Кинетоскоп

Кинетоско́п (англ. kinetoscope) (от греческого «кинетос» — движущийся и «скопео» — смотреть) — ранняя технология кинематографа для показа движущегося изображения, изобретённая в 1888 году Томасом Эдисоном. В отличие от современного кинопроектора кинетоскоп не давал возможности коллективного просмотра на экране, а был предназначен для индивидуального зрителя, наблюдавшего изображение через окуляр.

Принцип действия

Кинетоскоп представлял из себя деревянный ящик, внутри которого была натянута на роликах киноплёнка, непрерывно движущаяся мимо окуляра, расположенного на верхней крышке аппарата. Смазывание изображения, наблюдаемого через окуляр на освещённой электролампой киноплёнке, предотвращалось обтюратором с малым углом раскрытия. Эдисон планировал также создать кинетоскоп для просмотра объёмных изображений по аналогии с появившимся стереоскопом, но из-за начавшейся конкуренции с другими устройствами, вскоре отказался от этой идеи. Одним из главных недостатков конструкции, обусловившим индивидуальный способ просмотра, была низкая световая эффективность. Из-за непрерывного движения киноплёнки мимо окуляра, кинетоскоп требовал очень коротких вспышек света для получения хотя бы относительной устойчивости изображения. Это лишало возможности обеспечить достаточную яркость при проекции на экран. Предпринятые после первых успехов аппарата Эдисона многочисленные попытки других изобретателей усовершенствовать его, увенчались появлением «Синематографа» братьев Люмьер, в котором плёнка двигалась прерывисто при помощи грейфера.

Акционерное общество «Кинетоскоп» снимало фильмы для своих аппаратов с помощью «Кинетографа», но для просмотра впоследствии оказались пригодны также киноролики, снятые другими устройствами. Формат 35-мм киноплёнки, впервые разработанный Эдисоном для кинетоскопа, быстро стал всеобщим стандартом и позволил осуществлять обмен фильмами, изготовленными различными аппаратами. В момент появления технологии теоретических обоснований частоты съёмки и проекции ещё не существовало, поэтому скорость киноплёнки варьировалась в аппаратах в пределах 30 — 40 кадров в секунду. При просмотре, благодаря инерции зрения, создавалось впечатление движущегося изображения. Ролик киноплёнки «Кодак-Эдисон» стандартной длины 50 футов при частоте показа 40 кадров в секунду имел продолжительность не более 20 секунд. Некоторые фильмы снимались и демонстрировались при пониженной частоте, поскольку киноплёнка большей длины не выпускалась. Считается, что ролик про атлета Сандова из «первой десятки» кинопроката Эдисона был снят со скоростью 16 кадров в секунду, чтобы удлинить время просмотра до 50 секунд.

Коммерческое использование

Патентную заявку на изобретение Эдисон подал 31 июля 1891 года, хотя аппарат ещё находился на стадии лабораторных испытаний и не был готов для серийного производства. Незадолго до этого — 20 мая — в лаборатории состоялась первая публичная демонстрация изготовленного прототипа для 150 участниц Федерации женских клубов США. Показанный ролик впоследствии получил название «Приветствие Диксона». Восторг публики, впервые увидевшей движущиеся фотографии, убедил авторов изобретения в целесообразности его коммерческого использования. В 1892 году было создано «Акционерное общество Кинетоскоп», получившее монополию на распространение аппаратов и технологии на территории США.

14 марта 1893 года патент на «Кинетоскоп» был получен и вскоре аппарат экспонировался на выставке в Чикаго. 9 мая состоялась первая демонстрация серийного устройства в Институте Искусства и Науки в Бруклине. Первым фильмом, представленным публике стала «Сцена с кузнецами», снятая в новой студии. Последним штрихом была установка на кинетоскопах автоматического монетоприёмника: так Эдисон, проделавший до этого то же самое с фонографом, оказался одним из изобретателей торговых автоматов. 14 апреля 1894 года коммерсанты братья Холланд открыли на Бродвее «кабину» (англ. Kinetoscope Parlor), в которой были установлены десять кинетоскопов, предназначенных для индивидуального просмотра. Аппараты, установленные по пять штук в два ряда, показывали разные фильмы, и каждый зритель за 25 центов мог посмотреть ролики одного ряда, а за полдоллара — все десять. Кинетоскопы были куплены у лабораторий Эдисона по цене 200 долларов за штуку акционерным обществом во главе с Норманом Раффом и Фрэнком Гаммоном, компаньоном которых стал Эндрю Холланд, один из владельцев кинозала. В первую программу вошли десять фильмов: «Парикмахерская», «Кузнецы», «Петушиный бой», «Подковывание лошади», «Горные танцы», «Трапеция», «Борьба», два ролика о британской акробатке Эне Бертольди и один об упражнениях атлета Сандова. К 1 июня Холланды открыли аналогичные заведения в Чикаго и Сан-Франциско, а 17 октября появился первый зал за пределами США — в Лондоне. В акционерное общество начали вступать десятки новых компаний, желающих распространять аттракцион, приносящий немедленную прибыль. Только за 11 первых месяцев эксплуатации кинетоскопы принесли доход в размере 150 тысяч долларов.

Уже за полтора года до первой демонстрации фильма Люмьерами на большом экране в парижском «Гран-кафе», Эдисон положил начало кинопрокату, создав целую сеть кинозалов. Кинетоскопы быстро стали популярны у публики, но рассматривание изображения через окуляр не отвечало нынешним представлениям о кинозрелище, подразумевающим одновременный просмотр несколькими зрителями. Кроме того, большинство сюжетов были примитивны и повторяли тематику, общепринятую для зоотропов. Каталог кинороликов для кинетоскопа, насчитывавший в конце 1894 года 60 наименований, в основном состоял из фильмов о дрессированных животных, акробатах, танцах и борьбе. Все фильмы имели стандартную длину 50 футов и снимались с таким расчётом, чтобы сюжет мог быть склеен в кольцо, повторяясь бесконечно. В результате, аппарат за счёт многопетельного лентопротяжного тракта не требовал перезарядки. Одним из самых известных роликов стал «Танец Лои Фуллер», который считается первым в истории колоризованным фильмом. В июле 1894 года зафиксирован первый случай киноцензуры: владелец зала в Сан-Франциско был арестован на месяц за «неприличный киносеанс», во время которого демонстрировался фильм «Карменсита». Однако, подобные инциденты не помешали появлению роликов, специально отснятых для залов с табличкой «Только для мужчин»: в этих фильмах, пользовавшихся большим успехом, хористки задирали юбки, танцуя канкан.

Проецирующий кинетоскоп

Успешная экспансия «Синематографа» сделала очевидной необходимость создания собственной технологии, позволяющей получать изображение на экране. Появившийся позднее «Мутоскоп», несмотря на сходный метод индивидуального просмотра через окуляр, оказался дешевле и удачнее кинетоскопа, предопределив его коммерческий провал. Поэтому, уже в 1895 году Эдисон под маркой «Витаско́п» (англ. Vitascope) начал продавать созданное Чарльзом Дженкинсоном (англ. Charles Francis Jenkins) и Томасом Арматом (англ. Thomas Armat) устройство для проекции фильмов на большие экраны. В процессе эксплуатации выявился ряд недостатков этих кинопроекторов, заставивших Эдисона предпринять усилия для собственных разработок. В результате с ноября 1896 года компания приступила к выпуску нового устройства для проекции фильмов «Проджектоскоп» (англ. Projectoscope).

В 1912 году Эдисон выпустил на рынок «Проджектоскоп» для любительского использования в домашних условиях. На негорючей киноплёнке нового формата шириной 22-мм для такого проджектоскопа изображение располагалось на трёх дорожках кадров размером 4×6 мм. Проекция происходила последовательно с реверсом механизма: сначала при прямом ходе проецировался первый ряд, затем при обратном — второй, расположенный в середине, и в конце — третий снова в прямом направлении. Технология не получила распространения, уступая в удобстве появившимся двумя годами ранее 28-мм любительским проекторам «Pathé KOK». Через четыре года компания Эдисона вышла на рынок со своей последней технологией кинопроекции «Супер Кинетоскоп», так же не получившей распространения из-за жёсткой конкуренции с более удачными проекторами.

Кинетофон

Идея создания устройства, способного воспроизводить звук одновременно с изображением, появилась раньше, чем начались разработки кинетографа и кинетоскопа, задуманных Эдисоном, как приставка к изобретённому им ранее фонографу. В 1894 году он писал:

В 1887 году мне пришла мысль о возможности сконструировать аппарат, который будет для зрения тем же, чем является фонограф для слуха, и который будет и записывать и воспроизводить одновременно звук и движение

В марте 1895 года завершено создание аппарата, представляющего из себя помещённые в один корпус кинетоскоп и фонограф с общим приводом лентопротяжного механизма и звукового цилиндра под названием «Кинетофон» (англ. kinetophone). Первым известным звуковым фильмом является снятая в 1894 году или в самом начале 1895 года на студии Эдисона в Уэст-Орандже запись, ныне известная как «Экспериментальный звуковой фильм Диксона».

Синхронная съёмка фильмов для кинетофона была затруднена по многим причинам, главными из которых были низкая чувствительность мембраны фонографа и необходимость использования громоздких рупоров, неизбежно видимых в кадре, как в упомянутом фильме. Точность синхронизации оставалась низкой, исключая совпадение артикуляции с речевой фонограммой. Поэтому большинство звуковых кинороликов представляли собой ритмические действия, происходящие под музыку, записанную отдельно от изображения. Демонстраторы могли подобрать к каждому фильму звуковое сопровождение из широкого спектра поставлявшихся валиков фонографа, задавая подходящий темп. Невысокая громкость допускала только индивидуальное прослушивание звука через первые в мире внутриканальные наушники, что хорошо сочеталось с конструкцией кинетоскопа, но было неприемлемо при проекции на большой экран. В результате, кинетофон устарел одновременно с кинетоскопом, вытесненным с рынка кинопроекторами различных систем. Было выпущено не более двух-трёх дюжин аппаратов, не имевших коммерческого успеха.

Дальнейшие попытки объединить изображение со звуком предпринимались уже с проецирующим кинетоскопом. В 1913 году технология была продемонстрирована за пределами США, в том числе в Москве и Санкт-Петербурге, где была встречена неоднозначно. Однако, на тот момент уже существовала аналогичная система звукового кино «Гомон Хронофон» компании Gaumont, использующая более современные грампластинки вместо устаревших валиков.

См. также

• Кинематограф (аппарат)
• Кинопроектор
• Мутоскоп
• Витаскоп
• Немое кино

Литература

• И. Б. Гордийчук, В. Г. Пелль. Раздел I. Системы кинематографа // Справочник кинооператора / Н. Н. Жердецкая. — М.,: «Искусство», 1979. — С. 8-10.

• Голдовский Е. Глава I // Кинопроекция в вопросах и ответах. — 1-е изд. — М., : Искусство, 1971. — С. 176—196. — 220 с.</span>

• Е. М. Голдовский. Основы кинотехники / Л. О. Эйсымонт. — М.,: «Искусство», 1965. — 636 с.

• А. И. Парфентьев. Магнитная запись в кинотехнике / А. Х. Якобсон. — М.,: «Искусство», 1957. — 278 с.

• Жорж Садуль. Всеобщая история кино / В. А. Рязанова. — М.,: «Искусство», 1958. — Т. 1. — 611 с.

• К 80-летию изобретения кинематографа (рус.) // «Техника кино и телевидения» : журнал. — 1975. — № 12. — С. 64—67. — ISSN [www.sigla.ru/table.jsp?f=8&t=3&v0=0040-2249&f=1003&t=1&v1=&f=4&t=2&v2=&f=21&t=3&v3=&f=1016&t=3&v4=&f=1016&t=3&v5=&bf=4&b=&d=0&ys=&ye=&lng=&ft=&mt=&dt=&vol=&pt=&iss=&ps=&pe=&tr=&tro=&cc=UNION&i=1&v=tagged&s=0&ss=0&st=0&i18n=ru&rlf=&psz=20&bs=20&ce=hJfuypee8JzzufeGmImYYIpZKRJeeOeeWGJIZRrRRrdmtdeee88NJJJJpeeefTJ3peKJJ3UWWPtzzzzzzzzzzzzzzzzzbzzvzzpy5zzjzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzztzzzzzzzbzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzzvzzzzzzyeyTjkDnyHzTuueKZePz9decyzzLzzzL*.c8.NzrGJJvufeeeeeJheeyzjeeeeJh*peeeeKJJJJJJJJJJmjHvOJJJJJJJJJfeeeieeeeSJJJJJSJJJ3TeIJJJJ3..E.UEAcyhxD.eeeeeuzzzLJJJJ5.e8JJJheeeeeeeeeeeeyeeK3JJJJJJJJ*s7defeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeeSJJJJJJJJZIJJzzz1..6LJJJJJJtJJZ4....EK*&debug=false 0040-2249].

• «Scientific American» (выпуск от 20 июня 1891 года)

Ссылки

• [animamuseum.ru/blogarticle/edison-i-kinetoskop Эдисон и Кинетоскоп] (рус.). Московский музей анимации. Проверено 29 марта 2015.

• [kinodorogi.ru/?p=1310 Кинетоскоп Эдисона: фильмы Лоури Диксона и Эдмунда Куна] (рус.). «Кинодороги». Проверено 29 марта 2015.

Отрывок, характеризующий Кинетоскоп

– Подождите, господа, – сказал он. – Сражение выиграно, и в пленении Мюрата нет ничего необыкновенного. Но лучше подождать радоваться. – Однако он послал адъютанта проехать по войскам с этим известием.
Когда с левого фланга прискакал Щербинин с донесением о занятии французами флешей и Семеновского, Кутузов, по звукам поля сражения и по лицу Щербинина угадав, что известия были нехорошие, встал, как бы разминая ноги, и, взяв под руку Щербинина, отвел его в сторону.
– Съезди, голубчик, – сказал он Ермолову, – посмотри, нельзя ли что сделать.
Кутузов был в Горках, в центре позиции русского войска. Направленная Наполеоном атака на наш левый фланг была несколько раз отбиваема. В центре французы не подвинулись далее Бородина. С левого фланга кавалерия Уварова заставила бежать французов.
В третьем часу атаки французов прекратились. На всех лицах, приезжавших с поля сражения, и на тех, которые стояли вокруг него, Кутузов читал выражение напряженности, дошедшей до высшей степени. Кутузов был доволен успехом дня сверх ожидания. Но физические силы оставляли старика. Несколько раз голова его низко опускалась, как бы падая, и он задремывал. Ему подали обедать.
Флигель адъютант Вольцоген, тот самый, который, проезжая мимо князя Андрея, говорил, что войну надо im Raum verlegon [перенести в пространство (нем.) ], и которого так ненавидел Багратион, во время обеда подъехал к Кутузову. Вольцоген приехал от Барклая с донесением о ходе дел на левом фланге. Благоразумный Барклай де Толли, видя толпы отбегающих раненых и расстроенные зады армии, взвесив все обстоятельства дела, решил, что сражение было проиграно, и с этим известием прислал к главнокомандующему своего любимца.
Кутузов с трудом жевал жареную курицу и сузившимися, повеселевшими глазами взглянул на Вольцогена.
Вольцоген, небрежно разминая ноги, с полупрезрительной улыбкой на губах, подошел к Кутузову, слегка дотронувшись до козырька рукою.
Вольцоген обращался с светлейшим с некоторой аффектированной небрежностью, имеющей целью показать, что он, как высокообразованный военный, предоставляет русским делать кумира из этого старого, бесполезного человека, а сам знает, с кем он имеет дело. «Der alte Herr (как называли Кутузова в своем кругу немцы) macht sich ganz bequem, [Старый господин покойно устроился (нем.) ] – подумал Вольцоген и, строго взглянув на тарелки, стоявшие перед Кутузовым, начал докладывать старому господину положение дел на левом фланге так, как приказал ему Барклай и как он сам его видел и понял.
– Все пункты нашей позиции в руках неприятеля и отбить нечем, потому что войск нет; они бегут, и нет возможности остановить их, – докладывал он.
Кутузов, остановившись жевать, удивленно, как будто не понимая того, что ему говорили, уставился на Вольцогена. Вольцоген, заметив волнение des alten Herrn, [старого господина (нем.) ] с улыбкой сказал:
– Я не считал себя вправе скрыть от вашей светлости того, что я видел… Войска в полном расстройстве…
– Вы видели? Вы видели?.. – нахмурившись, закричал Кутузов, быстро вставая и наступая на Вольцогена. – Как вы… как вы смеете!.. – делая угрожающие жесты трясущимися руками и захлебываясь, закричал он. – Как смоете вы, милостивый государь, говорить это мне. Вы ничего не знаете. Передайте от меня генералу Барклаю, что его сведения неверны и что настоящий ход сражения известен мне, главнокомандующему, лучше, чем ему.
Вольцоген хотел возразить что то, но Кутузов перебил его.
– Неприятель отбит на левом и поражен на правом фланге. Ежели вы плохо видели, милостивый государь, то не позволяйте себе говорить того, чего вы не знаете. Извольте ехать к генералу Барклаю и передать ему назавтра мое непременное намерение атаковать неприятеля, – строго сказал Кутузов. Все молчали, и слышно было одно тяжелое дыхание запыхавшегося старого генерала. – Отбиты везде, за что я благодарю бога и наше храброе войско. Неприятель побежден, и завтра погоним его из священной земли русской, – сказал Кутузов, крестясь; и вдруг всхлипнул от наступивших слез. Вольцоген, пожав плечами и скривив губы, молча отошел к стороне, удивляясь uber diese Eingenommenheit des alten Herrn. [на это самодурство старого господина. (нем.) ]
– Да, вот он, мой герой, – сказал Кутузов к полному красивому черноволосому генералу, который в это время входил на курган. Это был Раевский, проведший весь день на главном пункте Бородинского поля.
Раевский доносил, что войска твердо стоят на своих местах и что французы не смеют атаковать более. Выслушав его, Кутузов по французски сказал:
– Vous ne pensez donc pas comme lesautres que nous sommes obliges de nous retirer? [Вы, стало быть, не думаете, как другие, что мы должны отступить?]
– Au contraire, votre altesse, dans les affaires indecises c'est loujours le plus opiniatre qui reste victorieux, – отвечал Раевский, – et mon opinion… [Напротив, ваша светлость, в нерешительных делах остается победителем тот, кто упрямее, и мое мнение…]
– Кайсаров! – крикнул Кутузов своего адъютанта. – Садись пиши приказ на завтрашний день. А ты, – обратился он к другому, – поезжай по линии и объяви, что завтра мы атакуем.
Пока шел разговор с Раевским и диктовался приказ, Вольцоген вернулся от Барклая и доложил, что генерал Барклай де Толли желал бы иметь письменное подтверждение того приказа, который отдавал фельдмаршал.
Кутузов, не глядя на Вольцогена, приказал написать этот приказ, который, весьма основательно, для избежания личной ответственности, желал иметь бывший главнокомандующий.
И по неопределимой, таинственной связи, поддерживающей во всей армии одно и то же настроение, называемое духом армии и составляющее главный нерв войны, слова Кутузова, его приказ к сражению на завтрашний день, передались одновременно во все концы войска.
Далеко не самые слова, не самый приказ передавались в последней цепи этой связи. Даже ничего не было похожего в тех рассказах, которые передавали друг другу на разных концах армии, на то, что сказал Кутузов; но смысл его слов сообщился повсюду, потому что то, что сказал Кутузов, вытекало не из хитрых соображений, а из чувства, которое лежало в душе главнокомандующего, так же как и в душе каждого русского человека.
И узнав то, что назавтра мы атакуем неприятеля, из высших сфер армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.


Полк князя Андрея был в резервах, которые до второго часа стояли позади Семеновского в бездействии, под сильным огнем артиллерии. Во втором часу полк, потерявший уже более двухсот человек, был двинут вперед на стоптанное овсяное поле, на тот промежуток между Семеновским и курганной батареей, на котором в этот день были побиты тысячи людей и на который во втором часу дня был направлен усиленно сосредоточенный огонь из нескольких сот неприятельских орудий.
Не сходя с этого места и не выпустив ни одного заряда, полк потерял здесь еще третью часть своих людей. Спереди и в особенности с правой стороны, в нерасходившемся дыму, бубухали пушки и из таинственной области дыма, застилавшей всю местность впереди, не переставая, с шипящим быстрым свистом, вылетали ядра и медлительно свистевшие гранаты. Иногда, как бы давая отдых, проходило четверть часа, во время которых все ядра и гранаты перелетали, но иногда в продолжение минуты несколько человек вырывало из полка, и беспрестанно оттаскивали убитых и уносили раненых.
С каждым новым ударом все меньше и меньше случайностей жизни оставалось для тех, которые еще не были убиты. Полк стоял в батальонных колоннах на расстоянии трехсот шагов, но, несмотря на то, все люди полка находились под влиянием одного и того же настроения. Все люди полка одинаково были молчаливы и мрачны. Редко слышался между рядами говор, но говор этот замолкал всякий раз, как слышался попавший удар и крик: «Носилки!» Большую часть времени люди полка по приказанию начальства сидели на земле. Кто, сняв кивер, старательно распускал и опять собирал сборки; кто сухой глиной, распорошив ее в ладонях, начищал штык; кто разминал ремень и перетягивал пряжку перевязи; кто старательно расправлял и перегибал по новому подвертки и переобувался. Некоторые строили домики из калмыжек пашни или плели плетеночки из соломы жнивья. Все казались вполне погружены в эти занятия. Когда ранило и убивало людей, когда тянулись носилки, когда наши возвращались назад, когда виднелись сквозь дым большие массы неприятелей, никто не обращал никакого внимания на эти обстоятельства. Когда же вперед проезжала артиллерия, кавалерия, виднелись движения нашей пехоты, одобрительные замечания слышались со всех сторон. Но самое большое внимание заслуживали события совершенно посторонние, не имевшие никакого отношения к сражению. Как будто внимание этих нравственно измученных людей отдыхало на этих обычных, житейских событиях. Батарея артиллерии прошла пред фронтом полка. В одном из артиллерийских ящиков пристяжная заступила постромку. «Эй, пристяжную то!.. Выправь! Упадет… Эх, не видят!.. – по всему полку одинаково кричали из рядов. В другой раз общее внимание обратила небольшая коричневая собачонка с твердо поднятым хвостом, которая, бог знает откуда взявшись, озабоченной рысцой выбежала перед ряды и вдруг от близко ударившего ядра взвизгнула и, поджав хвост, бросилась в сторону. По всему полку раздалось гоготанье и взвизги. Но развлечения такого рода продолжались минуты, а люди уже более восьми часов стояли без еды и без дела под непроходящим ужасом смерти, и бледные и нахмуренные лица все более бледнели и хмурились.
Князь Андрей, точно так же как и все люди полка, нахмуренный и бледный, ходил взад и вперед по лугу подле овсяного поля от одной межи до другой, заложив назад руки и опустив голову. Делать и приказывать ему нечего было. Все делалось само собою. Убитых оттаскивали за фронт, раненых относили, ряды смыкались. Ежели отбегали солдаты, то они тотчас же поспешно возвращались. Сначала князь Андрей, считая своею обязанностью возбуждать мужество солдат и показывать им пример, прохаживался по рядам; но потом он убедился, что ему нечему и нечем учить их. Все силы его души, точно так же как и каждого солдата, были бессознательно направлены на то, чтобы удержаться только от созерцания ужаса того положения, в котором они были. Он ходил по лугу, волоча ноги, шаршавя траву и наблюдая пыль, которая покрывала его сапоги; то он шагал большими шагами, стараясь попадать в следы, оставленные косцами по лугу, то он, считая свои шаги, делал расчеты, сколько раз он должен пройти от межи до межи, чтобы сделать версту, то ошмурыгывал цветки полыни, растущие на меже, и растирал эти цветки в ладонях и принюхивался к душисто горькому, крепкому запаху. Изо всей вчерашней работы мысли не оставалось ничего. Он ни о чем не думал. Он прислушивался усталым слухом все к тем же звукам, различая свистенье полетов от гула выстрелов, посматривал на приглядевшиеся лица людей 1 го батальона и ждал. «Вот она… эта опять к нам! – думал он, прислушиваясь к приближавшемуся свисту чего то из закрытой области дыма. – Одна, другая! Еще! Попало… Он остановился и поглядел на ряды. „Нет, перенесло. А вот это попало“. И он опять принимался ходить, стараясь делать большие шаги, чтобы в шестнадцать шагов дойти до межи.
Свист и удар! В пяти шагах от него взрыло сухую землю и скрылось ядро. Невольный холод пробежал по его спине. Он опять поглядел на ряды. Вероятно, вырвало многих; большая толпа собралась у 2 го батальона.
– Господин адъютант, – прокричал он, – прикажите, чтобы не толпились. – Адъютант, исполнив приказание, подходил к князю Андрею. С другой стороны подъехал верхом командир батальона.
– Берегись! – послышался испуганный крик солдата, и, как свистящая на быстром полете, приседающая на землю птичка, в двух шагах от князя Андрея, подле лошади батальонного командира, негромко шлепнулась граната. Лошадь первая, не спрашивая того, хорошо или дурно было высказывать страх, фыркнула, взвилась, чуть не сронив майора, и отскакала в сторону. Ужас лошади сообщился людям.
– Ложись! – крикнул голос адъютанта, прилегшего к земле. Князь Андрей стоял в нерешительности. Граната, как волчок, дымясь, вертелась между ним и лежащим адъютантом, на краю пашни и луга, подле куста полыни.
«Неужели это смерть? – думал князь Андрей, совершенно новым, завистливым взглядом глядя на траву, на полынь и на струйку дыма, вьющуюся от вертящегося черного мячика. – Я не могу, я не хочу умереть, я люблю жизнь, люблю эту траву, землю, воздух… – Он думал это и вместе с тем помнил о том, что на него смотрят.
– Стыдно, господин офицер! – сказал он адъютанту. – Какой… – он не договорил. В одно и то же время послышался взрыв, свист осколков как бы разбитой рамы, душный запах пороха – и князь Андрей рванулся в сторону и, подняв кверху руку, упал на грудь.
Несколько офицеров подбежало к нему. С правой стороны живота расходилось по траве большое пятно крови.
Вызванные ополченцы с носилками остановились позади офицеров. Князь Андрей лежал на груди, опустившись лицом до травы, и, тяжело, всхрапывая, дышал.
– Ну что стали, подходи!
Мужики подошли и взяли его за плечи и ноги, но он жалобно застонал, и мужики, переглянувшись, опять отпустили его.
– Берись, клади, всё одно! – крикнул чей то голос. Его другой раз взяли за плечи и положили на носилки.
– Ах боже мой! Боже мой! Что ж это?.. Живот! Это конец! Ах боже мой! – слышались голоса между офицерами. – На волосок мимо уха прожужжала, – говорил адъютант. Мужики, приладивши носилки на плечах, поспешно тронулись по протоптанной ими дорожке к перевязочному пункту.
– В ногу идите… Э!.. мужичье! – крикнул офицер, за плечи останавливая неровно шедших и трясущих носилки мужиков.
– Подлаживай, что ль, Хведор, а Хведор, – говорил передний мужик.
– Вот так, важно, – радостно сказал задний, попав в ногу.
– Ваше сиятельство? А? Князь? – дрожащим голосом сказал подбежавший Тимохин, заглядывая в носилки.
Князь Андрей открыл глаза и посмотрел из за носилок, в которые глубоко ушла его голова, на того, кто говорил, и опять опустил веки.
Ополченцы принесли князя Андрея к лесу, где стояли фуры и где был перевязочный пункт. Перевязочный пункт состоял из трех раскинутых, с завороченными полами, палаток на краю березника. В березнике стояла фуры и лошади. Лошади в хребтугах ели овес, и воробьи слетали к ним и подбирали просыпанные зерна. Воронья, чуя кровь, нетерпеливо каркая, перелетали на березах. Вокруг палаток, больше чем на две десятины места, лежали, сидели, стояли окровавленные люди в различных одеждах. Вокруг раненых, с унылыми и внимательными лицами, стояли толпы солдат носильщиков, которых тщетно отгоняли от этого места распоряжавшиеся порядком офицеры. Не слушая офицеров, солдаты стояли, опираясь на носилки, и пристально, как будто пытаясь понять трудное значение зрелища, смотрели на то, что делалось перед ними. Из палаток слышались то громкие, злые вопли, то жалобные стенания. Изредка выбегали оттуда фельдшера за водой и указывали на тех, который надо было вносить. Раненые, ожидая у палатки своей очереди, хрипели, стонали, плакали, кричали, ругались, просили водки. Некоторые бредили. Князя Андрея, как полкового командира, шагая через неперевязанных раненых, пронесли ближе к одной из палаток и остановились, ожидая приказания. Князь Андрей открыл глаза и долго не мог понять того, что делалось вокруг него. Луг, полынь, пашня, черный крутящийся мячик и его страстный порыв любви к жизни вспомнились ему. В двух шагах от него, громко говоря и обращая на себя общее внимание, стоял, опершись на сук и с обвязанной головой, высокий, красивый, черноволосый унтер офицер. Он был ранен в голову и ногу пулями. Вокруг него, жадно слушая его речь, собралась толпа раненых и носильщиков.