Кинематограф Алжира

Кинематограф Алжира — отрасль культуры и экономики Алжира, занимающаяся производством и демонстрацией фильмов зрителям.

История

Алжирская кинематография зародилась во времена войны за независимость. Фронт национального освобождения становится инициатором организации в 1957 году Школы кинематографической подготовки. Позднее, в 1961 году образуется специальный киноотдел непосредственно при Временном революционном правительстве. При непосредственном участии и содействии этих организаций осуществляется съёмка хроникально-документальных фильмов «Алжир в огне» (1958, французский режиссёр Р. Вотье), «Ясмина» и «Голос народа» (оба 1961, режиссёр Мохаммед Лахдар-Хамина) и других. Тема борьбы африканских народов за независимость и в дальнейшем находила широкое отражение в документалистике («Алжир, год первый», 1963, режиссёр Мохаммед Лахдар-Хамина; «Заря проклятых», 1965, режиссёр А. Рашди).

После провозглашения независимости в 1962 году правительство национализирует кинотеатры. В 1964 была создаётся Национальная алжирская синематека, а в 1969 году вводится монополия государства на производство и прокат фильмов. Первый полнометражный художественный фильм «Такой молодой мир», снятый французским режиссёром Ж. Шарби, получает в 1965 году премию московского кинофестиваля. Так же, как и первые документальные фильмы, он обращается к теме войны. Судьбы детей, невольно оказавшихся участниками жестоких событий, стали его основной темой.

В дальнейшем алжирские кинокартины не раз удостаивались самых высоких наград кинематографического сообщества. Премии Каннского кинофестиваля получают «Ветер с Ореса» (1966) и «Хроника огненных лет» (1975) режиссёра Мохаммеда Лахдар-Хамина. «Битва за Алжир» (1966, режиссёр Д. Понтекорво) завоёвывает главную премию Венецианского кинофестиваля.

Ведущие режиссёры 1970-х годов: Мохаммед Лахдар-Хамина («Декабрь», 1972, «Ветер пустынь», 1982), А. А. Тульби («Преследуемый», 1969, «Ключ к тайне», 1971, «Нуа», 1972), М. Аллуаш («Омар Гатлато», 1977, премия Московского кинофестиваля, «Приключения героя», 1978), М. Буамари («Угольщик», 1972, «Наследие», 1975, «Первый шаг», 1980), Риад («Инспектор Тахар», 1969, «Мы вернёмся», 1973, «Ветер с юга», 1975, «Анатомия одного заговора», 1978, специальная премия кинофестиваля в Карловых-Варах), Рашди («Али в стране миражей», 1979).

В XXI веке алжирский кинематограф продолжает развиваться, в частности премии за лучший фильм и лучшую музыку на XXVIII фестивале в Валенсии (2007 год) получил фильм алжирского режиссёра Амор Хаккар Жёлтый дом.

Литература

Кино: Энциклопедический словарь / С. И. Юткевич. — Москва: Советская энциклопедия, 1987. — 640 с.

Отрывок, характеризующий Кинематограф Алжира

Долгоруков, один из самых горячих сторонников наступления, только что вернулся из совета, усталый, измученный, но оживленный и гордый одержанной победой. Князь Андрей представил покровительствуемого им офицера, но князь Долгоруков, учтиво и крепко пожав ему руку, ничего не сказал Борису и, очевидно не в силах удержаться от высказывания тех мыслей, которые сильнее всего занимали его в эту минуту, по французски обратился к князю Андрею.
– Ну, мой милый, какое мы выдержали сражение! Дай Бог только, чтобы то, которое будет следствием его, было бы столь же победоносно. Однако, мой милый, – говорил он отрывочно и оживленно, – я должен признать свою вину перед австрийцами и в особенности перед Вейротером. Что за точность, что за подробность, что за знание местности, что за предвидение всех возможностей, всех условий, всех малейших подробностей! Нет, мой милый, выгодней тех условий, в которых мы находимся, нельзя ничего нарочно выдумать. Соединение австрийской отчетливости с русской храбростию – чего ж вы хотите еще?
– Так наступление окончательно решено? – сказал Болконский.
– И знаете ли, мой милый, мне кажется, что решительно Буонапарте потерял свою латынь. Вы знаете, что нынче получено от него письмо к императору. – Долгоруков улыбнулся значительно.
– Вот как! Что ж он пишет? – спросил Болконский.
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.
– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.