Кинотрест Эдисона
| Компания кинопатентов</br>(англ. M. P. P. C.) | |
| Тип |
кинематографический трест |
|---|---|
| Основание | |
| Основатели | |
| Расположение | |
| Ключевые фигуры | |
| Отрасль | |
| Продукция | |
Компания кинопатентов (англ. Motion Picture Patents Company, MPPC, также известная как «Трест Эдисона») — американский кинематографический картель, созданный в декабре 1908 года по инициативе Томаса Эдисона. Организация объединила крупнейших в США кинопроизводителей и поставщиков киноплёнки, явившихся на учредительное собрание, и стала препятствием доминированию иностранного (главным образом, европейского) кино на американском рынке[1].
Содержание
История компании
С момента изобретения «Кинетоскопа», Эдисон считал себя единоличным правообладателем всех кинотехнологий, и не прекращал попытки монополизировать доходы от кинопроизводства и кинопроката в пределах США. Большинство патентов, защищавших основные элементы конструкции киноаппаратуры, на территории США принадлежали компании Эдисона. В конце 1907 года её юристы предложили закончить «патентную войну» владельцам наиболее крупных кинопредприятий страны. Для этого кинокомпании должны были объединиться в картель и выплачивать Эдисону определённый процент за право пользования его патентами, без которых кинопроизводство и прокат кинофильмов запрещались в судебном порядке. Задуманный союз получил бы монополию на территории США, избавив своих участников от ставших традиционными судебных тяжб, однако, потеря самостоятельности не устроила большинство компаний, отклонивших первое предложение Эдисона.
В результате долгих переговоров 18 декабря 1908 года было объявлено о создании «Компании кинопатентов», в которую вошли, сохранив свою самостоятельность, следующие фирмы: «студия Эдисона», «Байограф», «Вайтограф», «Зелиг», «Эссеней», «Любин», «Калем» и американские филиалы французских студий — «Пате» и «Мельеса»[2]. Было выпущено девять лицензий без права включения дополнительных членов по формальной причине их «неявки» на учредительное собрание. Участники объединения по-прежнему имели свои самостоятельные студии и подчинялись компании только по общим организационным вопросам, выплачивая незначительные отчисления. Остальные игроки американского кинорынка были обязаны отчислять новой картели огромные суммы за право снимать и демонстрировать кинофильмы[3]. Атака на независимый кинопрокат началась 24 декабря 1908 года: этот день известен в истории кинематографа, как «Чёрное Рождество». Из 800 нью-йоркских кинозалов полиция закрыла 500 под предлогом нарушения патентного права[2].
Представительства иностранных компаний, не вошедшие в картель, и не желавшие уходить с американского рынка, в феврале 1909 года основали International Projecting & Producing Company, быстро проигравшую войну с «трестом Эдисона», как стали называть новую монополию её противники. Американские кинопроизводители и прокатчики, не вошедшие в трест, также отказалась ему подчиниться и объявили себя «независимыми». Эта группа непокорённых дельцов вела непрекращающуюся войну с компанией кинопатентов, отказываясь платить отчисления, которые считала незаконными. Чтобы избежать судебного преследования, «независимые» снимали фильмы аппаратурой европейского производства («Пате», «Гомон», «Урбан») и на французскую киноплёнку. Эдисон пытался препятствовать этому, используя патент на петлю Латама, необходимую для работы любых киносъёмочных аппаратов. Однако, контроль за соблюдением этого ограничения оказался практически невозможным. Руководство компании стало прибегать к криминальным методам, чтобы вернуть свою монополию[1]. В ответ на это, независимые кинопроизводители стали переносить свои студии с восточного побережья США на западное, скрываясь от преследования.
Для общественности всё очевиднее становился факт, что компанию кинопатентов интересуют доходы, а не качество кинопродукции, стремительно падавшее у «легальных» киностудий. Участники картеля были не в состоянии насытить рынок достаточным количеством фильмов, вынудив свои киносети покупать их у независимых киностудий. Кроме того, деятельность компании противоречила антимонопольному законодательству. Джордж Истмен, в своё время поддержавший трест Эдисона, тем не менее был заинтересован в конкуренции кинопроизводителей, способствующей росту продаж киноплёнки. В 1913 году в результате судебного процесса «Соединённые штаты Америки против Компании кинопатентов» (англ. US vs Motion Picture Patents Company), был вынесен вердикт о прекращении деятельности треста.
Роль независимых киностудий
20 марта 1909 года «независимые» образовали союз, в который вошли почти 60 членов, в частности Кессель, Бауман, Вильям Фокс. 12 апреля к ним присоединился Карл Леммле, владевший разветвлённой киносетью[2]. Участники союза стали переносить производство фильмов на западное побережье США, подальше от агентов кинотреста. Возникают новые фирмы «Юниверсал», «Мью-чуэл», «ИМП», студии которых находились как в Нью-Йорке, так и в Калифорнии. Наиболее популярным среди «независимых» постепенно становится небольшой посёлок Голливуд — предместье Лос-Анджелеса, возникшее на месте испанской колонии. Естественные природные условия: обилие солнечных дней, необходимых для киносъёмки, и уникальный ландшафт, способствуют росту популярности этих мест для создания новых киностудий. Постепенно Голливуд из посёлка превращается в крупный город и становится центром американской киноиндустрии.
См. также
Напишите отзыв о статье "Кинотрест Эдисона"
Примечания
- ↑ 1 2 Александр Прищепов. [news.tut.by/culture/367387.html «Золото молчания». Политреклама, порнография, патентные войны, или Как зарождался кинематограф в США] (рус.). Культура. Белорусский портал «Тут» (24 сентября 2013). Проверено 12 сентября 2015.
- ↑ 1 2 3 Всеобщая история кино, 1958.
- ↑ [kinodorogi.ru/?p=2125 Трест, который не лопнул] (рус.). «Кинодороги». Проверено 13 сентября 2015.
Литература
- Жорж Садуль. Всеобщая история кино / В. А. Рязанова. — М.,: «Искусство», 1958. — Т. 1. — 611 с.
- В. Комаров. История зарубежного кино. Том 1. Немое кино. — М.: «Искусство», 1965.
Ссылки
- [content.cdlib.org/xtf/view?docId=ft3q2nb2gw&chunk.id=d0e16683&toc.depth=1&toc.id=d0e16474&brand=eschol Before the Nickelodeon: Motion Picture Patents Company Agreements]
- [query.nytimes.com/mem/archive-free/pdf?res=9803E6D61138E633A25751C0A9669D946496D6CF ORDERS MOVIE TRUST TO BE BROKEN UP; It Violates the Sherman Law, Federal Court in Philadelphia Holds. EXCEEDED PATENT RIGHTS Government Confers No License, Court Says, to Do What Anti-Trust Law Condemns.] 'New York Times October 2, 1915
- [inventors.about.com/library/inventors/bl_Edison_Motion_Pictures4.htm History of Edison Motion Pictures: Litigation and Licensees]
- [www.filmreference.com/encyclopedia/Independent-Film-Road-Movies/Independent-Film-INDEPENDENCE-IN-EARLY-AND-SILENT-AMERICAN-CINEMA.html Independence In Early And Silent American Cinema]
Отрывок, характеризующий Кинотрест Эдисона
– Это были крайности, разумеется, но не в них всё значение, а значение в правах человека, в эманципации от предрассудков, в равенстве граждан; и все эти идеи Наполеон удержал во всей их силе.– Свобода и равенство, – презрительно сказал виконт, как будто решившийся, наконец, серьезно доказать этому юноше всю глупость его речей, – всё громкие слова, которые уже давно компрометировались. Кто же не любит свободы и равенства? Еще Спаситель наш проповедывал свободу и равенство. Разве после революции люди стали счастливее? Напротив. Mы хотели свободы, а Бонапарте уничтожил ее.
Князь Андрей с улыбкой посматривал то на Пьера, то на виконта, то на хозяйку. В первую минуту выходки Пьера Анна Павловна ужаснулась, несмотря на свою привычку к свету; но когда она увидела, что, несмотря на произнесенные Пьером святотатственные речи, виконт не выходил из себя, и когда она убедилась, что замять этих речей уже нельзя, она собралась с силами и, присоединившись к виконту, напала на оратора.
– Mais, mon cher m r Pierre, [Но, мой милый Пьер,] – сказала Анна Павловна, – как же вы объясняете великого человека, который мог казнить герцога, наконец, просто человека, без суда и без вины?
– Я бы спросил, – сказал виконт, – как monsieur объясняет 18 брюмера. Разве это не обман? C'est un escamotage, qui ne ressemble nullement a la maniere d'agir d'un grand homme. [Это шулерство, вовсе не похожее на образ действий великого человека.]
– А пленные в Африке, которых он убил? – сказала маленькая княгиня. – Это ужасно! – И она пожала плечами.
– C'est un roturier, vous aurez beau dire, [Это проходимец, что бы вы ни говорили,] – сказал князь Ипполит.
Мсье Пьер не знал, кому отвечать, оглянул всех и улыбнулся. Улыбка у него была не такая, какая у других людей, сливающаяся с неулыбкой. У него, напротив, когда приходила улыбка, то вдруг, мгновенно исчезало серьезное и даже несколько угрюмое лицо и являлось другое – детское, доброе, даже глуповатое и как бы просящее прощения.
Виконту, который видел его в первый раз, стало ясно, что этот якобинец совсем не так страшен, как его слова. Все замолчали.
– Как вы хотите, чтобы он всем отвечал вдруг? – сказал князь Андрей. – Притом надо в поступках государственного человека различать поступки частного лица, полководца или императора. Мне так кажется.
– Да, да, разумеется, – подхватил Пьер, обрадованный выступавшею ему подмогой.
– Нельзя не сознаться, – продолжал князь Андрей, – Наполеон как человек велик на Аркольском мосту, в госпитале в Яффе, где он чумным подает руку, но… но есть другие поступки, которые трудно оправдать.
Князь Андрей, видимо желавший смягчить неловкость речи Пьера, приподнялся, сбираясь ехать и подавая знак жене.
Вдруг князь Ипполит поднялся и, знаками рук останавливая всех и прося присесть, заговорил:
– Ah! aujourd'hui on m'a raconte une anecdote moscovite, charmante: il faut que je vous en regale. Vous m'excusez, vicomte, il faut que je raconte en russe. Autrement on ne sentira pas le sel de l'histoire. [Сегодня мне рассказали прелестный московский анекдот; надо вас им поподчивать. Извините, виконт, я буду рассказывать по русски, иначе пропадет вся соль анекдота.]
И князь Ипполит начал говорить по русски таким выговором, каким говорят французы, пробывшие с год в России. Все приостановились: так оживленно, настоятельно требовал князь Ипполит внимания к своей истории.
– В Moscou есть одна барыня, une dame. И она очень скупа. Ей нужно было иметь два valets de pied [лакея] за карета. И очень большой ростом. Это было ее вкусу. И она имела une femme de chambre [горничную], еще большой росту. Она сказала…
Тут князь Ипполит задумался, видимо с трудом соображая.
– Она сказала… да, она сказала: «девушка (a la femme de chambre), надень livree [ливрею] и поедем со мной, за карета, faire des visites». [делать визиты.]
Тут князь Ипполит фыркнул и захохотал гораздо прежде своих слушателей, что произвело невыгодное для рассказчика впечатление. Однако многие, и в том числе пожилая дама и Анна Павловна, улыбнулись.
– Она поехала. Незапно сделался сильный ветер. Девушка потеряла шляпа, и длинны волоса расчесались…
Тут он не мог уже более держаться и стал отрывисто смеяться и сквозь этот смех проговорил:
– И весь свет узнал…
Тем анекдот и кончился. Хотя и непонятно было, для чего он его рассказывает и для чего его надо было рассказать непременно по русски, однако Анна Павловна и другие оценили светскую любезность князя Ипполита, так приятно закончившего неприятную и нелюбезную выходку мсье Пьера. Разговор после анекдота рассыпался на мелкие, незначительные толки о будущем и прошедшем бале, спектакле, о том, когда и где кто увидится.
Поблагодарив Анну Павловну за ее charmante soiree, [очаровательный вечер,] гости стали расходиться.
Пьер был неуклюж. Толстый, выше обыкновенного роста, широкий, с огромными красными руками, он, как говорится, не умел войти в салон и еще менее умел из него выйти, то есть перед выходом сказать что нибудь особенно приятное. Кроме того, он был рассеян. Вставая, он вместо своей шляпы захватил трехугольную шляпу с генеральским плюмажем и держал ее, дергая султан, до тех пор, пока генерал не попросил возвратить ее. Но вся его рассеянность и неуменье войти в салон и говорить в нем выкупались выражением добродушия, простоты и скромности. Анна Павловна повернулась к нему и, с христианскою кротостью выражая прощение за его выходку, кивнула ему и сказала:
– Надеюсь увидать вас еще, но надеюсь тоже, что вы перемените свои мнения, мой милый мсье Пьер, – сказала она.
Когда она сказала ему это, он ничего не ответил, только наклонился и показал всем еще раз свою улыбку, которая ничего не говорила, разве только вот что: «Мнения мнениями, а вы видите, какой я добрый и славный малый». И все, и Анна Павловна невольно почувствовали это.
Князь Андрей вышел в переднюю и, подставив плечи лакею, накидывавшему ему плащ, равнодушно прислушивался к болтовне своей жены с князем Ипполитом, вышедшим тоже в переднюю. Князь Ипполит стоял возле хорошенькой беременной княгини и упорно смотрел прямо на нее в лорнет.
– Идите, Annette, вы простудитесь, – говорила маленькая княгиня, прощаясь с Анной Павловной. – C'est arrete, [Решено,] – прибавила она тихо.
Анна Павловна уже успела переговорить с Лизой о сватовстве, которое она затевала между Анатолем и золовкой маленькой княгини.
– Я надеюсь на вас, милый друг, – сказала Анна Павловна тоже тихо, – вы напишете к ней и скажете мне, comment le pere envisagera la chose. Au revoir, [Как отец посмотрит на дело. До свидания,] – и она ушла из передней.
Князь Ипполит подошел к маленькой княгине и, близко наклоняя к ней свое лицо, стал полушопотом что то говорить ей.
Два лакея, один княгинин, другой его, дожидаясь, когда они кончат говорить, стояли с шалью и рединготом и слушали их, непонятный им, французский говор с такими лицами, как будто они понимали, что говорится, но не хотели показывать этого. Княгиня, как всегда, говорила улыбаясь и слушала смеясь.
