Киргизский сом
Поделись знанием:
<th style="background: #A7C3FF;" colspan="2">Рыночный курс</th>
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»
Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
| Сом (рус.) | |||
|---|---|---|---|
|
Сом (киргиз.) | |||
| |||
| Коды и символы | |||
| Коды ISO 4217 | KGS (417) | ||
| Символы | с • сом | ||
| Территория обращения | |||
| Эмитент |  Киргизия
| ||
| Производные и параллельные единицы | |||
| Дробные | Тыйын (1⁄100) | ||
| Монеты и банкноты в обращении | |||
| Монеты | 10, 50 тыйынов 1, 3, 5, 10 сомов | ||
| Банкноты | 1, 10, 50 тыйынов 1, 5, 10, 20, 50, 100, 200, 500, 1000, 5000 сомов | ||
| История валюты | |||
| Введена | 10 мая 1993 | ||
| Валюта-предшественник | Рубль СССР (SUR) / Российский рубль (RUR) | ||
| Производство монет и банкнот | |||
| Эмиссионный центр | Национальный банк Кыргызской Республики | ||
| [www.nbkr.kg www.nbkr.kg] | |||
| Производитель банкнот | De La Rue | ||
| [www.delarue.com www.delarue.com] | |||
| Монетный двор | Казахстанский монетный двор | ||
| [www.kmd.kz www.kmd.kz] | |||
| Курсы на 28 октября 2016 года | |||
| 1 RUB | = 1,076 KGS | ||
| 1 USD | = 67,67 KGS | ||
| 1 EUR | = 73,91 KGS | ||
| 1 GBP | = 82,12 KGS | ||
| 1 JPY | = 0,643 KGS | ||
| Курсы обновляются ботом на основе данных МВФ, ЕЦБ и ЦБ РФ. Подробнее см. в разделе «Режим валютного курса». | |||
 Сом на Викискладе
| |||
Сом (кирг. сом) — национальная валюта Киргизии. Один сом равен ста тыйынам.
Киргизия стала одной из первых стран бывшего СССР (и первой в постсоветской Центральной Азии) утвердившей собственную национальную валюту. Постановление о её введении было принято Верховным Советом Киргизии 3 мая 1993 года[1]. С 10 мая 1993 года Национальный банк Кыргызской Республики ввёл в обращение банкноты I серии номиналом 1, 5 и 20 сомов, а также разменные знаки номиналом 1, 10 и 50 тыйынов. Срок параллельного обращения рублей и сомов был установлен до 18 часов 00 минут 14 мая 1993 года[2], после этого момента единственным законным платёжным средством остался только киргизский сом. Обмен рублей на сомы при этом осуществлялся по курсу 200:1, но в связи с нехваткой наличных сомов в обращении был продлён, сперва на период 17-21 мая, а затем на 3-4 июня, уже по курсу 260 рублей : 1 сом[3]. Факт проведения обмена фиксировался в разделе «Особые отметки» паспорта или документа, его заменяющего[4].
Среди валют стран СНГ (включая российский рубль) сом имеет самый низкий совокупный уровень инфляции за весь постсоветский период[5].
В настоящее время сом представлен четырьмя номиналами монет (1, 3, 5 и 10 сомов) и семью номиналами банкнот IV серии: 20, 50, 100, 200, 500, 1000 и 5000. Кроме банкнот IV серии в обращении в небольшом количестве остаются банкноты предыдущих серий. Разменные знаки — тыйыны, первоначально выпускавшиеся в виде банкнот квадратной формы, были представлены тремя номиналами: 1, 10 и 50 тыйынов. В январе 2008 года были выпущены в обращение монеты номиналом 10 и 50 тыйынов, 1, 3, 5 сомов, а в декабре 2009 года выпущена монета в 10 сомов. Все банкноты и монеты независимо от года выпуска имеют статус официального платежного средства на территории Киргизии[6].
Содержание
Монеты
Циркуляционные монеты
Монета номиналом 1 тыйын выпущена только для наборов и в обращении не встречается. Монеты в 10 и 50 тыйынов также практически не встречаются в обороте.
| Изображение | Номинал | Материал | Диаметр (мм) |
Толщина (мм) |
Масса (г) |
Гурт | Год выпуска |
|---|---|---|---|---|---|---|---|
|
1 тыйын | латунь | 14 | 0,95 | 1,0 | рубчатый | 2008 |
|
10 тыйынов | сталь, плак. латунью |
15 | 1,15 | 1,3 | гладкий | |
|
50 тыйынов | 17 | 1,22 | 1,8 | |||
|
1 сом | сталь, плак никелем |
19 | 1,36 | 2,5 | рубчатый | |
|
3 сома | 21 | 1,4 | 3,2 | |||
|
5 сомов | 23 | 1,55 | 4,2 | |||
|
10 сомов | 24,5 | 1,65 | 5,4 | прерывисто-рубчатый[7] | 2009 |
Памятные монеты
Национальный банк Кыргызской Республики выпускает памятные и юбилейные монеты из драгоценных (золото — номиналом 100 сомов и серебро — номиналом 10 сомов) и недрагоценных (медно-никелевый сплав — номиналами 1 и 5 сомов) металлов, начиная с 1995 года, когда были выпущены две монеты, посвящённые 1000-летию эпоса «Манас».
По состоянию на июнь 2015 года было выпущено 52 разновидности монет, в том числе 11 из мельхиора, 38 из серебра 925 пробы, 1 из золота 916 пробы и 2 из золота 999 пробы[8].
Банкноты
Банкноты образца 1993 года
На лицевой стороне тыйынов — изображение парящего беркута на фоне солнечных лучей, название государства и номинал, на оборотной стороне — тундук в обрамлении солнечных лучей, название государства и номинал.
На лицевой стороне сомов — конная статуя Манаса, краткое название банка-эмитента, номинал и подпись председателя (кирг. төрага) НБКР К. К. Нанаева, на оброротной — мавзолей Манаса, краткое название банка-эмитента и номинал.
На банкнотах отсутствует обозначение года выпуска. Банкноты номиналом 1 и 10 тыйынов серий KT и ZT были выпущены в 1999 году, 50 тыйынов серий КТ и ZT — в 2001, тыйыны остальных серий и сомы — в 1993. Водяной знак — стилизованные изображения беркутов по всему полю (у банкнот 1993 года выпуска) или грибовидный орнамент (у банкнот 1999 и 2001 года). Дизайн банкнот был разработан Д. Е. Лысогоровым и А. П. Цыганком[9].
Серийные номера вида <math>\tfrac{1}\text{AB}</math>12345678 или <math>\tfrac{12}\text{AB}</math> 12345678.
| Банкноты банка Киргизии I серии | ||||||
|---|---|---|---|---|---|---|
| Изображение | Номинал | Размеры (мм) |
Основные цвета | Даты | ||
| Лицевая сторона | Оборотная сторона | выпуска | изъятия | |||
|
|
1 тыйын | 90×70 | красный | 10 мая 1993 |
1 января 2008[10] |
|
|
10 тыйынов | зелёный | |||
|
|
50 тыйынов | синий | |||
|
|
1 сом | 140×70 | красный | ||
|
|
5 сомов | зелёный | |||
|
|
20 сомов | синий | |||
| Масштаб изображений — 1,0 пикселя на миллиметр. | ||||||
Банкноты образца 1994 года
На лицевой стороне банкнот — портрет и имя соответствующего деятеля культуры, краткое название банка-эмитента, номинал и подпись председателя НБКР К. К. Нанаева, на оборотной стороне — изображения различных символов Киргизии, краткое название банка-эмитента и номинал. На банкнотах отсутствует обозначение года выпуска.
Водяной знак на всех банкнотах — портрет Токтогула Сатылганова. Дизайн банкнот был разработан Д. Е. Лысогоровым и А. П. Цыганком[11].
Серийные номера вида AB1234567.
| Банкноты банка Киргизии II серии | ||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Изображение | Номинал (сомов) |
Размеры (мм) |
Основные цвета | Описание | Даты | |||
| Лицевая сторона | Оборотная сторона | Лицевая сторона | Оборотная сторона | выпуска | изъятия | |||
|
|
1 | 135×65 | коричневый жёлтый |
композитор Абдылас Малдыбаев (1906—1978) |
музыкальные инструменты комуз и кыяк на фоне здания Национальной филармонии |
11 апреля 1994 |
1 января 2008[10] |
|
|
5 | синий жёлтый |
балерина Бюбюсара Бейшеналиева (1926—1973) |
здание Национального театра оперы и балета | |||
|
|
10 | зелёный жёлтый |
учёный и деятель культуры Касым Тыныстанов (1901—1938) |
горные хребты Киргизии и урочище Джеты-Огуз | 28 января 1994 | ||
|
|
20 | красный оранжевый коричневый |
поэт и акын Тоголок Молдо (1860—1942) |
мавзолей Манаса | 11 апреля 1994 | ||
|
|
50 | красно-коричневый розовый |
правительница алайских киргизов Курманжан Датка (1811—1907) |
Узгенский архитектурный комплекс (мечеть и мавзолей Караханидов) |
29 августа 1994 | ||
|
|
100 | серый коричневый оливковый |
народный акын Киргизии Токтогул Сатылганов (1864—1933) |
плотина Токтогульской гидроэлектростанции | 20 марта 1995 | ||
| Масштаб изображений — 1,0 пикселя на миллиметр. | ||||||||
Банкноты образца 1997—2005 годов
На лицевой стороне банкнот — портрет, имя и годы жизни соответствующего деятеля культуры, краткое название банка-эмитента, номинал и подпись председателя НБКР: У. К. Сарбанова (1, 50, 100, 200, 500 и 1000 сомов) или М. А. Султанова (5 и 10 сомов), на оборотной стороне — изображения различных символов Киргизии, краткое название банка-эмитента, номинал и год выпуска.
Водяной знак — портрет персоны, изображённой на банкноте (1-10 сомов) или портрет и номинал (20-1000 сомов). Дизайн банкнот номиналом 1-10 и 200—1000 сомов был разработан А. П. Цыганком, 20-100 сомов — М. К. Сагимбаевым[12].
Серийные номера вида AB1234567.
| Банкноты банка Киргизии III серии | |||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Изображение | Номинал (сомов) |
Размеры (мм) |
Основные цвета | Описание | Даты | ||||
| Лицевая сторона | Оборотная сторона | Лицевая сторона | Оборотная сторона | выпуска | печати | изъятия | |||
|
|
1 | 120×60 | коричневый | композитор Абдылас Малдыбаев (1906—1978) |
музыкальные инструменты комуз и кыяк на фоне здания Национальной филармонии |
7 февраля 2000 |
1999 | 1 января 2010[13] |
|
|
5 | 135×65 | синий | балерина Бюбюсара Бейшеналиева (1926—1973) |
здание Национального театра оперы и балета | 17 декабря 1997 |
1997 | |
|
|
10 | зелёный | учёный и деятель культуры Касым Тыныстанов (1901—1938) |
горные хребты Киргизии и урочище Джеты-Огуз | ||||
|
|
20 | оранжевый | поэт и акын Тоголок Молдо (1860—1942) |
мавзолей Манаса | 15 августа 2002 |
2002 | в обращении | |
|
|
50 | 145×70 | сиреневый розовый |
правительница алайских киргизов Курманжан Датка (1811—1907) |
Узгенский архитектурный комплекс (мечеть и мавзолей Караханидов) | |||
|
|
100 | 150×72 | серо-зелёный | народный акын Киргизии Токтогул Сатылганов (1864—1933) |
гора Хан-Тенгри | |||
|
|
200 | 155×74 | жёлтый | поэт и драматург Алыкул Осмонов (1915—1950) |
озеро Иссык-Куль, фрагмент поэмы Осмонова «Женишбек» |
28 августа 2000 |
2000 | |
|
|
2 августа 2004 |
2004 | ||||||
|
|
500 | 160×76 | розовый | поэт и манасчи Саякбай Каралаев (1894—1971) |
Каралаев, исполняющий Манас, на фоне образов из эпоса |
28 августа 2000 |
2000 | |
|
|
1 ноября 2005 |
2005 | ||||||
|
|
1000 | 165×78 | серый | писатель Юсуф Баласагуни (XI век) |
мечеть Тахты Сулайман на фоне Сулайман-Тоо, надпись на кирг. ОШКО УЧ МИН ЖЫЛ — «3000 лет Ошу» |
28 августа 2000 |
2000 | |
| Масштаб изображений — 1,0 пикселя на миллиметр. | |||||||||
Банкноты образца 2009—2010 годов
На лицевой стороне банкнот — портрет, имя и годы жизни соответствующего деятеля культуры, краткое название банка-эмитента, номинал и подпись председателя НБКР М. О. Алапаева, на оборотной стороне — пейзаж, краткое название банка-эмитента, номинал и год выпуска.
Водяной знак — портрет персоны, изображённой на банкноте (20-50 сомов) или портрет и номинал (100-5000 сомов). Дизайн банкнот был разработан М. К. Сагимбаевым (200, 500 и 1000 сомов — в соавторстве с К. А. Турумбековым)[14].
Серийные номера вида AB1234567.
| Банкноты банка Киргизии IV серии | ||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Изображение | Номинал (сомов) |
Размеры (мм) |
Основные цвета | Описание | Дата выпуска | |||
| Лицевая сторона | Оборотная сторона | Лицевая сторона | Оборотная сторона | |||||
|
|
20 | 120×58 | красный | комуз; поэт и акын Тоголок Молдо (1860—1942) |
горные хребты Киргизии, архитектурный памятник Таш-Рабат |
1 июля 2009 | |
|
|
50 | 126×61 | оранжевый | правительница алайских киргизов Курманжан Датка (1811—1907), башня Бурана |
Узгенский архитектурный комплекс (мечеть и мавзолей Караханидов) | ||
|
|
100 | 132×63 | синий | народный акын Киргизии Токтогул Сатылганов (1864—1933) |
плотина Токтогульской гидроэлектростанции | ||
|
|
200 | 138×66 | жёлтый | поэт и драматург Алыкул Осмонов (1915—1950) |
озеро Иссык-Куль, фрагмент поэмы Осмонова «Женишбек» |
1 декабря 2010 | |
|
|
500 | 144×68 | фиолетовый | поэт и манасчи Саякбай Каралаев (1894—1971) |
мавзолей Манаса | ||
|
|
1000 | 150×71 | серый | писатель Юсуф Баласагуни (XI век) |
мечеть Тахты Сулайман на фоне горы Сулайман-Тоо | ||
|
|
5000 | 156×73 | зелёный | киргизский советский актёр Суйменкул Чокморов (1939—1992) |
кинотеатр «Ала-Тоо» (Бишкек), Киргизский хребет |
2 марта 2009 | |
| Масштаб изображений — 1,0 пикселя на миллиметр. | ||||||||
Памятные банкноты
20 октября 2014 года в обращение выпущены памятные банкноты: 100 сомов — к 150-летию Токтогула Сатылганова и 200 сомов — к 100-летию Алыкула Осмонова. Тираж каждой памятной банкноты — 3000 штук[15].
Режим валютного курса
См. также: Режим валютного курса
| Google Finance (.../KGS): | [finance.google.com/finance?q=RUBKGS RUB] [finance.google.com/finance?q=USDKGS USD] [finance.google.com/finance?q=EURKGS EUR] [finance.google.com/finance?q=GBPKGS GBP] [finance.google.com/finance?q=JPYKGS JPY] [finance.google.com/finance?q=CHFKGS CHF] | |
| Yahoo! Finance (.../KGS): | [finance.yahoo.com/currency/convert?amt=1&from=RUB&to=KGS&submit=Convert RUB] [finance.yahoo.com/currency/convert?amt=1&from=USD&to=KGS&submit=Convert USD] [finance.yahoo.com/currency/convert?amt=1&from=EUR&to=KGS&submit=Convert EUR] [finance.yahoo.com/currency/convert?amt=1&from=GBP&to=KGS&submit=Convert GBP] [finance.yahoo.com/currency/convert?amt=1&from=JPY&to=KGS&submit=Convert JPY] [finance.yahoo.com/currency/convert?amt=1&from=CHF&to=KGS&submit=Convert CHF] | |
| [www.xe.com XE.com (.../KGS)]: | [www.xe.com/ucc/convert.cgi?Amount=1&From=RUB&To=KGS RUB] [www.xe.com/ucc/convert.cgi?Amount=1&From=USD&To=KGS USD] [www.xe.com/ucc/convert.cgi?Amount=1&From=EUR&To=KGS EUR] [www.xe.com/ucc/convert.cgi?Amount=1&From=GBP&To=KGS GBP] [www.xe.com/ucc/convert.cgi?Amount=1&From=JPY&To=KGS JPY] [www.xe.com/ucc/convert.cgi?Amount=1&From=CHF&To=KGS CHF] | |
| [www.OANDA.com OANDA.com (.../KGS)]: | [www.oanda.com/convert/classic?value=1&exch=RUB&expr=KGS RUB] [www.oanda.com/convert/classic?value=1&exch=USD&expr=KGS USD] [www.oanda.com/convert/classic?value=1&exch=EUR&expr=KGS EUR] [www.oanda.com/convert/classic?value=1&exch=GBP&expr=KGS GBP] [www.oanda.com/convert/classic?value=1&exch=JPY&expr=KGS JPY] [www.oanda.com/convert/classic?value=1&exch=CHF&expr=KGS CHF] | |
| Эмитент (.../KGS): | [www.rfrate.com/#!RUBKGS RUB] [www.rfrate.com/#!USDKGS USD] [www.rfrate.com/#!EURKGS EUR] [www.rfrate.com/#!GBPKGS GBP] [www.rfrate.com/#!JPYKGS JPY] [www.rfrate.com/#!CHFKGS CHF] | |
| ЦБ РФ / ЕЦБ / МВФ: | [www.rfrate.com/#!KGS KGS/RUB (ЦБ РФ)] |
Напишите отзыв о статье "Киргизский сом"
Примечания
- ↑ [online.adviser.kg/Document/?doc_id=30221025 ИС «Параграф» — Постановление Верховного Совета Республики Кыргызстан от 3 мая 1993 года № 1182-XII «О предложении Правительства Республики Кыргызстан „О введении национальной валюты“»]
- ↑ Но по факту практически вся торговля перед 15 мая осуществлялась на рубли. Население ажиотажно скупало товары стараясь избавится от рублей. В связи с нехваткой наличных сомов в первые дни после 14 мая объёмы торговли были мизерными (в основном только товары первой необходимости)
- ↑ Загоренко, 2012, с. 314.
- ↑ [www.nbkr.kg/contout.jsp?item=2008&lang=RUS&material=43065 НБКР — К 20-летию сома — История введения национальной валюты ]
- ↑ [ovalute.ru/mirovye-valyuty/valyuta-kyrgyzstana.html Валюта кыргызстана]. ovalute.ru. — «Тем не менее, несмотря на такие потрясения, киргизский сом показывает самый низкий совокупный уровень инфляции среди валют стран СНГ за весь постсоветский период.» Проверено 10 августа 2016.
- ↑ [www.nbkr.kg/index1.jsp?item=146&lang=RUS НБКР — Этапы развития национальной валюты]
- ↑ В 2014 году в обороте появились монеты с новым вариантом гурта: прерывисто-рубчатым с надписью «ОН СОМ — 10 СОМ»
- ↑ [www.nbkr.kg/index1.jsp?item=145&lang=RUS НБКР — Коллекционные монеты НБКР: от идеи до печатного станка]
- ↑ Загоренко, 2012, с. 318-319.
- ↑ 1 2 [www.msn.kg/ru/news/26303/ Тыйын никто не отменял]
- ↑ Загоренко, 2012, с. 320-321.
- ↑ Загоренко, 2012, с. 320-325.
- ↑ [www.for.kg/ru/news/54908/ Бумажные банкноты в КР будут заменены на монеты в течение 2-х лет]
- ↑ Загоренко, 2012, с. 325-327.
- ↑ [www.nbkr.kg/newsout.jsp?item=31&lang=RUS&material=53552 Национальный банк КР вводит в обращение памятные банкноты номиналом 100 сомов и 200 сомов]
См. также
Литература
- Загоренко Д. Н. Реестр банкнот. Страны СНГ и Балтии. — Донецк: изд-во «Лондон XXI», 2012. — 416 с. — ISBN 978-966-2569-79-7.
Ссылки
- [www.ciscoins.net/cis/rucatalog.htm Монеты стран СНГ и Балтии]
| ||||||||||||||||||
| ||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Киргизский сом
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»
Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.
Два раза покормив дорогой, к вечеру 4 го августа Алпатыч приехал в город.
По дороге Алпатыч встречал и обгонял обозы и войска. Подъезжая к Смоленску, он слышал дальние выстрелы, но звуки эти не поразили его. Сильнее всего поразило его то, что, приближаясь к Смоленску, он видел прекрасное поле овса, которое какие то солдаты косили, очевидно, на корм и по которому стояли лагерем; это обстоятельство поразило Алпатыча, но он скоро забыл его, думая о своем деле.
Все интересы жизни Алпатыча уже более тридцати лет были ограничены одной волей князя, и он никогда не выходил из этого круга. Все, что не касалось до исполнения приказаний князя, не только не интересовало его, но не существовало для Алпатыча.
Алпатыч, приехав вечером 4 го августа в Смоленск, остановился за Днепром, в Гаченском предместье, на постоялом дворе, у дворника Ферапонтова, у которого он уже тридцать лет имел привычку останавливаться. Ферапонтов двенадцать лет тому назад, с легкой руки Алпатыча, купив рощу у князя, начал торговать и теперь имел дом, постоялый двор и мучную лавку в губернии. Ферапонтов был толстый, черный, красный сорокалетний мужик, с толстыми губами, с толстой шишкой носом, такими же шишками над черными, нахмуренными бровями и толстым брюхом.
Ферапонтов, в жилете, в ситцевой рубахе, стоял у лавки, выходившей на улицу. Увидав Алпатыча, он подошел к нему.
– Добро пожаловать, Яков Алпатыч. Народ из города, а ты в город, – сказал хозяин.
– Что ж так, из города? – сказал Алпатыч.
– И я говорю, – народ глуп. Всё француза боятся.
– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
