Кипр в составе Османской империи

Кипр находился в составе Османской империи с 1571 по 1914 годы. При этом в 1878 году под свой контроль остров фактически взяла Британская империя. Его административный статус при этом неоднократно менялся.

Османское завоевание Кипра

Турки совершали набеги на Кипр во время всего периода принадлежности Кипра Венеции. Султан Селим II, придя в 1566 году к власти, решил захватить Кипр (существует легенда, что причиной этому была любовь пьяницы-султана к хорошему кипрскому вину). Летом 1570 года османские войска высадились на острове. 9 сентября, после 45-дневной осады, пала Никосия, а 1 августа 1571 года капитулировала последняя венецианская крепость на Кипре — Фамагуста. По условиям подписанного в 1573 году мирного договора Венеция отказалась от всех притязаний на Кипр.

Население

После османского завоевания в населении острова произошли существенные сдвиги. В ходе конфликта погибло, бежало или было обращено в рабство практически всё венецианское население острова, а также много греков, в общей сложности около 56 000 тыс. человек. Для возмещения потерь султан приказал поселить на Кипре 20 000 мусульман. Так на острове появились первые турки-киприоты. Следует отметить, однако, что до конца ХIХ века Кипр не пользовался популярностью среди турецких колонистов: остров считался нездоровым из-за эпидемий малярии и поэтому сюда прибывали в основном только ссыльные каторжники. Кроме того, переход в ислам среди местных греков хоть и имел место, но в гораздо меньших масштабах, чем на даже Крите, завоёванном турками гораздо позже. Мусульмане здесь продолжали оставаться в явном меньшинстве даже по прошествии столетий османской власти: в 1901 году из 237 тыс. жителей острова ислам исповедовали 51,3 тыс. чел., из которых 48,9 тыс. были этнические турки (20,6%).

Кипр в составе Османской империи

Первым главой нового бейлербейства (впоследствии — эялета) стал завоеватель Кипра Лала Мустафа-паша. Земельные участки на Кипре стали раздаваться османским солдатам в качестве «тимаров», что изменило этнический состав населения острова: заметную его часть стали составлять турки. Для контроля за немусульманским населением использовалась система миллетов, что привело к росту авторитета православных архиепископов Кипра, ставших не только духовными лидерами, но и представителями всего греческого населения перед властями Османской империи. После османского завоевания многие католики и православные формально приняли ислам, но втайне продолжали исповедовать христианство.

Плохое управление островом привело к многочисленным восстаниям, в которых принимало участие как греческое, так и бедное турецкое население. За период с 1572 по 1668 годы произошло 28 восстаний; все они были подавлены. Чтобы изменить ситуацию, в 1670 году султан ликвидировал эялет, и Кипр был передан в состав вилайета Эгейские острова, которым управлял капудан-паша.

В 1703 году Кипр был передан из домена капудан-паши в домен великого визиря. Великий визирь Османской империи назначал на остров двух управляющих — военного и гражданского. На практике великий визирь продавал эти посты тем, кто предлагал наибольшую цену; в результате управляющие старались компенсировать свои затраты путём повышения налогов, взимаемых с населения острова. В 1745 году остров опять стал отдельным эялетом, но в 1748 году был возвращён в состав домена великого визиря.

Неурожай, землетрясения и эпидемии 1760-х годов привели к эмиграции многих киприотов. Притеснения со стороны администрации привели к восстанию под руководством Халил-аги (командира гарнизона замка Кирения), которое было подавлено властями.

Когда в начале XIX века началась борьба за независимость Греции, то она была поддержана и греками-киприотами, но Османской империи удалось сохранить Кипр в своём составе.

Открытие в 1869 году Суэцкого канала резко повысило интерес к Кипру со стороны Великобритании из-за стратегического положения острова по отношению к каналу. Когда в 1877 году Османская империя была разгромлена в ходе русско-турецкой войны, то перед Берлинским конгрессом 1878 года Османская империя и Великобритания заключили секретную Кипрскую конвенцию, в соответствии с которой Великобритания заключала с Османской империей оборонительный союз, получая взамен право на оккупацию Кипра и управление им.

Переход Кипра под контроль Великобритании

Начиная с 1878 года Кипр, юридически оставаясь в составе Османской империи, управлялся британским верховным комиссаром. После вступления в 1914 году Османской империи в Первую мировую войну на стороне Центральных держав Великобритания объявила об аннексии Кипра. Турция отказалась от претензий на Кипр в 1923 году в соответствии с условиями Лозаннского мирного договора.

Отрывок, характеризующий Кипр в составе Османской империи

– Пойдемте, пойдемте к нему, Мари, – проговорила Наташа, отводя ее в другую комнату.
Княжна Марья подняла лицо, отерла глаза и обратилась к Наташе. Она чувствовала, что от нее она все поймет и узнает.
– Что… – начала она вопрос, но вдруг остановилась. Она почувствовала, что словами нельзя ни спросить, ни ответить. Лицо и глаза Наташи должны были сказать все яснее и глубже.
Наташа смотрела на нее, но, казалось, была в страхе и сомнении – сказать или не сказать все то, что она знала; она как будто почувствовала, что перед этими лучистыми глазами, проникавшими в самую глубь ее сердца, нельзя не сказать всю, всю истину, какою она ее видела. Губа Наташи вдруг дрогнула, уродливые морщины образовались вокруг ее рта, и она, зарыдав, закрыла лицо руками.
Княжна Марья поняла все.
Но она все таки надеялась и спросила словами, в которые она не верила:
– Но как его рана? Вообще в каком он положении?
– Вы, вы… увидите, – только могла сказать Наташа.
Они посидели несколько времени внизу подле его комнаты, с тем чтобы перестать плакать и войти к нему с спокойными лицами.
– Как шла вся болезнь? Давно ли ему стало хуже? Когда это случилось? – спрашивала княжна Марья.
Наташа рассказывала, что первое время была опасность от горячечного состояния и от страданий, но в Троице это прошло, и доктор боялся одного – антонова огня. Но и эта опасность миновалась. Когда приехали в Ярославль, рана стала гноиться (Наташа знала все, что касалось нагноения и т. п.), и доктор говорил, что нагноение может пойти правильно. Сделалась лихорадка. Доктор говорил, что лихорадка эта не так опасна.
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…


Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.