Кирхенштейн, Август Мартынович

Август Мартынович Кирхенштейн Augusts Kirhenšteins<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Председатель Президиума Верховного Совета Латвийской ССР
25 августа 1940 года — 10 марта 1952 года
Предшественник:	должность учреждена
Преемник:	Карлис Озолиньш
Премьер-министр Латвии
21 июня — 25 августа 1940 года
Предшественник:	Карлис Улманис
Рождение:	6 (18) сентября 1872(1872-09-18) Мазсалаца, Лифляндская губерния, Российская империя
Смерть:	3 ноября 1963(1963-11-03) (91 год) Рига, Латвийская ССР, СССР
Награды:

А́вгуст Марты́нович Кирхенште́йн (латыш. Augusts Kirhenšteins; 6 (18) сентября 1872, Мазсалаца, Лифляндская губерния — 3 ноября 1963, Рига) — латвийский советский государственный деятель, глава правительства 1940 г., председатель Президиума Верховного Совета Латвийской ССР (1940—1952), учёный-микробиолог, академик Академии наук Латвийской ССР (1946), Герой Социалистического Труда (1957).

Биография

Родился в местечке Мазсалаца (ныне в Мазсалацком крае Латвии) в крестьянской семье. В 1902 году окончил ветеринарный факультет Юрьевского университета (ныне Тартуский университет в Эстонии). Работал ветеринаром в Валмиере и Лимбажах.

Участвовал в революционной деятельности. В 1905 году после поражения революционных выступлений в Латвии эмигрировал в Швейцарию, с 1911 г. работал ассистентом у фтизиатра Карла Шпенглера в Цюрихе. С началом Первой мировой войны поступил в сербскую армию. В 1917 году вернулся в Латвию, поступил в звании капитана в новосозданную латвийскую армию.

С 1919 года занимался научной и педагогической работой, являлся одним из основателей Латвийского университета и Латвийской сельскохозяйственной академии. В 1923 году защитил первую в Латвии докторскую диссертацию и занял кафедру микробиологии Латвийского университета.

В июне 1940 года был назначен при участии советского эмиссара А. Вышинского главой Народного правительства Латвии, в июле принял полномочия президента. После присоединения Латвии к СССР был председателем Президиума Верховного Совета Латвийской ССР (1940—1952), а также заместителем председателя Президиума Верховного Совета СССР (1941—1952). В 1941 году вступил в КПСС.

Одновременно с политической деятельностью был директором Института микробиологии Академии наук Латвийской ССР (с 1946). В 1951—1958 годы являлся вице-президентом Академии наук Латвийской ССР. Автор научных трудов в области микробиологии и витаминологии.

Награды и звания

• Герой Социалистического Труда (17.09.1957)
• 6 орденов Ленина (17.09.1942; 31.05.1946; 20.07.1950; 06.11.1951; 23.03.1956; 17.09.1957)
• орден Отечественной войны 1-й степени (02.03.1944)
• 3 ордена Трудового Красного Знамени (17.09.1947; 18.09.1952; 17.09.1962)
• медали
• Заслуженный деятель науки Латвийской ССР (1945)

Семья

Был родным братом репрессированного в 1937 году советского разведчика Рудольфа Кирхенштейна.

Источники

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=12950 Кирхенштейн, Август Мартынович]. Сайт «Герои Страны».

• Рига: Энциклопедия = Enciklopēdija «Rīga» / Гл. ред. П. П. Еран. — 1-е изд.. — Рига: Главная редакция энциклопедий, 1989. — С. 366. — 880 с. — 60 000 экз. — ISBN 5-89960-002-0.
• Кирхенштейн Август Мартынович // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>

Отрывок, характеризующий Кирхенштейн, Август Мартынович

Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.