером к старичку – хлоп в ноги. За меня ты, говорит, старичок, пропадаешь. Правда истинная; безвинно напрасно, говорит, ребятушки, человек этот мучится. Я, говорит, то самое дело сделал и нож тебе под голова сонному подложил. Прости, говорит, дедушка, меня ты ради Христа.
Каратаев замолчал, радостно улыбаясь, глядя на огонь, и поправил поленья.
– Старичок и говорит: бог, мол, тебя простит, а мы все, говорит, богу грешны, я за свои грехи страдаю. Сам заплакал горючьми слезьми. Что же думаешь, соколик, – все светлее и светлее сияя восторженной улыбкой, говорил Каратаев, как будто в том, что он имел теперь рассказать, заключалась главная прелесть и все значение рассказа, – что же думаешь, соколик, объявился этот убийца самый по начальству. Я, говорит, шесть душ загубил (большой злодей был), но всего мне жальче старичка этого. Пускай же он на меня не плачется. Объявился: списали, послали бумагу, как следовает. Место дальнее, пока суд да дело, пока все бумаги списали как должно, по начальствам, значит. До царя доходило. Пока что, пришел царский указ: выпустить купца, дать ему награждения, сколько там присудили. Пришла бумага, стали старичка разыскивать. Где такой старичок безвинно напрасно страдал? От царя бумага вышла. Стали искать. – Нижняя челюсть Каратаева дрогнула. – А его уж бог простил – помер. Так то, соколик, – закончил Каратаев и долго, молча улыбаясь, смотрел перед собой.
Не самый рассказ этот, но таинственный смысл его, та восторженная радость, которая сияла в лице Каратаева при этом рассказе, таинственное значение этой радости, это то смутно и радостно наполняло теперь душу Пьера.