Кирдина, Светлана Георгиевна

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Светлана Георгиевна Кирдина
Дата рождения:

16 сентября 1955(1955-09-16) (68 лет)

Место рождения:

Омск

Страна:

СССР СССР→Россия Россия

Научная сфера:

институциональные исследования, социология, экономика

Место работы:

Институт экономики РАН

Учёная степень:

кандидат экономических наук, доктор социологических наук

Альма-матер:

НГУ

Научный руководитель:

Т. И. Заславская

Известна как:

автор теории институциональных матриц или X-Y-теории

Сайт:

[www.kirdina.ru персональный сайт] [www.кирдина.рф персональный сайт в русской доменной зоне]

Светла́на Гео́ргиевна Ки́рдина (род. 16 сентября 1955, Омск) — российский социолог и экономист. Заведующая сектором эволюции социально-экономических систем в Институте экономики РАН. Область научных интересов: социологическая теория, институты, экономическая теория, теория институциональных матриц, переходные процессы в российском обществе.

Научную деятельность начинала в рамках Новосибирской экономико-социологической школы[1].

Основным научным результатом С. Г. Кирдиной является предложенная и разрабатываемая теоретическая концепция институциональных матриц, суть которой состоит в представлении социально-экономической структуры в виде комбинации двух матриц базовых институтов. При этом одна из матриц имеет исторически доминирующий характер. Концепция эмпирически подтверждена обширным историческим материалом и данными современных российских и компаративистских исследований, а также послужила основанием прогнозов институциональной динамики современного российского общества, подтвердившихся на практике. Лауреат премии Кларенса Эйрса (Clarence Ayres Scholar)-2014.





Биография

1972 г. — окончание средней школы № 64 в г. Омске.

1972-77 гг. — обучение на экономическом факультете Новосибирского государственного университета, с 4-го курса — специализация в области социологии. Диплом о высшем образовании по специальности «экономическая кибернетика».

1977-82 гг. — начало профессиональной деятельности в Сибирском научно-исследовательском институте экономики сельского хозяйства (СибНИИЭСХ) Сибирского Отделения Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук им. Ленина (СО ВАСХНИЛ), работа в должности экономиста.

1983-85 гг. — обучение в аспирантуре Института экономики и организации промышленного производства Сибирского Отделения Академии наук СССР (ИЭиОПП СО АН СССР) в г. Новосибирске под руководством Т. И. Заславской.

1986 г. — ученая степень кандидата экономических наук по специальности «Прикладная социология» (Диссертационный Совет ИЭиОПП СО РАН, г. Новосибирск, диссертация на тему «Социально-региональная структура сельских местностей Российской Федерации»).

1986—1999 гг. — работа в отделе социальных проблем ИЭиОПП СО АН СССР, оказавшая значительное влияние на становление научных взглядов и специфику развиваемой в дальнейшем методологии исследований (опора на марксистские традиции, системный подход, фокусировка на анализе макроструктур).

1999—2001 гг. — докторантура ИЭиОПП Сибирского отделения Российской академии наук.

2002 г. — ученая степень доктора социологических наук по специальности «Теория, методология и история социологии» (Диссертационный совет Института социологии РАН, г. Москва, на основе представления монографии «Институциональные матрицы и развитие России», 2-е издание).

С 2002 г. — работа в Институте экономики РАН (г. Москва), в настоящее время — зав. сектором эволюции социально-экономических систем в Центре эволюционной экономики(руководитель центра академик РАН В. И. Маевский).

Является членом редакционных коллегий (советов) журналов: СОЦИС (Социологические исследования), Новой экономической ассоциации (2009), Информационные войны, Institutional Studies, Montenegrin Journal of Economics.

Является членом Российское общество социологов (с 1998 г.), European Sociological Association (с 1999 г., в 2010—2012 гг. — член совета Исследовательской сети 34 «Social Theory»), International Sociological Association (с 2001 г., в 2004—2006 гг. — член совета Исследовательского комитета 01 «Economy and Society»), Новая экономическая ассоциация (с 2009 г.), European Association for Evolutionary Political Economy (c 2011 г.), Association for Institutional Thought при Western Social Science Association (с 2011 г.), Union for Radical Political Economics (с 2012 г.).

1992—1996 г. — эксперт Агентства международного развития США (US AID).

С 2010 г. — зарубежный эксперт [www.zaheersciencefoundation.com/index.php Zaheer Science Foundation], Индия.

С 2003 г. — постоянный член Оргкомитета международных симпозиумов по эволюционной экономике, проводимых раз в два года в г. Пущино Московской области, Россия, а также один из редакторов издаваемых сборников трудов пущинских симпозиумов.

С 2008 г. — член Оргкомитетов Всероссийских школ по эволюционной и институциональной экономике для молодых ученых, проводимых раз в два года в различных регионах России между пущинскими симпозиумами.

С 2010 г. — ученый секретарь Научного Совета Отделения общественных наук РАН «Новые явления в общественном сознании и социальной практике».

Выступает с докладами на различных научных мероприятиях, в учебных заведениях, перед бизнес-сообществом России и других стран [www.contextclub.org/ ссылка на сайт лектория Контекст]

Научная деятельность

Первоначально работы С. Г. Кирдиной не имели самостоятельного характера и были частью исследований тех коллективов, где она трудилась («новосибирский период»). Первые научные публикации (1977) отражали результаты дипломной работы[2]. В СибНИИЭСХ СО ВАСХНИЛ (1977—1982) она участвовала преимущественно в подготовке планов социального развития производственных коллективов в сельском хозяйстве.

Наиболее сильное влияние на научную деятельность С. Г. Кирдиной оказала вовлеченность ещё со студенчества в коллектив [nesch.ieie.nsc.ru/ Новосибирской экономико-социологической школы (НЭСШ)].Лидер школы Татьяна Ивановна Заславская, легендарный советский социолог, первая женщина-академик по экономической и социологической специальности, была руководителем её дипломной работы и кандидатской диссертации, а затем научным консультантом по докторской диссертации. С. Г. Кирдину (в то время — Крапчан) и её ровесников причисляют ко «второму поколению» НЭСШ[3], то есть прямым ученикам Т. И. Заславской и её коллег.

Первый серьезный опыт научных исследований С. Г. Кирдиной связан с анализом социально-территориальной структуры (СТС) советского общества, проводимых в 1970-80-е гг. (руководитель работ Т. И. Заславская). С. Г. Кирдиной было осуществлено социолого-статистическое исследование социально-региональной структуры сельской части Российской Федерации[4]. До сих пор это исследование является единственным образцом выявления эмпирического референта социально-региональной структуры на уровне страны в целом[5].

В 1990-е гг. с началом перестройки и после распада СССР страна стала по сути огромной исследовательской лабораторией для социологов и экономистов, где в масштабе «реального времени» можно было воочию наблюдать деформацию старых и создание новых социальных структур, изучать опыт институциональных преобразований. Для обществоведов это был уникальный период. В те годы С. Г. Кирдина, как и многие социологи того времени, участвовала в мониторинге масштабных социальных экспериментов. Один из них был связан с развертыванием массового индивидуального жилищного строительства в Академгородке на основе экологических технологий. Используя методы «включенного наблюдения» в среде организаторов и участников строительства, а также контент-анализа соответствующего законодательства (1990—1992), С. Г. Кирдина исследовала движущие силы, перспективы и ограничения нового социального движения[6].

В 1992—1996 гг. С. Г. Кирдина участвовала в мониторинге результатов Демонстрационного проекта в жилищно-коммунальном хозяйстве г. Новосибирска (научный руководитель работ О. Э. Бессонова), инициированного и финансируемого Агентством международного развития США (US AID). Его целью было внедрение частных компаний в обслуживание городского жилья вместо государственных жилищных трестов. Результаты мониторинга были проанализированы в ряде статей, препринтов и Working papers, а также в монографиях на русском и английском языках[7]. На примере жилищного сектора было показано: вопреки заявленным политическим целям, в России происходило не замещение институтов раздаточной экономики рыночными, но их модернизация, и были аргументированы причины соответствующей динамики.

В конце 1990-х гг., обучаясь в докторантуре ИЭиОПП СО РАН, С. Г. Кирдина переезжает в Москву. Территориальная удаленность от новосибирского коллектива и возможность более свободно планировать научную деятельность стимулировали самостоятельные теоретические поиски („московский период“). Их базой стала Российская государственная библиотека и Институт научной информации по общественным наукам РАН (ИНИОН) с их богатыми фондами исторической, отечественной и зарубежной научной литературы. Интенсифицировалось научное общение с коллегами-экономистами, культурологами, историками (постоянное участие в работе Независимого теоретического семинара „Социокультурная методология анализа российского общества“ под руководством А. С. Ахиезера,, конференции „Куда идет Россия?“ (см. Пути России (симпозиум)) под руководством академика РАН Т. И. Заславской и пущинских симпозиумах по эволюционной экономике под руководством академиков РАН Л. И. Абалкина и В. И. Маевского).

К этому периоду относится выдвижение и разработка гипотезы об институциональных матрицах, которая сконцентрировала в себе опыт предыдущей теоретической и научно-прикладной работы. Впервые она была изложена в монографии „Институциональные матрицы и развитие России“ (первое издание, 1999). На I Всероссийском социологическом конгрессе в Санкт-Петербурге, организованном Российским обществом социологов в 2000 г., эта книга С. Г. Кирдиной была отмечена дипломом 3-ей степени в номинации „Научные монографии“.

Несмотря на постоянные споры по поводу положений теории институциональных матриц в России[8] и за её пределами[9], она включена в отечественные социологические словари и энциклопедии[10]. Также теория институциональных матриц преподается в учебных курсах по политологии, социологии и институциональной экономике ведущих университетов России и Ближнего зарубежья [www.kirdina.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=168&Itemid=48&lang=ru ссылка на страницу персонального сайта С. Г. Кирдиной со списком учебных программ и курсов].

В мае 2002 г. С. Г. Кирдина была приглашена на работу в Институт экономики РАН, директором которого тогда был академик РАН Л. И. Абалкин. Работа в Центре методологии экономических исследований (руководитель О. И. Ананьин) способствовала более углубленному изучению системы экономических институтов, действующих в обществах с доминированием разных институциональных матриц. Предварительные итоги этого исследования были изложены в монографии „Х- и Y-экономики: институциональный анализ“ (Москва: Наука, 2004).

С тех пор теоретическая и практическая работа по изучению экономических институтов в обществах с доминированием Х- или Y-институциональных матриц, условий и особенностей их функционирования составляет одно из постоянных направлений работы С. Г. Кирдиной (см. соответствующий раздел в списке „Основные статьи и главы в монографиях“).

Другое направление исследований связано с приложением теории институциональных матриц к таким областям, как сравнительные межстрановые сопоставления, изучение конкретных сфер экономики, анализ и оценка перспектив новых институциональных форм в экономической и политической сферах России (см. соответствующий раздел в списке Основные статьи и главы в монографиях).

Третий круг тем — общетеоретические работы, в которых экономические и социологические концепции, в том числе и теория институциональных матриц, рассматриваются в „проблемном поле“ достигнутого уровня знания и дискурсов различных научных дисциплин, то есть в контексте современной „эпистемы эпохи“ (см. соответствующий раздел в списке Основные статьи и главы в монографиях).

С. Г. Кирдина является также автором ряда статей в российских энциклопедиях, рецензий на актуальные теоретические работы в социологии и экономике и др..

Теория институциональных матриц, или Х-Y-теория

Теория институциональных матриц (Institutional Matrices Theory)[11] — разрабатываемая с конца 1990-х гг. макросоциологическая теоретическая гипотеза о двух устойчивых системах базовых институтов, определяющих природу и характер развития обществ. Впервые термин „институциональная матрица“ определил К. Поланьи (1977), далее его использовал Д. Норт (1993), затем на основе этого понятия в России развивается теория институциональных матриц (Кирдина, 2000, 2001). Институциональная матрица (лат. matrix — матка, первичная модель) определяется как исторически сложившийся устойчивый триплекс взаимосвязанных базовых институтов, регулирующих функционирование основных общественных подсистем: экономики, политики и идеологии (Рис. 1).

Базовые институты, сохраняя присущее им содержание, проявляют себя в разнообразных исторически меняющихся институциональных формах, специфика которых определяется историей и культурным контекстом конкретных обществ.

Анализ обширного эмпирического материала, начиная с древнейших государств Египта и Месопотамии и заканчивая современными странами, показывает, что в структуре общества устойчиво доминирует, как правило, одна из двух институциональных матриц: либо Х-, либо Y-матрица. Они качественно различаются между собой содержанием образующих их базовых институтов (Рис. 2).

Для X-матрицы характерны следующие базовые институты:

• в экономической сфере — институты редистрибутивной экономики (термин К. Поланьи). К ним относятся институты верховной условной собственности; служебного труда (термин О. Э. Бессоновой); кооперации; редистрибуции (аккумуляции-согласования -распределения); X-эффективность (термин Х. Лейбенстайна), то есть снижения издержек нерыночными методами. Сущностью „чистых“ редистрибутивных экономик является обязательное опосредование центром движения благ и прав по их производству и использованию;

• в политической сфере — институты унитарного политического устройства: административно-территориального деления; иерархической вертикали власти во главе с центром; назначений; общих собраний и единогласия; обращений по инстанциям;

• в идеологической сфере — институты коммунитарной идеологии, основное содержание которой состоит в доминировании коллективных, общих ценностей, приоритете „Мы“ над „Я“. К ним относятся институты коллективизма; эгалитаризма; порядка, ориентированной на благополучие трудовой мотивации, холистические (интегральные) представления о мире. Институты Х-матрицы доминируют в России, Азии и Латинской Америке.

Y-матрица имеет следующие базовые институты:

  • в экономической сфере — институты рыночной экономики: частной собственности; наемного труда; конкуренции; обмена (купли-продажи); Y-эффективности (получения прибыли);
  • в политической сфере — институты федеративного политического устройства: федерации; самоуправления и субсидиарности; выборов; многопартийности и демократического большинства; судебных исков;
  • в идеологической сфере — институты индивидуалистской идеологии, закрепляющие приоритет „Я“ над „Мы“, примат личности, её прав и свобод по отношению к ценностям сообществ более высокого уровня. Это институты индивидуализма; стратификации; свободы; денежно-ориентированной трудовой мотивации, редукционистские (дискретные) представления о мире.

Y-матрица превалирует в странах Европы, Северной Америки, Австралии, Новой Зеландии.

Доминирование той или иной институциональной матрицы зависит от характера материально-технологической среды данного государства. Выделяются два присущих среде альтернативных свойства: коммунальность или некоммунальность. Коммунальность означает, что обособление отдельных частей материально-технологической среды угрожает распаду всей системы, что предполагает её использование как единого нерасчленимого объекта. Соответственно, требуются совместные координированные усилия значительной части членов общества по её поддержанию и развитию, а также централизованное управление. Некоммунальность означает возможность обособленности важнейших элементов материальной инфраструктуры и связанную с этим возможность их самостоятельного функционирования и частного использования. Некоммунальная среда разложима на отдельные элементы и может функционировать как совокупность разрозненных технологических объектов. Такая среда определяет неизбежность доминирования институтов Y-матрицы, в то время как коммунальная среда обусловливает доминирование институтов Х-матрицы.

На протяжении развития государств в них сохраняется доминирующее положение базовых институтов либо Х-, либо Y-матрицы, что обеспечивает целостность, выживание и развитие соответствующего типа общества. Институты из матрицы противоположного типа — комплементарные институты, — играют вспомогательную роль, лишь „дополняя до целого“ институциональную общественную структуру (Рис. 3). Как в генетике, где доминантный ген, подавляя рецессивный, задает проявляющиеся призна¬ки живого организма, так и институты доминирующей матрицы определяют характер складывающейся в обществе институциональной среды, задают рамки и ограничения для действия комплементарных, вспомогательных институтов альтернативной матрицы.

Доля комплементарных институтов в стабильных устойчивых обществах составляет примерно треть (30-35 %). Если эта доля существенно меньше, тогда тотальное доминирование базовых институтов приводит общества к кризисам или застою. В то же время излишне агрессивное внедрение комплементарных институтов с попытками заменить ими доминирующую матрицу базовых институтов приводит к социальным потрясениям и революциям. Прогрессивное развитие общества требует постоянного поиска оптимального институционального баланса между институтами доминирующей и комплементарной матриц.

Соотношение государств с доминированием Х- или Y-институциональных матриц в мировой истории меняется циклически, о чём косвенно свидетельствует динамика их доли в мировом ВВП (анализ долгосрочной динамики выполнен на основе базы данных Мэддисона[12] (Maddison Database www.ggdc.net/MADDISON/oriindex.htm), где представлены сопоставимые уровни ВВП ряда стран в млн. Geary-Khamis международных долларов 1990 г., выборка стран строилась с учетом фактической представленности данных по ним в базе данных).

За начало сравнений принят 1820 г., начиная с которого в базе представлены достаточно полные для анализа данные. Поскольку таблицы Мэддисона заканчиваются 2008 годом, данные за 2009—2012 гг. рассчитаны на основе уровня ВВП за 2008 г. из Maddison Database и погодовых приростов ВВП 2009/2008 и 2011/2012 из базы данных Мирового банка (Worldbank Database (data.worldbank.org/indicator/NY.GDP.MKTP.KD.ZG).

К странам с доминированием институциональной Х-матрицы отнесены Китай, Индия, Бразилия, Япония и страны бывшего СССР, или Российской империи. К странам с доминированием Y-матрицы отнесены 12 западноевропейских стран, включая Данию, Австрию, Бельгию, Финляндию, Францию, Германию, Италию, Нидерланды, Норвегию, Швецию, Швейцарию и Великобританию, а также 4 западных страны за пределами Европы — Австралия, Новая Зеландия, США и Канада. Включенные в выборку страны производят сегодня примерно 75 % мирового ВВП.

Наложение двух графиков (суммарной доли ВВП выбранных стран с доминированием Х-матрицы и суммарной доли ВВП с доминированием выбранных стран Y-матрицы) позволяет увидеть волновой, или циклический процесс (Рис. 4).

Можно наблюдать 140-летнюю волну, в ходе которой происходит смена мирового лидера: с 1820 г. (и, как можно предположить, до него, хотя полных данных по используемой выборке стран нет), в мировом ВВП лидировали страны с доминированием Х-матрицы. Начиная с 1870 г. начинается преобладание стран с доминированием Y-матрицы, которые стали производить более половины мирового ВВП. Максимальный разрыв между этими группами стран наблюдался в 1950-60-е годы, а в 1970-е гг. он начал постепенно сокращаться. Начиная с 2008 г., спустя 140 лет страны с доминированием Х-матрицы вновь начали выходить на лидирующие позиции, то есть превосходить страны с доминированием Y-матрицы в производстве ВВП и этот разрыв постепенно увеличивается. Меняется глобальная конфигурация основных глобальных игроков в мировом хозяйстве. Преобладание стран с доминированием Х-матрицы в мировом ВВП сопровождается также, как можно видеть, и ростом значимости Х-институтов для стран с Y-матрицы. После кризиса 2008—2009 гг. роль государственного регулирования, централизованного управления, идеологии „общего выживания“ становятся в них все более популярными.

Исходя из роли материально-технологической среды в формировании институциональных матриц, можно предположить, что изменившиеся условия воспроизводства в планетарном масштабе (осознание пределов роста ресурсов, экологические ограничения, рост взаимозависимости национальных экономик) приводят к необходимости замены мирового институционального порядка. Лучше приспособленные к таким особенностям материально-технологической среды страны с доминированием Х-матрицы начинают занимать в глобальной экономике более важное место.

В последние годы теория институциональных матриц все шире используется для анализа динамики транзитивных обществ как альтернатива теориям модернизации и глобализации)[13].

«Слабым местом» теории институциональных матриц, как и большинства институциональных концепций, является недостаточная квантификация. Кроме того, эмпирические доказательства ряда высказанных гипотез представляются недостаточными. Это затрудняет практическое применение теории институциональных матриц в управленческой практике

Библиография

Напишите отзыв о статье "Кирдина, Светлана Георгиевна"

Примечания

  1. ↑ Заславская Т. И. Развитие новосибирской экономико-социологической школы: формирование новой методологии изучения российского общества // Социальная траектория реформируемой России: Исследования Новосибирской экономико-социологической школы / Отв. ред. Т. И. Заславская, З. И. Калугина. Новосибирск: Наука, 1999. С. 15-108; Бессонова О. Э., Шабанова М. А. Новосибирская экономико-социологическая школа в российской социологии // Социологические исследования. 2000. № 8. С. 79-88; Фирсов Б. М. Новосибирская экономико-социологическая школа // История советской социологии 1950—1980-х годов: Курс лекций. СПб.: Изд-во Европ. ун-та в С.-Петербурге, 2001; Иванов Н. В. Новосибирская социологическая школа (НСШ) // Социологическая энциклопедия. Т. 2. М.: Мысль, 2003. С. 59; Котельникова З. В. Новосибирская экономико-социологическая школа // Экономическая социология. Т.5. № 1. Январь 2004. С. 91-104.
  2. ↑ Крапчан С. Г. Социально-демографическая типология первичных групп сельского населения. //Материалы Всесоюзной научно-студенческой конференции «Студент и НТР», серия «Экономика», Новосибирск, 1977; Горяченко Е. Е., Заславская Т. И., Крапчан С. Г., Мучник И. Б., Ямпольский В. Е. Дифференциация социально-демографического состава жителей сельских поселений Сибири (типологический анализ) // Пути социального развития деревни. Сб. научных трудов. Новосибирск: ИЭиОПП СО АН СССР, 1977.
  3. ↑ Бессонова О. Э., Шабанова М. А. Новосибирская экономико-социологическая школа в российской социологии // Социологические исследования. 2000. № 8. С. 79-88; Бессонова О. Э., Шабанова М. А. Новосибирская экономико-социологическая школа (НЭСШ) / Социология: Энциклопедия / Сост. А. А. Грицанов, В. Л. Абушенко, Г. М. Евелькин, Г. Н. Соколова, О. В. Терещенко. 2003.voluntary.ru/dictionary/568/word/novosibirskaja-yekonomiko-sociologicheskaja-shkola-nyessh Бессонова О. Э., Шабанова М. А. Новосибирская экономико-социологическая школа // Социологическая энциклопедия. — Минск, 2003. — С. 635—637; Bessonova O., Shabanova M.A. The Novosibirsk School of Economic Sociology // Sociological Research. — 2002. — Vol. 41, № 8. — P. 6-27..
  4. ↑ Крапчан (Кирдина) С. Г. Село Российской Федерации: социально-региональная структура. Новосибирск: Наука, 1989.
  5. ↑ Межевич М. Н. Общности социально-территориальные // Энциклопедический социологический словарь / Ред.-сост. А. В. Кабыща, Общ. ред. Г. В. Осипова: ИСПИ РАН, 1995; Социально-территориальная общность первичная (общность по поселению) // Российская социологическая энциклопедия/ Под общей редакцией академика РАН Г. В. Осипова, 1998 enc-dic.com/sociology/Socialno-Territorialnaja-Obschnost-Pervichnaja-Obschnost-Po-Poseleniju-8264.html Крапчан С. Г. "Вас тут не стояло, а впрочем… Итоги одного социального эксперимента. // ЭКО, № 12, 1992.
  6. ↑ Крапчан С. Г. «Вас тут не стояло, а впрочем… Итоги одного социального эксперимента. // ЭКО, № 12, 1992.
  7. ↑ Бессонова О. Э., Кирдина С. Г., Р. О’Салливан. Рыночный эксперимент в раздаточной экономике России: Демонстрационные проекты в жилищном хозяйстве, 1996; Bessonova O., Kirdina S.,O’Sullivan R. Market Experiment in the Housing Economy of Russia, 1996.
  8. ↑ Арсланова Е. А. Развертывание логики „Институциональной матрицы“ в социальных моделях устойчивого типа./ Россия и мировое сообщество в поисках новых форм стабильности. Шестые вавиловские чтения. / Е. А. Арсланова, С. В. Норенков. — Йошкар-Ола, МГТУ, 2002. С.9-11; Бессонова О. Э. Феномен теории институциональных матриц: реставрация устаревшей парадигмы // Экономическая наука современной России. № 2(37), 2007, с. 23-33; Ерзнкян Б. А. Является ли институциональная матрица институциональной матрицей? // Экономическая наука современной России. № 2(37), 2007, с. 52-63.; Кузьмин В. Эйдельман Я. Базовые социальные институты в человеческом измерении / Общество и экономика, 2001, № 6; Латова Н. В. В какой матрице мы живем? (Этнометрическая проверка теории институциональных матриц) / Экономический вестник Ростовского государственного университета. 2003, Том I, № 3, с. 89-94; Романовский Н. В. Сталинизм и теория институциональных матриц // СОЦИС, № 5, 2003, с. 132—140; Солодовников С. Ю. Институциональные матрицы: сущность, персонификация и её генезис (политико-экономические очерки). — Минск: Право и экономика, 2006; Цирель С. В. Ещё раз о теории институциональных матриц // СОЦИС („Социологические исследования“), 2003, № 10, с. 144—148; Ясин Е. Г. Приживется ли демократия в России // М: Новое издательство, 2005.
  9. ↑ Barnett Vincent, Zweynerth Joachim. Economics in Russia: studies in intellectual history. Ashgate Publishing, Ltd., 2008, p.181-182; Laurynas Jonavicius. Struktūrosir jų persidengimas: teorija ir praktika. // Politologija. 2009/2 (54), p. 75-76 (на литовском языке); Ли Синь. Сравнительный институциональный анализ экономической трансформации. Изд-во „Фуданский университет“, 2009, c. 14-21 (на китайском языке); Николов И. Глобалната икономика — теории и реалност. Глава единадесет. Институционалните матрици и развитето на Русия (книга на С. Кирдина). София: Изд. Cielda, 2003, с. 283—291(на болгарском языке); Политическая культура. // Материал из Википедии — свободной энциклопедии. („Политическая культура существенно зависит от общей культуры страны, многие социологи и политологи подчеркивают принципиальные различия политических культур стран Запада и Востока, см. работы С. Г. Кирдиной“).ru.wikipedia.org/wiki/Политическая_культура
  10. ↑ Матрица институциональная в социологии. / Социологическая энциклопедия, М: Мысль, 2003, т. 1, с. 609—610; Институциональных матриц теория. / Социологический словарь. / Отв. редакторы Г. В. Осипов, Л. Н. Москвичев. М: ИНФРА-М, 2010, с. 153—154; Институциональная матрица. Диалектическая энциклопедия. Сайт Диалектика, диалектическая философия и диалектические науки. dialectics.ru/190.html .
  11. ↑ Институциональных матриц теория. / Социологический словарь. / Отв. редакторы Г. В. Осипов, Л. Н. Москвичев. М: ИНФРА-М, 2010, с. 153—154; Моделирование общественных систем на основе теории институциональных матриц. Материалы научного семинара. Вып. № 3. М.: Научный эксперт, 2012. 112 с..
  12. ↑ Ангус Мэддисон (1926—2010), заслуженный профессор факультета экономики университета в Гронингене (Нидерланды), посвятивший свою жизнь созданию базы данных об экономическом развитии государств, начиная с 12 века. Именно его данные используются большинством специалистом при проведении исторических межстрановых сопоставлений. В настоящее время работы по поддержанию базы данных выполняют участники Проекта Мэддисона, созданного после его смерти (www.ggdc.net/maddison/test/maddison-project/ ).
  13. ↑ Sandstrom G. Instead of capitalism vs. socialism: a proportion-seeking review of two contemporary approaches in China and Russia» // «Montenegrin Journal of Economics», vol. 8, № 4, 2012. www.academia.edu/2288096/Instead_of_Capitalism_vs._Socialism_A_Proportion-Seeking_Review_of_Two_Contemporary_Approaches_in_China_and_Russia

Ссылки

  • [www.kirdina.ru/ Персональный сайт С. Г. Кирдиной]
  • [ecsocman.hse.ru/text/16123832/ Биография С. Г. Кирдиной на сайте «ecsocman.ru»]
  • [theoryandpractice.ru/presenters/14850-svetlana-kirdina Страница С. Г. Кирдиной на сайте «theoryandpractice.ru»]
  • [www.5-tv.ru/persons/1492/ С. Г. Кирдина, персоналии, сайт Пятого канала]
  • [www.contextclub.org/speakers/svetlana-kirdina Страница С. Г. Кирдиной на сайте лектория «Контекст»]
  • [www.famous-scientists.ru/5529/ Страница С. Г. Кирдиной на сайте «famous-scientists.ru»]
  • [inecon.academia.edu/SwetlanaKirdina Страница С. Г. Кирдиной на сайте «academia.edu»]
  • [www.ecsoc.ru/en/db/msg/6401 Страница С. Г. Кирдиной на сайте «ecsoc.ru»]
  • [www.socintegrum.ru/Kirdina.html Страница С. Г. Кирдиной на сайте «Социнтегрум»]
  • [www.eurasian-defence.ru/node/11089 Страница С. Г. Кирдиной на сайте Центра военно-политических исследований]
  • [www.contextfound.org/events/y2011/m5/n66 Выступление в Междисциплинарном лектории «Контекст» на тему «Концепция редистрибутивной экономики как актуальное руководство к действию»] (26 мая 2011)

Отрывок, характеризующий Кирдина, Светлана Георгиевна

– А! А!… – закричала Наташа, с ужасом выкатывая глаза.
– Да как же, он так и говорит?
– Да, как человек, всё как должно быть, и стал, и стал уговаривать, а ей бы надо занять его разговором до петухов; а она заробела; – только заробела и закрылась руками. Он ее и подхватил. Хорошо, что тут девушки прибежали…
– Ну, что пугать их! – сказала Пелагея Даниловна.
– Мамаша, ведь вы сами гадали… – сказала дочь.
– А как это в амбаре гадают? – спросила Соня.
– Да вот хоть бы теперь, пойдут к амбару, да и слушают. Что услышите: заколачивает, стучит – дурно, а пересыпает хлеб – это к добру; а то бывает…
– Мама расскажите, что с вами было в амбаре?
Пелагея Даниловна улыбнулась.
– Да что, я уж забыла… – сказала она. – Ведь вы никто не пойдете?
– Нет, я пойду; Пепагея Даниловна, пустите меня, я пойду, – сказала Соня.
– Ну что ж, коли не боишься.
– Луиза Ивановна, можно мне? – спросила Соня.
Играли ли в колечко, в веревочку или рублик, разговаривали ли, как теперь, Николай не отходил от Сони и совсем новыми глазами смотрел на нее. Ему казалось, что он нынче только в первый раз, благодаря этим пробочным усам, вполне узнал ее. Соня действительно этот вечер была весела, оживлена и хороша, какой никогда еще не видал ее Николай.
«Так вот она какая, а я то дурак!» думал он, глядя на ее блестящие глаза и счастливую, восторженную, из под усов делающую ямочки на щеках, улыбку, которой он не видал прежде.
– Я ничего не боюсь, – сказала Соня. – Можно сейчас? – Она встала. Соне рассказали, где амбар, как ей молча стоять и слушать, и подали ей шубку. Она накинула ее себе на голову и взглянула на Николая.
«Что за прелесть эта девочка!» подумал он. «И об чем я думал до сих пор!»
Соня вышла в коридор, чтобы итти в амбар. Николай поспешно пошел на парадное крыльцо, говоря, что ему жарко. Действительно в доме было душно от столпившегося народа.
На дворе был тот же неподвижный холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд на снеге было так много, что на небо не хотелось смотреть, и настоящих звезд было незаметно. На небе было черно и скучно, на земле было весело.
«Дурак я, дурак! Чего ждал до сих пор?» подумал Николай и, сбежав на крыльцо, он обошел угол дома по той тропинке, которая вела к заднему крыльцу. Он знал, что здесь пойдет Соня. На половине дороги стояли сложенные сажени дров, на них был снег, от них падала тень; через них и с боку их, переплетаясь, падали тени старых голых лип на снег и дорожку. Дорожка вела к амбару. Рубленная стена амбара и крыша, покрытая снегом, как высеченная из какого то драгоценного камня, блестели в месячном свете. В саду треснуло дерево, и опять всё совершенно затихло. Грудь, казалось, дышала не воздухом, а какой то вечно молодой силой и радостью.
С девичьего крыльца застучали ноги по ступенькам, скрыпнуло звонко на последней, на которую был нанесен снег, и голос старой девушки сказал:
– Прямо, прямо, вот по дорожке, барышня. Только не оглядываться.
– Я не боюсь, – отвечал голос Сони, и по дорожке, по направлению к Николаю, завизжали, засвистели в тоненьких башмачках ножки Сони.
Соня шла закутавшись в шубку. Она была уже в двух шагах, когда увидала его; она увидала его тоже не таким, каким она знала и какого всегда немножко боялась. Он был в женском платье со спутанными волосами и с счастливой и новой для Сони улыбкой. Соня быстро подбежала к нему.
«Совсем другая, и всё та же», думал Николай, глядя на ее лицо, всё освещенное лунным светом. Он продел руки под шубку, прикрывавшую ее голову, обнял, прижал к себе и поцеловал в губы, над которыми были усы и от которых пахло жженой пробкой. Соня в самую середину губ поцеловала его и, выпростав маленькие руки, с обеих сторон взяла его за щеки.
– Соня!… Nicolas!… – только сказали они. Они подбежали к амбару и вернулись назад каждый с своего крыльца.


Когда все поехали назад от Пелагеи Даниловны, Наташа, всегда всё видевшая и замечавшая, устроила так размещение, что Луиза Ивановна и она сели в сани с Диммлером, а Соня села с Николаем и девушками.
Николай, уже не перегоняясь, ровно ехал в обратный путь, и всё вглядываясь в этом странном, лунном свете в Соню, отыскивал при этом всё переменяющем свете, из под бровей и усов свою ту прежнюю и теперешнюю Соню, с которой он решил уже никогда не разлучаться. Он вглядывался, и когда узнавал всё ту же и другую и вспоминал, слышав этот запах пробки, смешанный с чувством поцелуя, он полной грудью вдыхал в себя морозный воздух и, глядя на уходящую землю и блестящее небо, он чувствовал себя опять в волшебном царстве.
– Соня, тебе хорошо? – изредка спрашивал он.
– Да, – отвечала Соня. – А тебе ?
На середине дороги Николай дал подержать лошадей кучеру, на минутку подбежал к саням Наташи и стал на отвод.
– Наташа, – сказал он ей шопотом по французски, – знаешь, я решился насчет Сони.
– Ты ей сказал? – спросила Наташа, вся вдруг просияв от радости.
– Ах, какая ты странная с этими усами и бровями, Наташа! Ты рада?
– Я так рада, так рада! Я уж сердилась на тебя. Я тебе не говорила, но ты дурно с ней поступал. Это такое сердце, Nicolas. Как я рада! Я бываю гадкая, но мне совестно было быть одной счастливой без Сони, – продолжала Наташа. – Теперь я так рада, ну, беги к ней.
– Нет, постой, ах какая ты смешная! – сказал Николай, всё всматриваясь в нее, и в сестре тоже находя что то новое, необыкновенное и обворожительно нежное, чего он прежде не видал в ней. – Наташа, что то волшебное. А?
– Да, – отвечала она, – ты прекрасно сделал.
«Если б я прежде видел ее такою, какою она теперь, – думал Николай, – я бы давно спросил, что сделать и сделал бы всё, что бы она ни велела, и всё бы было хорошо».
– Так ты рада, и я хорошо сделал?
– Ах, так хорошо! Я недавно с мамашей поссорилась за это. Мама сказала, что она тебя ловит. Как это можно говорить? Я с мама чуть не побранилась. И никому никогда не позволю ничего дурного про нее сказать и подумать, потому что в ней одно хорошее.
– Так хорошо? – сказал Николай, еще раз высматривая выражение лица сестры, чтобы узнать, правда ли это, и, скрыпя сапогами, он соскочил с отвода и побежал к своим саням. Всё тот же счастливый, улыбающийся черкес, с усиками и блестящими глазами, смотревший из под собольего капора, сидел там, и этот черкес был Соня, и эта Соня была наверное его будущая, счастливая и любящая жена.
Приехав домой и рассказав матери о том, как они провели время у Мелюковых, барышни ушли к себе. Раздевшись, но не стирая пробочных усов, они долго сидели, разговаривая о своем счастьи. Они говорили о том, как они будут жить замужем, как их мужья будут дружны и как они будут счастливы.
На Наташином столе стояли еще с вечера приготовленные Дуняшей зеркала. – Только когда всё это будет? Я боюсь, что никогда… Это было бы слишком хорошо! – сказала Наташа вставая и подходя к зеркалам.
– Садись, Наташа, может быть ты увидишь его, – сказала Соня. Наташа зажгла свечи и села. – Какого то с усами вижу, – сказала Наташа, видевшая свое лицо.
– Не надо смеяться, барышня, – сказала Дуняша.
Наташа нашла с помощью Сони и горничной положение зеркалу; лицо ее приняло серьезное выражение, и она замолкла. Долго она сидела, глядя на ряд уходящих свечей в зеркалах, предполагая (соображаясь с слышанными рассказами) то, что она увидит гроб, то, что увидит его, князя Андрея, в этом последнем, сливающемся, смутном квадрате. Но как ни готова она была принять малейшее пятно за образ человека или гроба, она ничего не видала. Она часто стала мигать и отошла от зеркала.
– Отчего другие видят, а я ничего не вижу? – сказала она. – Ну садись ты, Соня; нынче непременно тебе надо, – сказала она. – Только за меня… Мне так страшно нынче!
Соня села за зеркало, устроила положение, и стала смотреть.
– Вот Софья Александровна непременно увидят, – шопотом сказала Дуняша; – а вы всё смеетесь.
Соня слышала эти слова, и слышала, как Наташа шопотом сказала:
– И я знаю, что она увидит; она и прошлого года видела.
Минуты три все молчали. «Непременно!» прошептала Наташа и не докончила… Вдруг Соня отсторонила то зеркало, которое она держала, и закрыла глаза рукой.
– Ах, Наташа! – сказала она.
– Видела? Видела? Что видела? – вскрикнула Наташа, поддерживая зеркало.
Соня ничего не видала, она только что хотела замигать глазами и встать, когда услыхала голос Наташи, сказавшей «непременно»… Ей не хотелось обмануть ни Дуняшу, ни Наташу, и тяжело было сидеть. Она сама не знала, как и вследствие чего у нее вырвался крик, когда она закрыла глаза рукою.
– Его видела? – спросила Наташа, хватая ее за руку.
– Да. Постой… я… видела его, – невольно сказала Соня, еще не зная, кого разумела Наташа под словом его: его – Николая или его – Андрея.
«Но отчего же мне не сказать, что я видела? Ведь видят же другие! И кто же может уличить меня в том, что я видела или не видала?» мелькнуло в голове Сони.
– Да, я его видела, – сказала она.
– Как же? Как же? Стоит или лежит?
– Нет, я видела… То ничего не было, вдруг вижу, что он лежит.
– Андрей лежит? Он болен? – испуганно остановившимися глазами глядя на подругу, спрашивала Наташа.
– Нет, напротив, – напротив, веселое лицо, и он обернулся ко мне, – и в ту минуту как она говорила, ей самой казалось, что она видела то, что говорила.
– Ну а потом, Соня?…
– Тут я не рассмотрела, что то синее и красное…
– Соня! когда он вернется? Когда я увижу его! Боже мой, как я боюсь за него и за себя, и за всё мне страшно… – заговорила Наташа, и не отвечая ни слова на утешения Сони, легла в постель и долго после того, как потушили свечу, с открытыми глазами, неподвижно лежала на постели и смотрела на морозный, лунный свет сквозь замерзшие окна.


Вскоре после святок Николай объявил матери о своей любви к Соне и о твердом решении жениться на ней. Графиня, давно замечавшая то, что происходило между Соней и Николаем, и ожидавшая этого объяснения, молча выслушала его слова и сказала сыну, что он может жениться на ком хочет; но что ни она, ни отец не дадут ему благословения на такой брак. В первый раз Николай почувствовал, что мать недовольна им, что несмотря на всю свою любовь к нему, она не уступит ему. Она, холодно и не глядя на сына, послала за мужем; и, когда он пришел, графиня хотела коротко и холодно в присутствии Николая сообщить ему в чем дело, но не выдержала: заплакала слезами досады и вышла из комнаты. Старый граф стал нерешительно усовещивать Николая и просить его отказаться от своего намерения. Николай отвечал, что он не может изменить своему слову, и отец, вздохнув и очевидно смущенный, весьма скоро перервал свою речь и пошел к графине. При всех столкновениях с сыном, графа не оставляло сознание своей виноватости перед ним за расстройство дел, и потому он не мог сердиться на сына за отказ жениться на богатой невесте и за выбор бесприданной Сони, – он только при этом случае живее вспоминал то, что, ежели бы дела не были расстроены, нельзя было для Николая желать лучшей жены, чем Соня; и что виновен в расстройстве дел только один он с своим Митенькой и с своими непреодолимыми привычками.
Отец с матерью больше не говорили об этом деле с сыном; но несколько дней после этого, графиня позвала к себе Соню и с жестокостью, которой не ожидали ни та, ни другая, графиня упрекала племянницу в заманивании сына и в неблагодарности. Соня, молча с опущенными глазами, слушала жестокие слова графини и не понимала, чего от нее требуют. Она всем готова была пожертвовать для своих благодетелей. Мысль о самопожертвовании была любимой ее мыслью; но в этом случае она не могла понять, кому и чем ей надо жертвовать. Она не могла не любить графиню и всю семью Ростовых, но и не могла не любить Николая и не знать, что его счастие зависело от этой любви. Она была молчалива и грустна, и не отвечала. Николай не мог, как ему казалось, перенести долее этого положения и пошел объясниться с матерью. Николай то умолял мать простить его и Соню и согласиться на их брак, то угрожал матери тем, что, ежели Соню будут преследовать, то он сейчас же женится на ней тайно.
Графиня с холодностью, которой никогда не видал сын, отвечала ему, что он совершеннолетний, что князь Андрей женится без согласия отца, и что он может то же сделать, но что никогда она не признает эту интригантку своей дочерью.
Взорванный словом интригантка , Николай, возвысив голос, сказал матери, что он никогда не думал, чтобы она заставляла его продавать свои чувства, и что ежели это так, то он последний раз говорит… Но он не успел сказать того решительного слова, которого, судя по выражению его лица, с ужасом ждала мать и которое может быть навсегда бы осталось жестоким воспоминанием между ними. Он не успел договорить, потому что Наташа с бледным и серьезным лицом вошла в комнату от двери, у которой она подслушивала.
– Николинька, ты говоришь пустяки, замолчи, замолчи! Я тебе говорю, замолчи!.. – почти кричала она, чтобы заглушить его голос.
– Мама, голубчик, это совсем не оттого… душечка моя, бедная, – обращалась она к матери, которая, чувствуя себя на краю разрыва, с ужасом смотрела на сына, но, вследствие упрямства и увлечения борьбы, не хотела и не могла сдаться.
– Николинька, я тебе растолкую, ты уйди – вы послушайте, мама голубушка, – говорила она матери.
Слова ее были бессмысленны; но они достигли того результата, к которому она стремилась.
Графиня тяжело захлипав спрятала лицо на груди дочери, а Николай встал, схватился за голову и вышел из комнаты.
Наташа взялась за дело примирения и довела его до того, что Николай получил обещание от матери в том, что Соню не будут притеснять, и сам дал обещание, что он ничего не предпримет тайно от родителей.
С твердым намерением, устроив в полку свои дела, выйти в отставку, приехать и жениться на Соне, Николай, грустный и серьезный, в разладе с родными, но как ему казалось, страстно влюбленный, в начале января уехал в полк.
После отъезда Николая в доме Ростовых стало грустнее чем когда нибудь. Графиня от душевного расстройства сделалась больна.
Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.



Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее , эту страшную ее ».


В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.
В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.
Однажды в Москве, в присутствии княжны Марьи (ей казалось, что отец нарочно при ней это сделал), старый князь поцеловал у m lle Bourienne руку и, притянув ее к себе, обнял лаская. Княжна Марья вспыхнула и выбежала из комнаты. Через несколько минут m lle Bourienne вошла к княжне Марье, улыбаясь и что то весело рассказывая своим приятным голосом. Княжна Марья поспешно отерла слезы, решительными шагами подошла к Bourienne и, видимо сама того не зная, с гневной поспешностью и взрывами голоса, начала кричать на француженку: «Это гадко, низко, бесчеловечно пользоваться слабостью…» Она не договорила. «Уйдите вон из моей комнаты», прокричала она и зарыдала.
На другой день князь ни слова не сказал своей дочери; но она заметила, что за обедом он приказал подавать кушанье, начиная с m lle Bourienne. В конце обеда, когда буфетчик, по прежней привычке, опять подал кофе, начиная с княжны, князь вдруг пришел в бешенство, бросил костылем в Филиппа и тотчас же сделал распоряжение об отдаче его в солдаты. «Не слышат… два раза сказал!… не слышат!»
«Она – первый человек в этом доме; она – мой лучший друг, – кричал князь. – И ежели ты позволишь себе, – закричал он в гневе, в первый раз обращаясь к княжне Марье, – еще раз, как вчера ты осмелилась… забыться перед ней, то я тебе покажу, кто хозяин в доме. Вон! чтоб я не видал тебя; проси у ней прощенья!»
Княжна Марья просила прощенья у Амальи Евгеньевны и у отца за себя и за Филиппа буфетчика, который просил заступы.
В такие минуты в душе княжны Марьи собиралось чувство, похожее на гордость жертвы. И вдруг в такие то минуты, при ней, этот отец, которого она осуждала, или искал очки, ощупывая подле них и не видя, или забывал то, что сейчас было, или делал слабевшими ногами неверный шаг и оглядывался, не видал ли кто его слабости, или, что было хуже всего, он за обедом, когда не было гостей, возбуждавших его, вдруг задремывал, выпуская салфетку, и склонялся над тарелкой, трясущейся головой. «Он стар и слаб, а я смею осуждать его!» думала она с отвращением к самой себе в такие минуты.


В 1811 м году в Москве жил быстро вошедший в моду французский доктор, огромный ростом, красавец, любезный, как француз и, как говорили все в Москве, врач необыкновенного искусства – Метивье. Он был принят в домах высшего общества не как доктор, а как равный.
Князь Николай Андреич, смеявшийся над медициной, последнее время, по совету m lle Bourienne, допустил к себе этого доктора и привык к нему. Метивье раза два в неделю бывал у князя.
В Николин день, в именины князя, вся Москва была у подъезда его дома, но он никого не велел принимать; а только немногих, список которых он передал княжне Марье, велел звать к обеду.
Метивье, приехавший утром с поздравлением, в качестве доктора, нашел приличным de forcer la consigne [нарушить запрет], как он сказал княжне Марье, и вошел к князю. Случилось так, что в это именинное утро старый князь был в одном из своих самых дурных расположений духа. Он целое утро ходил по дому, придираясь ко всем и делая вид, что он не понимает того, что ему говорят, и что его не понимают. Княжна Марья твердо знала это состояние духа тихой и озабоченной ворчливости, которая обыкновенно разрешалась взрывом бешенства, и как перед заряженным, с взведенными курками, ружьем, ходила всё это утро, ожидая неизбежного выстрела. Утро до приезда доктора прошло благополучно. Пропустив доктора, княжна Марья села с книгой в гостиной у двери, от которой она могла слышать всё то, что происходило в кабинете.
Сначала она слышала один голос Метивье, потом голос отца, потом оба голоса заговорили вместе, дверь распахнулась и на пороге показалась испуганная, красивая фигура Метивье с его черным хохлом, и фигура князя в колпаке и халате с изуродованным бешенством лицом и опущенными зрачками глаз.
– Не понимаешь? – кричал князь, – а я понимаю! Французский шпион, Бонапартов раб, шпион, вон из моего дома – вон, я говорю, – и он захлопнул дверь.
Метивье пожимая плечами подошел к mademoiselle Bourienne, прибежавшей на крик из соседней комнаты.
– Князь не совсем здоров, – la bile et le transport au cerveau. Tranquillisez vous, je repasserai demain, [желчь и прилив к мозгу. Успокойтесь, я завтра зайду,] – сказал Метивье и, приложив палец к губам, поспешно вышел.
За дверью слышались шаги в туфлях и крики: «Шпионы, изменники, везде изменники! В своем доме нет минуты покоя!»
После отъезда Метивье старый князь позвал к себе дочь и вся сила его гнева обрушилась на нее. Она была виновата в том, что к нему пустили шпиона. .Ведь он сказал, ей сказал, чтобы она составила список, и тех, кого не было в списке, чтобы не пускали. Зачем же пустили этого мерзавца! Она была причиной всего. С ней он не мог иметь ни минуты покоя, не мог умереть спокойно, говорил он.
– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.


Источник — «http://wiki-org.ru/wiki/index.php?title=Кирдина,_Светлана_Георгиевна&oldid=80807808»