Карни, Стивен

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Кирни, Стивен»)
Перейти к: навигация, поиск
Стивен Карни
4-й военный губернатор Калифорнии
 

Стивен Карни (англ. Stephen Watts Kearny; 30 августа 1794 — 31 октября 1848) — американский военный деятель, бригадный генерал, командовавший крупными американскими силами в военных действиях в течение Американо-мексиканской войны, в частности — на территории Калифорнии.

Родился в Ньюарке, Нью-Джерси, США. Его семья имела ирландские корни, где фамилия его предков звучала как О’Карни. Окончил школу, затем учился в Колумбийском университете с 1811 года, но бросил его после неполных двух лет обучения. С началом Англо-американской войны в 1812 году ушёл на фронт в качестве добровольца. Во время войны неоднократно проявил мужество и вскоре был повышен в звании до капитана. После битвы по Куинстон-Хейтс в течение короткого времени находился в британском плену.

Во время Американо-мексиканской войны был военным губернатором Калифорнии. Он умер в 1848 году в Сент-Луисе, штат Миссури, от тропической лихорадки и осложнений ран, полученных во время битвы за Веракус в ходе Американо-мексиканской войны.

Он был знаменит как «отец американской конницы». Кодекс Карни — закон, который регулировал правительственную политику в отношении калифорнийского населения мексиканского происхождения, — был назван в его честь.

Напишите отзыв о статье "Карни, Стивен"



Ссылки

  • [www.pbs.org/kera/usmexicanwar/biographies/stephen_kearny.html «Stephen W. Kearny»], Mexican-American War, PBS
  • [contentdm.mohistory.org/cdm4/item_viewer.php?CISOROOT=/MuseumColl&CISOPTR=98&CISOBOX=1&REC=3 Photo, US Dragoons officer’s full dress coat, of Stephen W. Kearny], Missouri History Museum, St. Louis
  • [www.rootsweb.ancestry.com/~nmswkdar/ General Stephen Watts Kearny] Stephens Watts Kearny Chapter (Santa Fe, New Mexico) of the Daughters of the American Revolution (painting of a youthful Kearny)

Отрывок, характеризующий Карни, Стивен

Сначала он рассказывал с тем насмешливым, кротким взглядом, который он имел теперь на людей и в особенности на самого себя; но потом, когда он дошел до рассказа об ужасах и страданиях, которые он видел, он, сам того не замечая, увлекся и стал говорить с сдержанным волнением человека, в воспоминании переживающего сильные впечатления.
Княжна Марья с кроткой улыбкой смотрела то на Пьера, то на Наташу. Она во всем этом рассказе видела только Пьера и его доброту. Наташа, облокотившись на руку, с постоянно изменяющимся, вместе с рассказом, выражением лица, следила, ни на минуту не отрываясь, за Пьером, видимо, переживая с ним вместе то, что он рассказывал. Не только ее взгляд, но восклицания и короткие вопросы, которые она делала, показывали Пьеру, что из того, что он рассказывал, она понимала именно то, что он хотел передать. Видно было, что она понимала не только то, что он рассказывал, но и то, что он хотел бы и не мог выразить словами. Про эпизод свой с ребенком и женщиной, за защиту которых он был взят, Пьер рассказал таким образом:
– Это было ужасное зрелище, дети брошены, некоторые в огне… При мне вытащили ребенка… женщины, с которых стаскивали вещи, вырывали серьги…
Пьер покраснел и замялся.
– Тут приехал разъезд, и всех тех, которые не грабили, всех мужчин забрали. И меня.
– Вы, верно, не все рассказываете; вы, верно, сделали что нибудь… – сказала Наташа и помолчала, – хорошее.
Пьер продолжал рассказывать дальше. Когда он рассказывал про казнь, он хотел обойти страшные подробности; но Наташа требовала, чтобы он ничего не пропускал.
Пьер начал было рассказывать про Каратаева (он уже встал из за стола и ходил, Наташа следила за ним глазами) и остановился.
– Нет, вы не можете понять, чему я научился у этого безграмотного человека – дурачка.
– Нет, нет, говорите, – сказала Наташа. – Он где же?
– Его убили почти при мне. – И Пьер стал рассказывать последнее время их отступления, болезнь Каратаева (голос его дрожал беспрестанно) и его смерть.
Пьер рассказывал свои похождения так, как он никогда их еще не рассказывал никому, как он сам с собою никогда еще не вспоминал их. Он видел теперь как будто новое значение во всем том, что он пережил. Теперь, когда он рассказывал все это Наташе, он испытывал то редкое наслаждение, которое дают женщины, слушая мужчину, – не умные женщины, которые, слушая, стараются или запомнить, что им говорят, для того чтобы обогатить свой ум и при случае пересказать то же или приладить рассказываемое к своему и сообщить поскорее свои умные речи, выработанные в своем маленьком умственном хозяйстве; а то наслажденье, которое дают настоящие женщины, одаренные способностью выбирания и всасыванья в себя всего лучшего, что только есть в проявлениях мужчины. Наташа, сама не зная этого, была вся внимание: она не упускала ни слова, ни колебания голоса, ни взгляда, ни вздрагиванья мускула лица, ни жеста Пьера. Она на лету ловила еще не высказанное слово и прямо вносила в свое раскрытое сердце, угадывая тайный смысл всей душевной работы Пьера.