Кинематограф Литвы

Кинематограф Литвы — кинопроизводство и киноискусство Литвы.

Рождение литовского кинематографа относится к 1909 году. Первые короткие фильмы появились благодаря американскому литовцу Антанасу Рачюнасу (лит. Antanas Račiūnas), который снимал виды своей родной деревни, а также Владиславу Старевичу, автору первого короткометражного кинофильма «Prie Nemuno» («У Немана», 1909). Первая новостная лента появилась в 1921 г. и была снята Феогниюсом Дунаевасом (лит. Feognijus Dunajevas), с 1932 г. хроники регулярно снималась операторами-любителями (С. Уздонас, С. Вайналавичюс, А. Жибас и др.)

Первая республика

Первые кинопроизводства и киношколы возникли в 1926 году. В 1927 г. короткометражка «Rūpestingas tėvas» была произведена в кинокомпании «Lietfilm». Самыми важными кинорежиссёрами этого времени были Юргис Линартас (лит. Jurgis Linartas) и Владас Стипайтис (лит. Vladas Stipaitis). Наиболее яркими фильмами стали короткометражная комедия «Врач поневоле» (1927), «Литовский солдат» (1928) и фильм «Оните и Йонялис» (1931) (лит. Onytė ir Jonelis), снятые в кинокомпании «Akis», («Глаз»).

В 1938 снят первый литовский кукольный фильм «Сон толстяка» (оператор А. Жибас, художник С. Ушинскас).

В составе СССР

В 1940 году была основана «Студия хроникальных и документальных фильмов» в Каунасе (тогдашней временной столице), а в 1941 — корреспондентский пункт кинохроники в Вильнюсе. Во время немецкой оккупации они были закрыты. В 1956 г. студию в Вильнюсе переименовали в «Литовскую киностудию».

Первый советский фильм «Marytė» (о партизанке Марите Мельникайте) с литовскими актёрами и композитором был снят на Мосфильме. До 1956 г. все литовские фильмы производились в сотрудничестве с другими советскими киностудиями. В год производилось от трех до четырёх художественных фильмов и около 40 документальных (главными режиссёрами этого кино были Робертас Верба, Генрикас Саблевичюс и Петрас Абукевичюс).

В середине 50-х в литовский кинематограф пришли выпускники ВГИКа.

В 1957 г. был снят первый фильм силами только литовских кинематографистов — «Голубой Горизонт» («Žydrasis horizontas», реж. Витаутас Микалаускас (лит. Vytautas Mikalauskas)). Одним из ярких фильмов 50-х явился фильм «Адам хочет быть человеком» (1959), реж. Витаутас Жалакявичюс. Он получил несколько призов.

Появлялись фильмы, выигрывавшие награды на различных кинофестивалях. Фильм «Никто не хотел умирать» (1965) Жалакявичуса выиграл несколько всесоюзных премий, картина «Это сладкое слово — свобода!» (1972) — получила золотой приз на VIII ММКФ и призы на международных фестивалях, на фестивалях отметились «Живые Герои» (1960) — в Карловых Варах, «Девочка и эхо» — в Локарно, награждены режиссёры Раймондас Вабалас, Алгимантас Пуйпа, Робертас Верба и др.

В конце 80-х начало появляться независимое кино. Первая независимая студия «Kinema» была основана режиссёром Шарунасом Бартасом (лит. Šarūnas Bartas) в 1987 г. Другим известным режиссёром стал основатель студии «Nominum» в 1992 — Арунас Мателис (лит. Arūnas Matelis).

Кино независимой Литвы

После распада СССР и обретения Литвой независимости (конец 1990-х), государственное финансирование кинопроцесса резко уменьшилось, стали появляться мелкие киностудии. В течение этого времени производилось около 10 документальных и 2 художественных фильмов ежегодно. Наиболее известные режиссёры — Витаутас Жалакявичус, автор «Зверь, выходящий из моря» (1992) и Альгимантас Пуйпа (лит. Algimantas Puipa), получивший приз «Ecumenical Jury Prize» на фестивале в Любеке, а также приз «Grand Jury Prize» на Фестивале в Руане (фр. Festival du Cinéma Nordique) за фильм «Vilko dantų karoliai» («Ожерелье из волчьих зубов», 1997).

К ведущим современным режиссёрам можно отнести Раймундаса Баниониса (сын Донатаса Баниониса), Шарунаса Бартаса и Кристину Буожите, к популярным кинохитам — чёрную комедию «Зеро 2» (2010) Эмилиса Вевилиса, военную мелодраму «Вильнюсское гетто» (2006) Аудрюса Юзенаса, док. фильм «Перед возвращением на Землю» (2005) Арунаса Мателиса, эпическая драма «Жальгирис — день железа» (2011).

В 2010 г. основана Литовская киноакадемия.

См. также

• Серебряный журавль

Литература

• Большая советская энциклопедия — статья «Литовская ССР», раздел «Кино».

Отрывок, характеризующий Кинематограф Литвы

Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.