Кирино, Эльпидио
| Эльпидио Ривера Кирино Elpidio Rivera Quirino<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Эльпидио Кирино</td></tr> | |||
| |||
|---|---|---|---|
| 28 мая 1946 — 17 апреля 1948 | |||
| Предшественник: | Серхио Осменья | ||
| Преемник: | Фернандо Лопес | ||
| |||
| 18 апреля 1948 года — 30 декабря 1953 года | |||
| Предшественник: | Мануэль Рохас | ||
| Преемник: | Рамон Магсайсай | ||
| Вероисповедание: | католик | ||
| Рождение: | 16 ноября 1890 Виган, Южный Илокос, Филиппины | ||
| Смерть: | 28 февраля 1956 (65 лет) Кесон-Сити, Филиппины | ||
| Автограф: | 
| ||
Эльпидио Ривера Кирино (исп. Elpidio Rivera Quirino, 1890—1956) — филиппинский политик, шестой президент Филиппинской республики.
Биография
Родился 16 ноября 1890 года в Вигане (провинция Южный Илокос, остров Лусон). В 1915 окончил юридический факультет Филиппинского университета в Маниле и получил право на адвокатуру. До 1919 служил чиновником в Филиппинской комиссии — первом органе самоуправления страны, затеи был избран в парламент. В 1925 стал членом сената, в котором заседал в течение десяти лет. До Второй мировой войны занимал посты министра финансов и министра внутренних дел в администрации Мануэля Кесона. Во время войны был брошен в тюрьму японскими оккупантами за отказ подчиниться японским властям и стать губернатором. В 1946 стал вице-президентом Филиппин, а после смерти Мануэля Рохаса в 1948 занял пост президента. Кирино сумел сократить государственный долг, увеличив налоги, и успешно справился с выступлениями коммунистических отрядов хукбалахап. В 1949 он был вновь избиран президентом, в 1953 проиграл на выборах Рамону Магсайсаю. Умер 28 февраля 1956 года в городе Кесон-Сити близ Манилы.
Напишите отзыв о статье "Кирино, Эльпидио"
Ссылки
- [www.krugosvet.ru/articles/43/1004392/1004392a1.htm Эльпидио Кирино] в энциклопедии «Кругосвет»
| ||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Кирино, Эльпидио
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
И никому в голову не придет, что признание величия, неизмеримого мерой хорошего и дурного, есть только признание своей ничтожности и неизмеримой малости.
Для нас, с данной нам Христом мерой хорошего и дурного, нет неизмеримого. И нет величия там, где нет простоты, добра и правды.
Кто из русских людей, читая описания последнего периода кампании 1812 года, не испытывал тяжелого чувства досады, неудовлетворенности и неясности. Кто не задавал себе вопросов: как не забрали, не уничтожили всех французов, когда все три армии окружали их в превосходящем числе, когда расстроенные французы, голодая и замерзая, сдавались толпами и когда (как нам рассказывает история) цель русских состояла именно в том, чтобы остановить, отрезать и забрать в плен всех французов.
Каким образом то русское войско, которое, слабее числом французов, дало Бородинское сражение, каким образом это войско, с трех сторон окружавшее французов и имевшее целью их забрать, не достигло своей цели? Неужели такое громадное преимущество перед нами имеют французы, что мы, с превосходными силами окружив, не могли побить их? Каким образом это могло случиться?
