Киреевский, Пётр Васильевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Пётр Васильевич Киреевский
Дата рождения:

11 (23) февраля 1808(1808-02-23)

Место рождения:

село Долбино, Лихвинский уезд, Калужская губерния

Дата смерти:

25 октября (6 ноября) 1856(1856-11-06) (48 лет)

Место смерти:

Киреевская слободка, под Орлом

Гражданство:

Российская империя

Род деятельности:

прозаик, переводчик, фольклорист, археограф

Направление:

проза

Язык произведений:

русский

Пётр Васи́льевич Кире́евский (11 [23] февраля 1808, село Долбино, Лихвинский уезд, Калужская губерния (ныне Белевский район Тульской области) — 25 октября [6 ноября1856, Киреевская слободка, Орловский уезд, Орловская губерния) — русский писатель, переводчик, фольклорист, археограф. Сын А. П. Елагиной, племянник А. П. Зонтаг, младший брат И. В. Киреевского. Владел семью языками.





Биография и труды

Принадлежал к старинному дворянскому роду. Вместе с братом Пётр получил домашнее образование; с переездом в 1822 году в Москву братья Киреевские занимались у профессоров Московского университета А. Ф. Мерзлякова и И. М. Снегирёва. В 1823 году Пётр Васильевич познакомился с жившим в то время в Москве польским этнографом З. Доленга-Ходаковским, помогал ему в работе над коллекцией фольклора и исторических древностей, собранной на русском Севере.

В середине 1820-х вместе с братом вошёл в кружок любомудров (архивные юноши), познакомился с Д. В. Веневитиновым, А. С. Хомяковым, А. Мицкевичем, присутствовал на авторском чтении драмы Борис Годунов в октябре 1826 в доме Веневитинова в Кривоколенном переулке. Дебютировал в журнале Московский вестник (1827), публиковал перевод с испанского ([[]] отрывок из комедии Кальдерона «Трудно стеречь дом о двух дверях». В 1828 году Петр Киреевский напечатал отдельной книжкой свой перевод с английского повести Байрона «Вампир». Также переводил Шекспира (не опубликовано, рукописи утрачены). Перевёл книгу В. Ирвинга «Жизнь Магомета» (опубл. 1857).

В июле 1829 года вслед за братом уехал в Германию, слушал в Мюнхене лекции Окена, Гёрреса, Шеллинга, несколько раз беседовал с последним. Постоянным собеседником Киреевского в этот период был Фёдор Тютчев. В эти годы Киреевский утвердился в славянофильских взглядах. Вернулся на родину в ноябре 1830 года и при содействии Жуковского поступил на службу в Московский архив Министерства иностранных дел, где прослужил до 1835 года. В 1831 году начал записывать народные песни, собирал их в разных губерниях России, привлёк к этой деятельности многих литераторов и членов их семей (Востоков, Пушкин, Гоголь, Кольцов, Вельтман, Соболевский, Даль, Погодин и др.). В переписке с Языковым (июль 1833) дал один из первых отзывов на Философическое письмо Чаадаева — резко отрицательный.

В 1832 году во второй выпуске журнала брат Европеец появилсь статья П. В. Киреевского под заглавием «Современное состояние Испании», которая была переводом из английского журнала «The Foreign Quaterly Review».

С 1834 года начал публиковать записи собранных народных песен; в ноябре был принят в Общество любителей российской словесности. В 1835 году вновь выехал за границу. С 1837 года, после раздела наследства, поселился в своей деревне под Орлом, откуда выезжал в фольклорные экспедиции.

В 1845 году Пётр Киреевский напечатал в 3 номере журнала «Москвитянин», выходившего тогда под редакциею его брата, статью «О древней русской истории», в виде письма Погодину по поводу его «Параллели русской истории с историею западных европейских государств». В 1846 году им был напечатан в первом выпуске начавших тогда выходить «Чтений в Обществе истории и древностей российских» перевод с английского сочинения Самуила Коллинса, бывшего врачом царя Алексея Михайловича, о современном ему состоянии России, сделанный с экземпляра первого его издания 1671 года («Нынешнее состояние России, изложенное в письме к другу, живущему в Лондоне»).

Как и брат, умерший несколькими месяцами ранее, похоронен по завещанию в Оптиной пустыни.

Наследие

При жизни материалы фольклорного собрания Петра Киреевского публиковались в ЧОИДР, «Московском сборнике», «Русской беседе» и других журналах, но были напечатаны далеко не полностью.

По поручению Общества любителей российской словесности, собранные Киреевским песни были после его смерти в значительном объёме опубликованы П. А. Бессоновым в 18601862 (1-я часть), 18631868 (2-я часть) и 18701874 гг. (3-я часть). Многие из них вошли в книгу Бессонова «Калики перехожие» (18611864, 6 выпусков).

Впоследствии песни ещё много раз доиздавались, в том числе — в советское время (Песни, собранные П. В. Киреевским. Новая серия / Под ред. акад. В. Ф. Миллера и проф. М. Н. Сперанского. — Вып. I—II. — М.: О-во любителей росс. словесности при Моск. ун-те, 1911—1929; Собрание народных песен П. В. Киреевского. Записки П. И. Якушкина / Подг. текстов, вступ. ст. и коммент. З. И. Власовой. — Т. 1—2. — Л., 1983—86; Собрание народных песен Киреевского. — Тула, 1986).

Публикации собрания песен

  • Русские народные стихи, собранные Петром Киреевским // Чтения в Обществе истории и древностей Российских при Московском университете. 1847. Кн. 9;
  • Песни, собранные П. В. Киреевским. Ч. 1, вып. 1—4. М., 1860—1862; ч. 2, вып. 5—7. М., 1863—1868; ч. 3, вып. 8—10. М., 1870—1874;
  • Песни, собранные П. В. Киреевским (Новая серия). Вып. 1. М., 1911; вып. 2, ч. 1. М., 1918; ч. 2. М., 1929;
  • Песни, собранные писателями. Новые материалы из архива П. В. Киреевского // Литературное наследство. М., 1968. Т. 79;
  • Собрание народных песен П. В. Киреевского. Записи Языковых в Симбирской и Оренбургской губерниях / Подг. текстов, ст. и коммент. А. Д. Соймонова. Л., 1977. Т. 1. Серия «Памятники русского фольклора»;
  • Собрание народных песен П. В. Киреевского. Записки П. И. Якушкина / Подг. текстов, вступ. ст. и коммент. З. И. Власовой. Л., 1983—1986. Т. 1—2. Серия «Памятники русского фольклора»;
  • Собрание народных песен П. В. Киреевского / Предисл., послесл., коммент., сост. В. И. Калугина. Тула, 1986. Серия «Отчий край».

Интересные факты

Напишите отзыв о статье "Киреевский, Пётр Васильевич"

Литература

Рекомендуемая литература

  • Гершензон М. О. [dlib.rsl.ru/viewer/01003766681#?page=5 П. В. Киреевский: Биография]. — Москва: печ. А. И. Снегиревой, 1910.
  • Азадовский М. К. История русской фольклористики. — М., 1958. — Т. 1.
  • Баландин А. И., Ухов П. Д. Судьба песен, собранных П. В. Киреевским // Литературное наследство. М., 1968. Т. 79.
  • Соймонов А. Д. П. В. Киреевский и его собрание народных песен / Отв. ред. А. М. Астахова; Ин-т русской литературы (Пушкинский дом) АН СССР. — Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1971. — 360 с. — 3200 экз. (в пер.)
  • Калугин В. И. «Вкладчики» Петра Киреевского // Калугин В. И. Струны рокотаху… Очерки о русском фольклоре. М., 1989.

Ссылки

  • Сергиев С. М. Киреевский, Пётр Васильевич // Русские писатели 1800—1917 : Биографический словарь. — М.: Большая Российская энциклопедия; Фианит, 1992. — Т. 2. — С. 538-540.
  • [www.hrono.ru/biograf/bio_k/kireevski_pv.php Петр Васильевич Киреевский]. Хронос : всемирная история в интернете. Проверено 26 апреля 2012. [www.webcitation.org/67h0ZVUaw Архивировано из первоисточника 16 мая 2012].
  • [dlib.rsl.ru/viewer/01004003658#?page=3 Песни, собранные П. В. Киреевским] / Под ред. д. чл. О-ва акад. В. Ф. Миллера и проф. М. Н. Сперанского. Вып. 1-2. 1911.

Отрывок, характеризующий Киреевский, Пётр Васильевич

– Вы ведь давно знаете Безухого? – спросил он. – Вы любите его?
– Да, он славный, но смешной очень.
И она, как всегда говоря о Пьере, стала рассказывать анекдоты о его рассеянности, анекдоты, которые даже выдумывали на него.
– Вы знаете, я поверил ему нашу тайну, – сказал князь Андрей. – Я знаю его с детства. Это золотое сердце. Я вас прошу, Натали, – сказал он вдруг серьезно; – я уеду, Бог знает, что может случиться. Вы можете разлю… Ну, знаю, что я не должен говорить об этом. Одно, – чтобы ни случилось с вами, когда меня не будет…
– Что ж случится?…
– Какое бы горе ни было, – продолжал князь Андрей, – я вас прошу, m lle Sophie, что бы ни случилось, обратитесь к нему одному за советом и помощью. Это самый рассеянный и смешной человек, но самое золотое сердце.
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.


Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
Зимой в Лысые Горы приезжал князь Андрей, был весел, кроток и нежен, каким его давно не видала княжна Марья. Она предчувствовала, что с ним что то случилось, но он не сказал ничего княжне Марье о своей любви. Перед отъездом князь Андрей долго беседовал о чем то с отцом и княжна Марья заметила, что перед отъездом оба были недовольны друг другом.
Вскоре после отъезда князя Андрея, княжна Марья писала из Лысых Гор в Петербург своему другу Жюли Карагиной, которую княжна Марья мечтала, как мечтают всегда девушки, выдать за своего брата, и которая в это время была в трауре по случаю смерти своего брата, убитого в Турции.
«Горести, видно, общий удел наш, милый и нежный друг Julieie».
«Ваша потеря так ужасна, что я иначе не могу себе объяснить ее, как особенную милость Бога, Который хочет испытать – любя вас – вас и вашу превосходную мать. Ах, мой друг, религия, и только одна религия, может нас, уже не говорю утешить, но избавить от отчаяния; одна религия может объяснить нам то, чего без ее помощи не может понять человек: для чего, зачем существа добрые, возвышенные, умеющие находить счастие в жизни, никому не только не вредящие, но необходимые для счастия других – призываются к Богу, а остаются жить злые, бесполезные, вредные, или такие, которые в тягость себе и другим. Первая смерть, которую я видела и которую никогда не забуду – смерть моей милой невестки, произвела на меня такое впечатление. Точно так же как вы спрашиваете судьбу, для чего было умирать вашему прекрасному брату, точно так же спрашивала я, для чего было умирать этому ангелу Лизе, которая не только не сделала какого нибудь зла человеку, но никогда кроме добрых мыслей не имела в своей душе. И что ж, мой друг, вот прошло с тех пор пять лет, и я, с своим ничтожным умом, уже начинаю ясно понимать, для чего ей нужно было умереть, и каким образом эта смерть была только выражением бесконечной благости Творца, все действия Которого, хотя мы их большею частью не понимаем, суть только проявления Его бесконечной любви к Своему творению. Может быть, я часто думаю, она была слишком ангельски невинна для того, чтобы иметь силу перенести все обязанности матери. Она была безупречна, как молодая жена; может быть, она не могла бы быть такою матерью. Теперь, мало того, что она оставила нам, и в особенности князю Андрею, самое чистое сожаление и воспоминание, она там вероятно получит то место, которого я не смею надеяться для себя. Но, не говоря уже о ней одной, эта ранняя и страшная смерть имела самое благотворное влияние, несмотря на всю печаль, на меня и на брата. Тогда, в минуту потери, эти мысли не могли притти мне; тогда я с ужасом отогнала бы их, но теперь это так ясно и несомненно. Пишу всё это вам, мой друг, только для того, чтобы убедить вас в евангельской истине, сделавшейся для меня жизненным правилом: ни один волос с головы не упадет без Его воли. А воля Его руководствуется только одною беспредельною любовью к нам, и потому всё, что ни случается с нами, всё для нашего блага. Вы спрашиваете, проведем ли мы следующую зиму в Москве? Несмотря на всё желание вас видеть, не думаю и не желаю этого. И вы удивитесь, что причиною тому Буонапарте. И вот почему: здоровье отца моего заметно слабеет: он не может переносить противоречий и делается раздражителен. Раздражительность эта, как вы знаете, обращена преимущественно на политические дела. Он не может перенести мысли о том, что Буонапарте ведет дело как с равными, со всеми государями Европы и в особенности с нашим, внуком Великой Екатерины! Как вы знаете, я совершенно равнодушна к политическим делам, но из слов моего отца и разговоров его с Михаилом Ивановичем, я знаю всё, что делается в мире, и в особенности все почести, воздаваемые Буонапарте, которого, как кажется, еще только в Лысых Горах на всем земном шаре не признают ни великим человеком, ни еще менее французским императором. И мой отец не может переносить этого. Мне кажется, что мой отец, преимущественно вследствие своего взгляда на политические дела и предвидя столкновения, которые у него будут, вследствие его манеры, не стесняясь ни с кем, высказывать свои мнения, неохотно говорит о поездке в Москву. Всё, что он выиграет от лечения, он потеряет вследствие споров о Буонапарте, которые неминуемы. Во всяком случае это решится очень скоро. Семейная жизнь наша идет по старому, за исключением присутствия брата Андрея. Он, как я уже писала вам, очень изменился последнее время. После его горя, он теперь только, в нынешнем году, совершенно нравственно ожил. Он стал таким, каким я его знала ребенком: добрым, нежным, с тем золотым сердцем, которому я не знаю равного. Он понял, как мне кажется, что жизнь для него не кончена. Но вместе с этой нравственной переменой, он физически очень ослабел. Он стал худее чем прежде, нервнее. Я боюсь за него и рада, что он предпринял эту поездку за границу, которую доктора уже давно предписывали ему. Я надеюсь, что это поправит его. Вы мне пишете, что в Петербурге о нем говорят, как об одном из самых деятельных, образованных и умных молодых людей. Простите за самолюбие родства – я никогда в этом не сомневалась. Нельзя счесть добро, которое он здесь сделал всем, начиная с своих мужиков и до дворян. Приехав в Петербург, он взял только то, что ему следовало. Удивляюсь, каким образом вообще доходят слухи из Петербурга в Москву и особенно такие неверные, как тот, о котором вы мне пишете, – слух о мнимой женитьбе брата на маленькой Ростовой. Я не думаю, чтобы Андрей когда нибудь женился на ком бы то ни было и в особенности на ней. И вот почему: во первых я знаю, что хотя он и редко говорит о покойной жене, но печаль этой потери слишком глубоко вкоренилась в его сердце, чтобы когда нибудь он решился дать ей преемницу и мачеху нашему маленькому ангелу. Во вторых потому, что, сколько я знаю, эта девушка не из того разряда женщин, которые могут нравиться князю Андрею. Не думаю, чтобы князь Андрей выбрал ее своею женою, и откровенно скажу: я не желаю этого. Но я заболталась, кончаю свой второй листок. Прощайте, мой милый друг; да сохранит вас Бог под Своим святым и могучим покровом. Моя милая подруга, mademoiselle Bourienne, целует вас.