Кинематограф СССР

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Кинематограф СССР — киноискусство и киноиндустрия в СССР.





История

Официальная история советского кино началась 27 августа 1919 года, когда Совнарком принял декрет о национализации кинодела в Советской России, впоследствии этот день стал отмечаться как День кино (ныне День российского кино)[1][2][3].

Первый советский фантастический фильм — «Аэлита» (1924).

В 1925 году вышел на экраны фильм «Броненосец „Потёмкин“» Сергея Эйзенштейна, который считается одним из наиболее значимых фильмов за всю историю советского кино. Картина неоднократно попадала в различные списки лучших кинофильмов мира, составленные авторитетными изданиями и экспертами.

Первый советский фильм, который изначально снимался как звуковой, вышел на экраны в 1931 году и назывался «Путёвка в жизнь». Первым цветным стал фильм «Груня Корнакова» («Соловей-соловушко»), вышедший в 1936 годуК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 3625 дней].

Среди крупнейших режиссёров довоенной поры, работы которых заслужили международное признание, можно отметить Дзигу Вертова, Льва Кулешова, Всеволода Пудовкина, Александра Довженко, Бориса Барнета, братьев Васильевых.

В 1934 году сразу несколько советских фильмов: «Весёлые ребята» (реж. Григорий Александров), «Гроза» (Владимир Петров), «Окраина» (режиссёр Борис Барнет), «Три песни о Ленине» (режиссёр Дзига Вертов) были показаны на Венецианском кинофестивале, и каждому из них был вручен главный приз, который в тот период носил название «Кубок Муссолини» (итал. Coppa Mussolini).

В 1935 году прошёл Советский кинофестиваль в Москве, председателем жюри которого стал Сергей Эйзенштейн. В 1959 году фестиваль был возобновлён как Московский международный кинофестиваль и стал проводиться каждые два года (в 1972 году фестивалю был присвоен высший класс А). В конкурсной программе Московского кинофестиваля участвовали и побеждали ленты таких известных режиссёров как Федерико Феллини, Иштван Сабо, Анджей Вайда, Этторе Скола, Кшиштоф Кесьлёвский, Стэнли Крамер и др.

В 1958 году фильм режиссёра Михаила Калатозова по сценарию Виктора Розова «Летят журавли» стал первым и единственным в истории советским фильмом, удостоенным одной из наиболее престижных кинопремий мира — «Золотой пальмовой ветви» Каннского кинофестиваля.

В 1962 году советский фильм впервые был удостоен главного приза «Золотой лев» на Венецианском кинофестивале. Этой картиной стала работа молодого режиссёра Андрея Тарковского «Иваново детство» (победа была разделена с итальянским фильмом «Семейная хроника»). Второй раз «Золотой лев» советский фильм получил лишь на самом закате существования страны — в 1991 году приза была удостоена картина Никиты Михалкова «Урга — территория любви»[4].

На ещё одном фестивале т. н. «большой тройки» — Берлинском — советский кинематограф по политическим причинам долгое время вообще не был представлен. Лишь в 1975 году советский фильм был впервые показан в Западном Берлине. Несмотря на такое долгое отсутствие советских фильмов на данном фестивале уже в 1977 году фильм Ларисы Шепитько «Восхождение» получил главный приз — «Золотого медведя», а спустя 10 лет этот успех повторил фильм Глеба Панфилова «Тема».

Советские фильмы неоднократно выдвигались на премию «Оскар» в номинации «Лучший фильм на иностранном языке». Победу одержали три картины: «Война и мир» режиссёра Сергея Бондарчука (1968), советско-японский фильм «Дерсу-Узала» режиссёра Акиры Куросавы (1975) и фильм Владимира Меньшова «Москва слезам не верит» (1981). Можно также отметить режиссёра Станислава Ростоцкого: его картины дважды номинировались на «Оскар» («А зори здесь тихие…» в 1972 году и «Белый Бим Чёрное ухо» в 1978 году). В 1943 году фильм «Разгром немецких войск под Москвой» наряду с тремя другими картинами был удостоен премии «Оскар» за лучший документальный фильм.

Наряду с фильмами, которые получали призы на крупнейших международных фестивалях, широкой популярностью у советских зрителей пользовались работы таких режиссёров как Иван Пырьев, Сергей Герасимов, Леонид Гайдай, Марлен Хуциев, Георгий Данелия, Эльдар Рязанов, Василий Шукшин, Алексей Герман, Леонид Быков, Станислав Говорухин, Татьяна Лиознова и ряда других. Рекордсменом по количеству фильмов, признанных читателями журнала «Советский экран» лучшим фильмом года, является Эльдар Рязанов (5 раз в 1976, 1978, 1983, 1984 и 1991 годах). Среди наиболее популярных советских актёров можно отметить Алексея Баталова, Иннокентия Смоктуновского, Вячеслава Тихонова, Михаила Ульянова, Василия Ланового, Василия Шукшина, Андрея Мягкова, Станислава Любшина, Юрия Яковлева, Олега Ефремова, Андрея Миронова, Анатолия Папанова, Евгения Леонова, Олега Басилашвили, Кирилла Лаврова, Никиту Михалкова, Олега Табакова, Евгения Евстигнеева, Олега Даля, Владимира Высоцкого, Олега Янковского. Популярные советские киноактрисы разных лет — Любовь Орлова, Марина Ладынина, Тамара Макарова, Татьяна Самойлова, Нонна Мордюкова, Людмила Гурченко, Татьяна Доронина, Инна Чурикова, Наталья Гундарева.

Советские кинематографисты достаточно активно сотрудничали не только с коллегами из стран социалистического лагеря (преимущественно — из Восточной Европы), но и, несмотря на декларируемые идеологические противоречия, с продюсерами, режиссёрами, актёрами из т. н. «капиталистических стран». Первым фильмом такого совместного производства был советско-финский фильм «Сампо», вышедший на экран в 1958 году. Среди удачных примеров такого сотрудничества: советско-итальянско-британский фильм «Красная палатка», снятый Михаилом Калатозовым в 1969 году, советско-итальянский фильм 1970 года «Ватерлоо» режиссёра Сергея Бондарчука и продюсера Дино Де Лаурентиса, советско-японский фильм «Москва, любовь моя», снятый в 1974 году Александром Миттой, советско-японский фильм 1975 года режиссёра Акиры Куросавы «Дерсу Узала», советско-французско-швейцарский фильм «Тегеран-43» с Аленом Делоном в одной из главных ролей, фильм 1987 года «Очи чёрные», снятый Никитой Михалковым с Марчелло Мастроянни в главной роли.

На протяжении всей истории советского кино были известны случаи, когда актёры уезжали жить и работать «на Запад». В Советском Союзе истории таких «перебежчиков» или «невозвращенцев» старались всячески замалчивать, иногда советские фильмы с их участием переставали показываться в кинотеатрах и по телевидению. Если из эмигрантов первой волны некоторые русские актёры сумели стать достаточно известными в новой стране, то позднее, во многом из-за плохого знания иностранных языков (в первую очередь — английского), советские актёры с трудом могли выйти за рамки амплуа советских эпизодических персонажей. В качестве примеров таких биографий можно привести Михаила Чехова (создателя популярной актёрской школы в США, через которую прошли многие звёзды Голливуда), Марию Успенскую, кинокомпозитора Дмитрия Тёмкина, Федора Шаляпина-младшего (оказался на Западе ещё в детском возрасте), Савелия Крамарова, Илью Баскина, Александра Годунова, Льва Круглого. Среди режиссёров наиболее известны два случая — работа на Западе Андрона Кончаловского и эмиграция в 1984 году Андрея Тарковского.

К середине 1970-х советский кинематограф оказался в провале — в 1977 году рентабельность кинопроизводства и проката стала отрицательной. Это вынудило киноруководство к запуску в производство для спасения ситуации ряда картин «массового» жанра — ряда фильмов катастроф («Экипаж» (1979) и пр.) и боевиковПираты XX века» (1980) и др.)[5].

Знаковым событием позднего периода истории советского кинематографа стал V съезд Союза кинематографистов, состоявшийся в мае 1986 года. На этом мероприятии было фактически свергнуто старое руководство Союза, занимавшее свои посты несколько десятилетий, и его место заняли молодые экспериментаторы. С этого момента ведется отсчет эпохи так называемого «перестроечного» кино, когда в фильмах начинают подниматься ранее запретные темы, они становятся нарочито острыми и натуралистичными, иногда граничащими с откровенной «чернухой». Одновременно продолжают сниматься фильмы и в прежней стилистике.

Последние годы существования СССР стали плодотворным временем для кинематографа. В этот период выходят несколько популярных и во многом знаковых картин: «Покаяние» Т.Абуладзе (1987), «Забытая мелодия для флейты» Э.Рязанова (1987), «Маленькая Вера» В.Пичула (1988), «Интердевочка» П.Тодоровского (1989) и др.

В конце 80-х появляется коммерческий кинематограф. Первой коммерческой лентой стала комедия А.Эйрамджана «За прекрасных дам!» (1989), снятая кооперативом «Фора-фильм».

В октябре 1991 года на экраны вышел фильм-притча Э.Рязанова «Небеса обетованные», ставший своеобразным реквиемом ушедшим в историю советской стране и социалистическому строю. Символично, что именно эта картина стала лучшим фильмом последнего года советской истории по версии журнала «Советский экран», тем самым подведя черту и под историей советского кинематографа.

Кинокомпании

Часть фильмов снималась самими же государственными телекомпаниями, в составе которых имелись производственные единицы («творческие объединения»)

В каждом из субъектов СССР, кроме России и Украины имелись свои киноорганизации:

Жанры

Особые жанры:

Производство художественных фильмов по годам

  • 1918 — 6 фильмов
  • 1919 — 57 фильмов
  • 1920 — 29 фильмов
  • 1921 — 12 фильмов
  • 1922 — 16 фильмов
  • 1923 — 8 фильмов
  • 1924 — 69 фильмов
  • 1925 — 80 фильмов
  • 1926 — 102 фильма
  • 1927 — 118 фильма
  • 1928 — 124 фильма
  • 1929 — 92 фильма
  • 1930 — 128 фильмов
  • Всего 841 фильм в период с 1918—1930 гг.
  • Вообще, (после войны? - уточните, если хотите) "В СССР в год снималось 500 (пятьсот картин).Все они поступали в прокат (за редким полочным исключением). Даже «кино не для всех» Тарковского все же последним разрядом доходило до ищущего зрителя и показывалось на небольшом количестве сеансов в окраинных кинотеатрах той же Москвы " - из блога Валерия Отставных (журналист) 19:50 , 28 августа 2016, Эхо Москвы. Ссылка - echo.msk.ru/blog/otstavnih/1828256-echo/.

Кинопрокат

В России в 1913 году было 1412 кинотеатров, из них 137 в Санкт-Петербурге и 67 в Москве.
За время революции и Гражданской войны количество кинотеатров упало вдвое, но в последующие годы стало быстро увеличиваться, в основном за счёт кинопередвижек[6]:

  • в 1925 году — 2000
  • в 1928 году — 9800
  • в 1934 году — 29 200
  • в 1951 году — 42 000
  • в 1960 году — 103 387
  • в 1972 году — 156 913
  • в 1982 году — 151 753
  • в 1987 году — 153 017 (из них лишь 4865 стационарных кинотеатров).

Средства массовой информации

Центральные

Региональные

  • журнал «Новини кіноекрану» (Киев; 1961—1991; на украинском языке)
  • журнал «На екранах Беларусі» (Минск; 1957—1991; на белорусском языке)
  • газета «Кинонеделя Ленинграда» (Ленинград)
  • газета «На экранах Прикамья» (Пермь)

См. также

Напишите отзыв о статье "Кинематограф СССР"

Примечания

  1. В ознаменование этого события день 27 августа Указом Президиума Верховного Совета СССР от 1 октября 1980 года «О праздничных и памятных днях» был установлен День кино. В редакции Указа Верховного Совета СССР от 1 ноября 1988 года «О внесении изменений в законодательство СССР о праздничных и памятных днях» стал именоваться День российского кино.
  2. [web.archive.org/web/20070530101029/www.echomsk.spb.ru/content/store/default.asp?shmode=2&ids=438&ida=57375&idt=news «День отечественного кинематографа отметили в понедельник»]
  3. [www.echomsk.spb.ru/ «Эхо Москвы в Петербурге»] // Эхо Москвы, 29 августа 2007
  4. [www.bbc.co.uk/russian/society/2011/09/110910_sokurov_venice_win.shtml Сокуров получил главный приз кинофестиваля в Венеции]. Би-би-си (10 сентября 2011). Проверено 16 мая 2014.
  5. д/ф «Советское кино» из цикла [shumak.info/tv_show/24966-legendy-sssr-1-10-seriya-iz-10-2012-dokumentalnyy-istoriya-vypuscheno-rossiya-telekanal-ren-tv.html «Легенды СССР»], 30 декабря 2012
  6. [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_cinema/8406/%D0%9A%D0%98%D0%9D%D0%9E%D0%9F%D0%A0%D0%9E%D0%9A%D0%90%D0%A2 Статья «Кинопрокат»] в Энциклопедии кино.
  7. [store.artlebedev.ru/books/indexmarket/sovetskoe-kino/ Журнал «Советское Кино»]
  8. [www.ozon.ru/context/detail/id/7360563/ Советское кино. Иллюстрированный ежемесячник (комплект из 15 журналов)]
  9. [sites.google.com/site/zurnalysssr/home/sputnik-kinozritela «Спутник кинозрителя»] на сайте «Журналы СССР»
  10. [www.oldjurnal.narod.ru/katalog/journals/sovfilm.htm Журнал «Советский фильм»]

Литература

  • Гращенкова И. Н., Зиборова О. П., Косинова М. Р., Фомин В. И. [mkrf.ru/upload/mkrf/mkdocs2013/21_01_2013_2.pdf История киноотрасли в России: управление, кинопроизводство, прокат] : [[web.archive.org/web/20140502002815/www.mkrf.ru/upload/mkrf/mkdocs2013/21_01_2013_2.pdf арх.] 2 мая 2014] / В. И. Фомин. — М. : Всероссийский государственный институт кинематографии имени С. А. Герасимова, 2012. — 2759 с.</span>
  • Зоркая Н. История советского кино. -СПб., 2005.
  • История отечественного кино / Отв. ред. Л. В. Будяк. — М.: Прогресс-Традиция, 2005
  • Сокольская А. Л. Когда прошлое современно. — Л.: Искусство, 1966
  • Громов Е. С. Жанр и творческое многообразие советского киноискусства // Жанры кино. Сб. статей. М.: Искусство, 1979
  • Страницы истории отечественного кино. — М.: Материк, 2006
  • Кино на войне. Документы и свидетельства. — М.: Материк, 2005

Ссылки

  • [kaktusfilm.ru/soviet/ Список советских фильмов] с возможностью онлайн просмотра
  • [russiancinema.ru/ Энциклопедия отечественного кино]
  • [istoriya-kino.ru/kinematograf/item/f00/s02/e0002744/index.shtml Советская кинематография] в энциклопедии «Кино»
  • [cinema.mosfilm.ru/ Виртуальный кинотеатр киноконцерна «Мосфильм»: полное собрание кинолент за всю историю]
  • [www.fedy-diary.ru/?p=7158 Советский слухоглаз: кино и его органы чувств]
  • [www.mirf.ru/Articles/art290.htm Через тернии — к зрителю. Советские космические киноэкспедиции] // «Мир фантастики» № 2, октябрь 2003
  • [www.webpark.ru/comment/sovetskoe-kino-glazami-korrespondenta-gurnala-life Советское кино глазами корреспондента ] журнала LIFE (27 фотографий) // webpark.ru
  • [www.1tv.ru/video_archive/projects/tonight/p75380 Крым в советском кино] в Сегодня вечером (Первый канал, 29.03.2014)
  • [pulson.ru/interesnyie-faktyi/10-izvestnyih-filmov-snimavshihsya-v-kryimu-10-foto.html 10 известных фильмов, снимавшихся в Крыму]

Отрывок, характеризующий Кинематограф СССР

– Кто?
– Г'афиня Наташа, – отвечал Денисов.
– И как она танцует, какая г'ация! – помолчав немного, опять сказал он.
– Да про кого ты говоришь?
– Про сест'у п'о твою, – сердито крикнул Денисов.
Ростов усмехнулся.
– Mon cher comte; vous etes l'un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, – сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. – Voyez combien de jolies demoiselles. [Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вам надо танцовать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек!] – Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.
– Non, mon cher, je fe'ai tapisse'ie, [Нет, мой милый, я посижу у стенки,] – сказал Денисов. – Разве вы не помните, как дурно я пользовался вашими уроками?
– О нет! – поспешно утешая его, сказал Иогель. – Вы только невнимательны были, а вы имели способности, да, вы имели способности.
Заиграли вновь вводившуюся мазурку; Николай не мог отказать Иогелю и пригласил Соню. Денисов подсел к старушкам и облокотившись на саблю, притопывая такт, что то весело рассказывал и смешил старых дам, поглядывая на танцующую молодежь. Иогель в первой паре танцовал с Наташей, своей гордостью и лучшей ученицей. Мягко, нежно перебирая своими ножками в башмачках, Иогель первым полетел по зале с робевшей, но старательно выделывающей па Наташей. Денисов не спускал с нее глаз и пристукивал саблей такт, с таким видом, который ясно говорил, что он сам не танцует только от того, что не хочет, а не от того, что не может. В середине фигуры он подозвал к себе проходившего мимо Ростова.
– Это совсем не то, – сказал он. – Разве это польская мазу'ка? А отлично танцует. – Зная, что Денисов и в Польше даже славился своим мастерством плясать польскую мазурку, Николай подбежал к Наташе:
– Поди, выбери Денисова. Вот танцует! Чудо! – сказал он.
Когда пришел опять черед Наташе, она встала и быстро перебирая своими с бантиками башмачками, робея, одна пробежала через залу к углу, где сидел Денисов. Она видела, что все смотрят на нее и ждут. Николай видел, что Денисов и Наташа улыбаясь спорили, и что Денисов отказывался, но радостно улыбался. Он подбежал.
– Пожалуйста, Василий Дмитрич, – говорила Наташа, – пойдемте, пожалуйста.
– Да, что, увольте, г'афиня, – говорил Денисов.
– Ну, полно, Вася, – сказал Николай.
– Точно кота Ваську угова'ивают, – шутя сказал Денисов.
– Целый вечер вам буду петь, – сказала Наташа.
– Волшебница всё со мной сделает! – сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он не слышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левой ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему. То он кружил ее, то на правой, то на левой руке, то падая на колена, обводил ее вокруг себя, и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоуменьем уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его. – Что ж это такое? – проговорила она.
Несмотря на то, что Иогель не признавал эту мазурку настоящей, все были восхищены мастерством Денисова, беспрестанно стали выбирать его, и старики, улыбаясь, стали разговаривать про Польшу и про доброе старое время. Денисов, раскрасневшись от мазурки и отираясь платком, подсел к Наташе и весь бал не отходил от нее.


Два дня после этого, Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку. «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостинницу». Ростов в 10 м часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостинницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостинницы, занятое на эту ночь Долоховым. Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать:
– Да, господа, мне говорили, что в Москве распущен слух, будто я шулер, поэтому советую вам быть со мной осторожнее.
– Ну, мечи же! – сказал Ростов.
– Ох, московские тетушки! – сказал Долохов и с улыбкой взялся за карты.
– Ааах! – чуть не крикнул Ростов, поднимая обе руки к волосам. Семерка, которая была нужна ему, уже лежала вверху, первой картой в колоде. Он проиграл больше того, что мог заплатить.
– Однако ты не зарывайся, – сказал Долохов, мельком взглянув на Ростова, и продолжая метать.


Через полтора часа времени большинство игроков уже шутя смотрели на свою собственную игру.
Вся игра сосредоточилась на одном Ростове. Вместо тысячи шестисот рублей за ним была записана длинная колонна цифр, которую он считал до десятой тысячи, но которая теперь, как он смутно предполагал, возвысилась уже до пятнадцати тысяч. В сущности запись уже превышала двадцать тысяч рублей. Долохов уже не слушал и не рассказывал историй; он следил за каждым движением рук Ростова и бегло оглядывал изредка свою запись за ним. Он решил продолжать игру до тех пор, пока запись эта не возрастет до сорока трех тысяч. Число это было им выбрано потому, что сорок три составляло сумму сложенных его годов с годами Сони. Ростов, опершись головою на обе руки, сидел перед исписанным, залитым вином, заваленным картами столом. Одно мучительное впечатление не оставляло его: эти ширококостые, красноватые руки с волосами, видневшимися из под рубашки, эти руки, которые он любил и ненавидел, держали его в своей власти.
«Шестьсот рублей, туз, угол, девятка… отыграться невозможно!… И как бы весело было дома… Валет на пе… это не может быть!… И зачем же он это делает со мной?…» думал и вспоминал Ростов. Иногда он ставил большую карту; но Долохов отказывался бить её, и сам назначал куш. Николай покорялся ему, и то молился Богу, как он молился на поле сражения на Амштетенском мосту; то загадывал, что та карта, которая первая попадется ему в руку из кучи изогнутых карт под столом, та спасет его; то рассчитывал, сколько было шнурков на его куртке и с столькими же очками карту пытался ставить на весь проигрыш, то за помощью оглядывался на других играющих, то вглядывался в холодное теперь лицо Долохова, и старался проникнуть, что в нем делалось.
«Ведь он знает, что значит для меня этот проигрыш. Не может же он желать моей погибели? Ведь он друг был мне. Ведь я его любил… Но и он не виноват; что ж ему делать, когда ему везет счастие? И я не виноват, говорил он сам себе. Я ничего не сделал дурного. Разве я убил кого нибудь, оскорбил, пожелал зла? За что же такое ужасное несчастие? И когда оно началось? Еще так недавно я подходил к этому столу с мыслью выиграть сто рублей, купить мама к именинам эту шкатулку и ехать домой. Я так был счастлив, так свободен, весел! И я не понимал тогда, как я был счастлив! Когда же это кончилось, и когда началось это новое, ужасное состояние? Чем ознаменовалась эта перемена? Я всё так же сидел на этом месте, у этого стола, и так же выбирал и выдвигал карты, и смотрел на эти ширококостые, ловкие руки. Когда же это совершилось, и что такое совершилось? Я здоров, силен и всё тот же, и всё на том же месте. Нет, это не может быть! Верно всё это ничем не кончится».
Он был красен, весь в поту, несмотря на то, что в комнате не было жарко. И лицо его было страшно и жалко, особенно по бессильному желанию казаться спокойным.
Запись дошла до рокового числа сорока трех тысяч. Ростов приготовил карту, которая должна была итти углом от трех тысяч рублей, только что данных ему, когда Долохов, стукнув колодой, отложил ее и, взяв мел, начал быстро своим четким, крепким почерком, ломая мелок, подводить итог записи Ростова.
– Ужинать, ужинать пора! Вот и цыгане! – Действительно с своим цыганским акцентом уж входили с холода и говорили что то какие то черные мужчины и женщины. Николай понимал, что всё было кончено; но он равнодушным голосом сказал:
– Что же, не будешь еще? А у меня славная карточка приготовлена. – Как будто более всего его интересовало веселье самой игры.
«Всё кончено, я пропал! думал он. Теперь пуля в лоб – одно остается», и вместе с тем он сказал веселым голосом:
– Ну, еще одну карточку.
– Хорошо, – отвечал Долохов, окончив итог, – хорошо! 21 рубль идет, – сказал он, указывая на цифру 21, рознившую ровный счет 43 тысяч, и взяв колоду, приготовился метать. Ростов покорно отогнул угол и вместо приготовленных 6.000, старательно написал 21.
– Это мне всё равно, – сказал он, – мне только интересно знать, убьешь ты, или дашь мне эту десятку.
Долохов серьезно стал метать. О, как ненавидел Ростов в эту минуту эти руки, красноватые с короткими пальцами и с волосами, видневшимися из под рубашки, имевшие его в своей власти… Десятка была дана.
– За вами 43 тысячи, граф, – сказал Долохов и потягиваясь встал из за стола. – А устаешь однако так долго сидеть, – сказал он.
– Да, и я тоже устал, – сказал Ростов.
Долохов, как будто напоминая ему, что ему неприлично было шутить, перебил его: Когда прикажете получить деньги, граф?
Ростов вспыхнув, вызвал Долохова в другую комнату.
– Я не могу вдруг заплатить всё, ты возьмешь вексель, – сказал он.
– Послушай, Ростов, – сказал Долохов, ясно улыбаясь и глядя в глаза Николаю, – ты знаешь поговорку: «Счастлив в любви, несчастлив в картах». Кузина твоя влюблена в тебя. Я знаю.
«О! это ужасно чувствовать себя так во власти этого человека», – думал Ростов. Ростов понимал, какой удар он нанесет отцу, матери объявлением этого проигрыша; он понимал, какое бы было счастье избавиться от всего этого, и понимал, что Долохов знает, что может избавить его от этого стыда и горя, и теперь хочет еще играть с ним, как кошка с мышью.
– Твоя кузина… – хотел сказать Долохов; но Николай перебил его.
– Моя кузина тут ни при чем, и о ней говорить нечего! – крикнул он с бешенством.
– Так когда получить? – спросил Долохов.
– Завтра, – сказал Ростов, и вышел из комнаты.


Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.