Кинси (фильм)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Кинси
Kinsey
Жанр

драма

Режиссёр

Билл Кондон

Автор
сценария

Билл Кондон

В главных
ролях

Лиам Нисон
Лора Линни
Крис О'Доннелл
Питер Сарсгаард
Линн Редгрейв

Длительность

118 мин

Бюджет

11 млн $

Сборы

16,9 млн $

Страна

США США

Год

2004

IMDb

ID 0362269

К:Фильмы 2004 года

«Кинси» (англ. Kinsey) — биографический фильм, снятый в 2004 году по сценарию и под руководством Билла Кондона. Он описывает жизнь Альфреда Кинси, роль которого играет Лиам Нисон. Пионерская работа Кинси в области сексологических исследований, опубликованная в 1948 году, «Сексуальное поведение самца человека» (первая из двух книг, составлявших Отчёты Кинси) была одной из первых известных работ, которая научно исследовала и изучала сексуальное поведение и его последствия (или отсутствие последствий) у человека. В фильме также играют роли Лора Линни (чья игра номинировалась на «Оскар» в номинации «Лучшая женская роль второго плана»), Крис О’Доннелл, Питер Сарсгаард, Тимоти Хаттон, Джон Литгоу, Тим Карри, Оливер Платт, Дилан Бейкер и Уильям Сэдлер. Фильм «Кинси» неоднократно номинировался на различные престижные награды в мире киноискусства [www.imdb.com/title/tt0362269/awards], и получил 10 из них.





Сюжет фильма

Профессор Альфред Кинси, главный герой фильма, подвергается интервьюированию о его собственной сексуальной жизни. Во время интервью наиболее выпуклые моменты в жизни Кинси показываются зрителям в виде нескольких фрагментов воспоминаний. Показываются две сюжетные последовательности: одна описывает детство Кинси и его опыт как бойскаута, другая — то, как Кинси объявляет своему разочарованному отцу о намерении избрать карьеру биолога. Затем повествование переходит к периоду преподавательской деятельности Кинси в Университете Индианы в качестве профессора биологии, читающего лекции об орехотворках. С этого момента начинается непрерывная линия повествования. Описывается история любви Альфреда Кинси с одной из его студенток, на которой он затем женится (роль жены Кинси играет Лора Линни). У них рождается трое детей. Тем временем в университете профессор Кинси, которого его студенты-магистранты любовно называют «Прок» (сокращение от Профессор Кинси), встречается со студентами после окончания занятий с тем, чтобы предложить индивидуальные консультации по вопросам секса. Хотя из фильма остаётся непонятным, как именно началась эта практика индивидуальных консультаций, выглядит это так, как будто студенты, приходящие к нему на консультации, делают это вследствие распространившихся слухов о качестве его консультаций.

На торжественной вечеринке, посвящённой выпуску последней публикации Кинси об орехотворках, Кинси отлавливает студенческого декана и предлагает ему открытый, общедоступный курс сексуального просвещения, который бы оппонировал официальной антисексуальной пропаганде, предлагавшейся в официальных медицинских курсах в то время. Неожиданно для Кинси, декан соглашается. Кинси начинает преподавание курса о человеческой сексуальности и сексе для ограниченной аудитории. При этом Кинси продолжает отвечать на вопросы студентов о сексе в приватном порядке, но находит, что его ответы и его знания очень сильно ограничены практически полным отсутствием научных данных о человеческой сексуальности, половом акте и др. Это приводит Кинси к решению распространить среди студентов-слушателей своего курса о сексе анонимные опросники об их сексуальных предпочтениях и практиках.

Результаты обработки студенческих опросников приводят Кинси к мысли о том, что существует огромная разница между тем, что общество считает «социально приемлемыми сексуальными практиками» и предписывает людям, и тем, чем в действительности люди занимаются в постели. После получения поддержки от Фонда Рокфеллера Кинси и его сотрудники начинают ездить по стране, интервьюируя добровольных респондентов об их сексуальных историях и практиках.

С течением времени и накоплением данных опросов профессор Кинси начинает понимать, что сексуальность человека, включая его собственную сексуальность, значительно более вариативна и пластична, чем предполагалось. Шкала сексуальности, которую он создаёт позднее, становится известна как шкала Кинси. Эта шкала ранжирует сексуальность человека от абсолютной гетеросексуальности до абсолютной гомосексуальности, со всеми промежуточными градациями, представляющими разные варианты бисексуальности. При этом Кинси подчёркивает непрерывный, а не дискретный характер шкалы.

Один из ассистентов доктора Кинси, Клайд Мартин (роль которого играет актёр Питер Сарсгаард) открыто бисексуален, и доктор Кинси, а позднее и его жена, оба вступают в любовную связь с ним. Открытость Кинси в своих сексуальных отношениях вне брака создаёт некоторое напряжение в отношениях Кинси с женой, однако все вовлечённые стороны достигают согласия, и Кинси и его жена продолжают любить друг друга всю оставшуюся жизнь.

Первая из сексологических книг Кинси, посвящённая сексуальному поведению мужчин, имеет огромный успех и становится бестселлером. Исследования Кинси переключаются на женскую сексуальность, что встречает более серьёзное противодействие и вызывает больше противоречий. После выпуска тома Отчётов Кинси, посвящённого женской сексуальности, поддержка Кинси начинает снижаться. Начало эпохи маккартизма приводит Фонд Рокфеллера к решению отказаться от дальнейшей финансовой поддержки исследований Института Кинси, поскольку Кинси получил ярлык «коммуниста», стремящегося разрушить и подвергнуть сомнению традиционные американские моральные ценности.

Кинси чувствует себя предателем интересов всех тех, кто стал жертвами сексуальной неграмотности и пренебрежения сексуальным просвещением. Таможня запрещает импорт некоторых исследовательских материалов Кинси, что ещё более усугубляет финансовый кризис, испытываемый Институтом Кинси. Сам Кинси на этой почве получает инфаркт. В начале фильма Кинси однажды упоминает о своём «слабом сердце». В дальнейшем у Кинси из-за стрессов и бессонницы развивается пристрастие к барбитуратам. Встречи с другими филантропами не дают никаких результатов — в эпоху маккартизма никто не хочет давать денег на такие скандальные исследования, как изучение человеческой сексуальности. Тем не менее Кинси продолжает собирать ответы респондентов и их сексуальные истории. Однажды он интервьюирует пожилую женщину, лесбиянку, которая говорит ему, что его исследования спасли ей жизнь, открыли ей глаза на саму себя и на то, что она не одна такая, и сделали её счастливой.

Затем сюжет возвращается к интервью с Кинси, и его спрашивают о любви и о том, будет ли Кинси когда-либо пытаться провести исследования природы любви (а не секса и сексуального поведения). Кинси отвечает, что любовь невозможно измерить количественно и невозможно сосчитать, а без возможности той или иной количественной оценки — нет и науки. Вместе с тем Кинси подчёркивает, что любовь очень нужна и важна. Финальная сцена фильма — Кинси и его жена, уже немолодые люди, выезжают на природу. Жена Кинси говорит о дереве, которое стоит здесь уже тысячу лет. Кинси отвечает, что дерево выглядит счастливым.

Хотя действие фильма происходит в Университете Индианы, многие из сцен фильма были сняты в Университете Фордхэма в Бронксе. Кампус этого университета показывается также в нескольких других фильмах. Некоторые части фильма были отсняты в Колумбийском университете.

Критика

Фильм вызвал неоднозначные оценки. Так, Джудит Рейсман, известная своими нападками на Кинси и критикой результатов его исследований, в своём интервью WorldNet Daily указывает, что Билл Кондон, режиссёр фильма, будучи открытым геем и активистом ЛГБТ-движения, проявил необъективность в освещении личности Кинси, сознательно замалчивал и обходил «острые углы», такие как нетрадиционные сексуальные практики Кинси, его бисексуальность, его мазохизм, тему группового секса. Там же она выразила мнение, что фильм «Кинси» представляет собой не документальный фильм, а плохо замаскированную апологию личности Кинси, его исследований и «пропаганду гомосексуализма»[1].

См. также

Напишите отзыв о статье "Кинси (фильм)"

Примечания

  1. [www.worldnetdaily.com/news/article.asp?ARTICLE_ID=42811 Kinsey film lies, defames World War II Americans]

Ссылки

  • [www.foxsearchlight.com/kinsey/ Официальный сайт фильма «Кинси»]
  • Kinsey (англ.) на сайте Internet Movie Database
  • [www.rottentomatoes.com/m/kinsey/ «Кинси»] (англ.) на сайте Rotten Tomatoes
  • Sams, Tony. [web.archive.org/web/20060728020653/www.idsnews.com/news/story.php?id=26264 Sexual healer] (англ.). Indiana Daily Student (15 November 2004). Проверено 3 апреля 2015. [Статья о премьере фильма в Университете Индианы]

Отрывок, характеризующий Кинси (фильм)

– Капитан, ради Бога, я контужен в руку, – сказал он робко. – Ради Бога, я не могу итти. Ради Бога!
Видно было, что юнкер этот уже не раз просился где нибудь сесть и везде получал отказы. Он просил нерешительным и жалким голосом.
– Прикажите посадить, ради Бога.
– Посадите, посадите, – сказал Тушин. – Подложи шинель, ты, дядя, – обратился он к своему любимому солдату. – А где офицер раненый?
– Сложили, кончился, – ответил кто то.
– Посадите. Садитесь, милый, садитесь. Подстели шинель, Антонов.
Юнкер был Ростов. Он держал одною рукой другую, был бледен, и нижняя челюсть тряслась от лихорадочной дрожи. Его посадили на Матвевну, на то самое орудие, с которого сложили мертвого офицера. На подложенной шинели была кровь, в которой запачкались рейтузы и руки Ростова.
– Что, вы ранены, голубчик? – сказал Тушин, подходя к орудию, на котором сидел Ростов.
– Нет, контужен.
– Отчего же кровь то на станине? – спросил Тушин.
– Это офицер, ваше благородие, окровянил, – отвечал солдат артиллерист, обтирая кровь рукавом шинели и как будто извиняясь за нечистоту, в которой находилось орудие.
Насилу, с помощью пехоты, вывезли орудия в гору, и достигши деревни Гунтерсдорф, остановились. Стало уже так темно, что в десяти шагах нельзя было различить мундиров солдат, и перестрелка стала стихать. Вдруг близко с правой стороны послышались опять крики и пальба. От выстрелов уже блестело в темноте. Это была последняя атака французов, на которую отвечали солдаты, засевшие в дома деревни. Опять всё бросилось из деревни, но орудия Тушина не могли двинуться, и артиллеристы, Тушин и юнкер, молча переглядывались, ожидая своей участи. Перестрелка стала стихать, и из боковой улицы высыпали оживленные говором солдаты.
– Цел, Петров? – спрашивал один.
– Задали, брат, жару. Теперь не сунутся, – говорил другой.
– Ничего не видать. Как они в своих то зажарили! Не видать; темь, братцы. Нет ли напиться?
Французы последний раз были отбиты. И опять, в совершенном мраке, орудия Тушина, как рамой окруженные гудевшею пехотой, двинулись куда то вперед.
В темноте как будто текла невидимая, мрачная река, всё в одном направлении, гудя шопотом, говором и звуками копыт и колес. В общем гуле из за всех других звуков яснее всех были стоны и голоса раненых во мраке ночи. Их стоны, казалось, наполняли собой весь этот мрак, окружавший войска. Их стоны и мрак этой ночи – это было одно и то же. Через несколько времени в движущейся толпе произошло волнение. Кто то проехал со свитой на белой лошади и что то сказал, проезжая. Что сказал? Куда теперь? Стоять, что ль? Благодарил, что ли? – послышались жадные расспросы со всех сторон, и вся движущаяся масса стала напирать сама на себя (видно, передние остановились), и пронесся слух, что велено остановиться. Все остановились, как шли, на середине грязной дороги.
Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.