Кинтана, Мануэль (президент)

Не следует путать с Мануэлем Хосе Кинтаной — испанским поэтом.

Мануэль Кинтана Manuel Quintana<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Президент Аргентины
12 октября 1904 — 12 марта 1906
Предшественник:	Хосе Эваристо Урибуру
Преемник:	Хосе Фигейроа Алькорта
Вероисповедание:	католик
Рождение:	18 октября 1835(1835-10-18) Буэнос-Айрес
Смерть:	12 марта 1906(1906-03-12) (70 лет) Буэнос-Айрес
Место погребения:	кладбище Реколета

Мануэ́ль Пе́дро Кинта́на (исп. Manuel Pedro Quintana; 18 октября 1835, Буэнос-Айрес — 12 марта 1906, Буэнос-Айрес) — аргентинский адвокат и политик, занимавший пост президента Аргентины с 1904 года и до своей смерти. 11 августа 1905 года на него было совершено покушение, но он и его жена, которая находилась в автомобиле рядом с ним, не пострадали. Умер после тяжёлой болезни в своей резиденции в Бельграно.

Биография

В 1859 году, когда Мануэлю Кинтане было 24 года, вспыхнула война между Буэнос-Айресом и «остальной» Аргентиной. В битве под Сепедой в октябре 1859 года президент Уркиса разгромил буэнос-айресские войска, которыми командовал Бартоломе Митре. Буэнос-Айрес принуждён был вернуться в состав конфедерации. В следующем, 1860 году Митре был избран конституционным губернатором Буэнос-Айреса. А Кинтана (на тот момент - единомышленник Митре) - депутатом Буэнос-Айресского парламента.

Поправки к конституции, предложенные Буэнос-Айресом, были приняты в 1860 году, но мир продолжался недолго, и новое противостояние вылилось в гражданскую войну. Уркиса встретился с армией Буэнос-Айреса, которую вновь возглавил Митре в сентябре 1861 года. В сражении при Павоне Уркиса был разгромлен и отступил в провинцию Энтре-Риос, которой управлял, покуда в возрасте 69 лет не был убит сторонниками ортодоксального федералиста Рикардо Лопеса Хордана. А Митре после победы при Павоне получил серьёзные уступки от армейских кругов, добившись, прежде всего, поправок к конституции 1853 года. 5 октября 1862 года триумфатор Бартоломе Митре был избран президентом Республики Аргентина. Национально-политическое единство страны было достигнуто. Зыбкое единство...

В 1864 г. Мануэль Кинтана (теперь уже противник Митре) был избран депутатом Буэнос-Айресского парламента от Автономистской партии (Partido Autonomista), основанной Адольфо Альсиной (Adolfo Alsina). Депутат Кинтана представил законопроект о переносе столицы страны в город Росарио. В 1870 году Мануэль Кинтана был избран сенатором. В 1871 году президент Сармьенто отправил его в Асунсьон, поручив провести переговоры о заключении мирного договора, который должен был положить конец войне Тройственного союза против Парагвая. В 1873 году Мануэль Кинтана выставил свою кандидатуру на президентских выборах, но проиграл Николасу Авежанеде.

В 1904 году Мануэль Кинтана был избран президентом Республики Аргентина. 11 августа 1905 года на него совершил покушение анархист-каталонец Сальвадор Планас (Salvador Planas), - но ни Кинтана, ни его жена, которая находилась в автомобиле рядом с ним, не пострадали. Умер Мануэль Кинтана после тяжёлой болезни, в своей резиденции в Бельграно. Похоронен на кладбище Реколета.

Отрывок, характеризующий Кинтана, Мануэль (президент)

Николай в два слова купил за шесть тысяч семнадцать жеребцов на подбор (как он говорил) для казового конца своего ремонта. Пообедав и выпив немножко лишнего венгерского, Ростов, расцеловавшись с помещиком, с которым он уже сошелся на «ты», по отвратительной дороге, в самом веселом расположении духа, поскакал назад, беспрестанно погоняя ямщика, с тем чтобы поспеть на вечер к губернатору.
Переодевшись, надушившись и облив голову холодной подои, Николай хотя несколько поздно, но с готовой фразой: vaut mieux tard que jamais, [лучше поздно, чем никогда,] явился к губернатору.
Это был не бал, и не сказано было, что будут танцевать; но все знали, что Катерина Петровна будет играть на клавикордах вальсы и экосезы и что будут танцевать, и все, рассчитывая на это, съехались по бальному.
Губернская жизнь в 1812 году была точно такая же, как и всегда, только с тою разницею, что в городе было оживленнее по случаю прибытия многих богатых семей из Москвы и что, как и во всем, что происходило в то время в России, была заметна какая то особенная размашистость – море по колено, трын трава в жизни, да еще в том, что тот пошлый разговор, который необходим между людьми и который прежде велся о погоде и об общих знакомых, теперь велся о Москве, о войске и Наполеоне.
Общество, собранное у губернатора, было лучшее общество Воронежа.
Дам было очень много, было несколько московских знакомых Николая; но мужчин не было никого, кто бы сколько нибудь мог соперничать с георгиевским кавалером, ремонтером гусаром и вместе с тем добродушным и благовоспитанным графом Ростовым. В числе мужчин был один пленный итальянец – офицер французской армии, и Николай чувствовал, что присутствие этого пленного еще более возвышало значение его – русского героя. Это был как будто трофей. Николай чувствовал это, и ему казалось, что все так же смотрели на итальянца, и Николай обласкал этого офицера с достоинством и воздержностью.
Как только вошел Николай в своей гусарской форме, распространяя вокруг себя запах духов и вина, и сам сказал и слышал несколько раз сказанные ему слова: vaut mieux tard que jamais, его обступили; все взгляды обратились на него, и он сразу почувствовал, что вступил в подобающее ему в губернии и всегда приятное, но теперь, после долгого лишения, опьянившее его удовольствием положение всеобщего любимца. Не только на станциях, постоялых дворах и в коверной помещика были льстившиеся его вниманием служанки; но здесь, на вечере губернатора, было (как показалось Николаю) неисчерпаемое количество молоденьких дам и хорошеньких девиц, которые с нетерпением только ждали того, чтобы Николай обратил на них внимание. Дамы и девицы кокетничали с ним, и старушки с первого дня уже захлопотали о том, как бы женить и остепенить этого молодца повесу гусара. В числе этих последних была сама жена губернатора, которая приняла Ростова, как близкого родственника, и называла его «Nicolas» и «ты».
Катерина Петровна действительно стала играть вальсы и экосезы, и начались танцы, в которых Николай еще более пленил своей ловкостью все губернское общество. Он удивил даже всех своей особенной, развязной манерой в танцах. Николай сам был несколько удивлен своей манерой танцевать в этот вечер. Он никогда так не танцевал в Москве и счел бы даже неприличным и mauvais genre [дурным тоном] такую слишком развязную манеру танца; но здесь он чувствовал потребность удивить их всех чем нибудь необыкновенным, чем нибудь таким, что они должны были принять за обыкновенное в столицах, но неизвестное еще им в провинции.
Во весь вечер Николай обращал больше всего внимания на голубоглазую, полную и миловидную блондинку, жену одного из губернских чиновников. С тем наивным убеждением развеселившихся молодых людей, что чужие жены сотворены для них, Ростов не отходил от этой дамы и дружески, несколько заговорщически, обращался с ее мужем, как будто они хотя и не говорили этого, но знали, как славно они сойдутся – то есть Николай с женой этого мужа. Муж, однако, казалось, не разделял этого убеждения и старался мрачно обращаться с Ростовым. Но добродушная наивность Николая была так безгранична, что иногда муж невольно поддавался веселому настроению духа Николая. К концу вечера, однако, по мере того как лицо жены становилось все румянее и оживленнее, лицо ее мужа становилось все грустнее и бледнее, как будто доля оживления была одна на обоих, и по мере того как она увеличивалась в жене, она уменьшалась в муже.