Кинетическая архитектура

Кинетическая архитектура — это такое направление архитектуры, в котором здания сконструированы таким образом, что их части могут двигаться относительно друг друга, не нарушая общую целостность структуры. По-другому кинетическую архитектуру называют динамической, и относят к направлению архитектуры будущего.

Возможность подвижности структуры здания может быть использована для усиления эстетических свойств, ответа на условия воздействия окружающей среды и выполнения функций, которые были бы несвойственны для здания со статической структурой.

Возможности практического применения кинетической архитектуры резко возросли в самом конце двадцатого века благодаря достижениям в областях механики, электроники и робототехники.

История

Самые простые формы кинетической архитектуры, такие как подъёмный мост, были использованы ещё в Средневековье и даже раньше. Но только в начале двадцатого века среди архитекторов стали вестись широкие дискуссии о возможности движения наземной части здания. В первой трети двадцатого века впервые была выражена мысль о кинетической архитектуре благодаря футуристическому движению. Появились различные монографии и книги, включающие в себя планы и чертежи для передвижения зданий, самой яркой из которых является книга «Архитектурные фантазии. 101 композиция» (1933 год) Якова Чернихова. В первые десятилетия двадцатого века кинетическая архитектура носила в основном теоретический характер, но к сороковым годам новаторы, в числе которых был Бакминстер Фуллер, начали практические эксперименты, хоть и ранние его попытки в этом направлении не всегда были полностью успешными.

В семидесятые годы инженер-строитель, архитектор Вильям Зук опубликовал свой труд «Кинетическая архитектура», который вдохновил новое поколение на разработку широкого ряда действующих подвижных зданий.

Благодаря новым теориям, в частности теории Фуллера о понятии Тенсегрити, а также разработок в области роботехники, здания-трансформеры начали широко строиться по всему миру с восьмидесятых годов девятнадцатого века.

В 1989 году архитектором Хосе Леонидас Мехия была разработана концепция в данной области с упором на передвижные конструкции. Поэтому архитектор Мехия запускает свой экспериментальный проект «The Arkinetic house», в котором были возможны передвижения частей здания, а функционировало здание с помощью возобновляемых энергетических ресурсов.

Типы кинетической архитектуры

К началу 21 века сформировались несколько типов кинетической архитектуры.

• К первому типу относятся функциональные строения, например, мосты, в которых поднимается центральная часть, чтобы большие корабли могли проплыть. Другие примеры данного типо — это стадион Миллениум в Уэльсе и стадион Уэмбли в Англии с выдвижной крышей, а также стадион Фельтинс-Арена в немецком городе Гельзенкирхене ещё и с выдвижным полем.
• Второй тип — это здания-трансформеры, которые имеют красивый внешний вид и при этом могут менять форму . Ярким примером является постройка «Burke Brise soleil» в Художественном музее Милуоки Художественном музее Милуоки, которая сделана наподобие птицы. Помимо эстетической ценности данной конструкции, есть ещё и функциональный аспект: эта постройка укрывает людей от палящего солнца и от ненастной погоды.
• Следующий тип кинетической архитектуры отличается тем, что движение проиходит на поверхности здания. Классическим примером является Институт Арабского мира в Париже, в здании которого расположены металлические жалюзи, работающие по принципу диафрагмы: щели расширяются или сужаются в зависимости от солнечного света.
• В последнем же типе сочетаются современные технологии с охраной окружающей среды. Кинетические здания этой группы способны производить энергию для автономного питания, благодаря энергии ветра. Небоскреб Дэвида Фишера наглядно демонстрирует это сочетание: благодаря вращению этажей здания вокруг своей оси, турбины, расположенные между этажами, должны ловить ветер, преобразуя его энергию в электричество.

Другие значения термина «Кинетическая архитектура»

Архитекторы Сара Боннемейсон и Кристин Мэси выдвинули предположение, что движение в архитектуре может быть без какого-либо перемещения частей здания, достаточно, чтобы оно было заложено в качестве идеи в саму постройку, как это было у Гауди. Термин «Кинетическая архитектура» также относится и к статическим зданиям, которые сопоставлены с человеческим движением, как, например, в исполнительных видах искусства (музыка, танцы). Также в качестве названия этот термин не раз выбирали творческие коллективы, включая танцевальные ансамбли.

Кинетическая архитектура в России

Кинетическая архитектура в России на данный момент не очень развита, но как ни странно именно русские архитекторы были одни из первых, кто попробовал себя в «архитектуре будущего». В 1920 году архитектор Владимир Евграфович Татлин создал макет Башни III Интернационала, которая должна была стать символом будущего благодаря своим материалам (железо, стекло, металл, сталь), формам и функциям.

Башня Татлина задумывалась в форме двойной спирали, которая бы закручивалась до 400 метров в высоту. Особенностью Башни должны были стать три огромные вращающиеся геометрические структуры. Первая структура — это куб, который полный оборот вокруг своей оси должен был совершать в течение одного года. Центральную часть занимал бы конус (с оборотом вокруг своей оси в течение месяца). И на вершине — цилиндр (оборачивающийся за сутки). Но Башня так и не была построена.

Ещё один русский архитектор, который работал в области кинетической архитектуры, — это Константин Мельников. В 1924 году он принял участие в конкурсе проектов на строительство московского отделения газеты «Ленинградская правда». Участок для постройки выделялся очень маленький, поэтому все участники проектировали здание вверх. Проект Мельникова представлял собой пятиэтажное здание, четыре этажа которого крутятся вокруг своей оси (вокруг недвижного ядра с лестницей, лифтом и коммуникациями) по часовой стрелке или против. Сам архитектор называл это «живой архитектурой». Константин Мельников конкурс не выиграл, но через 5 лет он создает проект памятника Христофору Колумбу. Памятник должен был состоять из двух конусов, верхний из которых имел бы полость для сбора воды, турбину для выработки электроэнергии, а также крылья по сторонам, которые были бы окрашены в разные цвета, и при движении памятник менял бы цвет. Также реальное движение Мельников использовал в своем проекте московского театра МОСПС, где сцены могли бы горизонтально вращаться.

Сейчас в России развит только первый тип кинетической архитектуры — функциональные строения. Например, разводные мосты или проекты стадионов с раздвижным полем и крышей. Остальные же направления кинетической архитектуры в России на данный момент не представлены.

См. также

• Архитектура
• Адаптивная архитектура

Источники

• [www.dynamicarchitecture.net/ Dynamic Architecture]
• [ihaveidea.org/vrashhayushhiesya-neboskreby-devida-fishera/ Вращающиеся небоскребы Дэвида Фишера]
• Пунин Н. Н. Памятник III интернационала. Проект художника В.Е. Татлина.. — Петроград: Издание отд. Изоб. Искусств Н.К.П., 1920. — С. 1. — 8 с.
• Хан-Магомедов С. О. Константин Мельников. — М.: Архитектура-С, 2006. — 296 с. — 3000 экз. — ISBN 978-5-9647-0095-1.
• MacEl, Otakar, Fosso, Mario. Konstantin S. Mel'Nikov and the Construction of Moscow. — Skira, 2001. — 312 p. — ISBN 9788881185399.
• Хазанова В. Э. Из истории советской архитектуры 1926—1932 гг. Документы и материалы. Рабочие клубы и дворцы культуры. — М., 1984.
• [www.melnikovhouse.org/about-melnikov.php Официальный сайт музея «Дом Мельниковых»]

Отрывок, характеризующий Кинетическая архитектура

В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.


Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.


Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.