Кинегир
| Кинегир |
Кинегир (греч. Κυναίγειρος или Κυνέγειρος, лат. Cynaegeirus; умер в 490 году до н. э.) — афинский эвпатрид, брат трагика Эсхила, герой Марафонской битвы.
Кинегир родился в Элевсине. Его отца звали Евфорион; одним из братьев Кинегира был Эсхил, к моменту Марафонской битвы уже десять лет ставивший свои пьесы на афинской сцене, но ещё не снискавший успеха. Двое из племянников Кинегира также стали в последующем известными драматургами — Евфорион и Филокл.
Имя Кинегира упоминается в источниках в связи с только одним событием — сражением при Марафоне 12 сентября 490 года. Здесь эллинская пехота заставила персов бежать на свои корабли. Кинегир схватил один из кораблей рукой, пытаясь его удержать, но кто-то из персов отрубил ему эту руку[1]. Рана оказалась смертельной[2].
Эта героическая гибель стала в эллинской культуре символом доблести, проявленной при защите родины. Живописец Полигнот изобразил Кинегира на своей картине, посвящённой Марафонскому сражению и выполненной для Царской стои в Афинах в 460 году до н. э.[3]. У Юстина дано детализированное и, видимо, приукрашенное описание подвига:
Писатели осыпают также похвалами афинского воина Кинегира. Убив бесчисленное множество в бою, он побежал по пятам противников, бегущих к судам, удержал правой рукой нагруженный неприятельский корабль и не раньше отпустил его, чем потерял руку. Когда же ему отрубили правую руку, он схватился за корабль левой. Потеряв и эту руку, он в конце концов удержал корабль зубами. Таково было мужество этого человека, что он не ослабел после стольких убийств, не был побеждён, потеряв обе руки, а, превратившись в обрубок, сражался зубами, как бешеное животное.— Марк Юниан Юстин. Эпитома сочинения Помпея Трога. II, 9[4].
Римские историки сравнивают с Кинегиром рядового армии Цезаря Гая Ацилия, который в морском бою под Массилией в 49 году до н.э. ухватился правой рукой за борт корабля, а когда её отрубили, всё же запрыгнул на корабль и обратил врагов в бегство одним щитом[5][6].
Напишите отзыв о статье "Кинегир"
Примечания
Отрывок, характеризующий Кинегир
Он не договорил. В это время в воздухе послышался свист; ближе, ближе, быстрее и слышнее, слышнее и быстрее, и ядро, как будто не договорив всего, что нужно было, с нечеловеческою силой взрывая брызги, шлепнулось в землю недалеко от балагана. Земля как будто ахнула от страшного удара.В то же мгновение из балагана выскочил прежде всех маленький Тушин с закушенною на бок трубочкой; доброе, умное лицо его было несколько бледно. За ним вышел владетель мужественного голоса, молодцоватый пехотный офицер, и побежал к своей роте, на бегу застегиваясь.
Князь Андрей верхом остановился на батарее, глядя на дым орудия, из которого вылетело ядро. Глаза его разбегались по обширному пространству. Он видел только, что прежде неподвижные массы французов заколыхались, и что налево действительно была батарея. На ней еще не разошелся дымок. Французские два конные, вероятно, адъютанта, проскакали по горе. Под гору, вероятно, для усиления цепи, двигалась явственно видневшаяся небольшая колонна неприятеля. Еще дым первого выстрела не рассеялся, как показался другой дымок и выстрел. Сраженье началось. Князь Андрей повернул лошадь и поскакал назад в Грунт отыскивать князя Багратиона. Сзади себя он слышал, как канонада становилась чаще и громче. Видно, наши начинали отвечать. Внизу, в том месте, где проезжали парламентеры, послышались ружейные выстрелы.
Лемарруа (Le Marierois) с грозным письмом Бонапарта только что прискакал к Мюрату, и пристыженный Мюрат, желая загладить свою ошибку, тотчас же двинул свои войска на центр и в обход обоих флангов, надеясь еще до вечера и до прибытия императора раздавить ничтожный, стоявший перед ним, отряд.
«Началось! Вот оно!» думал князь Андрей, чувствуя, как кровь чаще начинала приливать к его сердцу. «Но где же? Как же выразится мой Тулон?» думал он.
Проезжая между тех же рот, которые ели кашу и пили водку четверть часа тому назад, он везде видел одни и те же быстрые движения строившихся и разбиравших ружья солдат, и на всех лицах узнавал он то чувство оживления, которое было в его сердце. «Началось! Вот оно! Страшно и весело!» говорило лицо каждого солдата и офицера.
Не доехав еще до строившегося укрепления, он увидел в вечернем свете пасмурного осеннего дня подвигавшихся ему навстречу верховых. Передовой, в бурке и картузе со смушками, ехал на белой лошади. Это был князь Багратион. Князь Андрей остановился, ожидая его. Князь Багратион приостановил свою лошадь и, узнав князя Андрея, кивнул ему головой. Он продолжал смотреть вперед в то время, как князь Андрей говорил ему то, что он видел.
