Ванадзор
Поделись знанием:
Климат Ванадзора[2]
Ростов перед открытием кампании получил письмо от родителей, в котором, кратко извещая его о болезни Наташи и о разрыве с князем Андреем (разрыв этот объясняли ему отказом Наташи), они опять просили его выйти в отставку и приехать домой. Николай, получив это письмо, и не попытался проситься в отпуск или отставку, а написал родителям, что очень жалеет о болезни и разрыве Наташи с ее женихом и что он сделает все возможное для того, чтобы исполнить их желание. Соне он писал отдельно.
«Обожаемый друг души моей, – писал он. – Ничто, кроме чести, не могло бы удержать меня от возвращения в деревню. Но теперь, перед открытием кампании, я бы счел себя бесчестным не только перед всеми товарищами, но и перед самим собою, ежели бы я предпочел свое счастие своему долгу и любви к отечеству. Но это последняя разлука. Верь, что тотчас после войны, ежели я буду жив и все любим тобою, я брошу все и прилечу к тебе, чтобы прижать тебя уже навсегда к моей пламенной груди».
Действительно, только открытие кампании задержало Ростова и помешало ему приехать – как он обещал – и жениться на Соне. Отрадненская осень с охотой и зима со святками и с любовью Сони открыли ему перспективу тихих дворянских радостей и спокойствия, которых он не знал прежде и которые теперь манили его к себе. «Славная жена, дети, добрая стая гончих, лихие десять – двенадцать свор борзых, хозяйство, соседи, служба по выборам! – думал он. Но теперь была кампания, и надо было оставаться в полку. А так как это надо было, то Николай Ростов, по своему характеру, был доволен и той жизнью, которую он вел в полку, и сумел сделать себе эту жизнь приятною.
Приехав из отпуска, радостно встреченный товарищами, Николай был посылал за ремонтом и из Малороссии привел отличных лошадей, которые радовали его и заслужили ему похвалы от начальства. В отсутствие его он был произведен в ротмистры, и когда полк был поставлен на военное положение с увеличенным комплектом, он опять получил свой прежний эскадрон.
Началась кампания, полк был двинут в Польшу, выдавалось двойное жалованье, прибыли новые офицеры, новые люди, лошади; и, главное, распространилось то возбужденно веселое настроение, которое сопутствует началу войны; и Ростов, сознавая свое выгодное положение в полку, весь предался удовольствиям и интересам военной службы, хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть.
Войска отступали от Вильны по разным сложным государственным, политическим и тактическим причинам. Каждый шаг отступления сопровождался сложной игрой интересов, умозаключений и страстей в главном штабе. Для гусар же Павлоградского полка весь этот отступательный поход, в лучшую пору лета, с достаточным продовольствием, был самым простым и веселым делом. Унывать, беспокоиться и интриговать могли в главной квартире, а в глубокой армии и не спрашивали себя, куда, зачем идут. Если жалели, что отступают, то только потому, что надо было выходить из обжитой квартиры, от хорошенькой панны. Ежели и приходило кому нибудь в голову, что дела плохи, то, как следует хорошему военному человеку, тот, кому это приходило в голову, старался быть весел и не думать об общем ходе дел, а думать о своем ближайшем деле. Сначала весело стояли подле Вильны, заводя знакомства с польскими помещиками и ожидая и отбывая смотры государя и других высших командиров. Потом пришел приказ отступить к Свенцянам и истреблять провиант, который нельзя было увезти. Свенцяны памятны были гусарам только потому, что это был пьяный лагерь, как прозвала вся армия стоянку у Свенцян, и потому, что в Свенцянах много было жалоб на войска за то, что они, воспользовавшись приказанием отбирать провиант, в числе провианта забирали и лошадей, и экипажи, и ковры у польских панов. Ростов помнил Свенцяны потому, что он в первый день вступления в это местечко сменил вахмистра и не мог справиться с перепившимися всеми людьми эскадрона, которые без его ведома увезли пять бочек старого пива. От Свенцян отступали дальше и дальше до Дриссы, и опять отступили от Дриссы, уже приближаясь к русским границам.
13 го июля павлоградцам в первый раз пришлось быть в серьезном деле.
12 го июля в ночь, накануне дела, была сильная буря с дождем и грозой. Лето 1812 года вообще было замечательно бурями.
Павлоградские два эскадрона стояли биваками, среди выбитого дотла скотом и лошадьми, уже выколосившегося ржаного поля. Дождь лил ливмя, и Ростов с покровительствуемым им молодым офицером Ильиным сидел под огороженным на скорую руку шалашиком. Офицер их полка, с длинными усами, продолжавшимися от щек, ездивший в штаб и застигнутый дождем, зашел к Ростову.
– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.
Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.
– Однако мочи нет, – сказал Ильин, замечавший, что Ростову не нравится разговор Здржинского. – И чулки, и рубашка, и под меня подтекло. Пойду искать приюта. Кажется, дождик полегче. – Ильин вышел, и Здржинский уехал.
Через пять минут Ильин, шлепая по грязи, прибежал к шалашу.
– Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там.
Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор, или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодой женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами.
Ростов накинул плащ, кликнул за собой Лаврушку с вещами и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.
– Ростов, ты где?
– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.
В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.
(перенаправлено с «Кировакан»)
| Город
Ванадзор Վանաձոր 
|
Ванадзо́р (арм. Վանաձոր; до 1935 Караклис, в 1935—1993 Кировакан) — третий по величине город Армении после Еревана и Гюмри. Административный центр Лорийской области.
Содержание
История
Прежнее название — Караклис или Каракилисе (тур. Kara kilise — «чёрная церковь»[1]), такое название объясняется тем, что в городе до 1828 года существовала чёрная церковь, на месте которой в 1831 году была построена новая. 5 марта 1935 года, после смерти Кирова, город был переименован в Кировакан. Город получил своё теперешнее название в 1993 г.
Сведений о средневековом поселении Караклис не сохранилось. В 1801 году Лори вместе с Грузией присоединились к России, а Каракилисе стал пограничным гарнизонным городом. В дальнейшем, в 1830 году, после присоединения Восточной Армении к России, в городе поселилось несколько сот армянских семейств, мигрировавших из городов Западной Армении — Карса, Ардагана, Баязета и Эрзрума. С 1849 года Караклис входил в Эриванскую губернию. По переписи Царской России 1897 года население Караклиса (Большой и Малый Караклис) составляло 7 385 человек.
В советское время после войны были построены ряд зданий. Проект выполнил известный армянский архитектор Оганес Маркарян. По его проекту построены горсовет, гостиница и жилые дома на площади Кирова.
7 декабря 1988 года произошло катастрофическое землетрясение, которое привело к значительным разрушениям и жертвам.
Население
| Год | Кол-во | Год | Кол-во | Год | Кол-во | Год | Кол-во |
|---|---|---|---|---|---|---|---|
| 1897 | 7 | 1959 | 49 | 1988 | 173 | 2011 | 86 |
| 1939 | 18 | 1970 | 107 | 2001 | 107 |
Население города — 86 199 человек (2011), в основном армяне. Есть также небольшое число русских, греков, украинцев. Накануне землетрясения 1988 года население города составляло 172 600 человек.
География
Город расположен в Ванадзорской котловине, между Базумским и Памбакским хребтами, в месте слияния рек Памбак, Тандзут и Ванадзор. Территория города составляет более 25 км². Высота центра над уровнем моря 1350 м. От столицы город отделяют 145 км по автомагистрали и 224 км по железной дороге.
Климат
Климат горный континентальный с холодной зимой и прохладным летом, очень переменчивый. Перепады температур очень высоки, средние зимние температуры от +4 до −18, а летние от +4 до +24. Сильные ветры практически отсутствуют.| Месяц | Янв | Фев | Март | Апр | Май | Июнь | Июль | Авг | Сен | Окт | Ноя | Дек | Год |
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Средний максимум(°C) | 1,5 | 2,8 | 7,0 | 13,5 | 18,4 | 21,0 | 23,3 | 23,8 | 20,5 | 16,5 | 9,4 | 4,3 | 13,5 |
| Средний минимум(°C) | -18,0 | -17,0 | -13,0 | -5,0 | 0 | 4,0 | 7,0 | 7,0 | 2,0 | -3,0 | -10,0 | -16,0 | -5,2 |
| Средняя температура(°C) | -8,2 | -7,1 | -3,0 | 4,2 | 9,2 | 12,5 | 15,2 | 15,4 | 11,2 | 6,8 | -0,3 | -5,9 | 4,2 |
| Осадки(мм) | 18.0 | 25.0 | 36.0 | 63.0 | 96.0 | 95.0 | 58.0 | 43.0 | 32.0 | 47.0 | 33.0 | 19.0 | 565.0 |
Районы города
 |
Проверить информацию. Необходимо проверить точность фактов и достоверность сведений, изложенных в этой статье.
На странице обсуждения должны быть пояснения. |
В административном плане город является единой общиной и не имеет внутренних делений. Исторически сложившиеся районы и кварталы города:
- микрорайон Базум,
- Димац,
- Лампер (в переводе: Лампы),
- Сари тах Димаца (в переводе: Горный район Димаца),
- Димацский сад,
- Маштоц,
- Каркарот (в переводе: Каменистый),
- Бангладеш,
- Боши тах (в переводе: Район боша),
- Хндзорут или Варданлу,
- Джунглинер (в переводе: Джунгли),
- Санаторный или Лагерь,
- Ушардзан [huʃardzan] (в переводе: Памятник),
- МТС,
- Ванадзор,
- Центр,
- Лчер (в переводе: Озера),
- Таксинер (в переводе: Такси во множественном числе),
- Цалкут,
- Арцах пурак (в переводе: Арцахский парк),
- Ырапарак [hraparak] (в переводе: Площадь),
- Каяран (в переводе: Вокзал),
- Химзавод,
- Сари тах Химзавода (в переводе: Горный район Химзавода),
- Еррорд мас или Арапня (в переводе: Третий район или Набережний),
- Конго
- Таврос (Кышлак)
- микрорайон Тарон-1,
- микрорайон Тарон-2,
- микрорайон Тарон-3,
- микрорайон Тарон-4,
- Сивашакан (в переводе: Сивашское) или ДУЦ.
Экономика
Производство
Развита химическая, машиностроительная, лёгкая, пищевая промышленность, имеется ТЭЦ.
Предприятия
- Ванадзорский завод высокотемпературных нагревателей
- Ванадзорская обувная фабрика
- АО «Ванадзорхимпром»
- Швейное предприятие «Базум Фирма»
- Швейная фабрика «Глория»
- Швейная фабрика «Сартон»
- Предприятие по производству отопительного оборудования «Джеруцох»
- Предприятие по производству автозапчастей и отопительного оборудования ЗАО «Слацк»
- Научно-производственное предприятие полимерных композиционных материалов «ГИПК»
- Предприятие по производству газового оборудования «Автоген-М»
Банки
В Ванадзоре расположены отделения следующих банков:
- «ВТБ Банк Армения» (3 отделения)
- «Конверс Банк» (2 отделения)
- «Араратбанк» (2 отделения)
- «Акба-Кредит Агриколь Банк»
- «Анелик Банк»
- «Библос Банк Армения»
- «Юнибанк»
- «Прокредитбанк»
- «Инекобанк»
- «Ардшининвестбанк»
- «Америабанк»
и нескольких кредитных организаций.
Торговля
В городе широко развита сеть розничной торговли и обслуживания. Представлены такие республиканские сети, как:
- «Беко»
- «Араи»
- «Файн»
- «Вега»
- «Ташир пицца»
- «Идеал Система»
- «Джазве»
- супермаркет «ВА БА»
и другие.
Социальная сфера
| N | Категория граждан | Количество |
|---|---|---|
| 1 | Семьи, получающие семейные пособия | 4 475 |
| 2 | Пенсионеры | 21 472 |
| 3 | Количество лиц, получаюших единовременное пособие | 579 |
| 4 | Количество безработных, зарегистрированных в городском центре занятости | 5 154 |
| 5 | Количество лиц, получающих пособие по безработице | 880 |
| N | Факт граждан |
Количество |
|---|---|---|
| 1 | Рождение | 1 207 |
| 2 | Браки | 691 |
| 3 | Смерть | 1 077 |
| 4 | Разводы | 187 |
| 5 | Усыновление | 8 |
| N | Покрытие | Количество |
|---|---|---|
| 1 | Асфальтовое покрытие | 1 246 885 кв.м. |
| 2 | Тротуары | 375 330 кв.м. |
| 3 | Дамбы и ограждения | 130 000 кв.м. |
| 4 | Электрические столбы | 3 493 шт. |
| 5 | Зеленая зона | 139 000 кв.м. |
| 6 | Мосты | 58 шт. |
| 7 | Площади | 7 шт. |
| 8 | Архитектурные памятные сооружения | 12 шт. |
Транспорт
В черте города находится станция Ванадзор на железнодорожной линии Тбилиси—Гюмри. Расстояние по автомагистрали до Еревана 125 километров, до Тбилиси — 146 километров. Центр шоссейных дорог на Ереван (Дилижан — Севан), Гюмри, Тбилиси (Алаверди), Ташир.
Развита внутригородская сеть маршрутных такси (20 маршрутов), такси.
| Расстояние от Ванадзора до крупных городов (по автодорогам)[3] | |||||||||
|---|---|---|---|---|---|---|---|---|---|
| Степанаван ~ 36 км Ташир ~ 47 км |
Тбилиси ~ 146 км | Алаверди ~ 50 км Ноемберян ~ 100 км |
|||||||
| Спитак ~ 20 км Гюмри ~ 57 км |
 |
Дилижан ~ 40 км Иджеван ~ 78 км |
|||||||
| Апаран ~ 50 км Аштарак ~ 100 км |
Ереван ~ 120 км Эчмиадзин ~ 120 км |
Севан ~ 80 км |
|||||||
Культура и образование
В Ванадзоре функционирует школа живописи, произведения её наиболее одарённых воспитанников с успехом демонстрируются на республиканских и международных выставках. В пропаганде живописи большую роль играет местная картинная галерея. Одним из центров культурной жизни города является государственный драматический театр им. Ованеса Абеляна. Кукольный театр.
В Ванадзоре действуют ряд высших учебных заведений:
- Ванадзорский государственный университет им. Ованеса Туманяна (1969)
Готовит кадры для всей северной Армении и армянских районов Грузии. Сегодня примерно 70 % работников региона в сфере общего образования являются выпускниками ВГУ имени О.Туманяна (бывший ВГПИ).
- филиал Государственного Инженерного Университета Армении (1959)
- филиал Государственного Аграрного Университета Армении
- «Европейская Академия» филиал Ереванской Европейской академии
- «Мхитар Гош» Армяно-Российский Международный университет и тд.
Несколько средних профессиональных учебных заведений:
- Приборостроительный техникум
- Химико-технологический техникум
- Строительный и торгово-экономический техникум
- Совхоз-техникум
- Музыкальное училище
- Медицинское училище
Композитор Эдвард Кзартмян создал в городе первую музыкальную школу. Ныне таких школ 5.
Музыкальное училище Ванадзора готовит кадры для всей северной Армении.
Около 30 общеобразовательных школ.
Религия
В центре города находятся четыре храма: Св. Богородицы (1831), Св. Саргиса (1998), Св. Григория Просветителя (2005) и русская церковь Рождества Пресвятой Богородицы (1895).
Спорт
Спортивная жизнь города, а также области в целом отображал футбольный клуб «Лори». Но из-за финансового кризиса, настигшего клуб, он был расформирован в 2006 году. В городе функционируют несколько спорт-школ: легкой атлетики, тяжелой атлетики, самбо и др. Два крытых бассейна. Спортивный комплекс. Стадион «Лори», который находится на предварительной стадии реконструкции.
Средства массовой информации
Телевидение
В городе вещают следующие телеканалы:
- Армения 1
- Второй Армянский Телеканал
- Armenia tv
- Еркир Медиа
- Шант
- Дар 21
- 9 канал (Ванадзор)
- Миг (Ванадзор)
- Лори (Ванадзор)
- Первый канал
- Россия Культура
- Россия 1
- НТВ
Радио
В настоящее время в городе работают радиостанции:
- Общественное радио Армении
- МИГ радио
- Нор радио
- Radio France Internationale
- Радио ВАН
- Радио Ардзаганк
- Радио Ай
- TRT-FM
- Маяк
- Русское Радио
- Jazz radio
- Лори (Ванадзор)
Города-побратимы
- Ванадзор
- Vanadzor-black-church.jpg
«Чёрная» церковь
- Vanadzor-black-church2.jpg
«Чёрная» церковь
- Vanadzor-new-church.jpg
Церковь Григория Просветителя
- Vanadzor-marzpan.jpg
Здание администрации
- Vanadzor-buildings1.jpg
Здание в центре города
- Vanadzor-buildings2.jpg
Спальный район
- Vanadzor02.jpg
Улицы города
- Vanadzor nature.jpg
Природа
- Vanadzor01.jpg
Мост через реку Памбак
- Vanadzor03.jpg
Центр города
- Vanadzor downtown.jpg
Центр города
- Vanadzor04.jpg
Центр города
- Vanadzor-street.jpg
Улица города
- Vazgen Sargsyan vanadzor.jpg
Статуя Вазгена Саргсяна
- Forests near Vanadzor.jpg
Лес недалеко от Ванадзора
См. также
Напишите отзыв о статье "Ванадзор"
Примечания
- ↑ Journal of the Society for Armenian Studies: JSAS, Volume 13, 2004, P.61
…derives from the Turkish form kara kilise [Black Church], which, in turn, relates to the grayish black tuff stone from which the original shrine of St. Thaddeus…
- ↑ [www.meteo.fr/test/gratuit/wwis/prev.htm?a=AY&b=67&c=00067&d=C&e= Organisation météorologique mondiale — Climatologie de Vanadzor]
- ↑ [www.lardi-trans.com/distance/ Расчёт расстояний между городами]. Транспортная компания «КСВ 911». Проверено 13 августа 2009. [www.webcitation.org/60tIrKOQf Архивировано из первоисточника 13 августа 2011].
- ↑ [vanadzor.am/qur-qaxaqner/ С официального сайта города]
Ссылки
- [www.vanadzor.am/ Официальный сайт] (арм.)
- [freenet.am/~liblori/ региональная библиотека] (рус.)
- Безобдальский углекисло-щелочной источник // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- [freenet.am/~davh/ Культурно-исторические памятники Лори] (англ.)
- [freenet.am/~davhak/ Храмы Лорийского региона] (англ.)
- [www.iatp.am/resource/artcult/szoryan/ Страничка дома музея Ст. Зоряна] (англ.)
- [vcc.nm.ru/ Vanadzor Chamber Choir] (англ.)
| ||||||||||
Отрывок, характеризующий Ванадзор
Ростов перед открытием кампании получил письмо от родителей, в котором, кратко извещая его о болезни Наташи и о разрыве с князем Андреем (разрыв этот объясняли ему отказом Наташи), они опять просили его выйти в отставку и приехать домой. Николай, получив это письмо, и не попытался проситься в отпуск или отставку, а написал родителям, что очень жалеет о болезни и разрыве Наташи с ее женихом и что он сделает все возможное для того, чтобы исполнить их желание. Соне он писал отдельно.
«Обожаемый друг души моей, – писал он. – Ничто, кроме чести, не могло бы удержать меня от возвращения в деревню. Но теперь, перед открытием кампании, я бы счел себя бесчестным не только перед всеми товарищами, но и перед самим собою, ежели бы я предпочел свое счастие своему долгу и любви к отечеству. Но это последняя разлука. Верь, что тотчас после войны, ежели я буду жив и все любим тобою, я брошу все и прилечу к тебе, чтобы прижать тебя уже навсегда к моей пламенной груди».
Действительно, только открытие кампании задержало Ростова и помешало ему приехать – как он обещал – и жениться на Соне. Отрадненская осень с охотой и зима со святками и с любовью Сони открыли ему перспективу тихих дворянских радостей и спокойствия, которых он не знал прежде и которые теперь манили его к себе. «Славная жена, дети, добрая стая гончих, лихие десять – двенадцать свор борзых, хозяйство, соседи, служба по выборам! – думал он. Но теперь была кампания, и надо было оставаться в полку. А так как это надо было, то Николай Ростов, по своему характеру, был доволен и той жизнью, которую он вел в полку, и сумел сделать себе эту жизнь приятною.
Приехав из отпуска, радостно встреченный товарищами, Николай был посылал за ремонтом и из Малороссии привел отличных лошадей, которые радовали его и заслужили ему похвалы от начальства. В отсутствие его он был произведен в ротмистры, и когда полк был поставлен на военное положение с увеличенным комплектом, он опять получил свой прежний эскадрон.
Началась кампания, полк был двинут в Польшу, выдавалось двойное жалованье, прибыли новые офицеры, новые люди, лошади; и, главное, распространилось то возбужденно веселое настроение, которое сопутствует началу войны; и Ростов, сознавая свое выгодное положение в полку, весь предался удовольствиям и интересам военной службы, хотя и знал, что рано или поздно придется их покинуть.
Войска отступали от Вильны по разным сложным государственным, политическим и тактическим причинам. Каждый шаг отступления сопровождался сложной игрой интересов, умозаключений и страстей в главном штабе. Для гусар же Павлоградского полка весь этот отступательный поход, в лучшую пору лета, с достаточным продовольствием, был самым простым и веселым делом. Унывать, беспокоиться и интриговать могли в главной квартире, а в глубокой армии и не спрашивали себя, куда, зачем идут. Если жалели, что отступают, то только потому, что надо было выходить из обжитой квартиры, от хорошенькой панны. Ежели и приходило кому нибудь в голову, что дела плохи, то, как следует хорошему военному человеку, тот, кому это приходило в голову, старался быть весел и не думать об общем ходе дел, а думать о своем ближайшем деле. Сначала весело стояли подле Вильны, заводя знакомства с польскими помещиками и ожидая и отбывая смотры государя и других высших командиров. Потом пришел приказ отступить к Свенцянам и истреблять провиант, который нельзя было увезти. Свенцяны памятны были гусарам только потому, что это был пьяный лагерь, как прозвала вся армия стоянку у Свенцян, и потому, что в Свенцянах много было жалоб на войска за то, что они, воспользовавшись приказанием отбирать провиант, в числе провианта забирали и лошадей, и экипажи, и ковры у польских панов. Ростов помнил Свенцяны потому, что он в первый день вступления в это местечко сменил вахмистра и не мог справиться с перепившимися всеми людьми эскадрона, которые без его ведома увезли пять бочек старого пива. От Свенцян отступали дальше и дальше до Дриссы, и опять отступили от Дриссы, уже приближаясь к русским границам.
13 го июля павлоградцам в первый раз пришлось быть в серьезном деле.
12 го июля в ночь, накануне дела, была сильная буря с дождем и грозой. Лето 1812 года вообще было замечательно бурями.
Павлоградские два эскадрона стояли биваками, среди выбитого дотла скотом и лошадьми, уже выколосившегося ржаного поля. Дождь лил ливмя, и Ростов с покровительствуемым им молодым офицером Ильиным сидел под огороженным на скорую руку шалашиком. Офицер их полка, с длинными усами, продолжавшимися от щек, ездивший в штаб и застигнутый дождем, зашел к Ростову.
– Я, граф, из штаба. Слышали подвиг Раевского? – И офицер рассказал подробности Салтановского сражения, слышанные им в штабе.
Ростов, пожимаясь шеей, за которую затекала вода, курил трубку и слушал невнимательно, изредка поглядывая на молодого офицера Ильина, который жался около него. Офицер этот, шестнадцатилетний мальчик, недавно поступивший в полк, был теперь в отношении к Николаю тем, чем был Николай в отношении к Денисову семь лет тому назад. Ильин старался во всем подражать Ростову и, как женщина, был влюблен в него.
Офицер с двойными усами, Здржинский, рассказывал напыщенно о том, как Салтановская плотина была Фермопилами русских, как на этой плотине был совершен генералом Раевским поступок, достойный древности. Здржинский рассказывал поступок Раевского, который вывел на плотину своих двух сыновей под страшный огонь и с ними рядом пошел в атаку. Ростов слушал рассказ и не только ничего не говорил в подтверждение восторга Здржинского, но, напротив, имел вид человека, который стыдился того, что ему рассказывают, хотя и не намерен возражать. Ростов после Аустерлицкой и 1807 года кампаний знал по своему собственному опыту, что, рассказывая военные происшествия, всегда врут, как и сам он врал, рассказывая; во вторых, он имел настолько опытности, что знал, как все происходит на войне совсем не так, как мы можем воображать и рассказывать. И потому ему не нравился рассказ Здржинского, не нравился и сам Здржинский, который, с своими усами от щек, по своей привычке низко нагибался над лицом того, кому он рассказывал, и теснил его в тесном шалаше. Ростов молча смотрел на него. «Во первых, на плотине, которую атаковали, должна была быть, верно, такая путаница и теснота, что ежели Раевский и вывел своих сыновей, то это ни на кого не могло подействовать, кроме как человек на десять, которые были около самого его, – думал Ростов, – остальные и не могли видеть, как и с кем шел Раевский по плотине. Но и те, которые видели это, не могли очень воодушевиться, потому что что им было за дело до нежных родительских чувств Раевского, когда тут дело шло о собственной шкуре? Потом оттого, что возьмут или не возьмут Салтановскую плотину, не зависела судьба отечества, как нам описывают это про Фермопилы. И стало быть, зачем же было приносить такую жертву? И потом, зачем тут, на войне, мешать своих детей? Я бы не только Петю брата не повел бы, даже и Ильина, даже этого чужого мне, но доброго мальчика, постарался бы поставить куда нибудь под защиту», – продолжал думать Ростов, слушая Здржинского. Но он не сказал своих мыслей: он и на это уже имел опыт. Он знал, что этот рассказ содействовал к прославлению нашего оружия, и потому надо было делать вид, что не сомневаешься в нем. Так он и делал.
– Однако мочи нет, – сказал Ильин, замечавший, что Ростову не нравится разговор Здржинского. – И чулки, и рубашка, и под меня подтекло. Пойду искать приюта. Кажется, дождик полегче. – Ильин вышел, и Здржинский уехал.
Через пять минут Ильин, шлепая по грязи, прибежал к шалашу.
– Ура! Ростов, идем скорее. Нашел! Вот тут шагов двести корчма, уж туда забрались наши. Хоть посушимся, и Марья Генриховна там.
Марья Генриховна была жена полкового доктора, молодая, хорошенькая немка, на которой доктор женился в Польше. Доктор, или оттого, что не имел средств, или оттого, что не хотел первое время женитьбы разлучаться с молодой женой, возил ее везде за собой при гусарском полку, и ревность доктора сделалась обычным предметом шуток между гусарскими офицерами.
Ростов накинул плащ, кликнул за собой Лаврушку с вещами и пошел с Ильиным, где раскатываясь по грязи, где прямо шлепая под утихавшим дождем, в темноте вечера, изредка нарушаемой далекими молниями.
– Ростов, ты где?
– Здесь. Какова молния! – переговаривались они.
В покинутой корчме, перед которою стояла кибиточка доктора, уже было человек пять офицеров. Марья Генриховна, полная белокурая немочка в кофточке и ночном чепчике, сидела в переднем углу на широкой лавке. Муж ее, доктор, спал позади ее. Ростов с Ильиным, встреченные веселыми восклицаниями и хохотом, вошли в комнату.
– И! да у вас какое веселье, – смеясь, сказал Ростов.
– А вы что зеваете?
– Хороши! Так и течет с них! Гостиную нашу не замочите.
– Марьи Генриховны платье не запачкать, – отвечали голоса.
Ростов с Ильиным поспешили найти уголок, где бы они, не нарушая скромности Марьи Генриховны, могли бы переменить мокрое платье. Они пошли было за перегородку, чтобы переодеться; но в маленьком чуланчике, наполняя его весь, с одной свечкой на пустом ящике, сидели три офицера, играя в карты, и ни за что не хотели уступить свое место. Марья Генриховна уступила на время свою юбку, чтобы употребить ее вместо занавески, и за этой занавеской Ростов и Ильин с помощью Лаврушки, принесшего вьюки, сняли мокрое и надели сухое платье.
В разломанной печке разложили огонь. Достали доску и, утвердив ее на двух седлах, покрыли попоной, достали самоварчик, погребец и полбутылки рому, и, попросив Марью Генриховну быть хозяйкой, все столпились около нее. Кто предлагал ей чистый носовой платок, чтобы обтирать прелестные ручки, кто под ножки подкладывал ей венгерку, чтобы не было сыро, кто плащом занавешивал окно, чтобы не дуло, кто обмахивал мух с лица ее мужа, чтобы он не проснулся.
– Оставьте его, – говорила Марья Генриховна, робко и счастливо улыбаясь, – он и так спит хорошо после бессонной ночи.
– Нельзя, Марья Генриховна, – отвечал офицер, – надо доктору прислужиться. Все, может быть, и он меня пожалеет, когда ногу или руку резать станет.
Стаканов было только три; вода была такая грязная, что нельзя было решить, когда крепок или некрепок чай, и в самоваре воды было только на шесть стаканов, но тем приятнее было по очереди и старшинству получить свой стакан из пухлых с короткими, не совсем чистыми, ногтями ручек Марьи Генриховны. Все офицеры, казалось, действительно были в этот вечер влюблены в Марью Генриховну. Даже те офицеры, которые играли за перегородкой в карты, скоро бросили игру и перешли к самовару, подчиняясь общему настроению ухаживанья за Марьей Генриховной. Марья Генриховна, видя себя окруженной такой блестящей и учтивой молодежью, сияла счастьем, как ни старалась она скрывать этого и как ни очевидно робела при каждом сонном движении спавшего за ней мужа.
Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
– Да ведь вы без сахара? – сказала она, все улыбаясь, как будто все, что ни говорила она, и все, что ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
– Да мне не сахар, мне только, чтоб вы помешали своей ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто то.
– Вы пальчиком, Марья Генриховна, – сказал Ростов, – еще приятнее будет.
– Горячо! – сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
– Это моя чашка, – говорил он. – Только вложите пальчик, все выпью.
Когда самовар весь выпили, Ростов взял карты и предложил играть в короли с Марьей Генриховной. Кинули жребий, кому составлять партию Марьи Генриховны. Правилами игры, по предложению Ростова, было то, чтобы тот, кто будет королем, имел право поцеловать ручку Марьи Генриховны, а чтобы тот, кто останется прохвостом, шел бы ставить новый самовар для доктора, когда он проснется.
– Ну, а ежели Марья Генриховна будет королем? – спросил Ильин.
– Она и так королева! И приказания ее – закон.
Только что началась игра, как из за Марьи Генриховны вдруг поднялась вспутанная голова доктора. Он давно уже не спал и прислушивался к тому, что говорилось, и, видимо, не находил ничего веселого, смешного или забавного во всем, что говорилось и делалось. Лицо его было грустно и уныло. Он не поздоровался с офицерами, почесался и попросил позволения выйти, так как ему загораживали дорогу. Как только он вышел, все офицеры разразились громким хохотом, а Марья Генриховна до слез покраснела и тем сделалась еще привлекательнее на глаза всех офицеров. Вернувшись со двора, доктор сказал жене (которая перестала уже так счастливо улыбаться и, испуганно ожидая приговора, смотрела на него), что дождь прошел и что надо идти ночевать в кибитку, а то все растащат.
– Да я вестового пошлю… двух! – сказал Ростов. – Полноте, доктор.
– Я сам стану на часы! – сказал Ильин.
– Нет, господа, вы выспались, а я две ночи не спал, – сказал доктор и мрачно сел подле жены, ожидая окончания игры.
Глядя на мрачное лицо доктора, косившегося на свою жену, офицерам стало еще веселей, и многие не могла удерживаться от смеха, которому они поспешно старались приискивать благовидные предлоги. Когда доктор ушел, уведя свою жену, и поместился с нею в кибиточку, офицеры улеглись в корчме, укрывшись мокрыми шинелями; но долго не спали, то переговариваясь, вспоминая испуг доктора и веселье докторши, то выбегая на крыльцо и сообщая о том, что делалось в кибиточке. Несколько раз Ростов, завертываясь с головой, хотел заснуть; но опять чье нибудь замечание развлекало его, опять начинался разговор, и опять раздавался беспричинный, веселый, детский хохот.
