Кирьяново (усадьба)

Кирья́ново («Дача Дашковой», «Подкова») — загородный дом в палладианском стиле, выстроенный в 1783—84 гг. для княгини Воронцовой-Дашковой по проекту Джакомо Кваренги на 4-й версте Петергофской дороги (ныне в черте Петербурга, по адресу: пр. Стачек, д. 45).

Строительство усадьбы

Первой хозяйкой усадьбы была знаменитая княгиня Екатерина Романовна Дашкова, урождённая Воронцова. Подруга и сподвижница императрицы Екатерины II, участница дворцового переворота 1762 года, директор Петербургской Академии наук, мемуаристка, одна из самых заметных личностей Русского Просвещения.

Название усадьбы первоначально звучало как «Кир и Иоанново». Наречена она была в честь святых бессеребренников Кира и Иоанна, в день памяти которых 28 июня 1762 года, произошло восшествие на престол императрицы Екатерины II. Дашкова намеренно выбрала это название, поскольку покупка земли и строительство дачи совпали по времени с подготовкой заговора по отстранению от власти императора Петра III. Об этом сама Дашкова рассказала в своих «Записках».

Екатерина Дашкова о возникновении усадьбы

Наш круг с каждым днем увеличивался численно, но план действия не имел соответствующего успеха. При таком порядке вещей я половину времени проводила в уединении на своей даче близ Петербурга. Я скрывалась от всех своих друзей под предлогом нездоровья и старалась уяснить свои идеи и изыскать более практичные и верные средства для достижения задуманной цели.

Дача, о которой я говорю, находилась недалеко от города, близ Красного кабачка, и составляла часть обширной болотистой местности, некогда покрытой густым кустарником. Пётр III приказал разделить её между некоторыми помещиками. Посредством осушения и обработки этой бесплодной земли она была обращена богатыми владельцами в плодоносную и прекрасную долину. Мой участок сначала был подарен одному голштинскому генералу; не имея терпения разработать его, он отказался от своего владения, предоставив его опять в распоряжение правительства, а себе избрав другое. В числе прочих эта земля была предложена мне. Но недостаток денежных средств для самых необходимых расходов, которыми я не хотела беспокоить своего мужа, заставил было меня отказаться от неё, подобно голштинскому генералу. Впрочем, отец мой, желая, чтобы я приняла её, предложил построить здесь дом за свой собственный счет и таким образом уладил дело, в котором я сомневалась.

Около этого времени случилось быть в Петербурге сотне крестьян, принадлежащих моему мужу; им позволялось в известное время года работать на самих себя. Из благодарности и любви к их великодушному помещику эти добрые мужики вызвались поработать четыре дня кряду на этом новом владении и потом каждый праздник по очереди продолжать свой труд. С их помощью были прорезаны небольшие каналы и поднята почва для постройки дома и его служб. Но, несмотря на то, что я начинала любить это первое земельное приобретение, которое составляло мою собственность, я не хотела дать ему названия до тех пор, пока не освящу его именем того святого, в день которого увенчается успехом наше политическое предприятие.

Первоначально усадьба была деревянной, прямоугольной в плане, в центре находился господский дом, а по углам – 4 флигеля.

По возвращению в Россию после длительной поездки за границу, в 1782-м году, Дашкова приняла решение о строительстве нового каменного дома. Несмотря на свою близость императрице, княгиня была стеснена материально и не могла позволить себе купить особняк в городе. Решение о перестройке было обусловлено ещё и тем, что во время наводнения 1777 г., усадьба сильно пострадала.

Судя по свидетельству «Записок» строительство продолжалось на протяжении 1783—1784 гг. «Я даже трудилась вместе с каменщиками, которые клали стены», — пишет княгиня.

Официально считается, что проект усадьбы был создан, архитектором Дж. Кваренги, хотя в своих воспоминаниях Дашкова умалчивает о его участии, называя его автором только себя. Внешний вид здания характерен для русского классицизма 1780—1790-х гг. и соответствует веяниям палладианского стиля. Центральный корпус представляет собой здание с гладкими стенами, прямоугольными окнами и портиком из четырёх ионических колонн, украшающих парадную лестницу. Главный дом соединен с двухэтажными деревянными флигелями, полукруглой крытой галереей, дугой охватывавшей формально задний, а фактически, обращенный к дороге – парадный двор. Противоречие это было вызвана тем, что по указу Петра I дачи вдоль Петергофской дороги должны были строиться фасадом к взморью.

Здание в плане имеет полукруглую форму, с чем связано его неформальное название «Подкова». Существует народное предание, согласно которому, во время одной из загородных поездок Императрицы, лошадь запряжённая в карету на месте будущей дачи потеряла подкову. В этот момент и пришла в голову Екатерине II идея построить для своей подруги и компаньонки загородный особняк в форме подковы — символа счастья. Вокруг дачи был разбит большой английский пейзажный парк, простиравшийся до берега моря. Сквозь него, в направлении к Финскому заливу была проложена просека, а территория была прорезана извилистыми каналами, образующими островки. Известно описание парка принадлежащее И.-Г. Георги относящееся к 1794 году:

Знатные каменные строения составляют с флигелями открытый двор, до большой дороги простирающийся и при оной различными деревьями насажденный. Подле строений находится плодоносный сад с теплицами. Позади строений есть смешанный лес с знатным лугом подле ручейка и знатных каналов, окружающих также небольшой остров с банею. В лес идут прямые и извивающиеся дорожки к морскому заливу, при котором находятся каменные дома, и между обоими главный вход.

Судя по планам, гравюрам и описанию Георги, усадьбу, от подобных ей окрестных дач других аристократов, отличал аскетизм общего устройства: минимум флигелей, служб и павильонов, а сад сознательно создавался, как место уединенных прогулок или в компании близких друзей.

Однако, Дашкова не долго смогла наслаждаться идиллическим образом жизни в выстроенной и обустроенной ей самой усадьбе. Материальное положение княгини оставалось стеснённым и скоро она была вынуждена сдавать её внаём. Так, в начале 90-х годов дачу снимало семейство князя Шаховского.

Попав в опалу, последние годы своей жизни Екатерина Романовна Дашкова провела вдали от Санкт-Петербурга и Кирьяново. Она поселилась в имении своего мужа - селе Троицком Калужской губернии. 4 (16) января 1810 года она скончалась в Москве. Кирьяново наследовал её двоюродный племянник Иван Илларионович Воронцов-Дашков.

История усадьбы в XIX веке

Дальнейшая судьба усадьбы была полна самых неожиданных поворотов. Ещё в 1805 году на территории усадьбы работал трактир «Великобританский».

Владельцы и съемщики сменяли друг друга: кроме Шаховских, здесь жили П. А. Катенин, Д. И. Хвостов и др. На литературных вечерах устраивавшихся в стенах усадьбы читал свои басни И. А. Крылов.

Существуют разные предания связанные с «Кирьяново». М. И. Пыляев в своей книге «Забытое прошлое окрестностей Петербурга» упоминает о трагической гибели 23-летней княгини Шаховской, о кладе с фамильными бриллиантами, якобы зарытым графом Завадовским. Есть и комичная история в стиле гоголевского рассказа о том, как поссорились сенатор Нарышкин и княгиня Дашкова по поводу двух забредших в усадьбу свиней.

В 1838 г. И. И. Воронцов-Дашков продал «Кирьяново» купцам Якимовым, которыми в том же году была в ней построена шелковая фабрика. А к 1865 году, кроме каменного и двух деревянных купеческих домов, на территории бывшей усадьбы было уже две фабрики шелковых и шерстяных изделий.

В 1847 г. А. В. Якимовым приморская часть дачи была продана А. В. Стариковой, что, по сути дела, привело к разделению сада. Окончательно парк был разрушен в 1870-х годах во время строительства Путиловской железной дороги. Для устройства насыпи с его территории забирался грунт, так образовался огромный пруд-карьер частично существующий и сейчас.

Судьба усадьбы в XX–XXI веках

В конце XIX века в усадьбе располагались оранжереи известного благотворителя, купца А. М. Ушакова. Тогда же в заброшенных уголках парка стали собираться революционно настроенные рабочие. На одном из таких собраний выступал М. И. Калинин. А в начале XX века в усадьбе А. М. Ушаковым был организован семейный клуб рабочих Путиловского завода, в связи с чем, здание усадьбы подверглось переделке: на крыльях и флигелях появились деревянные надстройки, исказившие её вид.

В 1934 г. Рядом с усадьбой по проекту Н. А. Троцкого рядом с дачей Дашковой был построен путепровод, для вышеупомянутой Путиловской железнодорожной ветки.

После Октябрьской Революции в разное время в здании усадьбы размещались: пионерская база завода «Красный путиловец», жилой дом, школа для взрослых, а после войны – детский сад.

В 1970—1975 гг. здание усадьбы было взято под охрану государства, отреставрировано по проекту М. И. Толстова и приспособлено под дворец бракосочетания Кировского района.

В 70-е была предпринята попытка хотя бы отчасти восстановить парк усадьбы, но она была прервана, когда в середине 1980-х гг., началось возведение нового цеха Кировского завода. Сейчас уродливый остов этого незавершенного объекта строительства возвышается за усадьбой.

С 2007 года в правом флигеле усадьбы действуют филиал музея «Нарвская застава» и мемориальная комната княгини Екатерины Романовны Дашковой.

В 2011 начат ремонт. В непосредственной близи от дворца построен Западный скоростной диаметр. В 2013 ремонт закончен.

Литература

• Горбатенко С. Б. Петергофская дорога: Историко-архитектурный путеводитель. СПб., 2001. С. 84 – 87.
• Дашкова Е. Р. Записки. 1743 – 1810. Л., 1985.
• Карпущенко В. М. Проспект Стачек Л., 1978. С. 10 – 12.
• Пыляев М. И. Забытое прошлое окрестностей Петербурга., С.-Пб., 2006. С. 128 – 130. Репринтное воспроизведение издания:[imwerden.de/cat/modules.php?name=books&pa=showbook&pid=1077 «Забытое прошлое окрестностей Петербурга»] (СПб., изд-во А. С. Суворина, 1889)

Ссылки

Культурное наследие Российской Федерации, объект № 7810235000

• [www.museum.ru/M196 Государственный краеведческий музей "Нарвская застава"]
• [www.citywalls.ru/house5193.html Усадьба Е. Р. Воронцовой-Дашковой "Кирьяново" на сайте проекта Citywalls.RU Архитектурный сайт Санкт-Петербурга]
• [encspb.ru/object/2805575350 Энциклопедия Санкт-Петербурга]
• [petergofskoe.ru/tag/c/ Усадьба «Кирьяново» на сайте проекта «Петергофская дорога»]

Отрывок, характеризующий Кирьяново (усадьба)

– Вели ты им, чег'тям, дьяволам, дать дог'огу, – кричал. Денисов, видимо находясь в припадке горячности, блестя и поводя своими черными, как уголь, глазами в воспаленных белках и махая невынутою из ножен саблей, которую он держал такою же красною, как и лицо, голою маленькою рукой.
– Э! Вася! – отвечал радостно Несвицкий. – Да ты что?
– Эскадг'ону пг'ойти нельзя, – кричал Васька Денисов, злобно открывая белые зубы, шпоря своего красивого вороного, кровного Бедуина, который, мигая ушами от штыков, на которые он натыкался, фыркая, брызгая вокруг себя пеной с мундштука, звеня, бил копытами по доскам моста и, казалось, готов был перепрыгнуть через перила моста, ежели бы ему позволил седок. – Что это? как баг'аны! точь в точь баг'аны! Пг'очь… дай дог'огу!… Стой там! ты повозка, чог'т! Саблей изг'ублю! – кричал он, действительно вынимая наголо саблю и начиная махать ею.
Солдаты с испуганными лицами нажались друг на друга, и Денисов присоединился к Несвицкому.
– Что же ты не пьян нынче? – сказал Несвицкий Денисову, когда он подъехал к нему.
– И напиться то вг'емени не дадут! – отвечал Васька Денисов. – Целый день то туда, то сюда таскают полк. Дг'аться – так дг'аться. А то чог'т знает что такое!
– Каким ты щеголем нынче! – оглядывая его новый ментик и вальтрап, сказал Несвицкий.
Денисов улыбнулся, достал из ташки платок, распространявший запах духов, и сунул в нос Несвицкому.
– Нельзя, в дело иду! выбг'ился, зубы вычистил и надушился.
Осанистая фигура Несвицкого, сопровождаемая казаком, и решительность Денисова, махавшего саблей и отчаянно кричавшего, подействовали так, что они протискались на ту сторону моста и остановили пехоту. Несвицкий нашел у выезда полковника, которому ему надо было передать приказание, и, исполнив свое поручение, поехал назад.
Расчистив дорогу, Денисов остановился у входа на мост. Небрежно сдерживая рвавшегося к своим и бившего ногой жеребца, он смотрел на двигавшийся ему навстречу эскадрон.
По доскам моста раздались прозрачные звуки копыт, как будто скакало несколько лошадей, и эскадрон, с офицерами впереди по четыре человека в ряд, растянулся по мосту и стал выходить на ту сторону.
Остановленные пехотные солдаты, толпясь в растоптанной у моста грязи, с тем особенным недоброжелательным чувством отчужденности и насмешки, с каким встречаются обыкновенно различные роды войск, смотрели на чистых, щеголеватых гусар, стройно проходивших мимо их.
– Нарядные ребята! Только бы на Подновинское!
– Что от них проку! Только напоказ и водят! – говорил другой.
– Пехота, не пыли! – шутил гусар, под которым лошадь, заиграв, брызнула грязью в пехотинца.
– Прогонял бы тебя с ранцем перехода два, шнурки то бы повытерлись, – обтирая рукавом грязь с лица, говорил пехотинец; – а то не человек, а птица сидит!
– То то бы тебя, Зикин, на коня посадить, ловок бы ты был, – шутил ефрейтор над худым, скрюченным от тяжести ранца солдатиком.
– Дубинку промеж ног возьми, вот тебе и конь буде, – отозвался гусар.


Остальная пехота поспешно проходила по мосту, спираясь воронкой у входа. Наконец повозки все прошли, давка стала меньше, и последний батальон вступил на мост. Одни гусары эскадрона Денисова оставались по ту сторону моста против неприятеля. Неприятель, вдалеке видный с противоположной горы, снизу, от моста, не был еще виден, так как из лощины, по которой текла река, горизонт оканчивался противоположным возвышением не дальше полуверсты. Впереди была пустыня, по которой кое где шевелились кучки наших разъездных казаков. Вдруг на противоположном возвышении дороги показались войска в синих капотах и артиллерия. Это были французы. Разъезд казаков рысью отошел под гору. Все офицеры и люди эскадрона Денисова, хотя и старались говорить о постороннем и смотреть по сторонам, не переставали думать только о том, что было там, на горе, и беспрестанно всё вглядывались в выходившие на горизонт пятна, которые они признавали за неприятельские войска. Погода после полудня опять прояснилась, солнце ярко спускалось над Дунаем и окружающими его темными горами. Было тихо, и с той горы изредка долетали звуки рожков и криков неприятеля. Между эскадроном и неприятелями уже никого не было, кроме мелких разъездов. Пустое пространство, саженей в триста, отделяло их от него. Неприятель перестал стрелять, и тем яснее чувствовалась та строгая, грозная, неприступная и неуловимая черта, которая разделяет два неприятельские войска.
«Один шаг за эту черту, напоминающую черту, отделяющую живых от мертвых, и – неизвестность страдания и смерть. И что там? кто там? там, за этим полем, и деревом, и крышей, освещенной солнцем? Никто не знает, и хочется знать; и страшно перейти эту черту, и хочется перейти ее; и знаешь, что рано или поздно придется перейти ее и узнать, что там, по той стороне черты, как и неизбежно узнать, что там, по ту сторону смерти. А сам силен, здоров, весел и раздражен и окружен такими здоровыми и раздраженно оживленными людьми». Так ежели и не думает, то чувствует всякий человек, находящийся в виду неприятеля, и чувство это придает особенный блеск и радостную резкость впечатлений всему происходящему в эти минуты.
На бугре у неприятеля показался дымок выстрела, и ядро, свистя, пролетело над головами гусарского эскадрона. Офицеры, стоявшие вместе, разъехались по местам. Гусары старательно стали выравнивать лошадей. В эскадроне всё замолкло. Все поглядывали вперед на неприятеля и на эскадронного командира, ожидая команды. Пролетело другое, третье ядро. Очевидно, что стреляли по гусарам; но ядро, равномерно быстро свистя, пролетало над головами гусар и ударялось где то сзади. Гусары не оглядывались, но при каждом звуке пролетающего ядра, будто по команде, весь эскадрон с своими однообразно разнообразными лицами, сдерживая дыханье, пока летело ядро, приподнимался на стременах и снова опускался. Солдаты, не поворачивая головы, косились друг на друга, с любопытством высматривая впечатление товарища. На каждом лице, от Денисова до горниста, показалась около губ и подбородка одна общая черта борьбы, раздраженности и волнения. Вахмистр хмурился, оглядывая солдат, как будто угрожая наказанием. Юнкер Миронов нагибался при каждом пролете ядра. Ростов, стоя на левом фланге на своем тронутом ногами, но видном Грачике, имел счастливый вид ученика, вызванного перед большою публикой к экзамену, в котором он уверен, что отличится. Он ясно и светло оглядывался на всех, как бы прося обратить внимание на то, как он спокойно стоит под ядрами. Но и в его лице та же черта чего то нового и строгого, против его воли, показывалась около рта.
– Кто там кланяется? Юнкег' Миг'онов! Hexoг'oшo, на меня смотг'ите! – закричал Денисов, которому не стоялось на месте и который вертелся на лошади перед эскадроном.
Курносое и черноволосатое лицо Васьки Денисова и вся его маленькая сбитая фигурка с его жилистою (с короткими пальцами, покрытыми волосами) кистью руки, в которой он держал ефес вынутой наголо сабли, было точно такое же, как и всегда, особенно к вечеру, после выпитых двух бутылок. Он был только более обыкновенного красен и, задрав свою мохнатую голову кверху, как птицы, когда они пьют, безжалостно вдавив своими маленькими ногами шпоры в бока доброго Бедуина, он, будто падая назад, поскакал к другому флангу эскадрона и хриплым голосом закричал, чтоб осмотрели пистолеты. Он подъехал к Кирстену. Штаб ротмистр, на широкой и степенной кобыле, шагом ехал навстречу Денисову. Штаб ротмистр, с своими длинными усами, был серьезен, как и всегда, только глаза его блестели больше обыкновенного.
– Да что? – сказал он Денисову, – не дойдет дело до драки. Вот увидишь, назад уйдем.
– Чог'т их знает, что делают – проворчал Денисов. – А! Г'остов! – крикнул он юнкеру, заметив его веселое лицо. – Ну, дождался.
И он улыбнулся одобрительно, видимо радуясь на юнкера.
Ростов почувствовал себя совершенно счастливым. В это время начальник показался на мосту. Денисов поскакал к нему.
– Ваше пг'евосходительство! позвольте атаковать! я их опг'окину.
– Какие тут атаки, – сказал начальник скучливым голосом, морщась, как от докучливой мухи. – И зачем вы тут стоите? Видите, фланкеры отступают. Ведите назад эскадрон.
Эскадрон перешел мост и вышел из под выстрелов, не потеряв ни одного человека. Вслед за ним перешел и второй эскадрон, бывший в цепи, и последние казаки очистили ту сторону.
Два эскадрона павлоградцев, перейдя мост, один за другим, пошли назад на гору. Полковой командир Карл Богданович Шуберт подъехал к эскадрону Денисова и ехал шагом недалеко от Ростова, не обращая на него никакого внимания, несмотря на то, что после бывшего столкновения за Телянина, они виделись теперь в первый раз. Ростов, чувствуя себя во фронте во власти человека, перед которым он теперь считал себя виноватым, не спускал глаз с атлетической спины, белокурого затылка и красной шеи полкового командира. Ростову то казалось, что Богданыч только притворяется невнимательным, и что вся цель его теперь состоит в том, чтоб испытать храбрость юнкера, и он выпрямлялся и весело оглядывался; то ему казалось, что Богданыч нарочно едет близко, чтобы показать Ростову свою храбрость. То ему думалось, что враг его теперь нарочно пошлет эскадрон в отчаянную атаку, чтобы наказать его, Ростова. То думалось, что после атаки он подойдет к нему и великодушно протянет ему, раненому, руку примирения.
Знакомая павлоградцам, с высокоподнятыми плечами, фигура Жеркова (он недавно выбыл из их полка) подъехала к полковому командиру. Жерков, после своего изгнания из главного штаба, не остался в полку, говоря, что он не дурак во фронте лямку тянуть, когда он при штабе, ничего не делая, получит наград больше, и умел пристроиться ординарцем к князю Багратиону. Он приехал к своему бывшему начальнику с приказанием от начальника ариергарда.
– Полковник, – сказал он с своею мрачною серьезностью, обращаясь ко врагу Ростова и оглядывая товарищей, – велено остановиться, мост зажечь.
– Кто велено? – угрюмо спросил полковник.
– Уж я и не знаю, полковник, кто велено , – серьезно отвечал корнет, – но только мне князь приказал: «Поезжай и скажи полковнику, чтобы гусары вернулись скорей и зажгли бы мост».
Вслед за Жерковым к гусарскому полковнику подъехал свитский офицер с тем же приказанием. Вслед за свитским офицером на казачьей лошади, которая насилу несла его галопом, подъехал толстый Несвицкий.
– Как же, полковник, – кричал он еще на езде, – я вам говорил мост зажечь, а теперь кто то переврал; там все с ума сходят, ничего не разберешь.
Полковник неторопливо остановил полк и обратился к Несвицкому:
– Вы мне говорили про горючие вещества, – сказал он, – а про то, чтобы зажигать, вы мне ничего не говорили.
– Да как же, батюшка, – заговорил, остановившись, Несвицкий, снимая фуражку и расправляя пухлой рукой мокрые от пота волосы, – как же не говорил, что мост зажечь, когда горючие вещества положили?
– Я вам не «батюшка», господин штаб офицер, а вы мне не говорили, чтоб мост зажигайт! Я служба знаю, и мне в привычка приказание строго исполняйт. Вы сказали, мост зажгут, а кто зажгут, я святым духом не могу знайт…