Киниска
| Киниска | |
| др.-греч. Κυνίσκα | |
| Род деятельности: |
принцесса, олимпионик |
|---|---|
| Гражданство: | |
| Отец: | |
Киниска (др.-греч. Κυνίσκα) — спартанская принцесса, первая женщина, победившая на Олимпийских играх.
Дочь царя Архидама II, сестра Агиса II и Агесилая II.
По словам Павсания, «с величайшей страстью предавалась олимпийским состязаниям и первая из женщин содержала с этой целью лошадей»[1]. Её упряжки победили на играх в 396 и 392 годах до н. э. в гонках колесниц-четверок. Хотя женщины не допускались на состязания даже в качестве зрителей, формально победителями заездов были не возницы, а владельцы упряжек, поэтому данный вид соревнований был единственным, в котором могли участвовать и побеждать и женщины.
Современник событий Ксенофонт писал, что царь Агесилай убедил сестру завести скаковых лошадей, дабы посрамить гордость мужчин, похвалявшихся победами в этом виде спорта, и когда её упряжка выиграла, «ясно всем показал, что разведение подобных коней свидетельствует только о богатстве, а вовсе не о мужской доблести»[2].
В Олимпии была установлена бронзовая колесница с конями и возницей и статуя самой Киниски работы мегарского скульптора Апеллея[3]. При раскопках была обнаружена база с поврежденной посвятительной [epigraphy.packhum.org/inscriptions/main?url=oi%3Fikey%3D213965%26bookid%3D224%26region%3D2%26subregion%3D5 надписью], которую датируют 390—380 до н. э.:
|
Σπάρτας μὲν [βασιλῆες ἐμοὶ] |
Спарты (цари мне) |
Павсаний пишет, что кроме этой эпиграммы неизвестного автора и эпиграммы Симонида, посвященной Павсанию, никто из поэтов не посвящал стихов спартанским царям[1]. После Киниски еще несколько женщин, в основном из Спарты, добивались победы на играх, но ни одна не достигла такой славы, как она[1].
Напишите отзыв о статье "Киниска"
Примечания
Отрывок, характеризующий Киниска
Через неделю в Москве уже было пятнадцать тысяч жителей, через две было двадцать пять тысяч и т. д. Все возвышаясь и возвышаясь, число это к осени 1813 года дошло до цифры, превосходящей население 12 го года.Первые русские люди, которые вступили в Москву, были казаки отряда Винцингероде, мужики из соседних деревень и бежавшие из Москвы и скрывавшиеся в ее окрестностях жители. Вступившие в разоренную Москву русские, застав ее разграбленною, стали тоже грабить. Они продолжали то, что делали французы. Обозы мужиков приезжали в Москву с тем, чтобы увозить по деревням все, что было брошено по разоренным московским домам и улицам. Казаки увозили, что могли, в свои ставки; хозяева домов забирали все то, что они находили и других домах, и переносили к себе под предлогом, что это была их собственность.
Но за первыми грабителями приезжали другие, третьи, и грабеж с каждым днем, по мере увеличения грабителей, становился труднее и труднее и принимал более определенные формы.
Французы застали Москву хотя и пустою, но со всеми формами органически правильно жившего города, с его различными отправлениями торговли, ремесел, роскоши, государственного управления, религии. Формы эти были безжизненны, но они еще существовали. Были ряды, лавки, магазины, лабазы, базары – большинство с товарами; были фабрики, ремесленные заведения; были дворцы, богатые дома, наполненные предметами роскоши; были больницы, остроги, присутственные места, церкви, соборы. Чем долее оставались французы, тем более уничтожались эти формы городской жизни, и под конец все слилось в одно нераздельное, безжизненное поле грабежа.
Грабеж французов, чем больше он продолжался, тем больше разрушал богатства Москвы и силы грабителей. Грабеж русских, с которого началось занятие русскими столицы, чем дольше он продолжался, чем больше было в нем участников, тем быстрее восстановлял он богатство Москвы и правильную жизнь города.
Кроме грабителей, народ самый разнообразный, влекомый – кто любопытством, кто долгом службы, кто расчетом, – домовладельцы, духовенство, высшие и низшие чиновники, торговцы, ремесленники, мужики – с разных сторон, как кровь к сердцу, – приливали к Москве.
Через неделю уже мужики, приезжавшие с пустыми подводами, для того чтоб увозить вещи, были останавливаемы начальством и принуждаемы к тому, чтобы вывозить мертвые тела из города. Другие мужики, прослышав про неудачу товарищей, приезжали в город с хлебом, овсом, сеном, сбивая цену друг другу до цены ниже прежней. Артели плотников, надеясь на дорогие заработки, каждый день входили в Москву, и со всех сторон рубились новые, чинились погорелые дома. Купцы в балаганах открывали торговлю. Харчевни, постоялые дворы устраивались в обгорелых домах. Духовенство возобновило службу во многих не погоревших церквах. Жертвователи приносили разграбленные церковные вещи. Чиновники прилаживали свои столы с сукном и шкафы с бумагами в маленьких комнатах. Высшее начальство и полиция распоряжались раздачею оставшегося после французов добра. Хозяева тех домов, в которых было много оставлено свезенных из других домов вещей, жаловались на несправедливость своза всех вещей в Грановитую палату; другие настаивали на том, что французы из разных домов свезли вещи в одно место, и оттого несправедливо отдавать хозяину дома те вещи, которые у него найдены. Бранили полицию; подкупали ее; писали вдесятеро сметы на погоревшие казенные вещи; требовали вспомоществований. Граф Растопчин писал свои прокламации.
