Кинурия

Кинурия (древнегреч. Κυνουρία) — административная провинция (епархия, греч. επαρχία) и историческая область на восточном побережье Пелопоннеса, между Арголидским заливом и горами Парнона, за которыми простиралась Лакония. В настоящее время административно Кинурия делится на два дима (муниципалитета): Северная Кинурия и Южная Кинурия.

Античность

Кинурия включала в себя часть Парнона и Фиреатиду — небольшую, но плодородную равнину на берегу Арголидского залива, центром которой был город Фирея.

В архаическую эпоху за Кинурию вели продолжительную борьбу два государства Пелопоннеса — Спарта и Аргос. В VIII в. до н. э. Кинурия принадлежала Аргосу вместе с Арголидой, Эпидаврией, Фиреатидой, островом Кифера. При раскопках Кинурии от этого времени было найдено множество аргоской кирамики и не было найдено лаконской. Позднее Спарта отвоевала Кинурию, и она стала частью Лаконии.

В 424 г. до н. э., в ходе Пелопоннесской войны, город Фирея, который в то время уже принадлежал спартанцам, был захвачен и разрушен афинянами.

Новое время

Когда в Новое время в Греции происходило деление Пелопоннеса на провинции, епархия Кинурия вошла в состав нома Аркадия, чтобы эта последняя не оставалась единственной областью без выхода к морю. С Аркадией Кинурию роднят и её деревни — их здесь гораздо больше, чем в соседних областях Пелопоннеса, и они сохранили облик XIX и даже XVII—XVIII веков.

Ветер Кинурия

Кинурией также называется прохладный вечерний ветер, дующий с гор Парнона на равнины в районе Спарты

Уроженцы

• Яннис Саррис

Литература

• Кембриджская история древнего мира. М.: Ладомир, 2007. Том 3, часть III, стр. 388, 403; том IV, стр. 421, 436, 678.

Отрывок, характеризующий Кинурия

И, поболтав еще несколько времени, капрал ушел. (Дело, случившееся намедни, о котором упоминал капрал, была драка между пленными и французами, в которой Пьеру удалось усмирить своих товарищей.) Несколько человек пленных слушали разговор Пьера с капралом и тотчас же стали спрашивать, что он сказал. В то время как Пьер рассказывал своим товарищам то, что капрал сказал о выступлении, к двери балагана подошел худощавый, желтый и оборванный французский солдат. Быстрым и робким движением приподняв пальцы ко лбу в знак поклона, он обратился к Пьеру и спросил его, в этом ли балагане солдат Platoche, которому он отдал шить рубаху.
С неделю тому назад французы получили сапожный товар и полотно и роздали шить сапоги и рубахи пленным солдатам.
– Готово, готово, соколик! – сказал Каратаев, выходя с аккуратно сложенной рубахой.
Каратаев, по случаю тепла и для удобства работы, был в одних портках и в черной, как земля, продранной рубашке. Волоса его, как это делают мастеровые, были обвязаны мочалочкой, и круглое лицо его казалось еще круглее и миловиднее.
– Уговорец – делу родной братец. Как сказал к пятнице, так и сделал, – говорил Платон, улыбаясь и развертывая сшитую им рубашку.
Француз беспокойно оглянулся и, как будто преодолев сомнение, быстро скинул мундир и надел рубаху. Под мундиром на французе не было рубахи, а на голое, желтое, худое тело был надет длинный, засаленный, шелковый с цветочками жилет. Француз, видимо, боялся, чтобы пленные, смотревшие на него, не засмеялись, и поспешно сунул голову в рубашку. Никто из пленных не сказал ни слова.
– Вишь, в самый раз, – приговаривал Платон, обдергивая рубаху. Француз, просунув голову и руки, не поднимая глаз, оглядывал на себе рубашку и рассматривал шов.
– Что ж, соколик, ведь это не швальня, и струмента настоящего нет; а сказано: без снасти и вша не убьешь, – говорил Платон, кругло улыбаясь и, видимо, сам радуясь на свою работу.