Киргизско-кыпчакские языки

Кирги́зско-кыпча́кские языки (периферийно-кыпчакские, восточнокыпчакские) — языковая группа, входящая, по мнению одних лингвистов, в более крупную кыпчакскую группу, по мнению других, в хакасско-алтайскую группу тюркских языков; в соответствии с этим причисляется к западным или восточным тюркским (в последнее время уже по традиции, ибо такое противопоставление считается устаревшим), или же включается в горно-алтайскую (центрально-восточную) группу.

Бесспорно включает ферганско-кыпчакский (существовавший ещё в начале XX в., в настоящее время частью диалектов соприкасающийся с ногайско-кыпчакскими) и киргизский язык, а также, видимо, лобнорский и хотонский языки (диалекты севернокиргизского типа). Южнокиргизские диалекты обнаруживают смешанный характер: распределяются между киргизско-кыпчакскими, ногайско-кыпчакскими и карлукско-хорезмийскими. Часто в эту группу включается также южноалтайский язык, однако при более тщательном рассмотрении он, по мнению ряда исследователей, оказывается в одной группе вместе с северноалтайским языком. Последний, так же как и хакасский фуюйско-кыргызский язык, в эту группу никогда не включается. С южноалтайским сближается также идиом, носители которого проживают в Китае на озере Канас. По языковым особенностям носители этого идиома максимально близки теленгитам и синьцзянским киргизам.

Идиом, на котором говорят тубалары, обнаруживает сходство и с киргизско-кыпчакскими, и с северноалтайскими.

Как аргумент против включения южноалтайского и тубаларского в киргизско-кыпчакскую подгруппу и в кыпчакскую группу вообще используют факт, что в этих языках интервокальное озвончение согласных проявляется в наибольшей мере, что свойственно для сибирских тюркских. Однако такое озвончение присутствует также в некоторых диалектах сибирско-татарского языка, безусловно принадлежащего к кыпчакским.

Реконструируется также древневосточнокыпчакский язык как основа для современных.

Предполагаются следующие этапы развития киргизско-кыпчакской группы:

I этап — единый восточнокыпчакский язык; ареал — Прииртышье, вплоть до Джунгарии, и Южный Алтай (с VIII—IX вв.);

II этап — отделение от него древнего южноалтайского языка (с XI в.);

III этап — отделение от него языка кыпчаков Ферганы (с XV в.);

IV этап — формирование из остальных восточнокыпчакских диалектов киргизского языка (с XV в.).

Характерные особенности: губной сингармонизм в узком и широком варианте (вероятно, тенденция, закрепляемая в письменной речи, особенно в киргизском, в разговорной речи и в диалектах нарушается), особенности, сближающие с восточнотюркскими, — неразличение в той или иной степени звонких и глухих согласных (особенно в южноалтайском языке), вторичные долгие гласные как результат выпадения согласных (в лобнорском наименее регулярно за счет контакта с уйгурским).

С остальными кыпчакскими сближаются по некоторым фонетическим признакам:

• наличие звонкого анлаутного b- при преобладании глухих t- и q-/k- (а также аффрикаты, реализующейся в киргизском как dž-, а в литературном алтайском как d'-) — в южноалтайском анлаутные d- и g- в исконных словах и в старых заимствованиях практически не встречаются за исключением служебных слов;
• развитие сочетаний -ag, -og, -ug, -ög, -üg (иногда и -ıg, -ig) и т. д. в долгие губные гласные (в соответствии с дифтонгами на -w- в остальных кыпчакских; в северноалтайских диалектах и в фуюйско-кыргызском сохраняется -g-) — причем развитие -g- в -w- отмечается также после гласных переднего ряда, в отличие от западных кыпчакских, где -g- переходит в -j- (отсутствует в лобнорском опять-таки вследствие контакта с уйгурским);
• последовательная принадлежность к j-языкам (распространяется и на северноалтайский ареал; фуюйско-кыргызский является z-языком).

Изменение пракыпчакского *au < *ag/ab) в восточнокыпчакское *ou, вероятно, является древнейшим, в современных восточнокыпчакских произошло изменение дифтонга в ō либо в ū, но в диалектах дифтонг сохранен (киргизское тоо, южноалтайское туу, в диалектах тоу — 'гора'). В поволжско-кыпчакских и половецко-кыпчакских, однако, подобное развитие встречается. В то же время в тубаларском, ферганско-кыпчакском и некоторых южнокиргизских диалектах может сохраняться au (тау). Отсутствует в лобнорском, а из собственно кыпчакских в крымскотатарском.

В некоторых словах отмечается развитие не по кыпчакскому типу: саа- 'доить' вместо соо-/соу-/суу- в соответствии с западнокыпчакским сау- (предполагается также воздействие соседних тюркских или монгольского или воспроизведение непосредственно из пратюркского *saga-), айыл 'поселение' в соответствии с западнокыпчакским аул (возобладание формы с -j- может быть результатом контакта с монгольским, где слово звучит как айил), киргизское жаа-, южноалтайское jаа-, тубаларское jаг- 'идти (о дожде)' и так далее. Характерна также форма слова со значением 'лист (растения)' жалбырак/jалбырак в соответствии с западнокыпчакской jap(ı)raq, отмеченной также в киргизском в виде жапырак. Отмечаются ещё особенности, позволяющие некоторым исследователям не признавать данные языки кыпчакскими.

При включении киргизско-кыпчакских в кыпчакские, как бы то ни было, их следует рассматривать в качестве особой, отдельной ветви (восточнокыпчакской).

В лобнорском языке гуттуральные сохраняются и в иных позициях, тем самым язык сближается с карлукско-хорезмийскими. Ещё одним признаком, сближающим с карлукско-хорезмийскими, является появление мягкого g.

Различия между киргизско-кыпчакскими языками

1. В южноалтайской подгруппе озвончение интервокальных согласных распространяется на спиранты -ш- и -с- (то есть различие фонем /з/ и /с/ устранено), в то время как в ферганско-киргизской -ш- сохраняется, а озвончение -с- относится к маргинальным явлениям; распространенное в некоторых северных диалектах киргизского, оно, например, в литературном киргизском языке считается ненормативным. В южноалтайской диалектной зоне в целом озвончение интервокальных распространено чаще. В то же самое время в киргизском языке считается нормативным оглушение конечного звука -з, хотя это и не отражено на письме: южноалтайское кыс и киргизское кыз 'девушка' произносятся обычно одинаково. Озвончение, распространяющееся на все согласные, в том числе -с- и -ш-, отмечается также в некоторых сибирско-татарских диалектах.

2. Сочетание -зд- переходит в -ст- в южноалтайском, в ферганско-киргизской зоне у этого явления необязательный характер, в письменной речи не отражается: южноалтайское кыстар, киргизское кыздар (множественное число от кыс, кыз). По диалектам это сочетание может сохраняться, в литературном языке, например, в словах сöзлик 'словарь' и кöзнöк 'окно' (-зд- или -зл-//-зн-?).

3. В начальной позиции (в позиции абсолютного начала слова) в южноалтайском из звонких шумных имеются только б- и мягкий звук д'-. Остальные звонкие возможны лишь в служебных разрядах слов. В ферганско-киргизском ареале звонкое начало слова более распространено, хотя при этом начальные г- и д- также редки в исконных слоях лексики. В интервокальной позиции озвончение распространяется и на начальные глухие согласные, особенно в южноалтайском.

Все три признака, отличающих южноалтайский язык от остальных восточнокыпчакских, являются результатом длительного контакта с соседними хакасскими и саянскими языковыми группами, так же как у северноалтайских.

4. В южноалтайском языке киргизскому -оо- (из *-ou-) в первом слоге чаще всего соответствует -уу-, совпадая с исконным -уу-, встречается и -оо-: оос 'рот' (в «Словаре алтайского и аладагского наречий» формы оус и уус отмечены, тогда как оос отсутствует). Развитие в -уу- встречается и в ферганско-киргизской зоне, в некоторых случаях даже в соответствии с южноалтайским -оо-. По диалектам (и южноалтайским, и ферганско-киргизским) наблюдается сохранение исконного дифтонга -оу-.

В тубаларском диалекте и некоторых диалектах ферганско-кыпчакского и южнокиргизского сохранение дифтонга -ау: тау.

5. В непервых слогах в южноалтайском языке произошло совпадение всех долгих губных в узких с их возможным последующим сокращением (-оо-, -уу- > -уу- > -у-; -öö-, -ÿÿ- > -ÿ-), в ферганско-киргизской зоне сохранено различие (-оо-, -уу-, -өө-, -үү-, по диалектам также -оу-, -өү-). Тем самым в южноалтайском произошла утрата признака (то есть долготы), объяснявшего появление губных гласных после негубных.

6. Несмотря на утверждение об обязательном характере и узкого, и широкого типа губной гармонии, на практике это нарушается, особенно в диалектах. Способствует этому и крайне выборочное обозначение губных гласных, например, тогузынчы вместо тогузунчу '№ 9', согуш и согыш от сок- 'бить', тобрак 'глина' (в словаре Радлова тоброк). Числительное '90' пишется как тогузон (в словаре Радлова тогузан, что более правильно фонетически, если произносить -у-), читается как тогзан или тогзон. Последовательно в южноалтайском обозначаются лишь губные, не чередующиеся с негубными, то есть старые долгие: бозу 'теленок' (киргизское музоо), ташту 'каменистый' (киргизское таштуу), бежÿ 'впятером' (киргизское бешөө).

В современном южноалтайском, в отличие от ферганско-киргизского ареала, невозможно появление ö после ÿ, то есть, например, в суффиксе множественного числа после основы, содержащей ÿ, звучит е, а не ö: ÿйлер (множественное число от ÿй 'дом'), кÿндер (множественное число от кÿн 'день'), черÿлер (множественное число от черÿ 'войско') при ферганско-киргизском үйлөр, күндөр, черүүлөр (в киргизских словарях отмечаются отдельные случаи аналогичного отсутствия). В остальных позициях в южноалтайском широкие губные сохраняются: южноалтайское, ферганско-киргизское болот 'сталь'; южноалтайское тöжöк, ферганско-киргизское төшөк 'постель'. По диалектам сохранение южноалтайского ö после ÿ возможно. Широкая гармония заднерядных губных не всегда устанавливается и после выпадения узких губных (в киргизско-ферганской зоне в этом контексте гармония также может отсутствовать): южноалтайское тобурак > тобрак (вместо тоброк, см. выше) 'глина', киргизско-ферганское топурак > топрак. В киргизско-ферганской зоне широкая гармония заднерядных непоследовательна после долгих губных: ооба 'да', оолок//оолак 'далекий', оодар 'переворачивать', оома 'свесившийся набок', в арабских заимствованиях отсутствует и при кратких: опаа 'верность'.

7. В южноалтайском языке (и северноалтайских) система числительных близка к системам в соседних саянских, хакасских и в целом системам восточных тюркских. Это результат частично сохранения древнейшего состояния, а частично позднейших инноваций (например, распространение на обозначения десятков числительного он '10' в числительных 40, 50, 60 и 70). По диалектам могут сохраняться утраченные в литературном языке формы. Хотя написание сегизен и тогузон не отражает настоящего произношения: узкие губные могут выпадать. Ферганско-киргизские числительные совпадают с числительными в остальных западных тюркских.

Интересно отмеченное для хотонского языка числительное сегис(?)н.

8. Южноалтайские местоимения также совмещают в себе западнотюркские и восточнотюркские особенности.

См. также

• Северноалтайские языки
• Тюркские смешанные языки

Литература

• [aton.ttu.edu/kilavuzlar.asp Вербицкий В. И. Словарь алтайского и аладагского наречий тюркского языка, Казань, 1884]
• Баскаков Н. А. Тюркские языки, М., 1960, 2006
• Текин Т. Проблема классификации тюркских языков // Проблемы современной тюркологии: материалы II Всесоюзной тюркологической конференции. — Алма-Ата: Наука, 1980 — С. 387—390
• Языки мира. Тюркские языки, Бишкек, 1997
• Тенишев Э. Р. (ред.). Сравнительно-историческая грамматика тюркских языков. Региональные реконструкции. М., 2002.

Отрывок, характеризующий Киргизско-кыпчакские языки

Дрон, вскоре после переселения на теплые реки, в котором он участвовал, как и другие, был сделан старостой бурмистром в Богучарове и с тех пор двадцать три года безупречно пробыл в этой должности. Мужики боялись его больше, чем барина. Господа, и старый князь, и молодой, и управляющий, уважали его и в шутку называли министром. Во все время своей службы Дрон нн разу не был ни пьян, ни болен; никогда, ни после бессонных ночей, ни после каких бы то ни было трудов, не выказывал ни малейшей усталости и, не зная грамоте, никогда не забывал ни одного счета денег и пудов муки по огромным обозам, которые он продавал, и ни одной копны ужи на хлеба на каждой десятине богучаровских полей.
Этого то Дрона Алпатыч, приехавший из разоренных Лысых Гор, призвал к себе в день похорон князя и приказал ему приготовить двенадцать лошадей под экипажи княжны и восемнадцать подвод под обоз, который должен был быть поднят из Богучарова. Хотя мужики и были оброчные, исполнение приказания этого не могло встретить затруднения, по мнению Алпатыча, так как в Богучарове было двести тридцать тягол и мужики были зажиточные. Но староста Дрон, выслушав приказание, молча опустил глаза. Алпатыч назвал ему мужиков, которых он знал и с которых он приказывал взять подводы.
Дрон отвечал, что лошади у этих мужиков в извозе. Алпатыч назвал других мужиков, и у тех лошадей не было, по словам Дрона, одни были под казенными подводами, другие бессильны, у третьих подохли лошади от бескормицы. Лошадей, по мнению Дрона, нельзя было собрать не только под обоз, но и под экипажи.
Алпатыч внимательно посмотрел на Дрона и нахмурился. Как Дрон был образцовым старостой мужиком, так и Алпатыч недаром управлял двадцать лет имениями князя и был образцовым управляющим. Он в высшей степени способен был понимать чутьем потребности и инстинкты народа, с которым имел дело, и потому он был превосходным управляющим. Взглянув на Дрона, он тотчас понял, что ответы Дрона не были выражением мысли Дрона, но выражением того общего настроения богучаровского мира, которым староста уже был захвачен. Но вместе с тем он знал, что нажившийся и ненавидимый миром Дрон должен был колебаться между двумя лагерями – господским и крестьянским. Это колебание он заметил в его взгляде, и потому Алпатыч, нахмурившись, придвинулся к Дрону.
– Ты, Дронушка, слушай! – сказал он. – Ты мне пустого не говори. Его сиятельство князь Андрей Николаич сами мне приказали, чтобы весь народ отправить и с неприятелем не оставаться, и царский на то приказ есть. А кто останется, тот царю изменник. Слышишь?
– Слушаю, – отвечал Дрон, не поднимая глаз.
Алпатыч не удовлетворился этим ответом.
– Эй, Дрон, худо будет! – сказал Алпатыч, покачав головой.
– Власть ваша! – сказал Дрон печально.
– Эй, Дрон, оставь! – повторил Алпатыч, вынимая руку из за пазухи и торжественным жестом указывая ею на пол под ноги Дрона. – Я не то, что тебя насквозь, я под тобой на три аршина все насквозь вижу, – сказал он, вглядываясь в пол под ноги Дрона.
Дрон смутился, бегло взглянул на Алпатыча и опять опустил глаза.
– Ты вздор то оставь и народу скажи, чтобы собирались из домов идти в Москву и готовили подводы завтра к утру под княжнин обоз, да сам на сходку не ходи. Слышишь?
Дрон вдруг упал в ноги.
– Яков Алпатыч, уволь! Возьми от меня ключи, уволь ради Христа.
– Оставь! – сказал Алпатыч строго. – Под тобой насквозь на три аршина вижу, – повторил он, зная, что его мастерство ходить за пчелами, знание того, когда сеять овес, и то, что он двадцать лет умел угодить старому князю, давно приобрели ему славу колдуна и что способность видеть на три аршина под человеком приписывается колдунам.
Дрон встал и хотел что то сказать, но Алпатыч перебил его:
– Что вы это вздумали? А?.. Что ж вы думаете? А?
– Что мне с народом делать? – сказал Дрон. – Взбуровило совсем. Я и то им говорю…
– То то говорю, – сказал Алпатыч. – Пьют? – коротко спросил он.
– Весь взбуровился, Яков Алпатыч: другую бочку привезли.
– Так ты слушай. Я к исправнику поеду, а ты народу повести, и чтоб они это бросили, и чтоб подводы были.
– Слушаю, – отвечал Дрон.
Больше Яков Алпатыч не настаивал. Он долго управлял народом и знал, что главное средство для того, чтобы люди повиновались, состоит в том, чтобы не показывать им сомнения в том, что они могут не повиноваться. Добившись от Дрона покорного «слушаю с», Яков Алпатыч удовлетворился этим, хотя он не только сомневался, но почти был уверен в том, что подводы без помощи воинской команды не будут доставлены.
И действительно, к вечеру подводы не были собраны. На деревне у кабака была опять сходка, и на сходке положено было угнать лошадей в лес и не выдавать подвод. Ничего не говоря об этом княжне, Алпатыч велел сложить с пришедших из Лысых Гор свою собственную кладь и приготовить этих лошадей под кареты княжны, а сам поехал к начальству.

Х
После похорон отца княжна Марья заперлась в своей комнате и никого не впускала к себе. К двери подошла девушка сказать, что Алпатыч пришел спросить приказания об отъезде. (Это было еще до разговора Алпатыча с Дроном.) Княжна Марья приподнялась с дивана, на котором она лежала, и сквозь затворенную дверь проговорила, что она никуда и никогда не поедет и просит, чтобы ее оставили в покое.
Окна комнаты, в которой лежала княжна Марья, были на запад. Она лежала на диване лицом к стене и, перебирая пальцами пуговицы на кожаной подушке, видела только эту подушку, и неясные мысли ее были сосредоточены на одном: она думала о невозвратимости смерти и о той своей душевной мерзости, которой она не знала до сих пор и которая выказалась во время болезни ее отца. Она хотела, но не смела молиться, не смела в том душевном состоянии, в котором она находилась, обращаться к богу. Она долго лежала в этом положении.
Солнце зашло на другую сторону дома и косыми вечерними лучами в открытые окна осветило комнату и часть сафьянной подушки, на которую смотрела княжна Марья. Ход мыслей ее вдруг приостановился. Она бессознательно приподнялась, оправила волоса, встала и подошла к окну, невольно вдыхая в себя прохладу ясного, но ветреного вечера.
«Да, теперь тебе удобно любоваться вечером! Его уж нет, и никто тебе не помешает», – сказала она себе, и, опустившись на стул, она упала головой на подоконник.
Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.