Кирилл (Смирнов)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Митрополит Кирилл<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Митрополит Казанский и Свияжский
8 апреля 1920 — 2 января 1930
Церковь: Православная Российская Церковь
Предшественник: Анатолий (Грисюк)
Преемник: Афанасий (Малинин)
Митрополит Тифлисский и Бакинский,
Экзарх Кавказский
1 апреля 1918 — 8 апреля 1920
Предшественник: Платон (Рождественский)
Преемник: экзархат упразднён
Архиепископ Тамбовский и Шацкий
30 декабря 1909 — 1 апреля 1918
Предшественник: Иннокентий (Беляев)
Преемник: Зиновий (Дроздов)
Епископа Гдовский,
викарий Санкт-Петербургской епархии
6 августа 1904 — 30 декабря 1909
Предшественник: Константин (Булычёв)
Преемник: Вениамин (Казанский)
 
Образование: Санкт-Петербургская духовная семинария;
Санкт-Петербургская духовная академия
Учёная степень: кандидат богословия
Имя при рождении: Константин Илларионович Смирнов
Рождение: 26 апреля (8 мая) 1863(1863-05-08)
Кронштадт, Санкт-Петербургская губерния
Смерть: 20 ноября 1937(1937-11-20) (74 года)
близ Чимкента
Принятие монашества: 10 мая 1902
Епископская хиротония: 6 августа 1904

Митрополит Кири́лл (в миру Константи́н Илларио́нович Смирно́в; 26 апреля [8 мая1863, Кронштадт, Санкт-Петербургская губерния — 20 ноября 1937, Лисий овраг, близ Чимкента) — епископ Русской православной церкви, митрополит Казанский и Свияжский. Один из лидеров умеренного крыла оппозиции митрополиту Сергию (Страгородскому).

Причислен к лику святых Русской Зарубежной церковью в 1981 году, Русской православной церковью в 2000 году.





Образование

Окончил Санкт-Петербургскую духовную семинарию в 1883 и Санкт-Петербургскую духовную академию в 1887; степень кандидата богословия присуждена за работу «Никифор Феотоки и его значение в истории Русской Церкви и духовной литературы». Профессор Николай Барсов так охарактеризовал это сочинение: «По интересу содержания оно настолько ценно, что желательно было бы видеть его, после более тщательной обработки, в качестве диссертации магистерской».

Священник

С 15 ноября 1887 года — диакон, с 21 ноября 1887 — иерей, назначен законоучителем Елисаветпольской гимназии Кавказского учебного округа.

С 18 октября 1894 года — настоятель церкви при второй Петербургской гимназии и законоучитель в ней.

С октября 1900 года — священник кронштадтской Свято-Троицкой кладбищенской церкви.

Переход из столицы в небольшой храм может быть связан с желанием о Кирилла быть ближе к протоиерею Иоанну Кронштадтскому, с которым отца Константина связывали крепкие духовные узы (именно он после смерти св. Иоанна прибыл в Кронштадт, где отслужил по нему заупокойную литургию, произнёс надгробное слово и сопровождал гроб в Санкт-Петербург).

Был женат на дочери священника Петербургской епархии Ольге Николаевне Азиатской, имел дочь Ольгу. Однако в Кронштадте его постигла семейная трагедия — вначале умерла дочь, случайно проглотившая иголку, а вскоре скончалась и супруга. Это определило его дальнейшую судьбу, связанную с принятием монашества.

Миссионерская деятельность

10 мая 1902 года был пострижен в монашество с именем Кирилл и назначен начальником духовной миссии в Урмии (Персия, ныне Северный Иран) в сане архимандрита. Миссия действовала среди ассирийцев, которые издавна исповедовали несторианство, но затем их часть присоединилась к православию. За время его руководства миссией были переведены сборник ежедневных молитв, чин литургии св. Иоанна Златоуста, ряд богослужебных книг. Кроме того, была открыта типография, выпускавшая литературу на древнесирийском и современном сирийском языках. С 1902 при миссии действовала школа с интернатом.

В 1904 года в Петербурге при активном участии архимандрита Кирилла было учреждено Кирилло-Сергиевское Урмийское братство, целью которого являлось содействие утверждению православия в Урмии и обращению несториан в православие.

Епископ Гдовский

6 августа 1904 года хиротонисан во епископа Гдовского, третьего викария Санкт-Петербургской епархии. Хиротонию совершили митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Антоний (Вадковский), архиепископ Финляндский и Выборгский Николай (Налимов), епископ Владикавказский и Моздокский Владимир (Сеньковский), епископ Вологодский и Тотемский Алексий (Соболев)[1].

Был одним из ближайших сотрудников петербургского митрополита Антония (Вадковского), с которым был знаком ещё со времени учёбы в академии, в которой тогда будущий владыка Антоний занимал пост инспектора (владыка Антоний также рукоположил его в священники). Отличался принципиальным характером: совершая в 1909 года Крещенское богослужение в присутствии царской семьи, владыка отказался выполнить требование полиции и освящать кипяченую воду. Как принято, была освящена речная вода.

Тамбовский архиерей

С 30 декабря 1909 года — епископ Тамбовский и Шацкий. Проявил себя энергичным архипастырем: проводил архипастырские беседы с народом, вводил в церквях общенародное пение, истово служил литургии. Занимался широкой благотворительностью, за что был очень почитаем в народе. Привлек монастыри к помощи ремесленно-воспитательному приюту для малолетних, активно содействовал успешной деятельности Крестовоздвиженского братства, содержавшего Тамбовское училище слепых детей.

6 мая 1913 года был возведён в сан архиепископа. С самых первых дней пребывания на Тамбовской кафедре прилагал усилия к большему распространению почитания святителя Питирима Тамбовского, поддержав идею его причисление к лику святых, активно участвовал в подготовке канонизации (прославление состоялось в 1914 году).

Участвовал в Поместном соборе 1917—1918. В качестве официального представителя Собора входил в состав делегации, которая в октябре 1917 вела переговоры с министром исповеданий А. В. Карташёвым и министром-председателем А. Ф. Керенским о судьбе церковно-приходских школ.

Экзарх Кавказский

1 апреля 1918 года был назначен митрополитом Тифлисским и Бакинским, Экзархом Кавказским. В ситуации самопровозглашённой автокефалии Грузинской церкви выступал за включение в состав Кавказского экзархата Дагестана и Прикаспия. При этом Бакинское викариатство преобразовывалось в самостоятельную епархию, что должно было исключить претензии на управление им со стороны Грузинской церкви. Однако реально вступить в управление экзархатом ему не удалось из-за военных действий. В декабре 1919 — феврале 1920 находился в заключении по решению ВЧК.

митрополит Казанский

С апреля 1920 года — митрополит Казанский и Свияжский.

19 августа 1920 был арестован в Казани по телеграфному распоряжению ВЧК и перевезён в Москву, где помещён в Таганскую тюрьму. 27 августа осуждён к лишению свободы на срок «до конца гражданской войны» по обвинению: «Выехал из Москвы в Казань без разрешения ВЧК». Затем приговор был заменён на пятилетнее тюремное заключение. Князь Сергей Трубецкой, старший сын русского философа Евгения Трубецкого, вспоминая о днях, проведенных в тюрьме, писал о владыке Кирилле: «С достойной простотой нёс он своей крест до конца, подавая пример многим и являясь немым укором тоже для многих…».

В январе 1922 года освобождён и вернулся в Казань. Отказался поддержать связанное с большевиками «обновленческое» движение. В августе 1922 года вновь был арестован, находился в московской тюрьме, после чего выслан в Усть-Сысольск. Власти ненадолго ему разрешили вернуться в Москву, но в этот период он решительно выступил против всяких компромиссов с обновленцами. Попросил Патриарха Тихона не обменивать освобождение из ссылки архиереев на включение одиозных представителей обновленчества в состав высшего церковного руководства: «Ваше Святейшество, о нас, архиереях, не думайте. Мы теперь только и годны на тюрьмы…». Был выслан в Зырянский край.

В завещательном распоряжении Патриарха Тихона от 25 декабря 1924 года (7 января 1925 года), которое было оглашено в день погребения последнего 12 апреля 1925 года, был назван первым, к кому временно переходят «Патриаршие права и обязанности» в случае кончины Патриарха. Однако в связи с нахождением митрополита Кирилла (и второго кандидата — митрополита Агафангела) в ссылке в управление Патриархией по смерти Патриарха, последовавшей 7 апреля 1925, вступил митрополит Петр (Полянский). После ареста последнего, 10 декабря 1925 года Заместителем местоблюстителя стал, на основании завещательного распоряжения митрополита Петра (Полянского) от 23 ноября (6 декабря) 1925 года[2], митрополит Сергий (Страгородский); при этом другое его распоряжение от 22 ноября (5 декабря) 1922 года предоставляло временно его «права и обязанности как Патриаршего Местоблюстителя, до законного выбора нового Патриарха» митрополитам Казанскому Кириллу (Смирнову) или Ярославскому Агафангелу (Преображенскому)[3].

Осенью 1926 года, по инициативе епископа Павлина (Крошечкина) и архиепископа Корнилия (Соболева), среди епископата Патриаршей Церкви проходило тайное избрание Патриарха путём опроса (собирания письменных мнений), в результате которого большинство иерархов высказались за избрание Патриархом митрополита Кирилла как первого в списке поименованных в Завещании Патриарха Тихона. Процедура закончилась массовыми арестами архиереев, включая заместителя патриаршего местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского).

Весной 1927 года когда митрополит Сергий (Страгородский) ещё пребывал в заключении, к митрополиту Кириллу в вятскую тюрьму, где владыка находился с января по апрель 1927 года, явился ответственный за советскую церковную политику Е. А. Тучков и предложил владыке возглавить Церковь. Тучков сказал, что судьба заключенного владыки скоро изменится; он, Тучков, нисколько не сомневается, что разговаривает с будущим патриархом. Заговорил чекист и о легализации Церкви, поставив условием согласовывать с властью перемещение неугодных ей архиереев. В ответ владыка Кирилл заявил: «Евгений Александрович, вы не пушка, а я не бомба, которой вы хотите взорвать изнутри Русскую Церковь». После этих слов приговор ОСО при Коллегии ОГПУ СССР по ст. 58-10 (три года ссылки) был приведён в исполнение[4].

В 1928 году владыка Кирилл выступил против деятельности Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия (Страгородского) по перемещению с кафедр архиереев и запрещению в служении несогласных с его политикой достижения договорённостей с большевистским государством. Выступил против создания при митрополите Сергии Временного Патриаршего Священного Синода, считая, что это стало превышением его полномочий. В письме архимандриту Неофиту (Осипову), написанном в июле 1928 года: «Учреждение новой формы ВЦУ я не признаю и покойного Патриарха контрреволюционером не считаю, а заявление, сделанное о нас в Сергиевской декларации, считаю клеветой. О Господине нашем Митрополите Петре молюсь, потому что не знаю об его отношении к так называемому Патриаршему Синоду»[5].

Последние годы

2 января 1930 года постановлением митрополита Сергия и Временного Патриаршего Священного Синода при нём предан суду собора архиереев, уволен от управления Казанской епархией на покой с правом священнодействия с разрешения местных епархиальных архиереев. Постановление вступало в силу с 15 февраля 1930 года в случае, если митрополит Кирилл до этого срока не сделает заявления об отказе от общения с отделившимися от митрополита Сергия и учрежденного при нем Синода. Митрополит Кирилл остался при своей позиции.

В письме митрополиту Сергию от 30 января 1930 года констатировал «совершенную безнадежность» возвращения Заместителя «с пути узурпации церковной власти» и заявлял: «Я в деле нравственно-архипастырского служения Св. Церкви, определяемого в своем внутреннем содержании не писанием резолюций и указов, а христианским душепастырством (1 Пет. 5, 2-3), остаюсь по-прежнему митрополитом Казанским и Свияжским для всех православных чад Церкви, не могущих разделять Ваши воззрения на церковные полномочия Ваши и на пути осуществления Церковию своего призвания в здешнем мире, ибо воззрения эти нарушают правду Церкви и искажают Её православное лицо».

Определением Временного Патриаршего Священного Синода № 28 от 11 марта 1930 года митрополит Кирилл был запрещен в священнослужении «за поддержку раскола и молитвенное общение с раскольниками, за демонстративный отказ от евхаристического общения с возглавлением Русской Патриаршей Церкви и неподчинение Заместителю»[6].

После этого произошла определённая эволюция взглядов митр. Кирилла на «сергианство», что можно проследить в его письмах и посланиях: если в 1929 году он пишет, что «с моей стороны ничуть не утверждается и не заподозривается якобы безблагодатность совершаемых сергианами священнодействий и таинств…, но только подчёркивается нежелание и отказ участвовать в чужих грехах. …в случае смертной опасности со спокойной совестью приму елеосвящение и последнее напутствие от священника сергиева поставления или подчиняющегося учрежденному им Синоду».

В 1934 году митрополит Кирилл уже пишет, что «Это только по форме тайнодействия, а по существу узурпация тайнодействий, а потому кощунственны, безблагодатны, нецерковны, но таинства, совершаемые сергианами, правильно рукоположёнными во священнослужении, не запрещёнными, являются, несомненно, таинствами спасительными для тех, кои приемлют их с верою, в простоте, без рассуждений и сомнения в их действенности и даже не подозревающих чего-либо неладного в сергианском устроении Церкви. Но в то же время они служат в суд и осуждение самим совершителям и тем из приступающих к ним, кто хорошо понимает существующую в сергианстве неправду и своим непротивлением ей обнаруживает преступное равнодушие к поруганию Церкви. Вот почему православному епископу или священнику необходимо воздерживаться от общения с сергианами в молитве. То же необходимо для мирян, сознательно относящихся ко всем подробностям церковной жизни».

В 1933 году был освобождён из сибирской ссылки, жил в городе Гжатске. 14 июля 1934 году был вновь арестован, находился в Бутырском изоляторе в Москве. 2 декабря 1934 года решением Особого Совещания при НКВД СССР выслан в Казахстан на три года. Жил в посёлке Яны-Курган, поддерживал отношения с представителями духовенства, негативно относившимися к деятельности митрополита Сергия. По некоторым данным, к концу жизни стал относиться к нему ещё более критично.

24 июня 1937 года был арестован по обвинению в руководстве «контрреволюционной организацией среди церковников» в Южно-Казахстанской области. На допросе 20 августа отверг обвинения, держался мужественно и достойно.

Из протокола допроса:

  • Вопрос: Следствием установлено, что Вы входили в к.-р. центр церковников и являлись руководителем его. Дайте показания по этому вопросу.
  • Ответ: О существования такого центра мне ничего не известно, а потому и руководителем его быть не мог.
  • Вопрос: Следствие предлагает прекратить запирательства и дать откровенные показания.
  • Ответ: Иного показать ничего не могу.

Был расстрелян под Чимкентом 20 ноября 1937 года по решению Тройки УНКВД по Южно-Казахстанской области от 19 ноября 1937 года и похоронен предположительно в Лисьем овраге вместе с митрополитом Иосифом (Петровых). В православных кругах циркулировали различные опровергнутые впоследствии слухи по поводу последнего периода жизни митрополита Кирилла. Так, у Мануила (Лемешевского) утверждалось, что он скончался в 1941 году от укуса змеи и незадолго до кончины примирился с митрополитом Сергием[7].

Наследие и почитание

В связи с известием о кончине Местоблюстителя патриаршего престола митрополита Крутицкого Петра (Полянского), на Архиерейском Соборе РПЦЗ в декабре 1937 года, архиереи РПЦЗ, расценив притязания митрополита Сергия (Страгородского) как незаконные, признали митрополита Казанского Кирилла законным Местоблюстителем, не зная о том, что митрополит был расстрелян. Однако, в виду гонений Собор признал невозможным открыто поминать митрополита Кирилла, постановив: «Поминать митр. Кирилла, как Местоблюстителя Московского Патриаршего Престола и Возглавителя Русской Церкви за проскомидией и в частных молитвах, но от возглашения его имени за Богослужениями воздержаться, чтобы не навлечь на него тяжких гонений со стороны безбожной власти большевиков. Настоящий акт хранить без опубликования, во свидетельство будущим временам о законном преемстве возглавления Русской Церкви». Вместо открытого поминовения имени митрополита Кирилла Архиерейский Собор постановил поминать «Православное Епископство Церкве Российския»[7].

Прославлен в лике святых новомучеников Российских на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви в августе 2000 года для общецерковного почитания. Это решение собора было положительно расценено некоторыми епископами Русской православной церкви за границей (РПЦЗ), которая канонизировала владыку Кирилла ещё в 1981 году. Они в этом увидели, что современная Московская патриархия дистанцируется от деятельности митрополита Сергия (Страгородского), признав святым человека, который был одной из «знаковых» фигур в оппозиции ему. Канонизация запрещённого в священнодействии митрополита фактически дезавуировала те прещения, которым владыка Кирилл подвергся в 1930 году со стороны митрополита Сергия (Страгородского) и Временного Патриаршего Священного Синода при нём.

Награды

Сочинения

  • «Записка архимандрита Кирилла. По вопросу принадлежности Урмийских храмов Православной Духовной Миссии», 13 декабря 1903 года
  • Речь начальника Православной Духовной миссии в Урмии // Церковные ведомости. СПб., 1904. № 8. С. 271—279.
  • «Слово на Сретение Господне, сказанное за всенощным бдением в Тамбовском Казанском монастыре» // Тамбовские епархиальные ведомости. 1910. № 7. стр. 239—242
  • «Слово во 2-ю Неделю Великого Поста, сказанное в Казанском монастыре» // Тамбовские епархиальные ведомости. 1910. № 12. c.429-432
  • «В Тамбовской Духовной семинарии на благодарственном молебне перед роспуском на летние каникулы пяти первых классов» // Тамбовские епархиальные ведомости. 1910. № 17-18. С.617-622
  • «Слово Епископа Тамбовского и Шацкого Кирилла, сказанное под Вербное воскресенье» // Тамбовские епархиальные ведомости. 1910. № 17-18. c.623-624
  • «О посте» // Тамбовские епархиальные ведомости. 1911. № 12. стр. 727—729
  • «Слово Еп. Тамбовского и Шацкого Кирилла за всенощным бдением» // «Тамбовские епархиальные ведомости». 1912. № 35. стр. 1523—1526
  • «На всенощном бдении под праздник Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня» // Тамбовские епархиальные ведомости. 1912. № 39. стр. 1649—1651
  • «По окончании литии в Михайло-Архангельской церкви посёлка при станции Сампур» // Тамбовские епархиальные ведомости. 1916. № 9. стр. 235—237
  • «Поучение» // «Тамбовские епархиальные ведомости». 1915. № 9. стр. 239—240
  • «Поучение» // «Тамбовские епархиальные ведомости». 1915. № 10, стр. 283—284

Напишите отзыв о статье "Кирилл (Смирнов)"

Литература

  • «Это есть скорбь для Церкви, но не смерть ее…»: Из материалов следственного дела священномученика митрополита Кирилла Казанского (1930) / Публ. и примеч. Н. А. Кривошеевой и А. В. Мазырина // Богословский сборник. Вып. 8. М.: Изд-во ПСТБИ, 2001. С. 326—351.
  • А. В. Журавский. [co6op.narod.ru/kiril/ Жизнеописание и труды священномученика Кирилла Казанского.] М., 2004.
  • Иерей Александр Мазырин. [www.krotov.info/history/20/1920/mazyrin_02.htm Священномученик митрополит Кирилл (Смирнов) как глава «правой» церковной оппозиции. Круг его ближайших последователей] // Высшие иерархи о преемстве власти в Русской Православной Церкви в 1920-х — 1930-х годах. М.: Изд-во ПСТГУ, 2006, стр. 57—196.
  • [cyberleninka.ru/article/n/avvo-moy-rodnoy-pisma-svyaschennomuchenika-mitropolita-kirilla-smirnova-prepodobnomucheniku-arhimandritu-neofitu-osipovu-1933-1934-gg «Авво мой родной!» Письма священномученика Митрополита Кирилла (Смирнова) преподобномученику архимандриту Неофиту (Осипову) 1933—1934 гг] // Вестник православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета. Серия 2: История. История Русской Православной Церкви, № 57 (2) / 2014
  • «Милость Господня да будет с тобою!» Письма священномученика митрополита Кирилла (Смирнова) исповеднице Ираиде (Тиховой) 1934—1937 гг. / Публ. прот. В. Воробьева, свящ. А.Щелкачева, свящ. А. Мазырина, О. И. Хайловой и И. С. Казакова, вступ. ст. и коммент. прот. В. Воробьева, свящ. А. Мазырина и О. И. Хайловой // Вестник ПСТГУ. II: История. История Русской Православной Церкви. 2015. Вып. 2 (63). С. 143—156.

Примечания

  1. [krotov.info/libr_min/07_zh/ur/avsky_01.htm Александр Журавский о митр. Кирилле Смирнове]
  2. Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти. 1917—1943. Сб. в 2-х частях / Сост. М. Е. Губонин. М., 1994, стр. 422.
  3. Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти. 1917—1943. Сб. в 2-х частях / Сост. М. Е. Губонин. М., 1994, стр. 421.
  4. [www.pravoslavie.ru/arhiv/5373.htm Русская Православная Церковь ХХ век 2 марта / Православие. Ru]
  5. pstgu.ru/download/1430915885.7_mazyrin_84-98.pdf
  6. Указы Московской Патриархии Преосвященному Митрополиту Литовскому и Виленскому Елевферию // Голос Литовской православной епархии. 1937. № 3—4. С. 22
  7. 1 2 [www.synod.com/synod/documents/art_srvassa.html Русская Православная Церковь Заграницей - Официальная Страница]

Ссылки

  • [archive.is/20130416191451/kazan.eparhia.ru/holly/all_russia/kirill/ Житие святого священномученика Кирилла (Смирнова) Митрополита Казанского и Свияжского] На сайте Казанской епархии
  • [www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_3966 Кирилл (Смирнов)] На сайте Русское Православие
  • [sinod.ruschurchabroad.org/documents%20m%20Kirill%20Smirnov-propovedi.htm Проповеди митрополит Кирилла]

Отрывок, характеризующий Кирилл (Смирнов)

Князь Андрей посмотрел на сестру. Лучистые глаза княжны Марьи, в матовом полусвете полога, блестели более обыкновенного от счастливых слёз, которые стояли в них. Княжна Марья потянулась к брату и поцеловала его, слегка зацепив за полог кроватки. Они погрозили друг другу, еще постояли в матовом свете полога, как бы не желая расстаться с этим миром, в котором они втроем были отделены от всего света. Князь Андрей первый, путая волосы о кисею полога, отошел от кроватки. – Да. это одно что осталось мне теперь, – сказал он со вздохом.


Вскоре после своего приема в братство масонов, Пьер с полным написанным им для себя руководством о том, что он должен был делать в своих имениях, уехал в Киевскую губернию, где находилась большая часть его крестьян.
Приехав в Киев, Пьер вызвал в главную контору всех управляющих, и объяснил им свои намерения и желания. Он сказал им, что немедленно будут приняты меры для совершенного освобождения крестьян от крепостной зависимости, что до тех пор крестьяне не должны быть отягчаемы работой, что женщины с детьми не должны посылаться на работы, что крестьянам должна быть оказываема помощь, что наказания должны быть употребляемы увещательные, а не телесные, что в каждом имении должны быть учреждены больницы, приюты и школы. Некоторые управляющие (тут были и полуграмотные экономы) слушали испуганно, предполагая смысл речи в том, что молодой граф недоволен их управлением и утайкой денег; другие, после первого страха, находили забавным шепелявенье Пьера и новые, неслыханные ими слова; третьи находили просто удовольствие послушать, как говорит барин; четвертые, самые умные, в том числе и главноуправляющий, поняли из этой речи то, каким образом надо обходиться с барином для достижения своих целей.
Главноуправляющий выразил большое сочувствие намерениям Пьера; но заметил, что кроме этих преобразований необходимо было вообще заняться делами, которые были в дурном состоянии.
Несмотря на огромное богатство графа Безухого, с тех пор, как Пьер получил его и получал, как говорили, 500 тысяч годового дохода, он чувствовал себя гораздо менее богатым, чем когда он получал свои 10 ть тысяч от покойного графа. В общих чертах он смутно чувствовал следующий бюджет. В Совет платилось около 80 ти тысяч по всем имениям; около 30 ти тысяч стоило содержание подмосковной, московского дома и княжон; около 15 ти тысяч выходило на пенсии, столько же на богоугодные заведения; графине на прожитье посылалось 150 тысяч; процентов платилось за долги около 70 ти тысяч; постройка начатой церкви стоила эти два года около 10 ти тысяч; остальное около 100 та тысяч расходилось – он сам не знал как, и почти каждый год он принужден был занимать. Кроме того каждый год главноуправляющий писал то о пожарах, то о неурожаях, то о необходимости перестроек фабрик и заводов. И так, первое дело, представившееся Пьеру, было то, к которому он менее всего имел способности и склонности – занятие делами.
Пьер с главноуправляющим каждый день занимался . Но он чувствовал, что занятия его ни на шаг не подвигали дела. Он чувствовал, что его занятия происходят независимо от дела, что они не цепляют за дело и не заставляют его двигаться. С одной стороны главноуправляющий выставлял дела в самом дурном свете, показывая Пьеру необходимость уплачивать долги и предпринимать новые работы силами крепостных мужиков, на что Пьер не соглашался; с другой стороны, Пьер требовал приступления к делу освобождения, на что управляющий выставлял необходимость прежде уплатить долг Опекунского совета, и потому невозможность быстрого исполнения.
Управляющий не говорил, что это совершенно невозможно; он предлагал для достижения этой цели продажу лесов Костромской губернии, продажу земель низовых и крымского именья. Но все эти операции в речах управляющего связывались с такою сложностью процессов, снятия запрещений, истребований, разрешений и т. п., что Пьер терялся и только говорил ему:
– Да, да, так и сделайте.
Пьер не имел той практической цепкости, которая бы дала ему возможность непосредственно взяться за дело, и потому он не любил его и только старался притвориться перед управляющим, что он занят делом. Управляющий же старался притвориться перед графом, что он считает эти занятия весьма полезными для хозяина и для себя стеснительными.
В большом городе нашлись знакомые; незнакомые поспешили познакомиться и радушно приветствовали вновь приехавшего богача, самого большого владельца губернии. Искушения по отношению главной слабости Пьера, той, в которой он признался во время приема в ложу, тоже были так сильны, что Пьер не мог воздержаться от них. Опять целые дни, недели, месяцы жизни Пьера проходили так же озабоченно и занято между вечерами, обедами, завтраками, балами, не давая ему времени опомниться, как и в Петербурге. Вместо новой жизни, которую надеялся повести Пьер, он жил всё тою же прежней жизнью, только в другой обстановке.
Из трех назначений масонства Пьер сознавал, что он не исполнял того, которое предписывало каждому масону быть образцом нравственной жизни, и из семи добродетелей совершенно не имел в себе двух: добронравия и любви к смерти. Он утешал себя тем, что за то он исполнял другое назначение, – исправление рода человеческого и имел другие добродетели, любовь к ближнему и в особенности щедрость.
Весной 1807 года Пьер решился ехать назад в Петербург. По дороге назад, он намеревался объехать все свои именья и лично удостовериться в том, что сделано из того, что им предписано и в каком положении находится теперь тот народ, который вверен ему Богом, и который он стремился облагодетельствовать.
Главноуправляющий, считавший все затеи молодого графа почти безумством, невыгодой для себя, для него, для крестьян – сделал уступки. Продолжая дело освобождения представлять невозможным, он распорядился постройкой во всех имениях больших зданий школ, больниц и приютов; для приезда барина везде приготовил встречи, не пышно торжественные, которые, он знал, не понравятся Пьеру, но именно такие религиозно благодарственные, с образами и хлебом солью, именно такие, которые, как он понимал барина, должны были подействовать на графа и обмануть его.
Южная весна, покойное, быстрое путешествие в венской коляске и уединение дороги радостно действовали на Пьера. Именья, в которых он не бывал еще, были – одно живописнее другого; народ везде представлялся благоденствующим и трогательно благодарным за сделанные ему благодеяния. Везде были встречи, которые, хотя и приводили в смущение Пьера, но в глубине души его вызывали радостное чувство. В одном месте мужики подносили ему хлеб соль и образ Петра и Павла, и просили позволения в честь его ангела Петра и Павла, в знак любви и благодарности за сделанные им благодеяния, воздвигнуть на свой счет новый придел в церкви. В другом месте его встретили женщины с грудными детьми, благодаря его за избавление от тяжелых работ. В третьем именьи его встречал священник с крестом, окруженный детьми, которых он по милостям графа обучал грамоте и религии. Во всех имениях Пьер видел своими глазами по одному плану воздвигавшиеся и воздвигнутые уже каменные здания больниц, школ, богаделен, которые должны были быть, в скором времени, открыты. Везде Пьер видел отчеты управляющих о барщинских работах, уменьшенных против прежнего, и слышал за то трогательные благодарения депутаций крестьян в синих кафтанах.
Пьер только не знал того, что там, где ему подносили хлеб соль и строили придел Петра и Павла, было торговое село и ярмарка в Петров день, что придел уже строился давно богачами мужиками села, теми, которые явились к нему, а что девять десятых мужиков этого села были в величайшем разорении. Он не знал, что вследствие того, что перестали по его приказу посылать ребятниц женщин с грудными детьми на барщину, эти самые ребятницы тем труднейшую работу несли на своей половине. Он не знал, что священник, встретивший его с крестом, отягощал мужиков своими поборами, и что собранные к нему ученики со слезами были отдаваемы ему, и за большие деньги были откупаемы родителями. Он не знал, что каменные, по плану, здания воздвигались своими рабочими и увеличили барщину крестьян, уменьшенную только на бумаге. Он не знал, что там, где управляющий указывал ему по книге на уменьшение по его воле оброка на одну треть, была наполовину прибавлена барщинная повинность. И потому Пьер был восхищен своим путешествием по именьям, и вполне возвратился к тому филантропическому настроению, в котором он выехал из Петербурга, и писал восторженные письма своему наставнику брату, как он называл великого мастера.
«Как легко, как мало усилия нужно, чтобы сделать так много добра, думал Пьер, и как мало мы об этом заботимся!»
Он счастлив был выказываемой ему благодарностью, но стыдился, принимая ее. Эта благодарность напоминала ему, на сколько он еще больше бы был в состоянии сделать для этих простых, добрых людей.
Главноуправляющий, весьма глупый и хитрый человек, совершенно понимая умного и наивного графа, и играя им, как игрушкой, увидав действие, произведенное на Пьера приготовленными приемами, решительнее обратился к нему с доводами о невозможности и, главное, ненужности освобождения крестьян, которые и без того были совершенно счастливы.
Пьер втайне своей души соглашался с управляющим в том, что трудно было представить себе людей, более счастливых, и что Бог знает, что ожидало их на воле; но Пьер, хотя и неохотно, настаивал на том, что он считал справедливым. Управляющий обещал употребить все силы для исполнения воли графа, ясно понимая, что граф никогда не будет в состоянии поверить его не только в том, употреблены ли все меры для продажи лесов и имений, для выкупа из Совета, но и никогда вероятно не спросит и не узнает о том, как построенные здания стоят пустыми и крестьяне продолжают давать работой и деньгами всё то, что они дают у других, т. е. всё, что они могут давать.


В самом счастливом состоянии духа возвращаясь из своего южного путешествия, Пьер исполнил свое давнишнее намерение заехать к своему другу Болконскому, которого он не видал два года.
Богучарово лежало в некрасивой, плоской местности, покрытой полями и срубленными и несрубленными еловыми и березовыми лесами. Барский двор находился на конце прямой, по большой дороге расположенной деревни, за вновь вырытым, полно налитым прудом, с необросшими еще травой берегами, в середине молодого леса, между которым стояло несколько больших сосен.
Барский двор состоял из гумна, надворных построек, конюшень, бани, флигеля и большого каменного дома с полукруглым фронтоном, который еще строился. Вокруг дома был рассажен молодой сад. Ограды и ворота были прочные и новые; под навесом стояли две пожарные трубы и бочка, выкрашенная зеленой краской; дороги были прямые, мосты были крепкие с перилами. На всем лежал отпечаток аккуратности и хозяйственности. Встретившиеся дворовые, на вопрос, где живет князь, указали на небольшой, новый флигелек, стоящий у самого края пруда. Старый дядька князя Андрея, Антон, высадил Пьера из коляски, сказал, что князь дома, и проводил его в чистую, маленькую прихожую.
Пьера поразила скромность маленького, хотя и чистенького домика после тех блестящих условий, в которых последний раз он видел своего друга в Петербурге. Он поспешно вошел в пахнущую еще сосной, не отштукатуренную, маленькую залу и хотел итти дальше, но Антон на цыпочках пробежал вперед и постучался в дверь.
– Ну, что там? – послышался резкий, неприятный голос.
– Гость, – отвечал Антон.
– Проси подождать, – и послышался отодвинутый стул. Пьер быстрыми шагами подошел к двери и столкнулся лицом к лицу с выходившим к нему, нахмуренным и постаревшим, князем Андреем. Пьер обнял его и, подняв очки, целовал его в щеки и близко смотрел на него.
– Вот не ждал, очень рад, – сказал князь Андрей. Пьер ничего не говорил; он удивленно, не спуская глаз, смотрел на своего друга. Его поразила происшедшая перемена в князе Андрее. Слова были ласковы, улыбка была на губах и лице князя Андрея, но взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря на видимое желание, князь Андрей не мог придать радостного и веселого блеска. Не то, что похудел, побледнел, возмужал его друг; но взгляд этот и морщинка на лбу, выражавшие долгое сосредоточение на чем то одном, поражали и отчуждали Пьера, пока он не привык к ним.
При свидании после долгой разлуки, как это всегда бывает, разговор долго не мог остановиться; они спрашивали и отвечали коротко о таких вещах, о которых они сами знали, что надо было говорить долго. Наконец разговор стал понемногу останавливаться на прежде отрывочно сказанном, на вопросах о прошедшей жизни, о планах на будущее, о путешествии Пьера, о его занятиях, о войне и т. д. Та сосредоточенность и убитость, которую заметил Пьер во взгляде князя Андрея, теперь выражалась еще сильнее в улыбке, с которою он слушал Пьера, в особенности тогда, когда Пьер говорил с одушевлением радости о прошедшем или будущем. Как будто князь Андрей и желал бы, но не мог принимать участия в том, что он говорил. Пьер начинал чувствовать, что перед князем Андреем восторженность, мечты, надежды на счастие и на добро не приличны. Ему совестно было высказывать все свои новые, масонские мысли, в особенности подновленные и возбужденные в нем его последним путешествием. Он сдерживал себя, боялся быть наивным; вместе с тем ему неудержимо хотелось поскорей показать своему другу, что он был теперь совсем другой, лучший Пьер, чем тот, который был в Петербурге.
– Я не могу вам сказать, как много я пережил за это время. Я сам бы не узнал себя.
– Да, много, много мы изменились с тех пор, – сказал князь Андрей.
– Ну а вы? – спрашивал Пьер, – какие ваши планы?
– Планы? – иронически повторил князь Андрей. – Мои планы? – повторил он, как бы удивляясь значению такого слова. – Да вот видишь, строюсь, хочу к будущему году переехать совсем…
Пьер молча, пристально вглядывался в состаревшееся лицо (князя) Андрея.
– Нет, я спрашиваю, – сказал Пьер, – но князь Андрей перебил его:
– Да что про меня говорить…. расскажи же, расскажи про свое путешествие, про всё, что ты там наделал в своих именьях?
Пьер стал рассказывать о том, что он сделал в своих имениях, стараясь как можно более скрыть свое участие в улучшениях, сделанных им. Князь Андрей несколько раз подсказывал Пьеру вперед то, что он рассказывал, как будто всё то, что сделал Пьер, была давно известная история, и слушал не только не с интересом, но даже как будто стыдясь за то, что рассказывал Пьер.
Пьеру стало неловко и даже тяжело в обществе своего друга. Он замолчал.
– А вот что, душа моя, – сказал князь Андрей, которому очевидно было тоже тяжело и стеснительно с гостем, – я здесь на биваках, и приехал только посмотреть. Я нынче еду опять к сестре. Я тебя познакомлю с ними. Да ты, кажется, знаком, – сказал он, очевидно занимая гостя, с которым он не чувствовал теперь ничего общего. – Мы поедем после обеда. А теперь хочешь посмотреть мою усадьбу? – Они вышли и проходили до обеда, разговаривая о политических новостях и общих знакомых, как люди мало близкие друг к другу. С некоторым оживлением и интересом князь Андрей говорил только об устраиваемой им новой усадьбе и постройке, но и тут в середине разговора, на подмостках, когда князь Андрей описывал Пьеру будущее расположение дома, он вдруг остановился. – Впрочем тут нет ничего интересного, пойдем обедать и поедем. – За обедом зашел разговор о женитьбе Пьера.
– Я очень удивился, когда услышал об этом, – сказал князь Андрей.
Пьер покраснел так же, как он краснел всегда при этом, и торопливо сказал:
– Я вам расскажу когда нибудь, как это всё случилось. Но вы знаете, что всё это кончено и навсегда.
– Навсегда? – сказал князь Андрей. – Навсегда ничего не бывает.
– Но вы знаете, как это всё кончилось? Слышали про дуэль?
– Да, ты прошел и через это.
– Одно, за что я благодарю Бога, это за то, что я не убил этого человека, – сказал Пьер.
– Отчего же? – сказал князь Андрей. – Убить злую собаку даже очень хорошо.
– Нет, убить человека не хорошо, несправедливо…
– Отчего же несправедливо? – повторил князь Андрей; то, что справедливо и несправедливо – не дано судить людям. Люди вечно заблуждались и будут заблуждаться, и ни в чем больше, как в том, что они считают справедливым и несправедливым.
– Несправедливо то, что есть зло для другого человека, – сказал Пьер, с удовольствием чувствуя, что в первый раз со времени его приезда князь Андрей оживлялся и начинал говорить и хотел высказать всё то, что сделало его таким, каким он был теперь.
– А кто тебе сказал, что такое зло для другого человека? – спросил он.
– Зло? Зло? – сказал Пьер, – мы все знаем, что такое зло для себя.
– Да мы знаем, но то зло, которое я знаю для себя, я не могу сделать другому человеку, – всё более и более оживляясь говорил князь Андрей, видимо желая высказать Пьеру свой новый взгляд на вещи. Он говорил по французски. Je ne connais l dans la vie que deux maux bien reels: c'est le remord et la maladie. II n'est de bien que l'absence de ces maux. [Я знаю в жизни только два настоящих несчастья: это угрызение совести и болезнь. И единственное благо есть отсутствие этих зол.] Жить для себя, избегая только этих двух зол: вот вся моя мудрость теперь.
– А любовь к ближнему, а самопожертвование? – заговорил Пьер. – Нет, я с вами не могу согласиться! Жить только так, чтобы не делать зла, чтоб не раскаиваться? этого мало. Я жил так, я жил для себя и погубил свою жизнь. И только теперь, когда я живу, по крайней мере, стараюсь (из скромности поправился Пьер) жить для других, только теперь я понял всё счастие жизни. Нет я не соглашусь с вами, да и вы не думаете того, что вы говорите.
Князь Андрей молча глядел на Пьера и насмешливо улыбался.
– Вот увидишь сестру, княжну Марью. С ней вы сойдетесь, – сказал он. – Может быть, ты прав для себя, – продолжал он, помолчав немного; – но каждый живет по своему: ты жил для себя и говоришь, что этим чуть не погубил свою жизнь, а узнал счастие только тогда, когда стал жить для других. А я испытал противуположное. Я жил для славы. (Ведь что же слава? та же любовь к другим, желание сделать для них что нибудь, желание их похвалы.) Так я жил для других, и не почти, а совсем погубил свою жизнь. И с тех пор стал спокойнее, как живу для одного себя.
– Да как же жить для одного себя? – разгорячаясь спросил Пьер. – А сын, а сестра, а отец?
– Да это всё тот же я, это не другие, – сказал князь Андрей, а другие, ближние, le prochain, как вы с княжной Марьей называете, это главный источник заблуждения и зла. Le prochаin [Ближний] это те, твои киевские мужики, которым ты хочешь сделать добро.
И он посмотрел на Пьера насмешливо вызывающим взглядом. Он, видимо, вызывал Пьера.
– Вы шутите, – всё более и более оживляясь говорил Пьер. Какое же может быть заблуждение и зло в том, что я желал (очень мало и дурно исполнил), но желал сделать добро, да и сделал хотя кое что? Какое же может быть зло, что несчастные люди, наши мужики, люди такие же, как и мы, выростающие и умирающие без другого понятия о Боге и правде, как обряд и бессмысленная молитва, будут поучаться в утешительных верованиях будущей жизни, возмездия, награды, утешения? Какое же зло и заблуждение в том, что люди умирают от болезни, без помощи, когда так легко материально помочь им, и я им дам лекаря, и больницу, и приют старику? И разве не ощутительное, не несомненное благо то, что мужик, баба с ребенком не имеют дня и ночи покоя, а я дам им отдых и досуг?… – говорил Пьер, торопясь и шепелявя. – И я это сделал, хоть плохо, хоть немного, но сделал кое что для этого, и вы не только меня не разуверите в том, что то, что я сделал хорошо, но и не разуверите, чтоб вы сами этого не думали. А главное, – продолжал Пьер, – я вот что знаю и знаю верно, что наслаждение делать это добро есть единственное верное счастие жизни.
– Да, ежели так поставить вопрос, то это другое дело, сказал князь Андрей. – Я строю дом, развожу сад, а ты больницы. И то, и другое может служить препровождением времени. А что справедливо, что добро – предоставь судить тому, кто всё знает, а не нам. Ну ты хочешь спорить, – прибавил он, – ну давай. – Они вышли из за стола и сели на крыльцо, заменявшее балкон.
– Ну давай спорить, – сказал князь Андрей. – Ты говоришь школы, – продолжал он, загибая палец, – поучения и так далее, то есть ты хочешь вывести его, – сказал он, указывая на мужика, снявшего шапку и проходившего мимо их, – из его животного состояния и дать ему нравственных потребностей, а мне кажется, что единственно возможное счастье – есть счастье животное, а ты его то хочешь лишить его. Я завидую ему, а ты хочешь его сделать мною, но не дав ему моих средств. Другое ты говоришь: облегчить его работу. А по моему, труд физический для него есть такая же необходимость, такое же условие его существования, как для меня и для тебя труд умственный. Ты не можешь не думать. Я ложусь спать в 3 м часу, мне приходят мысли, и я не могу заснуть, ворочаюсь, не сплю до утра оттого, что я думаю и не могу не думать, как он не может не пахать, не косить; иначе он пойдет в кабак, или сделается болен. Как я не перенесу его страшного физического труда, а умру через неделю, так он не перенесет моей физической праздности, он растолстеет и умрет. Третье, – что бишь еще ты сказал? – Князь Андрей загнул третий палец.
– Ах, да, больницы, лекарства. У него удар, он умирает, а ты пустил ему кровь, вылечил. Он калекой будет ходить 10 ть лет, всем в тягость. Гораздо покойнее и проще ему умереть. Другие родятся, и так их много. Ежели бы ты жалел, что у тебя лишний работник пропал – как я смотрю на него, а то ты из любви же к нему его хочешь лечить. А ему этого не нужно. Да и потом,что за воображенье, что медицина кого нибудь и когда нибудь вылечивала! Убивать так! – сказал он, злобно нахмурившись и отвернувшись от Пьера. Князь Андрей высказывал свои мысли так ясно и отчетливо, что видно было, он не раз думал об этом, и он говорил охотно и быстро, как человек, долго не говоривший. Взгляд его оживлялся тем больше, чем безнадежнее были его суждения.
– Ах это ужасно, ужасно! – сказал Пьер. – Я не понимаю только – как можно жить с такими мыслями. На меня находили такие же минуты, это недавно было, в Москве и дорогой, но тогда я опускаюсь до такой степени, что я не живу, всё мне гадко… главное, я сам. Тогда я не ем, не умываюсь… ну, как же вы?…
– Отчего же не умываться, это не чисто, – сказал князь Андрей; – напротив, надо стараться сделать свою жизнь как можно более приятной. Я живу и в этом не виноват, стало быть надо как нибудь получше, никому не мешая, дожить до смерти.