Кирилл (Поспелов)

Архиепископ Кири́лл (в миру Леони́д Никола́евич Поспе́лов; 20 марта 1876, село Можаровка, Пензенская губерния — 18 декабря 1953, Пенза) — епископ Русской православной церкви, архиепископ Пензенский и Саранский.

Биография

Родился в семье бедного псаломщика, трагически погибшего, когда Леониду исполнилось пять лет. Всего в семье было пятеро детей. Благодаря матери и помощи ближайших родственников, все дети получили духовное образование.

В 1898 году окончил Пензенскую духовную семинарию.

Священник

1 октября 1898 года рукоположён в сан диакона. Обладал абсолютным слухом и замечательным баритональным басом.

С 1906 года — священник. Служил в городе Баку. Из-за болезни жены настоял на переводе в Саратов, добившись приёма у обер-прокурора Синода В. К. Саблера.

С января 1914 года — священник Александро-Невского собора и законоучитель саратовской гимназии. Был возведен в сан протоиерея, с 1916 года — благочинный церквей Саратова. Был ключарём саратовского кафедрального собора.

Деятельность по борьбе с голодом

В 1921 году был членом Саратовского комитета помощи голодающим, собрал в Саратовской губернии значительное количество средств в пользу голодающих. Сдал все деньги в государственный банк, после чего был принят М. И. Калининым, получил мандат от ЦК «Помгола» и выехал на Украину для сбора пожертвований. Ему было разрешено выступать в общественных местах — в том числе в театрах. В результате приобретённой на пожертвования мукой удалось заполнить целый поезд (13 вагонов), причём один вагон был отдан священнику для распределения между нуждающимися по его усмотрению (по другим данным, он получил даже два вагона). Честно выполнил эту работу — претензий со стороны власти к нему не было. За свои труды получил благодарственную грамоту от ЦК «Помгола».

Недолго участвовал в обновленческом движении, состоял членом саратовского обновленческого епархиального управления, но уже в 1923, принеся покаяние, вернулся в Патриаршую церковь.

Арест, лагерь, ссылка

В 1934 году был арестован в результате провокации — один из алтарников принёс ему завёрнутую в бумагу «антисоветскую» книгу, а затем к нему сразу же пришли с обыском. Был приговорён по ст. 58-10 Уголовного кодекса (УК) к трём годам лишения свободы, срок отбывал в Казахстане, в лагере между Джамбулом и Алма-Атой. В 1937 вновь осуждён — к 8 годам лишения свободы по этой же статье УК. В лагере первоначально находился на общих работах, был лишён пайка, тяжело заболел и был переведён на должность статистика, что спасло ему жизнь. В июне 1943 был освобождён из лагеря, но священствовать допущен не был. Жил в городе Актюбинске, где работал конюхом в больнице.

Когда открылась возможность для архиерейской хиротонии был своим старым другом архиепископом Андреем (Комаровым) представлен Патриарху Сергию как достойный кандидат для посвящения во епископа.

Архиерей

Весной 1944 года был вызван в Москву в Патриархию. Швейцар первоначально отказывался пускать бедно одетого священника, приняв его за нищего. Получил назначение на кафедру епископа Пензенского и Саранского как «протоиерей Саратовской епархии».

29 марта 1944 года епископом Дмитровским Иларием (Ильиным) пострижен в монашество с именем Кирилл.

1 апреля 1944 года в Богоявленском соборе, что в Елохове, в Москве хиротонисан во епископа Пензенского и Саранского. Хиротонию возглавил Патриарх Сергий, ему сослужили: митрополит Ленинградский Алексий (Симанский), архиепископ Саратовский Григорий (Чуков), архиепископ Рязанский Алексий (Сергеев), епископ Дмитровский Иларий (Ильин).

С июля 1944 года — епископ Ташкентский и Среднеазиатский.

Начал дело восстановления православных приходов обширной Среднеазиатской епархией, которая после ареста в 1937 году архиепископа Бориса (Шипулина) не имела возглавления.

Соблюдал чрезвычайно строгий пост и, по воспоминаниям современников, даже на Пасху употреблял пищу только с растительным маслом. Однажды во время объезда Ташкентской епархии он был приглашён на устроенный в его честь официальный банкет, где подавали только мясные блюда. Был вынужден участвовать в трапезе, чтобы не обидеть устроителей, но, вернувшись на свою квартиру, покаянно положил тысячу поклонов. Вскоре его пригласили на новый банкет — увидев мясные блюда, сказал уполномоченному по делам религий: «Я понимаю, что застольем мне оказывается высокая честь, но я монах, и мясное есть мне не положено. На первом банкете я и виду не подал и ел всё, но это стоило мне тысячи поклонов, но делать их мне чрезвычайно трудно, я глубокий старик». После этого стол был сервирован рыбными блюдами.

Из-за болезни было решено перевести его в среднюю полосу России.

С 20 июня 1946 года — епископ Ивановский и Шуйский.

С 27 января 1947 года — вновь епископ Пензенский и Саранский.

25 февраля 1951 года возведён в сан архиепископа.

Несмотря на болезнь, часто посещал приходы.

Пользовался уважением верующих, был известен как добрый пастырь. Часто устраивал особые ночные службы с поклонами и с чтением акафистов. Проводил беседы с паствой о вере и христианской жизни.

Скончался 18 декабря 1953 года в Пензе. Похоронен под алтарём левого придела Митрофаниевского кладбищенского храма Пензы.

Библиография

Тимаков Владимир, протоиерей. Высокопреосвященный Кирилл, архиепископ Пензенский и Казанский // Альфа и Омега. — 2000. — № 3, 4; 2001. — № 1.

Ссылки

• [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_4252 Кирилл (Поспелов)] на сайте «Русское православие»
• [www.diocese.ru/Arhi_Z_I/a_kir.htm Биография]
• [kuz3.pstbi.ccas.ru/bin/nkws.exe/ans/nm/?HYZ9EJxGHoxITYZCF2JMTcCid71XeeujfeiideKheCxyAHYpALu2dOiUTaxZMWslCLsxDbtjNK6iAHY* Кирилл (Поспелов Леонид Николаевич)]

Отрывок, характеризующий Кирилл (Поспелов)

– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.


Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.
– Eh bien, vous etes plus avance que qui cela soit, [Ну, так ты больше знаешь, чем кто бы то ни было.] – сказал князь Андрей.
– A! – сказал Пьер с недоуменьем, через очки глядя на князя Андрея. – Ну, как вы скажете насчет назначения Кутузова? – сказал он.
– Я очень рад был этому назначению, вот все, что я знаю, – сказал князь Андрей.
– Ну, а скажите, какое ваше мнение насчет Барклая де Толли? В Москве бог знает что говорили про него. Как вы судите о нем?
– Спроси вот у них, – сказал князь Андрей, указывая на офицеров.
Пьер с снисходительно вопросительной улыбкой, с которой невольно все обращались к Тимохину, посмотрел на него.
– Свет увидали, ваше сиятельство, как светлейший поступил, – робко и беспрестанно оглядываясь на своего полкового командира, сказал Тимохин.
– Отчего же так? – спросил Пьер.
– Да вот хоть бы насчет дров или кормов, доложу вам. Ведь мы от Свенцян отступали, не смей хворостины тронуть, или сенца там, или что. Ведь мы уходим, ему достается, не так ли, ваше сиятельство? – обратился он к своему князю, – а ты не смей. В нашем полку под суд двух офицеров отдали за этакие дела. Ну, как светлейший поступил, так насчет этого просто стало. Свет увидали…
– Так отчего же он запрещал?
Тимохин сконфуженно оглядывался, не понимая, как и что отвечать на такой вопрос. Пьер с тем же вопросом обратился к князю Андрею.
– А чтобы не разорять край, который мы оставляли неприятелю, – злобно насмешливо сказал князь Андрей. – Это очень основательно; нельзя позволять грабить край и приучаться войскам к мародерству. Ну и в Смоленске он тоже правильно рассудил, что французы могут обойти нас и что у них больше сил. Но он не мог понять того, – вдруг как бы вырвавшимся тонким голосом закричал князь Андрей, – но он не мог понять, что мы в первый раз дрались там за русскую землю, что в войсках был такой дух, какого никогда я не видал, что мы два дня сряду отбивали французов и что этот успех удесятерял наши силы. Он велел отступать, и все усилия и потери пропали даром. Он не думал об измене, он старался все сделать как можно лучше, он все обдумал; но от этого то он и не годится. Он не годится теперь именно потому, что он все обдумывает очень основательно и аккуратно, как и следует всякому немцу. Как бы тебе сказать… Ну, у отца твоего немец лакей, и он прекрасный лакей и удовлетворит всем его нуждам лучше тебя, и пускай он служит; но ежели отец при смерти болен, ты прогонишь лакея и своими непривычными, неловкими руками станешь ходить за отцом и лучше успокоишь его, чем искусный, но чужой человек. Так и сделали с Барклаем. Пока Россия была здорова, ей мог служить чужой, и был прекрасный министр, но как только она в опасности; нужен свой, родной человек. А у вас в клубе выдумали, что он изменник! Тем, что его оклеветали изменником, сделают только то, что потом, устыдившись своего ложного нарекания, из изменников сделают вдруг героем или гением, что еще будет несправедливее. Он честный и очень аккуратный немец…
– Однако, говорят, он искусный полководец, – сказал Пьер.
– Я не понимаю, что такое значит искусный полководец, – с насмешкой сказал князь Андрей.
– Искусный полководец, – сказал Пьер, – ну, тот, который предвидел все случайности… ну, угадал мысли противника.
– Да это невозможно, – сказал князь Андрей, как будто про давно решенное дело.
Пьер с удивлением посмотрел на него.
– Однако, – сказал он, – ведь говорят же, что война подобна шахматной игре.
– Да, – сказал князь Андрей, – только с тою маленькою разницей, что в шахматах над каждым шагом ты можешь думать сколько угодно, что ты там вне условий времени, и еще с той разницей, что конь всегда сильнее пешки и две пешки всегда сильнее одной, a на войне один батальон иногда сильнее дивизии, а иногда слабее роты. Относительная сила войск никому не может быть известна. Поверь мне, – сказал он, – что ежели бы что зависело от распоряжений штабов, то я бы был там и делал бы распоряжения, а вместо того я имею честь служить здесь, в полку вот с этими господами, и считаю, что от нас действительно будет зависеть завтрашний день, а не от них… Успех никогда не зависел и не будет зависеть ни от позиции, ни от вооружения, ни даже от числа; а уж меньше всего от позиции.
– А от чего же?
– От того чувства, которое есть во мне, в нем, – он указал на Тимохина, – в каждом солдате.
Князь Андрей взглянул на Тимохина, который испуганно и недоумевая смотрел на своего командира. В противность своей прежней сдержанной молчаливости князь Андрей казался теперь взволнованным. Он, видимо, не мог удержаться от высказывания тех мыслей, которые неожиданно приходили ему.
– Сражение выиграет тот, кто твердо решил его выиграть. Отчего мы под Аустерлицем проиграли сражение? У нас потеря была почти равная с французами, но мы сказали себе очень рано, что мы проиграли сражение, – и проиграли. А сказали мы это потому, что нам там незачем было драться: поскорее хотелось уйти с поля сражения. «Проиграли – ну так бежать!» – мы и побежали. Ежели бы до вечера мы не говорили этого, бог знает что бы было. А завтра мы этого не скажем. Ты говоришь: наша позиция, левый фланг слаб, правый фланг растянут, – продолжал он, – все это вздор, ничего этого нет. А что нам предстоит завтра? Сто миллионов самых разнообразных случайностей, которые будут решаться мгновенно тем, что побежали или побегут они или наши, что убьют того, убьют другого; а то, что делается теперь, – все это забава. Дело в том, что те, с кем ты ездил по позиции, не только не содействуют общему ходу дел, но мешают ему. Они заняты только своими маленькими интересами.