Кипсел

Кипсел др.-греч. Κύψελος
Тиран Коринфа
657 до н. э. — 627 до н. э.
Предшественник:	нет; в качестве бакхиадского притана Патроклид (Гиппоклид)
Преемник:	Периандр
Смерть:	627 до н. э.(-627) Коринф
Род:	Кенеиды
Отец:	Ээтион, сын Эхекрата
Мать:	Лабда
Супруга:	Кратея
Дети:	Периандр, Пилад, Эхиад и Горг
Военная служба
Годы службы:	657 до н. э.
Принадлежность:	Коринф
Звание:	полемарх

Кипсел (др.-греч. Κύψελος), сын Ээтиона — первый тиран греческого города Коринфа, правивший в VII веке до н. э.

Происхождение и легенды о рождении

Отец Кипсела Ээтион (сын Эхекрата), проживавший в селении Петра, был выходцем из ахейского рода, возводившего себя к лапифу Кенею. Его мать Лабда была дочерью Амфиона, представителя правившего в Коринфе аристократического рода Бакхиадов. По легенде, указанной у Геродота, его мать Лабда была выдана за ахейца из-за хромоты. Ни один Бакхиад не захотел взять её замуж.

Перед браком, совершив путешествие к Дельфийскому оракулу, Ээтион получил следующее предсказание:

Эетион, нет почета тебе, хоть ты чести стяжал себе много,

Лабда родит сокрушительный камень; падет он

На властелинов-мужей и Коринф покарает.

— Геродот. История. Книга пятая. Терпсихора. 92

По легенде, Бакхиады, узнав об этом предсказании и сравнив его с другим:

В скалах приимет во чреве орел, но льва породит он

Мощного и сыроядца: сокрушит он многим колени. Крепко сие разочтите, коринфяне, те, чья обитель

Славной Пирены вокруг и твердыни высокой Коринфа.

— Геродот. История. Книга пятая. Терпсихора. 92

решили убить младенца, когда тот родится. Бакхиады послали для этого десять человек. По дороге к дому Ээтиона они договорились, что взявший сначала на руки ребёнка и должен его бросить оземь. Войдя в дом, они потребовали новорожденного. Родители, не зная о планах, выполнили их просьбу. Но по легенде, когда Лабда принесла и отдала ребёнка, тот улыбнулся. Получивший, увидев улыбку, не смог выполнить убийство и передал другому. Тот поступил так же. Выйдя из дома, они стали ругаться и обвинять друг друга. Лабда, услышав их планы, спрятала сына. Не найдя ребёнка, посланные сообщили о выполнении задания. После покушения Ээтион тайно отправил сына сначала в Олимпию, а потом в Клеоны.

Берве считает эту легенду малоинформативной. Он сомневается в принадлежности Лабды (Хромоножка) к роду Бакхиадов. Также исследователь указывает на чрезмерность мотивов предсказаний оракулов в легенде и сюжет спасения ребёнка.

На пути к власти

Кипсел, желая вернуться в Коринф, обратился к дельфийскому оракулу и получил предсказание:

Счастлив сей муж, что ныне в чертог мой вступает,

Эетинов Кипсел; царь славного града Коринфа

Будет все же он сам и дети его, но не внуки.

— Геродот. История. Книга пятая. Терпсихора. 92

после чего захватил власть.

А по словам Николая Дамасского, Кипсел, прибыв в Коринф, сначала был избран на должность полемарха. Уменьшая штраф на ту сумму, которая причиталась ему, Кипсел снискал популярность в народе. И лишь после этого он совершил переворот. Кипсел захватил власть и установил тиранию, изгнав Бакхиадов в 657 до н. э..

Правление

Кипсел, придя к власти при помощи неблагородных слоев, стремился улучшить их положение. Берве считает, что именно Кипсел, а не легендарный Алет увеличил количество фил с 4 до 8. Изгнав Бакхиадов, Кипсел конфисковал их имущество и раздал сельским жителям. Но так как это не до конца решило земельный вопрос, он начал вывод колоний. В его правление лояльные колонисты из Коринфа основали несколько колоний, в том числе Левкас, Анакторию и Амбракию, где соответственно стали править его внебрачные сыновья: Пилад, Эхиад и Горг. Лишь Эпидамн, основанный в 627 году до н. э. совместно Коринфом и Керкирой, находился под влиянием Гераклидов и был настроен враждебно.

Память о Кипселе сохранилась двойственная, так как, беспощадно преследуя знать, он в то же время пользовался большой популярностью у народа и, в отличие от более поздних тиранов, не нуждался в телохранителях. Правил он 30 лет, и после его смерти в 627 до н. э. власть в Коринфе унаследовал его сын Периандр от жены Кратеи.

Культура

Кипсел от своего имени создал сокровищницу в Дельфах, посвященную Аполлону. В течение десяти лет коринфяне платили налог на имущество. По предположению Берве, на эти деньги была создана золотая статуя Зевсу, которую Кипсел со своей эпиграммой пожертвовал в Олимпию.

При Кипселе были приостановлены Истмийские игры, возобновленные лишь после свержения тирании.

Литература

• Гельмут Берве. Тираны Греции / Перевод с немецкого Рывкиной О.Е.. — Ростов-на-Дону: Феникс, 1997. — С. 24-29. — 640 с. — (Исторические силуэты). — 5000 экз. — ISBN 5-222-00368-Х.

Ссылки

• [ancientrome.ru/antlitr/nik-dam/historia-f.htm Николай Дамасский. История Книга 7 66]
• [a-nomalia.narod.ru/rrG52.htm Геродот. История. Книга пятая. Терпсихора. 92 ]

Отрывок, характеризующий Кипсел

Французы, отступая в 1812 м году, хотя и должны бы защищаться отдельно, по тактике, жмутся в кучу, потому что дух войска упал так, что только масса сдерживает войско вместе. Русские, напротив, по тактике должны бы были нападать массой, на деле же раздробляются, потому что дух поднят так, что отдельные лица бьют без приказания французов и не нуждаются в принуждении для того, чтобы подвергать себя трудам и опасностям.


Так называемая партизанская война началась со вступления неприятеля в Смоленск.
Прежде чем партизанская война была официально принята нашим правительством, уже тысячи людей неприятельской армии – отсталые мародеры, фуражиры – были истреблены казаками и мужиками, побивавшими этих людей так же бессознательно, как бессознательно собаки загрызают забеглую бешеную собаку. Денис Давыдов своим русским чутьем первый понял значение той страшной дубины, которая, не спрашивая правил военного искусства, уничтожала французов, и ему принадлежит слава первого шага для узаконения этого приема войны.
24 го августа был учрежден первый партизанский отряд Давыдова, и вслед за его отрядом стали учреждаться другие. Чем дальше подвигалась кампания, тем более увеличивалось число этих отрядов.
Партизаны уничтожали Великую армию по частям. Они подбирали те отпадавшие листья, которые сами собою сыпались с иссохшего дерева – французского войска, и иногда трясли это дерево. В октябре, в то время как французы бежали к Смоленску, этих партий различных величин и характеров были сотни. Были партии, перенимавшие все приемы армии, с пехотой, артиллерией, штабами, с удобствами жизни; были одни казачьи, кавалерийские; были мелкие, сборные, пешие и конные, были мужицкие и помещичьи, никому не известные. Был дьячок начальником партии, взявший в месяц несколько сот пленных. Была старостиха Василиса, побившая сотни французов.
Последние числа октября было время самого разгара партизанской войны. Тот первый период этой войны, во время которого партизаны, сами удивляясь своей дерзости, боялись всякую минуту быть пойманными и окруженными французами и, не расседлывая и почти не слезая с лошадей, прятались по лесам, ожидая всякую минуту погони, – уже прошел. Теперь уже война эта определилась, всем стало ясно, что можно было предпринять с французами и чего нельзя было предпринимать. Теперь уже только те начальники отрядов, которые с штабами, по правилам ходили вдали от французов, считали еще многое невозможным. Мелкие же партизаны, давно уже начавшие свое дело и близко высматривавшие французов, считали возможным то, о чем не смели и думать начальники больших отрядов. Казаки же и мужики, лазившие между французами, считали, что теперь уже все было возможно.
22 го октября Денисов, бывший одним из партизанов, находился с своей партией в самом разгаре партизанской страсти. С утра он с своей партией был на ходу. Он целый день по лесам, примыкавшим к большой дороге, следил за большим французским транспортом кавалерийских вещей и русских пленных, отделившимся от других войск и под сильным прикрытием, как это было известно от лазутчиков и пленных, направлявшимся к Смоленску. Про этот транспорт было известно не только Денисову и Долохову (тоже партизану с небольшой партией), ходившему близко от Денисова, но и начальникам больших отрядов с штабами: все знали про этот транспорт и, как говорил Денисов, точили на него зубы. Двое из этих больших отрядных начальников – один поляк, другой немец – почти в одно и то же время прислали Денисову приглашение присоединиться каждый к своему отряду, с тем чтобы напасть на транспорт.
– Нет, бг'ат, я сам с усам, – сказал Денисов, прочтя эти бумаги, и написал немцу, что, несмотря на душевное желание, которое он имел служить под начальством столь доблестного и знаменитого генерала, он должен лишить себя этого счастья, потому что уже поступил под начальство генерала поляка. Генералу же поляку он написал то же самое, уведомляя его, что он уже поступил под начальство немца.
Распорядившись таким образом, Денисов намеревался, без донесения о том высшим начальникам, вместе с Долоховым атаковать и взять этот транспорт своими небольшими силами. Транспорт шел 22 октября от деревни Микулиной к деревне Шамшевой. С левой стороны дороги от Микулина к Шамшеву шли большие леса, местами подходившие к самой дороге, местами отдалявшиеся от дороги на версту и больше. По этим то лесам целый день, то углубляясь в середину их, то выезжая на опушку, ехал с партией Денисов, не выпуская из виду двигавшихся французов. С утра, недалеко от Микулина, там, где лес близко подходил к дороге, казаки из партии Денисова захватили две ставшие в грязи французские фуры с кавалерийскими седлами и увезли их в лес. С тех пор и до самого вечера партия, не нападая, следила за движением французов. Надо было, не испугав их, дать спокойно дойти до Шамшева и тогда, соединившись с Долоховым, который должен был к вечеру приехать на совещание к караулке в лесу (в версте от Шамшева), на рассвете пасть с двух сторон как снег на голову и побить и забрать всех разом.
Позади, в двух верстах от Микулина, там, где лес подходил к самой дороге, было оставлено шесть казаков, которые должны были донести сейчас же, как только покажутся новые колонны французов.
Впереди Шамшева точно так же Долохов должен был исследовать дорогу, чтобы знать, на каком расстоянии есть еще другие французские войска. При транспорте предполагалось тысяча пятьсот человек. У Денисова было двести человек, у Долохова могло быть столько же. Но превосходство числа не останавливало Денисова. Одно только, что еще нужно было знать ему, это то, какие именно были эти войска; и для этой цели Денисову нужно было взять языка (то есть человека из неприятельской колонны). В утреннее нападение на фуры дело сделалось с такою поспешностью, что бывших при фурах французов всех перебили и захватили живым только мальчишку барабанщика, который был отсталый и ничего не мог сказать положительно о том, какие были войска в колонне.
Нападать другой раз Денисов считал опасным, чтобы не встревожить всю колонну, и потому он послал вперед в Шамшево бывшего при его партии мужика Тихона Щербатого – захватить, ежели можно, хоть одного из бывших там французских передовых квартиргеров.


Был осенний, теплый, дождливый день. Небо и горизонт были одного и того же цвета мутной воды. То падал как будто туман, то вдруг припускал косой, крупный дождь.
На породистой, худой, с подтянутыми боками лошади, в бурке и папахе, с которых струилась вода, ехал Денисов. Он, так же как и его лошадь, косившая голову и поджимавшая уши, морщился от косого дождя и озабоченно присматривался вперед. Исхудавшее и обросшее густой, короткой, черной бородой лицо его казалось сердито.
Рядом с Денисовым, также в бурке и папахе, на сытом, крупном донце ехал казачий эсаул – сотрудник Денисова.